В Гималаях

Наталья Тоотс
Наше с В.Надежиным трехнедельное путешествие проходило под опекой очень хороших и чрезвычайно внимательных людей. Ни шагу без сопровождения. И вот, в Дели, на один день мы оказались предоставленными самих себе. Предстояло купить билеты на автобус в долину Кулу и уехать в тот же день. Друзья настоятельно советовали быть предельно внимательными со случайными турагентами, предлагающими всевозможные услуги. И мы, естественно, все сделали прямо наоборот. В результате, в Гималаи мы уехали на самом дешевом рейсовом автобусе, билет на который нам был продан по цене комфортабельного интуристского. Свою ошибку  поняли скоро, но решили ехать – будь, что будет. Растрясло нас, конечно, изрядно, и ночью мы продрогли до костей. Но в продувном и разбитом автобусе мы всё же добрались на утро до места. Выскочили из автобуса почти на ходу в местечке Подли Кули, откуда на скутере быстро доехали до Наггара.
А дальше были три дня в Гималаях. Три дня среди снежных вершин и величественных деодаров. Три дня, пробежавших, как один. Мне показалось, что я там и не спала вовсе. Есть не хотелось, чашки овсяной каши хватало на весь день. Ощущение бодрости и душевного комфорта не покидало ни на минуту. Всё происходящее понималось, как награда за что-то, как итог некоего пути. Не забудем, что именно здесь формировалось то, что мы  потом назовём «миссией Рерихов».
Обычного в эту пору январского снега не было. Будто это и не зима вовсе, а просто прохладная весна. Лишь сухая трава и деревья без листьев напоминали о зимнем покое природы.
Сразу же пошли в имение Рерихов. По дороге заглянули к владельцу маленькой гостиницы Жюлю. Он – француз, почти 20 лет живёт в долине, потому что, говорит, лучшего места на земле нет. Женился на местной девушке, теперь у них уже четверо дочерей. Вместе идём в поместье, Жюль должен помочь говорить с Урсулой — главной хранительницей именья.  Договариваемся о программе на завтра и идём к заветным местам.
Площадка, где был кремирован Николай Константинович — место особое. Здесь кольцо гор отгораживает тебя от мирской суеты, и ты остаёшься наедине с беспредельностью. И это не придуманные высокие слова, а естественное ощущение. Место создано природой для медитации, и тот, кто никогда не знал, что это такое, обязательно почувствует её завораживающее воздействие.
...Снежные вершины сверкают в лучах солнца. Гора «М» во всей своей красоте. Она открыта взору — на небе ни облачка — и лишь меняет наряды, становясь то белой, то розовой, то пурпурной. Луч солнца первой её зажигает на рассвете и гасит последней при заходе. Внизу — река Биас. Сейчас она больше похожа на ручей. Тишина. Слышен лишь шум сбегающей где-то с гор воды, иногда крики птиц. Порой откуда-то издалека доносится ритмичный бой барабана.
На краю площадки стоит, как страж, извилистый ствол с поломанными сучьями. Он выбивается из панорамы природной гармонии – узловатый и кривой, – словно символ людского несовершенства, напоминание о том, что все наши «заковыки», как и его сучья, не вечны. А истинная жизнь где-то дальше – там, за его плечами...
Сижу напротив этого уродливого старика, с его ветви на меня смотрит ворона. И вдруг гортанным, не птичьим голосом говорит мне:
– Кей-кро, кей-кро, кей кро...
– Ты хочешь мне что-то рассказать? – спрашиваю её изумленно. И тут же по-птичьи она отвечает:
– Карр, карр, карр, – говорит долго, и мне кажется, что-то очень важное. Да вот я-то не умею её понять! Говорят, век ворон — долгий. Может, многое она здесь видела, многое знает.
Любуюсь видом на долину. По склонам гор деревья, ближе к реке крыши домов, ступеньками поля. В горе напротив проплешина, при разном освещении она напоминает то воина, то деву...
Об этом месте мы беседовали с Дорджем – сыном Майны Деви, недавно умершей. Она прислуживала здесь ещё во времена старших Рерихов. А Дордж сегодня – последний из живущих, кто общался с Николаем Константиновичем, Еленой Ивановной и Юрием Николаевичем Рерихами.
– Когда хоронили Николая Рериха, мне было девять лет, – вспоминает Дордж. – В то время здесь был огород,  рос картофель, помидоры. Камень, который стоит на месте кремации — тащили издалека, мы, дети тоже помогали. А потом Юрий и Елена Ивановна уехали в Дарджилинг. В 1962 году Святослав привёл могилу в порядок, проложил к ней мощёную дорожку, сделал ограду и место, где можно посидеть. Он дал нам подробный рисунок, по которому всё это было устроено. Но мы надеемся достать деньги и восстановить былой вид могилы. Посетители должны её видеть такой, какой она была прежде. Теперь, когда правительство зарегистрировало Мемориальный Фонд Рерихов, думаю, дело пойдёт на лад, и мы сумеем сохранить имение Рерихов в хорошем виде.  Мы хотим привести в порядок сад и, как прежде, продавать фрукты, а доходы использовать на поддержание поместья. Рерихи мечтали о том, чтобы здесь были художественная школа, медицинский колледж по изучению лекарственных трав. В 1966 году по просьбе Святослава мы разобрали пять старых хозяйственных построек, на их месте собирались построить новые, но так и не сделали этого. Теперь думаем создать галереи Николая и Святослава в новом здании, а здесь, в их доме, сделать музей семьи Рерихов. Николай, а позднее и Святослав хотели построить храм для статуй богов, которые они собрали в поместье. Надо бы исполнить их желание. Но работа идёт медленно, всё из-за отсутствия средств.
Мой спутник – В. Надёжин в это время без устали работает, не упускает ни одного мгновения, чтобы запечатлеть очередной рисунок гор. Он пишет художественную летопись поместья. Его здесь хорошо знают, он был в имении два года назад и написал много этюдов. А потом все их подарил музею Рерихов. Теперь мы с удивлением обнаружили их на стенах  комнат Рерихов, в залах на первом этаже, где выставлены фотографии, репродукции и некоторые картины Святослава. Сегодня работы Владимира Васильевича  уникальны, ведь на них изображено именье ещё до перестройки, то есть таким, каким оно было при Рерихах. В художественной галерее Урусвати они выставлены рядом с картинами  художников, оставивших здесь свои дары.
А я, пока Володя занят своим делом, брожу по имению, всё, что вижу, записываю, стараюсь вобрать в себя, чтобы ничего не упустить, а потом не утерять. Поднимаюсь к дому, где жили Рерихи. Он сейчас мало похож на тот – их прижизненный. Дом обнесён галереей для туристов, сделана пристройка, где будет демонстрироваться знаменитый рериховский автомобиль. Здесь тоже тишина. А в туристские сезоны сюда приезжает до 50 человек в день .
Приходит священник и идёт к каменному властителю долины Гуго Чохану. Он, как и при Рерихах, стоит у четырехствольного деодара, не раз запечатленного на картинах и фотографиях. Сейчас к нему перекочевали все собранные Рерихами и расставленные ранее у дома фигурки божков. Каждый украшен цветочком — оранжевой бархоткой. Священник начинает молиться, и то касается рукой изваяния Авалокитешвара, то словно отсчитывает суставы пальцев, то дотрагивается до своего лба. Потом с бронзовым колокольчиком и песней  идёт вокруг дома, а вернувшись, берет ракушку и трубит что-то на всю долину.
А назавтра нам предстояло пережить много впечатлений. Всё началось с беседы с Урсулой. Я попросила её рассказать о себе, ведь её жизнь — это настоящая легенда. (Теперь её уже нет в живых). Говорить нам помогал Жюль.
– Я здесь с 1954 года, – рассказала она, – приехала от Международной службы волонтёров мира. Два года прожила в Пакистане и Индии. Когда срок службы истёк,  приехала в Дели. Тогда и встретилась со Святославом Рерихом и Девикой Рани. Мы все остановились в гостинице «Империал». Они пригласили меня потому, что я уже многое знала и слышала о них. Мой отец был адвокатом и жил в Кенигсберге, теперешнем Калининграде. В его библиотеке была книга «Алтай-Гималаи» (первое издание вышло в 1929 году – Н.Т.). Мой отец имел связи с Петербургом, а мой дед, возможно, встречался с Николаем Рерихом. Святослав и Девика Рани попросили меня присматривать за их домом в Кулу. У них не было никого, кто бы мог это делать,  сами же они здесь не жили, лишь изредка приезжали. У нас в Восточной Пруссии было большое поместье, теперь оно находится в России, то есть свой дом я потеряла. До 1954 года у меня был опыт общения с русскими, и я не думала, что он повторится. В конце войны  попала к русским в плен, потому что служила в немецкой армии. В плену  провела год, и с тех пор не хотела больше иметь с русскими ничего общего. В день Победы — 9 мая 1945 года, нам — нескольким человекам (нас охраняли казаки, которые шумно отмечали праздник) – удалось бежать. Мы попали на территорию, которая осталась немецкой, но была под контролем англичан. Они отобрали у нас лошадей, на которых мы убежали. (Урсула была лихой наездницей. В имении у неё имелась лошадь. — Н.Т.) Я стала у англичан работать переводчицей. Нас было много, детей – сирот из разных стран, потерявших родителей, которые шли вместе с армией. Для них  ООН создало приюты. Меня отправили в Англию на курсы медсестёр, затем я стажировалась в Финляндии, а в 1952 году поехала в Пакистан,  оттуда –  в Индию. Я работала по договору от детской ООН-овской организации ЮНИСЕФ. Побывала во многих уголках Индии и осталась здесь, Индия стала моим домом. Я мало знала Святослава. Иногда я приезжала в Бангалор и видела его там – всегда в окружении молодых  женщин-южанок. Он был художником и даже в старости выглядел привлекательным для женщин.
Урсула провела нас с Володей на второй этаж – в комнаты, где жили и работали старшие Рерихи... Многое, очень многое там хранило ещё память об этих людях. Находясь среди их вещей, погружаешься в их мир — редкой красоты и духовной наполненности. Хотя, увы, всё меньше и меньше с годами он похож на тот, что был при Рерихах.
 А вечером вместе с Урсулой  мы отмечали Рождество. Урсула занимала в доме Рерихов комнаты на первом этаже. Вход к ней предваряла застеклённая терраса. Почти в полночь мы с Володей из гостиницы отправились на встречу. Шли по шоссе, поднимаясь в гору в кромешной тьме и тишине. Справа, на крутом склоне росли величественные деодары. Они словно охраняли нас и насыщали какой-то особой энергией. Она давала силы. На душе было спокойно. А над головой полыхал во всей своей красе звёздный небосвод. И лишь приблизившись к имению, мы увидели первые огоньки. За стеклом террасы горели свечи. И горели они, как потом выяснилось, в тех самых подсвечниках, которыми украшали свои ёлки Рерихи! Мы вошли. Свет был потушен. Урсула сидела в тёмном углу. Звучала музыка. Великолепный женский голос исполнял рождественские песнопения. Нас пригласили сесть и послушать музыку. И вот тогда-то я поняла неповторимость этих минут, даруемых человеку однажды, и почувствовала, что со мною что-то происходит. Я перестала ощущать себя как отдельность, душа моя вырвалась из телесных уз и слилась с окружающим пространством. Тихие слёзы омыли моё лицо. Сколько это продолжалось – не знаю. Но уверена, что эти мгновения изменили мою жизнь. Теперь я знаю, как ЭТО бывает…
1996 – 1997гг.