Глава 4. Не для слабонервных.
-Света, чаю попьешь с нами?- спросила ее Надя, когда она вышла из ванной.
-Спасибо, я только что позавтракала. Ты мне очень нужна сейчас. Я решика купить на лето спортивный костюм, и мне не хотелось бы идти в магазин одной; с тобой поваднее, да и вообще надо поболтать.
-Надеюсь, мне можно остаться?- спросил Альберт.
-Конечно, даже нужно остаться,- ответила Надя и тут-же повернулась к Светке. Он знает, я ему уже рассказала.
-Ну, и он ничего не придумал?
-Пока нет,- вмешался Альберт.- Но в общем схема простая, и ясно что делать, но пока еще неясно как. До завтра можешь подождать? Мне надо переработать полученную информацию, а то недавно позвонил... один мой бывший приятель и спутал все мои мысли.
-Толик должен будет расплатиться с ними через две недели.
-Тогда не беспокойся,- обнадежил Альберт. Надя в это время торопливо доедала бутерброд и запивала его чаем. Еще до визита деда она успела привести себя в порядок. Вскоре обе подруги подошли к выходной двери. Света, выходя, взглянула на него. Может быть она задержала взгляд на ничтожные доли секунды больше положенного, может быть выражение ее глаз было чуть-чуть другим, но она дала знать то ли притворно, то ли искренне, что неравнодушна к нему, а он прекрасно понял этот сигнал. Если он начнет флиртовать со Светкой, то даже в худшем случае, если она окажется слишком болтливой, а такое бывает часто - вряд ли это приведет к серьезному разрыву с женой. Небольшая ссора, и все со временем образуется. Ему только не хотелось разрушать их дружбу. На всех четверых было просто приятно смотреть. В наше время между друзьями редко складываются такие безоблачные отношения, хотя они и не жертвовали ничем значительным ради друг дружки, и не приходилось никому никого выручать из серьезных бед, разве только теперь что-то намечается. Он понимал, что именно для него неприменным условием счастья было сохранение мира между всеми, Но как раз это условие выполнить было проблематично, что и мешало сделать ему первый шаг.
Дверь захлопнулась.
-Твой Алик говорит таким языком, что я его с трудом понимаю,- раздался светкин голос на лестничной площадке.
-Я тоже сначала думала, что он выпендривается, но, как оказалось, по-простому говорить ему трудно,- ответила Надя.- Даже если он начнет притворяться простым, у него это получится не совсем складно. Я от него каждый день слышу, что в нашей стране западло быть умным, что каждый должен быть самим собой, а если ради дела надо притворяться, то нельзя делать это долго.
Было слышно, как приехал вызванный ими лифт, как закрылась его дверь. Лифт снова тронулся, увлекая подруг на первый этаж. Альберт отошел от двери. Ко всему примешивалась досада от того, что Светка своим визитом прервала так интересно складывавшуюся беседу. Он распахнул дверь ванной. Дед стоял, как ни в чем не бывало и улыбался. Альберт впервые обрадовался ему так, как радуются друзьям.
-Ну что, продолжим нашу беседу за чашкой чая?
-Не откажусь. Теперь никто не помешает рассказать тебе то, что я собирался.
-Объясни, почему на этот раз твой гипноз так сработал, что подействовал не только на жену, но и на меня? Ты не разочарован, что я все-таки поддался твоему гипнозу?
-Нет, не разочарован, потому что в этот раз никакого гипноза не было. Это было как раз то, главное, которое благоразумно скрыть от всех твоих близких, повторяю, для их же собственной безопасности.
Собеседники уселись за стол.
-Павел, ты случайно не из цирка?
-Нет, я не фокусник. Фокус - это иллюзия, а я пользуюсь реальными явлениями природы, до которых еще, слава Богу, не докопалась наука. Но я - артист, точнее - потомственный актер. Мои родители были актерами в одном небольшом театре в Тобольске. Но с 1914 года все пошло наперекосяк. Отец погиб в Первую Мировую, занесло его во Францию, и там он попал в облако фосгена, когда противник применил химическое оружие. Мать умерла от тифа вскоре после Гражданской войны. Они умерли молодыми, но зато не увидели тот ад, который воцарился потом.
-Но тебе на вид не дашь и семьдесят.
-Лучше будет, если я покажу паспорт,- с этими словами дед достал из кармана паспорт. На фотокарточке было действительно его лицо, его действительно звали Павел, год рождения был 1898, а местом рождения был город Тобольск.
-Как видишь,- продолжал он,- я хорошо сохранился и этим с лихвой вернул то, что пытались отнять у меня Советы. Девятнадцать лет я провел в лагерях.Мне девяносто четыре года, а в ноябре будет девяносто пять. По гороскопу я - Собака, Скорпион. я уже перешагнул тот рубеж, когда не знаешь, сколько тебе осталось жить: один год или пятьдесят лет. Теперь ты понял, почему я тороплюсь с передачей своих знаний и способностей?
Альберт молчаливо кивнул.
-Ты уже подумал, какой я несчастный,- улыбаясь спросил дед.- Ошибаешься. Я - один из немногих счастливых людей на свете. Почти ни с кем я не захотел бы поменяться судьбой. И не только потому,что я верю, что когда умрет мое тело, мое "Я" будет жить вечно. Моя жизнь шла по холмам. Сплошные спуски, подъемы и крутые повороты. Иосиф Бродский был прав, когда писал, что "смерть - это равнина, а жизнь - холмы, холмы..." И если бы я не прошел все эти испытания, я ничему бы не научился. И если бы даже чудом дожил до этих лет, то был бы сейчас кучей дерьма, а не таким, каким ты меня видишь.
Альберт был восхищен таким новым другом, но старался не показывать вида. Наконец он спросил:
-Но в моем возрасте тебя на каждом шагу подстерегали беды, никто не пришел и не передал тебе знание, могущество... Значит ли это, что мне везет больше?
-Если Господь допускает, чтобы тебе передалось могущество - значит тебе придется бороться с чрезвычайно могущественным врагом. Бог оставляет тебе свободу выбора, и дар, который получишь от меня, ты будешь в силах использовать во зло. Но я - оптимист, и чувствую, что это вероятнее всего не случится.
-Обучение, конечно, растянется на долгие годы?
-Ты будешь обладать этим даром, как только поймешь его суть. Объяснить тебе это можно было бы за несколько минут, но это не теорема Пифагора. Нет таких слов ни в каком языке, даже в санскрите, чтобы с логической стройностью объяснить это явление. Мне придется наталкивать тебя на мысль, вызывать в твоем сознании соответствующие вибрации, чтобы однажды ты смог, как Архимед, воскликнуть: "Эврика!" На это уйдет несколько недель, а если повезет - две недели. Конечно ты догадался, что речь идет не о гипнозе или телепатии.
-Я это начинаю понимать. Про гипноз ты уже рассказал в присутствии моей жены, но вместе с тем ты упоминал о знании, могуществе, информация о которых для нее небезопасна. Есть значит еще что-то.
-И вот это "что-то" я сейчас хочу тебе показать. Комментировать буду потом. Сначала покажу. Я постараюсь помедленнее. Смотри внимательно. Надеюсь, ты не из слабонервных.
Павел встал со стула. Сначала было похоже, что он пытается что-то вспомнить. Затем его лицо сделалось сосредоточенным, и эта сосредоточенность нарастала. Стоя на месте, он как бы уходил, все дальше и дальше погружаясь в себя, как студент, решающий сложную на грани своих возможностей задачу. Затем вытянул ладонь, как бы указывая на газовую плиту.
-Смотри на ладонь, а не на место, куда она показывает. Не пугайся, что бы страшное ты сейчас не увидел. Это не страшнее рентгеноскопии,- голос Павла прозвучал, как сквозь сон.
Вдруг ладонь стала укорачиваться, как укорачивается он при погружении в воду у купающихся в море. Но никакого моря не было. Никакой границы не было. На месте исчезающей руки был такой же воздух, такой же запах, такое же все, и вместе с тем разница была. Рука куда-то погружалась, но погружалась в какое-то небытие. Альберт забежал, чтобы посмотреть с той точки, куда исчезала рука, сантиметров с тридцати от невидимой, пожирающей руку плоскости. О ужас! Конечность деда как бы была отрезана с филигранной точностью. Такую ампутацию можно было бы провести только лазером. Все было обнажено: мясо, кости, кровеносные сосуды. По одним темно-красная кровь втекала как бы "отсюда", появляясь из ничего. По другим алая текла "сюда", но никуда не вытекала, а исчезала, дойдя до плоскости, где начиналось "небытие". Превозмогая сложное, но явно неприятное чувство, Альберт дотронулся до обнажившихся внутренностей руки. Чувство было, как будто он дотронулся до стекла. Он попробовал несильно обхватить своей ладонью исчезающую руку сбоку от нее. Вот уже и плоскость. Пальцы, сжимавшие руку, как только заходили за плоскость, начинали ощущать пустоту, и вскоре кулак сомкнулся. Он снова взглянул на руку. в таинственной плоскости исчезал и рукав халата. Раздался голос опять, как сквозь сон:
-Посмотри лучше в комнате под кровать.
Это было потрясающе! Под кроватью, как будто из стены вылезала рука, но до стены от такой же чудесной невидимой плоскости было сантиметров десять. Альберт в шутку пожал вылезающую из "небытия" руку.
-Здорово, здорово,- раздался голос из кухни.
Рука стала высовываться быстрей. Альберт отпустил ее и побежал на кухню. Теперь дед производил впечатление человека разрезанного пополам, только не поездом, а лазером и вдобавок при всем этом живого и прекрасно себя чувствующего. Голова ушла в "небытие", и теперь раздался голос из комнаты:
-В общем, механизм ты понял, и теперь я могу переходить побыстрее,- с этими словами он шагнул дальше в "плоскость исчезновения", наконец забрав "туда" и ногу.
Когда Альберт прибежал в комнату, дед Павел уже вылезал из под кровати.
Глава 5. Лекция.
Альберт был потрясен и обрадован. Еще бы! Это тебе не шаровую молнию увидеть. При всей своей эрудиции он все равно не смог бы быстро "вычислить", как "такое" получается. Это было чудо, но не сон. Он знал очень простые способы установить, сон это или явь, и они были более эффективны, чем щипать себя за руку. Он перемножил в уме два первых пришедших на ум трехзначных числа, потом возводил их в квадрат, проверил на калькуляторе. Если это делать во сне - не получится, но даже если получится - неминуемо проснешься от столь интенсивной нагрузки на психику, если, конечно, не лунатик и не наркоман. Он не был ни тем, ни другим. Значит это не сон. Его чувства были теперь сравнимы с чувствами ребенка, нищие родители которого вдруг подарили ему интереснейшую компьютерную игру с почти безграничными возможностями. Даже если он сам никогда "так" не сможет, он много дал бы, чтобы наблюдать и изучать это явление, хотя бы читать о нем. Когда он оправился от шока, то первый вопрос его был:
-Ты и далеко так можешь?
-А теперь ты понял, почему меня совершенно не интересует, летная погода или нет, когда я перелезаю или, если угодно,перемещаюсь, из Красноярского края сюда и обратно.
-Но ведь ты можешь так и в Америку?
-А что? Я там часто бываю, особенно в Нью-Йорке, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско. А захочу - в Европу прогуляюсь или "слазию" на дикую природу, начиная от Енисея и кончая Амазонкой.
-И в космос?
-Ты задал вопрос, явно не подумав. Там же вакуум! Та оболочка воздуха, которая при этом перемещается с тобой - тут же улетучится, и тебя разорвет, как камбалу, мгновенно поднятую со дна на поверхность. Это - смерть. Во-вторых: то место, куда ты хочешь перелезть, ты должен себе представлять. В-третьих, что касается космоса: обладая такими способностями, мне не слишком трудно, как это кажется на первый взгляд, похитить скафандр, предназначенный для этой цели. Но я не ручаюсь за его прочность.
-Но тело же не разрушается.
-Когда у тебя получится, то первый раз не увлекайся и не перелезай никуда больше трех раз в сутки. Когда я научился перемещаться таким способом, то в момент перемещения ничего не чувствовал, а, спустя несколько часов, сильная ломота в костях. Если слишком увлечься, я полагаю, можно заболеть. Но примерно через месяц организм адаптируется. Дело все в том, что происходит как бы отклонение на очень малый угол в сторону неведомых нам измерений. Микродеформация волнообразно проходит через весь организм, через каждую клетку тела. Для мягких тканей это безразлично, но кости должны привыкнуть. Если это сделать в скафандре, металлические части могут не выдержать этих деформаций. Металл прочнее колстей, но маленькие трещинки могут способствовать разгерметизации, и, в лучшем случае, это будет похоже на кессонную болезнь, временно от кислородного голодания нарушится психика, и ты не сможешь вернуться назад.
-А эти способности зависят только от психического состояния? Ведь никакого специального оборудования не потребовалось.
-Разве Христу нужно было оборудование, чтобы ходить по воде? И простой рыбак Петр, который только начал учиться у Него - тоже смог повторить это чудо, но как только его психика стала работать в нежелательном направлении, он начал тонуть.Здесь не утонешь и не застрянешь. Или не получится, а если уже начал перемещаться и "застрял" - небольшая сила вытолкнет тебя или "туда", куда ты собирался лезть, или "назад". Человечество с давних времен знает, что мы можем управлять не только уровнем адреналина у себя в крови, воображая себе кошмары или норадреналина, вспоминая своих врагов. Это не написано в учебниках физики, но до недавнего времени в них не было ни теории твоего тезки Эйнштейна, ни квантовой механики. Последняя, кстати, утверждает, и это знают все, кто ее изучал, что поглощая или излучая порцию энергии, электорн, например, переходит с одного уровня на другой, исчезая в одном месте и появляясь в другом.
-Я это хорошо знаю. Могу рассказать и про туннельный эффект. Шарик, катящийся по столу, скорее всего подпрыгнет на лезвии бритвы, торчащем над поверхностью, пусть, на миллиметр, но если его прогонять так порядка единицы с двадцатью шестью нулями раз, то однажды он пройдет сквозь лезвие, не подпрыгнув и не повредив его.
-Я упомянул квантовую механику только для того, чтобы показать, что сотни полторы лет назад если бы кто-нибудь рассказал об ее чудесах, никто бы не поверил и воспринял бы научный факт, как теперь мы знаем, за бред сумасшедшего. Конечно, в макромире действуют свои законы, и я попытаюсь объяснить, что происходит при такой "перемене места", насколько мне позволяют мои дилетантские познания в физике.
Чайник, о котором они забыли, начал изрыгать кипяток на плиту и немного на пламя горелки. Громкое шипение заставило их отвлечься. Альберт вскочил и начал машинально заваривать крепкий чай. В фарфоровый заварной чайник он всыпал три ложки с горкой.
-О! Как раз на меня рассчитал! Я еще на зоне привык чифирить; выйдя на волю, чифирил больше года без перерыва, а потом заметил, что это не лучше, чем тяжелая работа: изматывает. Я снизил дозу, и все встало на свои места. Я подозреваю, что это даже полезно, если в меру, шлаки гонит, кровь не застаивается.
-Я никогда не чифирил, но с молодости пью по две чайных ложки на чайник, не разбавляя, получается чайная ложка на стакан. Сегодня по случаю заварил чуть крепче: три ложки вместо двух. Кофеин - единственный наркотик, который я себе позволяю.
-И это еще одна причина, по которой мой выбор остановился на тебе,- сказал дед, отлив чай себе в чашку и пригубив.
-Ты обещал объяснить это с точким зрения физики.
-Ты прав. Лучше все по порядку, а не перепрыгивать с одного на другое. Так вот: современная космология предполагает, что Мироздание представляет из себя довольно сложную геометрическую структуру, насчитывающую одиннадцать измерений, то есть перпендикулярных друг другу направлений. Мы знаем только три и в обиходе их называем: длина, ширина, высота. Мы не воспринимаем и не знаем другие измерения, но они поддаются математическим рассчетам. Ты понимаешь, чтобы провести третье измерение на плоскости, которая двумерна, надо выйти за пределы этой плоскости и обозначить высоту. Как "вылететь" из пространства, чтобы обозначить хотя бы четвертое измерение, мы не знаем. Не знаем, как сделать это физически и возможно ли такое сделать. Не можем даже себе представить четырехмерного мира, но это больше потому, что у нас нет такого опыта.
Но кроме этого, как полагают ученые, эта фигура Мироздания очень сильно закручена. Представь себе многокилометровый тончайший провод, намотанный на катушку виток к витку. Расстояния по проводу могут быть километровыми, а между витками - миллиметры. А теперь представь себе такую тончайшую "обмотку", где расстояния между витками измеряются ангстремами (ангстрем - одна десятимиллионная доля миллиметра - прим.автора). Но закручена не только "обмотка", но и сама "катушка" и не только "катушка", но и то, "что получилось". Не надо напрасно напрягать воображение - зря себя мучить. Только два фактора, многомерность и закрученность, дают возможность делать далекое близким. Много направлений дают возможность сделать близким все или почти все. Если по одному направлению "закрутки" оказалось все же далеко, даже между "витками", то благодаря множественности выбора, всегда можно найти более близкий путь. Таким образом объекты даже в галактиках, удаленных от нас на сотни миллионов световых лет, могут оказаться ближе к нам, чем мы сейчас друг от друга., сидя за этим столом. И об этом уже писала даже популярная пресса.
Мои способности лазить туда-сюда - крупный козырь в пользу этой гипотезы. Чувство такое, что влезаешь или вылезаешь, как бы через форточку или любую другую лазейку. Энергии требуется очень мало, независимо от расстояния. Телекинез требует значительно большей энергии. Он у меня так и не получился. Мыслями я не могу даже сдвинуть пустой спичечный коробок. Разве только спичечную головку, а на большее, чувствую, не хватает сил. Здесь же все происходит с легкостью. Главное - "поймать" нужное психическое состояние. И, если боксеру нужно ставить удар, то тебе нужно "ставить" свою психику.
-Но как это сделать?
-Сейчас приведу пример, который поможет объяснить тебе если не все, то очень многое из того, что тебе теперь следует знать. Представь себе, что ты спишь и видишь сон, будто находишься на Ярославском вокзале, надо домой, и вот-вот отойдет последняя электричка. Что ты будешь делать во сне?
-Конечно побегу бегом на эту электричку. Постой... Я, кажется, начинаю догадываться, где собака зарыта,- сказал Альберт, радостно осененный неожиданной догадкой, и даже привстал со стула.
-Но лучше, если я объясню. Ведь повторение - это мать учения. Если ты будешь мыслить так, как привык, то останешься там, где был. Я на твоем месте плюну на эту электричку. Я отвернусь от нее - пусть катится. Но я постараюсь отчетливо представить себе квартиру, жену, обстановку, тот набор чувств, эмоций и мыслей, который возникает при возвращении домой в этот поздний час. Представлю, как я сквозь невидимую границу перелезаю в кухню или комнату, или даже сортир своего дома, и... я окажусь там в мгновение ока.
-Но это же во сне.
-Да, астральная материя легка и податлива, из нее можно лепить, что угодно, создавать и рассеивать образы и так далее. Ее образы расплывчаты и неопределенны. Материя физическая более костна, более инертна, особенно макромир, но только количественно. Макромир более точен. Это мир грубых тяжелых материй и высоких энергий. Он требует высокой энергетической отдачи. Я уже говорил, что выручает меня то, что на самом деле почти все расположено очень близко. Во Вселенной нет кратчайших расстояний на самом деле, измеряемых даже тысячами километров. Сопротивление среды, через которую я прохожу, тоже незначительно: через забор тяжелее перелезть. У нас мощные материальные мышцы: мы можем ходить, бегать, лазитьчерез забор, поднимать тяжести, и энергетической проблемы нет. Проблема в точности. Точность воображения. Ты должен научиться точно представлять себе как процесс перемещения, так и место, куда "перелезаешь". Чтобы "лазить" по пространству, ты должен "попасть в десятку". А если "промахнешься", то это будут только астральные образы, только мечты, а физически будешь стоять на том же месте. Для этого надо тренироваться, стараться быстро запоминать после мимолетного взгляда форму, цвет, количество и расположение предметов.
Но это еще не все. Когда ты стреляешь, ты видишь мишень, знаешь, куда направлять ружье. Цель точна, квантовыми эффектами при стрельбе из ружья можно пренебречь. А здесь надо точно "попасть", а цель "не видно", и я уже об этом говорил. Можно с точностью указать расстояние и направление выстрела, но нельзя описать нужное состояние души в метрах и градусах. Также я не могу дать ни чертежа, ни фотокарточки состояния моей души, когда я это проделываю. Только выстрелив много раз в цель, которую не видишь, однажды ты попадешь. Еще много раз после этого ошибешься и опять попадешь. И будешь попадать все чаще и чаще, пока не начнет получаться безотказно.
-Как я понял,- заметил Альберт,- здесь три вещи. Первое - надо выработать новые привычки при мышлении и избавиться от старых. Второе - выработать у себя точное воображение, способность точнее передавать увиденное. Третье - методом проб и ошибок скорректировать неизвестное мне, но нужное для успеха состояние души. Я прав?
-Очень хороший комплимент для ученика, когда я скажу, что мне с ним легко. Ты все правильно понял, но не учел еще кое-что.
-Что же?
-Технику безопасности.
Глава 6. Сибирь советская.
Альберт задумался, как будто что-то вспоминал, потом спросил:
-Павел, а давно ты этому научился?
-Я освободился из зоны, попав под поголовную амнистию ы 1953 году. Приглянулось мне одно место неподалеку. Узнал, что там довольно дешево продавался дом на краю села. Осенила меня идея продать дом в Тобольске и переехать доживать свой век в эту глушь. Я знал, что здесь хата обойдется мне намного дешевле, а деньги были очень нужны. На тему того, через что я прошел, можно было писать второй "Архипеллаг ГУЛАГ". Человек несовершенен, и мое желание было отомстить. Я, пережив такое и не надеясь остаться в живых, был с самого начала ни в чем не виновен. Мне, как и многим в то время шили бредовое обвинение: шпионаж. Мне не повезло, что арестовали в тот период, когда еще кровавый террор не набрал таких оборотов, и мне одному из немногих тогда выпала эта "честь". Но, как потом оказалось на самом деле повезло и очень. Если бы мой арест произошел на три-четыре года позже, меня бы поставили к стенке. А тут, как выразилась вдова Мандельштама, время еще было вегетарианское. Еще не успели убить Кирова, чтобы оправдать свои репрессии перед народом. Мне дали десять лет, а на зоне еще раскрутили. Надо было выжить, и я скентовался с ворами в законе. Чем я им приглянулся, до сих пор не пойму, и, возможно никогда об этом не узнаю. Но предполагаю, что как во все советском обществе одному без труда дается примазаться к коллективу, другой может быть и умнее, и даже сильнее, старается изо всех сил, пытается подражать во всем, а все равно окружающие говорят: "Не наш это человек". Только к старости я понял, в чем тут дело. Пользуясь стадными традициями народа, государство - монстр ведет слежку за каждым с помощью самого народа. Полиции на всех не хватит, ни тайной, ни явной, не хватит никаких денег, но это и не нужно. Народ-стадо пасет сам себя, выбраковывая тех, кто даже не умышленно посмел чем-то отличаться.
Так уж случилось, что мой стереотип поведения, привычек, таких внешних проявлений, как походка, выражение лица не выходило за рамки их стандартов. Оказалось, чтол те, кого я больше всех боялся, стали моими покровителями, хотя они редко жаловали людей не своей касты, и раньше я не ждал от них ничего хорошего.
Но потом государство решило внести коррективы в свою систему рабства. Слыхал о "сучьей войне"?
-Кто о ней сейчас не слыхал?
-Постоянное недоедание, тяжелый труд, холод, опасные интриги, ностальгия по воле - все это длилось годами. Это сказывалось на психике всех, у каждого по-своему, в зависимости от наследственности. Я стал замечать за собой изменения: яркие сновидения, часто сбывающиеся предчувствия, угадывание чужих мыслей, неадекватная внутренняя реакция на происходящие события, ощущение силы и власти, которых, как мне казалось, у меня не было, но я чувствовал, что обладаю сокровищем, как если бы я просто забыл, где оно лежит.
Осень 1949 года. Этот день должен был стать последним в моей жизни. Ночью вертухаи дали "сукам" добро на вырезание нашего барака. В тот день резко упало атмосферное давление, я это знал по улучшающемуся самочувствию, как будто в теле открылись ранее запертые какие-то каналы, по которым жизненные соки, долго до этого бывшие взаперти, устремились по назначению исправлять неведомые неполадки в организме. Я избегал обычно откровенничать о своих настроениях, но тут меня прорвало, и я объявил, что сегодня должно произойти что-то страшное, но только я один буду в безопасности, а остальным посоветовал вооружиться и не спать. "Ты че, Артист, умом тронулся?"- что-то наподобие этого звучалов ответ, дословно не помню. Артист - это была моя лагерная кликуха. Я спохватился, что не стоит откровенничать и перевел разговор в другое русло: "А может быть погода поменяется".-"Вот это уже меньше похоже на туфту. Я, дождь будет, чую",- сказал один из знатоков народных примет. К вечеру заволокло все небо. Я помолился, потом помолился на иных языках, чему меня научил один уже освободившийся пятидесятник. Завершил молитвой "Отче наш".
После ужина навязалась мысль, не могу сказать, откуда она взялась: "Твое спасение около умывальника, твое спасение около умывальника..."
"Суки" с длинными ножами ворвались около часа ночи. Они превосходили числом и вооружением. громную роль также сыграла внезапность. Все происходило, как в кино или во сне: озверевшие лица убийц, топот, мат, крики, кровь, удары, сверкание лезвий. Одного "суку" кто-то из пожелавших "плюнуть смерти в рожу, которая смотрит в глаза" зарубил топором. Не знаю как, но его тоже потом убили, так как мне точно известно, что кроме меня в живых не осталось никого из этого барака.
Я, наверное, застыл и остолбенел. В себя меня привел голос: "Смотри, Артист разлегся, падла, как кино смотрит. Мочи его!"-"А он не вор. он - их шнырь",- прозвучало в ответ. Но первый голос настаивал и ругался: "Он с ними заодно! Настучит по беспроволочному телеграфу! Режь его, сволочь!"
Я вдруг вскочил, как если бы я был электрический, и меня включили в розетку. При всем этом почувствовал силу и легкость и бросился к умывальнику. До сих пор не знаю, увидел ли я воочию или так четко себе представлял тот закуток в двухстах метрах от нашего барака и недалеко от производственных помещений, где мы часто чифирили. И это хорошо изученное мной место, где я был каждый день, представилось мне в зеленоватом, чуть светящемся прямоугольнике в рост человека. Я с разбегу прыгнул в этот прямоугольник, и... оказался там.
Сверху на меня обрушился ливень. Гремела остервеневшая гроза, но, несмотря на это сюда доносились ругань, предсмертные крики и звон стекла. Укрыться от дождя было негде. Температура, как помню, где-то около десяти. Пока бежал к умывальнику, меня один раз все-таки успели кольнуть, но вскользь, и сейчас я почувствовал, что рана, а вернее глубокая царапина в боку не сильно, но упорно кровоточила. Она потом продолжала кровоточить еще часа два после того, как дождь кончился, основательно придав моей одежде устрашающий окровавленный вид. Я пролежал несколько часов, дрожа от холода, и, хотя дождь шел всего около часа, я промок до нитки. Возвращаться было некуда: мог попасться кому угодно под горячую руку, да и каково было бы ночевать в компании трех десятков трупов, смерть которых была насильственной! К утру я забылся.
Проснулся я от собачьих зубов и вертухайских окриков, но по моей окровавленной одежде они поняли, что я ранен и бросили меня в лагерный лазарет, располагавшийся на территории нашей зоны. Здесь многие спасались или от работы, так как вору было работать западло, но так же часто от лагерных интриг и конфликтов, финалом которых с большой вероятностью была бы смерть. Попадали сюда, наевшись гвоздей, вскрыв себе вены или прибегнув к массе других способов: экстремальные условия подогревали в людях изобретательность.
Хотя кровопотеря была заметной, рана затягивалась быстро, и все думали, что меня выпишут на днях. Но когда я за несколько дней отоспался и оправился от потрясения, рана начала гноиться. И, несмотря на то, что нагноение было не очень опасным, температура подскочила до сорока, и опасность пришла совсем с другой стороны: воспаление легких.
Несколько месяцев я находился между жизнью и смертью. Болезнь то отступала, то подводила меня близко к той черте, если зайти за которую - не вернешься в этот мир. Только хотят выписать, как меня скашивает новая волна. Болезнь никак не хотела отпускать. Это продолжалось до весны. Выписали меня в конце апреля. Я почему-то верил, что все хорошо кончится, и эта вера дала силы моему организму выстоять и даже закалиться.
Я долго пытался осмыслить события. Но подсказать было некому. Я сразу понял, что так я смог бы сбежать с зоны, но можно ли так "перепрыгнуть" на большие расстояния? За границу? Может быть такое получилось случайно? Может быть такое случается только в экстремальных ситуациях, причем с вероятностью одна миллионная? Больше не повторится?
Методом проб и ошибок, размышляя долгие годы, вспоминая, анализируя, сопоставляя, собирая по крохам информацию об оккультизме, которая не печаталась, слухи, сплетни - постепенно выстраивалась стройная теория. В таких науках, как физика и математика, в твоем возрасте я разбирался, как свинья в апельсинах. А здесь я и их подключил к делу. Я не насиловал себя. Познание, поиски истины стали для меня чем-то вроде интереснейшей игры. А какова была радость! Как будто я всю жизнь просидел в четырех стенах и не знал, что существует улица, и вот вышел, ступил на чудесную и необъятную землю, и передо мной открываются все новые и новые горизонты.
Освободившись, я вынужден был отвлекаться на житейские проблемы. Как я хотел, я продал дом, где жил, и купил здесь неподалеку, где сидел, километрах в семидесяти.
Так вот, я недоговорил. Я хотел отомстить, но, обогатившись таким страшным и экзотическим опытом, заметил, что самая лучшая месть - это уйти в сторону и смотреть, как враги уничтожают друг друга. Не случайно мне понравился дом на краю. Я только временно тогда рассчитывал им воспользоваться. Я все больше приучал себя к жизни в тайге. Все чаще уходил и реже возвращался. Все дальше отступал в тайгу.
Но никто не знал, куда я хожу и зачем. В таких поселках человека часто в переносном, конечно, смысле съедают, то есть выживают. Как бы я ни выкручивался или ни лебезил перед ними - рано или поздно это плохо кончилось бы, этим я только замедлил бы надвигающуюся катастрофу. Но я сразу дал им понять, что не их собачье дело, как я живу, чем дышу, с кем трахаюсь и о чем думаю.
Конечно, я был бы для них объектом травли номер один. Там жило много шпаны, ментов, вертухайских сынков и советских кляузников, есть и такой тип людей. Разбавлена эта верхушка была обывателями, поджавшими хвост и державшими нос по ветру. Последних можно понять. Именно так надо было держать себя, чтобы выжить. Там невозможно было разобраться, кто чей друг и кто чей враг. Пьяный, он мог клясться тебе в вечной дружбе и преданности, а через полчаса рассказывать другому собутыльнику, какой ты козел. Они могли сломать друг другу в драке ребро или челюсть, а на следующий день вместе пить водку. Не один раз было так, что сосед посадил соседа. Отсидев несколько лет, осужденный освобождался, и они мило друг с другом здоровались, несмотря на то, что подобное могло повториться. По праздникам - сплошные пьянки и мордобой с соседними селами. В лучшем случае для пострадавших участников это заканчивалось больницей, в худшем - зоной.
Живи я там постоянно, они рады были бы меня разорвать, но каждый раз, пытаясь меня подловить, они хватали воздух. Я ускользал. Ни один праздник я там не оставался. Вырученные от продажи дома деньги я положил на сберкнижку в самом Красноярске. У меня их хватило, чтобы несколько раз съездить в Крым, поправить здоровье после лагерей. Ты меня, наверное, хотел спросить, почему я не воспользовался своим даром, чтобы сбежать из зоны? Второй раз у меня получилось это только в 1955 году, но я уже сознательно управлял процессом, а с весны 1957 года я делаю это постоянно, и мой навык действует безотказно, надежнее автомобиля.
-Ты не пробовал подсчитать,- спросил Альберт,- сколько раз в день ты, как выражаешься, "перелазил" через пространство, как через забор? В среднем?
-Я понял, о чем ты. Скажу, что в среднем число двузначное, и оно ближе к 10, чем к 99. Точнее не могу. Не догадался с самого начала вести учет.
-Значит ты перелезал свыше, по крайней мере, 130000 раз?..
-И ничего со мной не случилось? Это ты хотел спросить? Мы еще не дошли до техники безопасности, но я к ней иду. Только в разговоре для нас удобнее не "перелазить", как через пространство, а идти последовательно и непрерывно. И раз я уж начал про Сибирь, то, опустив детали, доскажу до конца главное.
Итак, обстановка в селе накалялась. В хрущевскую оттепель скандалисты чуть отпустили свои инстинкты, и драки между жителями села начали носить более ожесточенный характер. Многие подались в города: кто в Красноярск, кто в Ачинск, кто в Абакан. А в ссорах среди оставшихся мужиков все чаще в ход щли ножи, топоры и даже охотничьи ружья. Все совершалось по пьянке. Трезвые они были трусливы, как зайцы. И если раньше возбуждались уголовные дела за хулиганство, теперь все чаще они садились один за другим то за нанесение тяжких телесных повреждений, то за убийство. Костяк самых блатных все больше и больше редел.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2010/01/10/679