***

Семьдесят три
Василий сидел на полу и курил. Он бы конечно сел на стул, табурет или диван, но в комнате не было вообще никакой мебели, а только голые, свеженаштукатуренные стены и такой же, голый пол. Он сидел на сложенной вдвое газете, смотрел в окно и курил.
 Конечно, он не курил как поэт, медленно выдыхая светло-серый дым и щурясь, и не подносил сигарету ко рту плавным движением. Он курил как уставший человек, который захотел покурить. Уставший человек, который с восьми утра ремонтирует эту проклятую комнату. Это была не его квартира и не его комната, потому что в своей комнате он бы не за что курить не стал, а вышел бы на балкон или лестничную клетку.
Он вспомнил, как они с отцом уезжали из Саратова, и как их провожали на поезд. Не весь город, не полрайона, а несколько общих знакомых. Никто, конечно, не бежал за поездом и не рыдал вслед, не умолял остаться, ограничились рукопожатием, пожеланием счастливого пути и обещанием позвонить, после прибытия. После прибытия он позвонил, как и обещал, а потом занялся поиском работы. И теперь он сидит в еще не высохшей комнате и ждет заказчика.
В коридоре послышался шорох ключа в замке, открылась дверь, дальше звук закрывающейся двери, шарканье обуви о коврик, шорох куртки об вешалку, дверь в комнате открылась. Василий сидел спиной к двери, но обернулся.
-Погода мерзейшая. Тебе повезло, что ты не выходил на улицу. Ремонт продвигается, я вижу. Ты выравнивал стены?
-Да
-Куришь?
-Пока потолок сохнет.
-Мне надо будет отойти за розетками, а ты продолжай, как высохнет. Я потом еще в продуктовый пойду, тебе что-нибудь надо?
-Он сохнет 73 часа.