Жил-был воробей. Удивительный был красавец. Даже в мокром виде, даже извалявшись в пыли, даже полуощипанный в драке, он был совершенно неотразим. И воробей знал об этом, и широко этим пользовался. О, сколько зёрен было оставлено потрясёнными голубями, умилёнными курями и пристыженными павлинами! Сколько человеческого хлеба было получено от поклонников. Да уж – не голодала птичка! Однажды, например, некий бассет-хаунд притащил нашему герою свежеукраденную сардельку. Воробей тогда даже удивился. Даже чмокнул дарителя в макушку. Овальные буркалы счастливца подёрнулись лазурной дымкой, а когда он поковылял, шатаясь, прочь - тестикулы его, обычно тупо волочащиеся по земле, катились поющими колобками. Воробей посмотрел ему вслед с доброй, сниходительной улыбкой, вздохнул и стал деликатно жрать подношение.
А вот другой случай: как-то воробья поймал кот. Но пригляделся – ах!!! Издав даже не мяв – хриплое бульканье – котяра лёг у ног оскорблённого красавца и притворился мёртвым.
У воробьёв не бывает комплексов, они почти не подверженны глупой рефлексии. Наш герой принимал поклонение мира, как нечто само собой разумеющееся. И прожил счастливую долгую жизнь. И когда за ним пришла морозная воробьиная смерть, то не решилась прикоснуться к нему – её снежная вуаль казалась серой тряпочкой рядом с чистыми сединами умирающего. И он тогда вздохнул понимающе и умер сам – ибо всё имеет конец.
И моя глупая сказка тоже кончилась – ты спишь. И во сне ты ещё красивее.