- На золотом крыльце сидели: Царь, Царевич, Король, Королевич. Сапожник. Портной.
Кто ты будешь такой? Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей!
Грязный Мишкин палец уперся мне в грудь.
Я, привыкшая в старом дворе к другим считалкам («За стеклянными дверями стоит мишка с пирогами» или «Вышел месяц из тумана») тут же выпалила затаенное:
- Балерина!
- Во, дура!- он эффектно сплюнул. Нет здесь никаких балерин.
«Кто? – Сапожник? Портной?»
«Королевич!»
-Ага!- он пересчитал снова.
Выходило мне голить. Голить я не люблю. Я люблю прятаться.
Наш двор – идеальное место для пряток.
Вообразите себе сад. Просто райский сад: С древом жизни – огромной шелковицей, приносящей сладкие черные плоды, такой толстой, что за ней можно смело прятаться втроем и даже вчетвером, и таким количеством листьев, что по осени можно прыгать с дерева на листья без всякого парашюта. С древом познания добра и зла – старой яблоней, у которой были удивительно соблазнительные и сочные яблоки, которые, впрочем, она приносила через год – и в тот год, когда я появилась в этом дворе, она как раз «отдыхала». Со сливой, приносящей каждый год янтарные плоды, такие сочные, что на свету они казались почти прозрачными – так что косточку было видно, да что косточку! – червячка, сидящего в глубине, и то было видно. Пара вишневых деревьев и несколько более стройных тутовых деревьев с белым шелковником не позволяли за ними прятаться, но обзор водящему, разумеется, закрывали, так же, как и наша любимая беседка со скамейками вокруг прямоугольного стола. Следующим летом мы все как свихнемся – и будем орать до хрипоты, играя во «французского дурака». Кричать надо было быстрее всех, но все, как один, будут стараться кричать громче, и горлинки и воробьи будут с опаской отлетать от места, где многоголосый хор орет: «Бонжур, месье!»
Только кукушка ничего не боится – она выше всего этого – высоко, на дальнем карагаче – и вовсю старается, только нам некогда считать грядущие годы, нам надо торопиться жить…
Мы торопимся жить, а жить для нас значит – играть, и мы все играем в разное и по-разному, предоставленные сами себе дети. Нет, родители у нас есть, только все они проводят на работе гораздо больше времени, чем с нами, и мы крутимся и выживаем сами, как умеем.
Ну, все – «раз-два-три-четыре-пять – я иду искать!»
Ага, вон вижу – Ленку Кельнер. Она хоть и тоненькая, но не гибкая совсем. Видно из-за дерева ее острый торчащий локоть.
Вижу, как в детстве – высокая, худенькая, прямая и очень бледная – у Ленки, кажется, какой-то порок сердца, на физкультуру в жизни не ходила, голос какой-то жестяной – резкий, без обертонов, бабушка за ней все приглядывала, за единственной из нас – и не доглядела. Ленке нравилось играть в доктора с соседом-восьмиклассником, Сережкой Драчевым. Он ей показывал картинки из своего учебника анатомии, а потом ее «лечил». После одного из вызовов «врача на дом» Ленка хвастала перед нами новыми тряпочками для кукол, ведь новоявленная женщина училась тогда в третьем классе. Игры их продолжались целых три года, и никто ни о чем не знал, ведь врала Ленка виртуозно.
Тукита, Леночка! В прошлом году я тебя видела – ничуть не изменилась – бесцветная, прямая и с тем же жестяным голосом. Похоронила двух мужей, вырастила дочку, работает в магазине продавцом и так же крутится, пытаясь выжить.
Вон и Мишку вижу – его вихрастую голову. Собственно, Мишка живет не в нашем дворе – соседнем, вернее, в частном домике небольшом через забор от нашего дома. Но где и с кем ему там играть? Вот и приходит к нам. Да ничего, пусть играет, только я его терпеть не могу. Мать у Мишки – официантка в большом ресторане в парке Панфиловцев. Яркая, крупная, с копной рыжих волос, дома появляется редко. Деньжата у нее водятся, но то ли она их сыну не дает, то ли дает, но мало, и он вынужден добывать их сам. Сейчас я бы сказала, что Мишка был стихийным предпринимателем, и умудрялся делать деньги для своих мелких расходов фактически из воздуха.
Но основной источник его доходов я не-на-ви-жу. Мишка- «собачник» Ворует собак у владельцев и продает другим людям. При этом, чтобы старые владельцы своих питомцев не опознали, он их перекрашивает! Одну болонку он вообще в какой-то голубой цвет выкрасил, «под Мальвину», можете себе представить!
Тука, Мишка, вон ты – за старой яблоней!
И где ты сейчас и что поделываешь? Вряд ли дизайнер для владельцев крутых собачек, хотя окраску и стрижку ты мог делать виртуозно, скорее, поставщик мяса для какой-нибудь уличной забегаловки:
-Знаете, с чего начинается приготовление шаурмы?
- Со слов кис-кис-кис!
Ну, или что-то в этом роде…
-Мишка, Мишенька, дружок, сколько стоит пирожок?
- Пирожок-то стоит три,
А водить-то будешь ты!
Вот я и вожу…
Ага, вон и Ольчик, моя любимая подружка Оля. Она прятаться умеет здорово, если бы она свою косищу заколола, я бы ее ни за что не нашла. Оля – красавица, у нее ярко-синие глаза, кожа нежная и пшеничная коса толщиной в руку. Вот эта коса ее и выдала – выглядывает из-за ближайшего ко мне карагача. Ишь ты, как близко подобралась! Двигается она мягко, перебирается от дерева к дереву легко, ни за что не услышишь.
У Оли есть и мама, и папа. Только они как-то странно общаются, точнее, совсем не общаются – сосуществуют вместе под одной крышей, каждый сам по себе. Даже удивительно, как у них Ольча появилась. Может быть, поэтому Оля упоенно играет в семью, хлопочет все время, разговаривает со своими куклами, готовит им обед, стирает пеленки, шьет платья, читает книжки…просто супер-мама из современной рекламы. Хотя, как я увидела потом, она и была всегда похожа на рекламный плакат – живая реклама советской эпохи – абсолютно правильная девочка. Отчего она дружила с такой неправильной мной – ума не приложу…
И за толстой шелковицей вижу целую ораву – Пальку и Вовку Перцова – тукита, противные пацаны, это они прозвали наш двор «Рыжим», из-за пары моих веснушек, а сами только в «Рыжем дворе» и играют.
И Сашка Морозов там. Сашка – мой одноклассник. Мать работает на фабрике посменно, они с сестренкой остаются одни частенько, и Сашке вечно нужны деньги. Он прихватывал при случае все, что плохо лежит, но плохо лежало не у всех и не всегда. Ему был нужен более надежный источник доходов. И решил, что лучший способ – это иметь дело с пьяными. Алкаш за возможность «добавить» на что хочешь пойдет. Вначале он продавал алкашам воду в бутылке из-под водки. Нарасхват шла! Потом просто стал обшаривать карманы тех, кто валялся в арыках.
Кончилось все это более, чем печально. Один из пьяниц стал ему сопротивляться, и Сашка тюкнул его фонариком. В висок. Человек умер, а Сашка отправился на зону. Сначала – к малолеткам, а по достижении возраста – ко взрослым. Затукали тебя, Сашка, и, дай нам бог никогда не свидеться!
Нет, ну надо же! Пока я подходила к тутовнику, к двери подъезда, второго, где мы обычно голим, подбежал толстый и неуклюжий Димка, младший Ленкин брат!
(Сейчас у него своя фирма, он очень успешный бизнесмен, единственный из всех, кому удалось чего-то по-настоящему добиться) …
Кто бы мог подумать, что он на это способен!
Так что мне придется голить снова – и снова искать. Может, удастся где-нибудь найти смешную девчонку с пушистой каштановой челкой и тремя веснушками на носу, которая так мечтала стать балериной?
Картинка - Грасиелла Роде, Маленькая балерина.