Не могу сказать, что с детства любила стихи. Как все нормальные дети учила, читала вслух, очень редко перечитывала. Первый курс института, как всегда, в библиотеке, листаю Юность. Стихи.
Продолговатый и строгий овал.
Четного платья раструбы.
Юная бабушка.
Кто целовал Ваши надменные губы.
Перед глазами моментально всплывает любимая бабушкина фотография. Черное платье, вуаль, лицо задумчивое, глаза опущены. Это о ней, о ней. Только губы не надменные, помню их ласковые прикосновения.
Руки, которые в залах дворца вальсы Шопена играли.
И это помню. Конечно, был не дворец, но приходя в гости, бабушка всегда присаживалась к пианино и тихо что-то наигрывала. Не уверена, что это был Шопен, но что-то ласковое, нежное, наверно близкое ее внутреннему состоянию.
Бабушка – такая любимая и родная! Я никогда не думала, что у нее есть губы и их кто-то целовал. Бабушкины руки больше помню в муке и с иголкой, а не на клавишах фортепиано.
Кто же это все так подметил и мне осветил, как фонариком. Автор – М. Цветаева.
Ни о чем не говорит, в школе не проходили. Обращаюсь к библиотекарю: «Есть еще что-нибудь этого автора?».
- Нет, ничего.
На этом интерес возможно бы и закончился, если бы стихи не запали в душу. А душа она всегда со мной, иногда напоминает о себе – болит.
Настали другие времена, появились другие книги, их стало много, печатались дневники, письма, воспоминания. Я много узнала о Марине. Прочувствовала ее трагедию, прониклась ее страданиями, восхитилась талантом. А ту первую встречу с моей (ее) бабушкой помню, как сейчас.