Благотоврительная ель
История, которую собираюсь вам рассказать, произошла несколько лет назад. Вероятно, уже в постсоветские годы, то есть в 90-е минувшего столетия. Мне ее поведал Матвеич, заслуженный лесовод, всю свою жизнь посвятивший зеленому другу, его охране и разведению в черте нашего города и за его пределами.
* * *
-Да, так вот на чем я остановился?.. – проговорил Матвеич, вожделенно косясь на полную рюмку.
-Давай выпьем, закусим, а там и память вернется, - говорит Сапигу и протягивает руку к своей. Я согласно киваю.
-Ага, Иван напомнил. Помнишь, как мы елку сторожили?..
-Не… че-то не припомню.- Иван смущается и машет рукой, как бы отстраняясь от прошлого.
-Ну, тогда напомню. Так вот, у нас в лесхозе хорошая аллея. Ну, ты ее знаешь. К столетию Октября насадили. Пихты и сосны уже вымахали ого-го, а ели, что недавно насадили, в самый раз были… Ну ты понимаешь. Их, конечно, известью обрызгивали, но ее же можно смыть. Надо было, значит охранять: днем никто не посмеет, а ночью – иди руби!
-А собаки… - вставляет Иван.
-А что собаки, они днем злые, а ночью собьются у сторожки, и дальше фонаря у лаборатории не высовываются. За неделю до Нового года расписывают график ночного дежурства. Я провозился, упустил из виду, и меня секретарша поставила в ночь с 30 на 31-е. Тридцать первое – надо же готовиться к встрече нового года, старый провожать. В магазин за продуктами, порядок навести, сам понимаешь, а с ночного дежурства каким придешь. Вообщем, неудобства. Да, я дежурили по двое. И мне в напарники ставят сначала Вовку из лаборатории. Ну этого алкаша, конченого. Говорю ему: «Ты же не пей вечером, ночью выпьем для сугрева!» Промычал «Угу», а после обеда уже готов, лака не вяжет. В конторе стол накрыли для итеэровцев. Его тоже как человека пригласили, а он как свинья. Я тоже был за тем столом, выпил в меру, закусил, все рассчитал. Выходим из-за стола, я этому алкашу и говорю: «Я ж тебя как человека просил, а ты…» А он мне:
-Счас пойду домой, переоденусь и приду к семи часам.
-Да зачем ты придешь? Спи уже, как-нибудь без тебя обойдусь.
Услышал наш разговор лесничий и доложил директору. Директор приказал разыскать вот этого дятла. – Матвеич кивает на Сапигу. –Он тогда трактористом у нас работал.
-Ну прям дятла… - Ворчит Иван.
-А хто ты. Блин такой устроил мне концерт. Вобщем, вижу секретарша готовит новогодний пакет сторожам и рабочим гаража, и отдельно пихает водку, вино, пиво. Прошу: «Люда, оставь пока выпивку в конторе, а ночью я унесу в сторожку. Утром придут, выпьют». Как чувствовал, что и этот напарник нажрется. Она же взяла и отнесла им – нате, кушайте, пейте! Ну те, ладно, выпили и домой разошлись, а этот «накушался» и дрыхнет на кушетке в сторожке.
Стемнело, бужу: «Иди, Ваня, подежурь два часа, схожу домой переоденусь» Куда там готов и носом не ведет. Откроет глаз, хмыкнет и опять спать. Пошел в контору, в кабинете нашел спецовку, переоделся. Прихожу в сторожку, смотрю, а тут и Вова возвернулся на дежурство. А как же, пьяный, а помнит, что недопитое в сторожке осталось. Прихожу, а они в кружки алюминевые водку разливают и мне пододвигают – давай, мол, Матвеич, старый год проводим. Я им говорю: «Сейчас выпьете и оба на обход!» –А они в ответ гы-гы-гы… Ладно, говорю, я дежурю два часа, до 9-ти, потом вы – до часу. «Заметано!» - кричат. А оно вышло не заметано, а намотано. Отдежурил я свои два часа, а мороз надо сказать, градусов 12, и ветерок со снежком. Пробирает, я тебе дам.
Прихожу в сторожку в девять и вижу сцену: Вовка на кушетке, а этот под столом на цементном полу. Кричу: «Рота, подъем! Выходи строится!» Тот ханыга и не шевельнулся, а этот под столом хочет вскочить да столешница не пускает. Он об нее затылком трах, трах! и на пол мордой. Посмотрел я на эту комедь, показал ему пинком направление, он на карачках и выполз наружу. Я ему:
- На фонарь! Иди, подежурь два часа, а потом охламона разбудишь, а я пойду чайку попью горяченького! – А сам думаю: «Выйдет на свежий воздух протрезвеет, совесть вернется» Да куда там. Вываливает он из сторожки и мне в спину орет благим матом. Орет, значит:
-Кровопивец! Жизни нам, трудягам, не даешь. Мы вкалываем на вас, дармоедов, а вы на нас ездите… - И орет так, что в самых дальних квартирах лесхозовского поселка свет зажегся. «Ну мерзавец» - думаю, вернусь, наваляю.
-Ты, Матвеич, поосторожнее в выражениях. – Вставляет Иван.
-Что? Поосторожней… А как еще тебя назвать. И вот представь, пока я заваривал и пил чай, он не то что по аллее ходил, а стоял под моим окном и орал херню всякую про пролетариат, буржуев, революцию. Начитанный оказался. Вобщем, не дал мне отдохнуть. Выскочил я, чтобы пресечь эту большевицкую агитацию, а он забежал в сторожку и закрыл дверь на швабру, выглядывает в окно и рожи мне корчит. Обидно так, что даже сейчас руки чешутся врезать ему по роже.
-Ладно ты, Матвеич, вспомнил бы что поинтереснее – на всякий случай отодвинулся подальше Иван.
-А это тебе не интересно? Та не тебе рассказываю. Вобщем, всю ночь один туды-сюды шастал по аллее. Тут, у конторы елки облиты до уродства известью, а там в конце стоит красавица пихта. Ее директор то ли домой себе собирался утром забрать, то ли подарить кому пообещал, вобщем, стояла себе, стояла, на зависть уродкам.
И вот как так случилось, не знаю. Мороз еще сильнее окреп, эти уроды не открывают сторожку, вобщем, пока я пил-грелся в конторе, красавицу спили ножовкой под самый корень. Я как увидел, свистнул Полкану, и тот со своей сворой бросился мне на подмогу. Помог мне задержать преступников еще и снег. Тут, в начале аллеи он был убран до основания, а туда в парк шла узкая тропка. Настигли мы елкокрадов всего в двухстах метрах от места преступления. Собаки прямо показились, чуть не загрызли пацана, что тянул санки. Женщина в слезы:
-Отпусти нас, хотела детям подарок на Новый год сделать. – А меня злость разобрала:
-Пошла б на рынок и купила… Давай в лесхоз!..
Вобщем, вызвал я милицию, написали протокол, составили уголовное дело, на свою голову…Вместо благодарности директор распек нас - как так, втроем не смогли ель уберечь… Хотел нам выговор закатать. Я же не стал говорить, что вахту нес один. Как вещдок он даже не смог забрать ее из участка. Позже, правда, разобрался, хотел мне дать премию, но расследование завершили, а на суде все сошлись на том, что порубка ели, то есть пихты, хотя и была незаконной, но, принимая во внимание, что совершена матерью-одиночкой, воспитывавшей пятерых детей, приговор должен быть оправдательным.
Тогда наш директор принял единственно мудрое решение: прямо на суде перед телекамерой он объявил, что лесхоз будет ежегодно предоставлять этой семье благотоврительную елку. Мне же вместо положенной премии объявил устную благодарность на планерке.