Господа офицеры...
Как это не прискорбно и стыдно, я вынужден признаться всем, что мои последние поступки имеют романтическую подоплеку.
Итак, идиотская улыбка, мечтательные взгляды, глупое выражение лица в Дворянском Собрании, претензии на галантность в обхождении с дамами, исключительная вежливость в обрашении и перепады настроения не являются признаками старческого маразма (слухи ходяшие в кулуарах нашего Собрания, совершенно безпочвенны). Горящий взгляд с сумашедшинкой в глазах, проснувшийся интерес к физической подготовке вверенного мне подразделения, на самом деле не слабые попытки повысить повысить боевую готовность полка и моральный уровень присутствующих в этом благородном Собрании офицеров... Господа офицеры, а вызову на дуэль любого осмелившегося позволить себе хотя бы тень улыбки на лице...
Я влюблен. Влюблен со всей горячностью юности и страданиями переполненной страстью души...
Поручик, это не имеет этимологии. И перестаньте наконец блистать своей эрудицией среди боевых товарищей. В конце концов, вы лишеный способности к высокому, когда-нибудь будете покорены этим всепоглощаюшим чувством радости и боли, когда одно слово или намек пробуждает в душе волну нежности, надежды и обожания.
Ржевский, оставьте ваши насмешки. Если в своих отношениях с женшинами вы руководствуетесь низменными желаниями, продиктованными вам нижней половиной вашего тела, то так не удивительны ваши неуспехи в танце.
В моем почтенном возрасте, как соизволила заметить фрейлина Принцессы графиня Белова, это неизлечимо. Да, господа, одна моя знакомая докторша, это воплошение совершенства и женской красоты, поставила мне идентичный диагноз. При этом она так странно себя повела, пытаясь отвести взляд, что на короткое мнгновение мне даже показалось, что я увидел отблеск сочуствия в глубине ее глаз. Увы, мечты, мечты... Это прелестное создание, сотканное мечтой из света, было холодно, как камень и равнодушно, как судьба. А взгляд ее глаз, подобных летнему синему небу, не выражал ничего, кроме жалости. Если б не прискорбное состояние моего здоровья, ноги моей в лазарете бы не было. Хотя признаюсь как на духу, что-то в самой глубине моего существа до сих пор направляет шаги мои к этой обители медицины. Но все мои попытки добиться ответного чувства разбились о стену отчужденности, окружаюшую этот светоч целительства. Се ля ви.
Нет, штабс-капитан, клятва Гиппократа прызывает лечить тело, но не истерзанные страданиями сердца. А кстати, ваши проблемы со здоровьем она успешно излечивает с помошью гомеопатических лекарств, выданных по рецепту полкового психиатра.
Господа офицеры, боевые товарищи... следущее признание повергнет вас в бездну непонимания. Как офицер, прошедший сквозь наполненные сражениями годы, большую часть жизни проведший среди обшества, где самым приличным словом является термин обозначающий гулящую девку, сумел возвыситься настолько, что начал писать...
Нет корнет, написание приказов не является творчеством. Приказ это воплощение волевого решения вышестоящего начальства на бумаге.
Я, ничтоже сумнящясе, начал писать стихи...
Смех просто неуместен. Вы, штабс-капитан, к глубокой скорби нашей, не были замечены ни в чем, кроме как в написании очередной долговой расписки.
В моем клиническом случае, стихи являются единственной возможностью выражения возвышенных чувств, завладевших моим огрубевшим сердцем.
Моя покойная бабушка, сумевшая даже после своей кончины наложить отпечаток на мою жизнь, всегда говорила, что написание стихов является высшим выражением душевных порывов. Стихи – это песнь любви, застывшая на бумаге. Стихи – это плач души, лавина переживаний и крик одиночества, выраженный в словах.
Откуда этой косноязычной немке были известны подобные выражения, останется тайной покрытой мраком неизвестности. Бабушка почила в бозе, оставив меня без наследства, хотя со слов ее камердинера она в жизни не написала ничего сложнее завещания, состоящего из трех слов (полковой переводчик так и не смог раскрыть тайный смысл этого обелиска, воздвигнутого на могиле моей надежды на финансовое благополучие). Как я упоминал ранее, генетическая предрасположенность к способности гладко выражать свои мысли, была утрачена нашим родом, благодаря этой великой женшине. Кровь предков настолько сильна в моих генах, что даже мои отпрыски являются точными клонами моего отца и вашего покойного слуги. Жалкие попытки самообразования только увеличили разрыв с реальностью.
Так что, последней возможностью является написание сих опусов, тшательно обдумывая и выверяя каждое слово и фразу. Когда я забываю следовать этому правилу, появляются эти отступления от нормальной речи, называюшиеся стихами. К вашему сведению, никакой ответственности за это так называемое творчество я не собираюсь нести, так как они написаны в состоянии душевного помешательства, более известного, как терзания снедаемой безответным чувством души.
Да, поручик, наличие души у боевого офицера является нонсенсом, вызывающим опасения за боеготовность вверенного ему боевого подразделения. Да, это явление приравнивается к военному преступлению. Но только во время боевых действий.
Стихи же написанные в состоянии любви, можно назвать свечами, зажженными среди пустоты наполняющей сердце и способными донести свет откровения до предмета поклонения. Ну вот, опять. Не уследил за грамматикой.
О, никакой тайной не является более эта прелестница, сумевшая воспламенить давно потухшие порывы
застывшего в равнодушии сердца. Упоминая к месту и нет одну свою знакомую, я выдал себя с головою. Начальник секретной службы полка, опасаясь за мое душевное здоровье даже провел тайное расследование, выдав однозначный результат. Результат, повергший в состояние обреченности вашего покорного слугу. Результат оказался замужней женшиной, да еще и похоже любящей своего супруга.
К стыду моему это не остановило меня. Ослепленный красотой этого ангела, сошедшего на нашу грешную землю, я, ненавидимый самим собой, продолжил свои неуклюжие ухаживания.
Итак, внимательно глядя на фото феи, предмета моих ночных сновидений и на себя любимого в зеркало (оторопев от явственно заметной пропасти, залегаюшей между нами), я скрипя сердце и задыхаясь от стыда решился послать букет роз на место службы этой мечты любого здравомысляшего мужчины, теряюшего здравый рассудок при одной мысли об этой женщине.
Господа офицеры, застрелите меня... Майор, не надо со зловешей улыбкой тянуться к кобуре вашего табельного оружия. Дождитесь об'яснений хотя бы.
Я испугался. Букет был послан анонимно, с помощью одной очень отзывчивой женщины, державшей цветочную лавку неподалеку. На карточке посланной с цветами, я написал что они предназначены самой прекрасной Женщине мира. Была еще одна причина, по которой я принял это порочащее звание офицера решение, правда совершенно не оправдывающая совершенного преступления. Сослуживицы этого высокоэстетичного существа могли ненароком узнать адресата, наполнив слухами лазарет, донести их до законного супруга, наполнив событие несушествующими предположениями и подробностями. Как оказалось впоследствии, опасения мои были совершенно безпочвенны. Один из последуюших за первым букетов был передан прямо в присутствии этого достойного мужчины. Реакция его мне неизвестна. Именно эта реакция, непредсказуемая в большинстве случаев и послужила причиной моего малодушия. Пытаясь сделать приятное любимому человеку, можно в одночасье нанести непоправимый урон внутреннему благополучию человека, воспеваемого тобой.
Маленькое отступление. Базируясь на знаниях, полученных в пору моего обучения в офицерском училище по предмету конспирации, я все-таки отправил сообщение в одном из виртуальных миров, заполнивших сегоднящий мир. Только, очевидно, знания полученные двадцать пять лет назад, уже не актуальны и попытка обелиться в собственных глазах провалилась с треском. Настолько сильным, что следующая попытка в цветах была катастрофой. Предмет моих неуклюжих ухаживаний попросту отвергла этот подарок. Говорят меня приняли за маниака... Мало того, что я испугал бедную девочку, я еще и вверг в пучину стыда свою невольную сообщницу. Слава Богу, все образовалось, так как я набравшись решимости наконец назвался.
Описать душевное сметение мое невозможно. Поступки мои были сумбурны, не имеющие логического об'яснения. Достойны всяческого порицания.
Господа, вот именно тогда, пытаясь написать очередной приказ по штабу, я создал первые, до ужаса плачевные стихи. Вы представляете, гусар расчувствовавшийся до слез... что бы сделать историю моего падения короче, скажу что за ними последовали следующие, еще более нескладные, хотя и наполненые ожиданием рассвета куплеты. Закончилось все еще более неприемлемо для офицера. Я продолжаю совершать это преступление каждый день. Да еще, нагло надеясь на сочуствие, посылать их предмету своих воздыханий. Как офицер, если я имею моральное право до сих пор называться им, я считаю себя даже недостойным застрелиться после произошедшего.
Корнет, вы же должны помнить что случилось с моей попыткой повеситься. Байки об этом до сих пор рассказывают вольноопределяющимся, в попытке отвлечь их от решения разделить боевое братсво.
Моя попытка об'ясниться с возлюбленной разбилась о толщину стены, окружающий смысл жизни моей.
Глубина пропасти разделяющей нас настолько велика, что кажется мне никогда не преодолеть ее.
Словно шквал ледяной воды окатил меня после разговора с ней. Я, при всех своем опыте и после стольких увлечений и побед, оказался отброшенным за мили равнодушия и безразличия, наполненных болью и невозможностью возврата того теплого, что возгоралось. Своим гусарским напором я только увеличил расстояние между нами...
И вот теперь, отчаявшийся ждать, я решил поведать достойному собранию о причинах перемен произошедших со мною.
Господа офицеры, если в ближайшее время я не получу хоть малую надежду от этого ангела, подобного солнцу, то мне придется нижайше просить вас застрелить меня, в своем состоянии неспособном на это решение...
Очень хочется надеяться, что продолжение все же будет... Гусары не сдаются.