Если бы не пил...

Елена Черепицкая
Он был педант. Если делал – то до мелочей, основательно. Дрова в дровеннике, расколотые и высушенные с осени, лежали кладками, и каждая кладка соответствовала отопительному месяцу – большая на январь, совсем куцая - мартовская. Кладки всегда хватало от и до. Горка, качели, веранда во дворе – все своими руками, накрепко сколочено, ошкурено, только что не залакировано. У каждого инструмента – свое место и дело.

Он был очень дельным человеком, крестьянином. Если бы не пил.
И он не пил поначалу, не закончив начатого дела. Жена пользовалась этим, придумывала новые и новые долгосрочные проекты, от детских домиков до коровьего хлева (в результате чего заводилась корова). Но он умудрялся углядеть свет в окошке и плотно загулять при малейшем хозяйственном простое. В новый «проект» врубался часто еще пьяным, но уже не добавлял и выходил из запоя.

Так он взялся пилить купленный лес, бревна циркуляркой и запустил руку под диск. Правую руку, между локтем и предплечьем. Отсекло практически полностью. Если бы псковские нейрохирурги не связали волшебным образом все нервы и мышцы, он спился бы гораздо раньше.

Потом он работал, но как-то слабее. Вынужденно, без азарта, без стремления все довести до идеальной функциональности. Однажды забухал посреди бани, ее строительства. Неприкрытые венцы гнили под дождем, кто-то разбил заготовленные стекла, соседи увели ржавеющий бак. Баню достроили через два запоя. Кажется, с тех пор он ничего больше и не построил, даже калитки.

А дальше стремительное, жестокое – с мордобоями, пьяными слезами, кражами из дома – распадение человека на желтое вещество. В сорок пять он выглядел стариком, а разговаривал с бравой хрипотцой и залихвацкостью подростка. Странно и страшно было видеть это дряхлого мальчика.

Говорят, последние годы он не держался на работе – даже на самой грязной – больше двух месяцев. Потерял последние жилье, и почти что – ногу. Сосуды расплавило бесконечно высоким градусом или, наоборот, забило дешевым табаком – началась гангрена. После операции его забрала племянница. Он выгреб деньги из заначки и пошел в запой. Попал в больницу. Пришла сестра бывшей жены, взвалила на себя миссию. Он украл у нее кошелек.

Свояченица позвонила старшей дочери. Та представила свою жизнь, с двумя детьми, с дорогим папочкой, рыскающим по карманам и блюющим по углам, и сказала: «Это не мое дело». Он сбежал из больницы с очередным кошельком и пристроился у какой-то пьющей бабенки.

Тут в деревне начался выкуп земельных паев, бывшая жена разыскала и спросила, не хочет ли он продать свою, все еще законную долю. Сумма выходила приличная, на несколько месяцев аренды жилья и саму жизнь – точно. Он оживился, бросил пить, попросил помочь с документами. Приехал в деревню, где не был с десяток лет, трезвый и праздничный. Зашел к бывшей, проведал сына и внучку, обещал вернуться с гостинцами. Получив в конторе деньги, уходил огородами, уехал не автобусом, а на попутке.

Через два дня его нашли мертвым на асфальте. Денег при нем не было. Но смерть естественная, говорят. Отравление алкоголем.

Я купила отцу тапки в гроб. Это все.