ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
1. ЖАК, он же АНДЖЕЙ ФРОР
2. ПОЛЬ, он же г-н ГУРВИЛЬ, министр внутренних дел
3. МАТУШКА НИНОН, хозяйка трактира
4. ПРИНЦЕССА ВИОЛЕТТА
5. Г-н ДЮМЕН, тюремный следователь
6. МЯСНИК, он же палач
7. ТИТУС, слуга Анджея
Трактирные слуги, они же полицейские, они же лакеи.
Время действия – по усмотрению постановщиков.
ПРОЛОГ ПРОЛОГА
На затемненной авансцене появляются два комедианта. Оба одеты в трико, набелены и накрашены, как мимы.
1-й КОМЕДИАНТ: Достопочтенная публика! Сейчас вы увидите нечто. Может быть это сказка…
2-й КОМЕДИАНТ: А может, и быль…
1-й КОМЕДИАНТ: А может, легкое, безобидное сумасшествие.
2-й КОМЕДИАНТ: Зачем это нужно?
1-й КОМЕДИАНТ: Да просто мы хотим вам сказать: дамы и господа, будьте порядочны!
2-й КОМЕДИАНТ: Честное слово, порядочным быть можно.
1-й КОМЕДИАНТ: Они не верят.
2-й КОМЕДИАНТ: Ну, так мы им докажем!
1-й КОМЕДИАНТ: Жили-были два актера, Жак … (указывает на 1-ого комедианта)
2-й КОМЕДИАНТ: … и Поль. (Указывает на 2-ого комедианта.) И все было бы ничего, если бы их не уволили из театра.
1-й КОМЕДИАНТ: А что нужно уволенному человеку прежде всего?
2-й КОМЕДИАНТ: Ну, конечно же, хорошенько подкрепится!
Оба комедианта исчезают за занавесом.
ПРОЛОГ
Трактир на краю деревни в 13-ти милях от столицы. В центре сцены – большой сарай, где, очевидно, хранится всякая рухлядь. На воздухе под крытым навесом стоят несколько крепко сбитых столов. Солнечное августовское утро. Трактирные слуги, зевая и потягиваясь, протирают пивные кружки, сметают объедки со столов, расставляют табуреты и прочее. За одним из столов развалился МЯСНИК. Это крупный человек с увесистыми кулаками и маленькими добрыми глазками.
МЯСНИК (кричит в открытую дверь трактира): Матушка! Эй, матушка, где ты там?
МАТУШКА НИНОН (из глубины трактира): Чего тебе?
МЯСНИК: Дождусь я пива или нет? И пирогом обещала меня угостить…
НИНОН: Сейчас, сейчас, никакого терпения у человека! Я как раз тут с ним…
МЯСНИК (приподнимаясь): - С кем это?
НИНОН: О господи, да с пирогом, конечно, горе ты мое! Везде ему мужики мерещатся!
МЯСНИК (хмуро): - Еще бы не мерещились.… Думаешь, я не знаю, как на тебя проезжие смотрят? И мельник наш опять же…
НИНОН: Не лезь хоть сейчас, пирог подгорит!
МЯСНИК: Ладно, может помочь чем?
НИНОН: Сиди уж! Помощник нашелся…
МЯСНИК: А то нет? Ведь когда мы поженимся, трактир все равно станет общим.
На пороге трактира появляется МАТУШКА НИНОН. Это высокая плотная женщина с роскошным бюстом и румянцем во всю щеку.
НИНОН (уперев руки в полные бедра): Еще неизвестно, голубчик, станет он общим или нет!
МЯСНИК (растерянно): Чего?
НИНОН: Если мы и поженимся, то это не значит, что я сделаю тебя хозяином моего заведения.
МЯСНИК: А как же?..
НИНОН: А так! Я еще, слава Богу, не выжила из ума и не желаю остаться без имущества, если ты, разлюбезный, надумаешь меня бросить.
МЯСНИК: Да что ты… Да чтобы я… Вот дура баба, с чего ты взяла, что я тебя брошу?
НИНОН: Значит, есть с чего! И ты тут не больно-то обзывайся, я женщина порядочная, хоть и вдова. Знавали мы и деликатное обращение. Ах, где были мои глаза, когда я отпустила Поля в эту распроклятую столицу!
Появляются два комедианта, ЖАК и ПОЛЬ. Как это часто бывает между приятелями, они - полная противоположность друг другу.
ЖАК невысокий, светловолосый молодой человек лет 25-ти. Он строен и гибок, движения его спокойны, черты лица правильны. Он нетороплив и доброжелателен.
ПОЛЬ нескладный, длинный как жердь, беспокойный брюнет, лет на пять старше ЖАКА. Он вечно что-то вытворяет с собой: потирает руки, барабанит пальцами, хватается за ногу и елозит по ней ладонями, запускает пятерню в волосы и вообще легко приходит в возбуждение.
ПОЛЬ (трагически простирая руки): - Матушка! Матушка! Примите двух несчастных, обиженных судьбой и несправедливо уволенных!
НИНОН: Да это, никак, Поль! Легок на помине!
МЯСНИК (настораживаясь): - Что еще за Поль?
ПОЛЬ: Ну конечно тот самый, а разве есть еще один такой?
ЖАК (тихо): Не советую паясничать, у дяди здоровенные кулаки.
ПОЛЬ: Не лезь.
НИНОН: Это в самом деле ты, дурашка?
ПОЛЬ (скорбно): Понимаю, трудно узнать человека, когда он поиздержался, обносился и похудел. (сладко) А ведь было время – помните, драгоценная матушка? – когда, благодаря Вашим заботам…
МЯСНИК (свирепея): Заботам!? Ах, ты прыщ несчастный! Заботам! Нашла-таки, о ком позаботится! Ну, я тебя сейчас… (гоняется за Полем.)
Тот с хохотом удирает от него, шмыгая между столами.
Зарежу как свинью!
ЖАК (становясь у него на пути): Не надо горячиться, господин мясник. Во-первых, резать его я вам не позволю. Во-вторых, судя по виду, у вас полнокровие, и от волнения с вами может случиться удар. А в третьих, - ревность очень плохое чувство.
МЯСНИК (ревет): Пусти! Не твое дело!
ЖАК: Не пущу, потому что это очень даже мое дело. (понизив голос) И потом, женщинам не нравится, когда их ревнуют ко всем и каждому. У них от этого портится характер. (Выразительно смотрит на матушку НИНОН, которая уже покраснела от гнева.)
МЯСНИК (внезапно остывая): Да?.. Ну, тогда ладно. (с ухмылкой) А ты парень крепкий, хоть с виду этого не скажешь.
ЖАК (солнечно улыбнувшись): Никогда не судите по виду, почтеннейший.
МЯСНИК: Слушай, а откуда ты узнал, что я мясник?
ЖАК: Глаз наметанный.
МЯСНИК: А как тебя звать-то?
ЖАК: Меня Жак, а его Поль.
МЯСНИК (подарив Поля неласковым взглядом): - Знаем, знаем… Слышали уже (Жаку) Пойдем-ка, братец, выпьем по кружечке, я угощаю. Нравишься ты мне.
ЖАК: Мы с моим товарищем врозь не пьем.
МЯСНИК: Ну, так позови его.
ЖАК (Подойдя к Полю): Полно тебе дуться, пойдем, выпьем.
ПОЛЬ (бурчит обиженно): Всю комедию мне испортил, а я только начал входить во вкус!
ЖАК: Брось, пойдем. Представился случай поесть на дармовщинку, теперь не до амбиций. И потом, я, что ли, потащил тебя сюда?
МЯСНИК: Эй, Жак, долго ты его будешь уговаривать?
ЖАК (подпихивая Поля к столу): Пошли, пошли. Чтобы быть Цезарем, нужно, по крайней мере, владеть Римом.
ПОЛЬ (с интересом): Кто это сказал?
ЖАК: Я.
НИНОН (остывая): Ну, здравствуй, дурашка! Рассказывай, где тебя носило?
ПОЛЬ (за столом он опять оживился): - Ах, матушка, судьба моя полна скорбей и недоразумений. Порой мне кажется, что сам я – недоразумение.
ЖАК: Справедливо.
ПОЛЬ: И потом, вы же знаете, матушка, что на пустой желудок я ничего не могу толком рассказывать. Мысли путаются – просто ужас!
НИНОН (всплеснув руками): О господи, Боже праведный! Пирог! (Убегает.)
МЯСНИК (добродушно хохотнув): Вот бабы, только бы языком молоть, а что на плите творится – до этого им дела нет. (Жаку) Чем промышляете?
ЖАК: Мы артисты.
МЯСНИК: Ага. Это комедианты, шуты всякие? Ничего, я вашего брата люблю на ярмарках смотреть.
ЖАК: Вы ошиблись, уважаемый. Мы не шуты, мы актеры. И на ярмарках вы нас видеть не могли.
НИНОН (из глубины трактира): Дурашка, иди помоги мне!
ПОЛЬ: Лечу! (вбегает в трактир, от нетерпения попрыгивая на ходу)
МЯСНИК (Жаку): Ты, парень, не крути. Сам говоришь, что вы актеры, значит, на ярмарках представляете. Вообще, я тебе скажу, плохое ты выбрал занятие. Недоходное. И пользы от вас никакой – только пляшете да кривляетесь перед добрыми людьми.
ЖАК: А вам что-нибудь известно о театре, не о балагане, а о театре?
МЯСНИК: Н-ну…
ПОЛЬ (появляется на пороге, держа в каждой руке по две кружки пива): - О, счастливец, он ничего не слыхал о театре! Завидую! Будь проклят первый идиот, сколотивший первые подмостки!
ЖАК: Вечно ты впадаешь в крайности. А я, несмотря ни на что, уверен, что за театром великое будущее!
ПОЛЬ (ставя кружки на стол): Не слушайте его, матушка. Он до сих пор не излечился от розовых идеалов.
Матушка НИНОН вносит блюдо с пирогом.
НИНОН: Пирог с печенкой! Славный получился, верно?
ПОЛЬ: Ах, матушка, во дни невзгод я всегда мысленно возвращался к вашим божественным пирогам.
НИНОН: Еще минутка – и подгорел бы.
МЯСНИК: Выпьешь с нами?
НИНОН: Выпью, конечно, что мне от вас отставать!
Все усаживаются за стол и принимаются за пирог. Особенно усердствует ПОЛЬ. Через минуту от пирога остается одно воспоминание.
ПОЛЬ (блаженно жмурясь): Боже мой, боже мой, как хорошо! После еды я становлюсь ужасно добрым. Таким добрым, что готов простить нашего мерзавца антрепренера.
МЯСНИК: Вспомнил! Это ведь ты год назад ошивался тут и жил на матушкиных хлебах целых два месяца!
ПОЛЬ (серьезно): Это были счастливейшие дни моей жизни.
МЯСНИК: Твое счастье, что тогда мы с Нинон еще не думали пожениться, а то бы я тебя живо выставил.
ПОЛЬ (мрачно): Это твое счастье, пузан, что я внял глупой своей душе, бросил здешний рай и отправился покорять столицу актерским искусством. А то не видать бы тебе Нинон, как своих ушей. О, тщеславный дурак! О мерзопакостный город! Даже на расстоянии тринадцати миль я слышу твои запахи и твой насмешливый голос, который так манил меня к себе год назад!
ЖАК (с грустью): - Оставь. Патетика на полный желудок не звучит.
НИНОН: Выпей-ка лучше, дурашка.
ПОЛЬ: Да, я выпью, Алкоголь – прибежище непонятых талантов. (Опрокидывает кружку в рот.)
МЯСНИК: Слушай, а кто этот… Как он называется… Ну, которого ты мерзавцем обозвал?
ЖАК: Антрепренер, что ли?
МЯСНИК: Никогда не слышал такой фамилии.
ЖАК: Это не фамилия, уважаемый, это занятие.
ПОЛЬ (горестно): Матушка! Там, на заветной плите, я видел ваш знаменитый суп с бараниной. Теперь только он может помешать мне наложить на себя руки.
НИНОН (испуганно): - Что, ты, что ты, голубчик! Сейчас принесу. (Уходит в трактир.)
МЯСНИК (смеясь): Ну, ты даешь, малый, я ее никогда раньше такой не видел! Эх, выдрать бы тебя, да уж больно я вас, актеров, люблю. Потешные вы ребята! Так что же он такого сделал, этот… Ну…
ЖАК: Антрепренер.
ПОЛЬ: Ах, почтеннейший, я не хочу о нем вспоминать.
ЖАК: Видите ли, у нас с ним были большие неприятности.
МЯСНИК: Да кто он такой?
ЖАК: Ну, как вам сказать… понимаете, в столице года четыре назад открыли новый театр на набережной. Антрепренер – это владелец театра. От него зависит распределение ролей, принятие на службу, жалование… Одним словом, все.
МЯСНИК: Ну?
ЖАК: Ну, а мы с Полем там работали.
МЯСНИК: Ну и что?
ЖАК: Не сошлись характерами с хозяином.
ПОЛЬ (вскипая): - Не сошлись характерами!? Это же был деспот! Тиран! Самодовольный тупица! Мне, мне он не дал играть Сида! Сколько работы, сколько бессонных ночей! Я с таким скрипом получил эту роль, и в последний момент он заменил меня этой бездарностью, угодливой мокрицей, этим смазливым позером! У него же ни намека на естественность, одно жеманство!
ЖАК: А я, кажется, один раз что-то такое ему сказал и с тех пор не получал жалования.
ПОЛЬ: Ерунда. Ты не мог ничего такого ему сказать, ты же по три часа думаешь над одним словом.
ЖАК (горько): - Поневоле научишься, коли надо на своем месте удержаться!
ПОЛЬ: Просто он нутром чуял в тебе личность, вот и изводил, как мог.
ЖАК: Словом, однажды мы с Полем решили плюнуть и уйти из театра. Жалко было увольняться, но всему есть предел, даже моему терпению.
МЯСНИК: Да, ну и тип этот ваш хозяин.
ПОЛЬ (с гримасой): - Отброс общества!
НИНОН (входя с мисками дымящейся похлебки): - Как я на тебя посмотрю, дурашка, это ты настоящий отброс. Ведь без работы остался!
ПОЛЬ (при виде мисок он опять повеселел): Ничего, матушка, как говаривали блаженной памяти отцы иезуиты: “Господь отличит своих!” (С восторгом принимается за суп.)
НИНОН (Жаку): - Что же ты не ешь? Я думаю, не каждый день вас таким супом угощают.
ЖАК: Спасибо, мадам. Скажите, а почему у вас так мало народу? Деревня будто вымерла.
НИНОН: - Так праздник нынче! К нашему королю невеста приезжает.
ЖАК: - Ах да, я и забыл.
НИНОН: Вот все наши и поехали хоть одним глазком на нее взглянуть. Говорят, красивая, но я не очень-то верю сплетням.
ПОЛЬ: Правильно, матушка. Всякая невеста красива, пока она невеста. Жена - дело другое. И вообще, я не разделяю восторгов толпы, когда короли рождаются или женятся.
НИНОН: Почему, дурашка?
ПОЛЬ: Потому что мне от этого ни тепло, ни холодно.
МЯСНИК: Эй, полегче, парень! Так недолго и схлопотать по доносу о неблагонадежности.
ПОЛЬ: Я, уважаемый, теперь не в духе и не могу отвечать за свои слова. А если вы хотите таким образом избавиться от соперника, то это не по-христиански. Не волнуйтесь, у меня нет никаких шансов. Куда мне до такого мужчины, как вы!
МЯСНИК явно польщен.
НИНОН: Эй, а чем ты мне заплатишь за обед, прохвост?
ПОЛЬ: Драгоценная матушка, вы отлично знаете, что у меня нет при себе ни гроша. Можно бы заплатить вам сполна другой монетой (выразительно смотрит на нее), но, к сожалению, я человек порядочный. Поэтому мы отблагодарим за угощенье своим искусством.
МЯСНИК: Ну-ка, ну-ка! Представьте что-нибудь! Повеселее только!
НИНОН (с негодованием): - Повеселее, повеселее! Веселье-то у тебя глупое и совсем не к месту. Ты, дурашка, его не слушай. Покажи лучше что-нибудь чувствительное, про роковую любовь, например. Я обожаю такие истории.
ПОЛЬ: - Гм… (переглядываясь с Жаком) Нам надо посоветоваться.
ЖАК и ПОЛЬ выходят на авансцену.
Ну, что будем делать? Шедевры на полное брюхо не рождаются. Творить нужно в полуголодном состоянии.
ЖАК: Публику не интересует наше состояние. Ей нужна наша игра.
ПОЛЬ: Да какая это публика! Матушка, правда, очень мила, но…
ЖАК: Публика – везде и всегда публика.
ПОЛЬ (вздыхая):
«Воистину, нет хуже наказаний,
Чем жить в долгах и спорить с дураком!»
ЖАК (с интересом): - Кто это сказал?
ПОЛЬ: - Я. Слушай, зачем нам голову ломать? Тут все сойдет за чистую монету. Давай покажем откровенно сентиментальную пьесу, чтобы наша хозяйка плакала от жалости и умиления, а вместе с нею – служанки, кухарки, мещанки… Словом, все, кто любит вещицы в таком духе. Что скажешь?
ЖАК: - Нет, для меня халтура хуже смерти.
ПОЛЬ (сварливо): - Ну и сиди… высасывай из пальца второго “Гамлета”!
ЖАК: - Постой, постой… Погоди-ка…
ПОЛЬ: - Что? Идея?
ЖАК: - Сегодня действительно приезжает невеста короля. Это можно использовать. (Шепчет что-то на ухо Полю.)
ПОЛЬ: - Банально!
ЖАК с горячностью продолжает шептать ему на ухо. Постепенно лицо ПОЛЯ расплывается в ухмылке.
ПОЛЬ: - Беру свои слова обратно.
ЖАК: - Ну как тебе?
ПОЛЬ: - Это что-то новенькое! (радостно потирает руки) А конец?
ЖАК (беспечно): - Придумаем по ходу дела.
ПОЛЬ: - Что я в тебе люблю, плутишка, так это свободное обращение с материалом! Я, конечно, опять отрицательный?
ЖАК с сочувствием разводит руками.
Между прочим, отрицательных всегда легче играть.
ЖАК: - Ну…Тогда начнем.
ПОЛЬ: - Ты, что, волнуешься?
ЖАК: - Есть немножко.
ПОЛЬ: - Вот чудак! Эх, и порезвимся же мы сейчас!
Оба возвращаются к столу. ПОЛЬ отвешивает глубокий поклон.
ПОЛЬ: - Дамы и господа! Прошу внимания! Сейчас вам будет представлена совершенно новая пьеса. Вы являетесь первыми ее зрителями, и боюсь, что последними. Авторы умоляют о снисхождении, так как наша история будет сочиняться на ходу, и нам самим неизвестен ее финал. Мы всемерно постараемся угодить любезной хозяйке (кланяется Нинон), что же касается веселья (поворачивается к Мяснику) – ничего не можем обещать. А там – кто его знает!
НИНОН: - Вас что, будет только двое?
ЖАК: - О нет, сударыня, просто других персонажей мы вызовем при помощи воображения.
НИНОН (смеясь): - Да ну?
ПОЛЬ: - Не сомневайтесь, у Жака очень сильное воображение, особенно в отношении женщин. Что поделаешь, натура вдохновляет ненадолго, а воображение всегда под рукой.
ЖАК: - И еще одно. (Мяснику) Я правильно угадал, что вы мясник?
МЯСНИК: - В самую точку!
ЖАК: - Так вот. Мне очень жаль, но придется проучить вас за невежливую встречу. Вы будете палачом.
МЯСНИК: - Что-о?
ЖАК (твердо): Да, да. На палача у меня воображения не хватит, а профессии у вас похожи, так что будете.
МЯСНИК: - Ну… ладно.
ПОЛЬ: - Ура! Ура! Ура! С Богом! Попрошу не упускать из виду нить нашего повествования и быть внимательными! Как говаривают в театрах: “С вашего позволенья, мы начинаем!”
Внезапно Матушкин сарай освещается изнутри каким-то необыкновенным светом. Звучит нежная, щемящая музыка. Ворота старого сарая медленно открываются сами собой, а его стены исчезают в потоке света. Там, за воротами – совсем другой мир.
НИНОН: - Святая Дева… неужели это мой сарай?
МЯСНИК: - Конечно, твой. Чей же еще?
НИНОН: - Да ты что, ничего не видишь?! Погляди, какая красота!
МЯСНИК: - Как не видеть… Хлам да паутина. Давно пора выкинуть всю эту рухлядь.
НИНОН (досадливо всплеснув руками): - Вот наказанье-то, господи!
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Просторная комната в уединенной старой усадьбе, обставленная старомодной массивной мебелью мореного дуба. Дверь распахивается, и в комнату входит человек в плаще, маске и шляпе, надвинутой на самые брови. На плече он несет кого-то, кто отчаянно отбивается.
НИНОН: - Кого это он тащит?
МЯСНИК (хохотнув): - Известно, кого. Дело молодое!
Человек в маске опускает свою ношу на пол. Это оказывается девушка лет девятнадцати, одетая в элегантный дорожный костюм. Во рту у нее кляп. Похититель с опаской вынимает его. Теперь видно, что девушка очень хороша собой.
НИНОН: - Ах, оболтусы, что выдумали! Это же невеста нашего короля!
МЯСНИК: - Да ладно тебе…
НИНОН: - Что ладно-то?! Во всех газетах ее портрет напечатан!
ВИОЛЕТТА (кашляя и отплевываясь): Это неслыханно! Это возмутительно! Славно встречает меня ваша страна: первый же подданный оказывается бандитом с большой дороги!
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ: - Да не такая уж она и большая…
ВИОЛЕТТА: - Не прикасайтесь ко мне! Наглец! Кто вы такой, в конце концов?! Какое вы имеете право!.. Если это сделано из политических соображений, то предупреждаю…
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ: - Клянусь вам, я чрезвычайно далек от политики!
ВИОЛЕТТА: - Конечно, вы гораздо ближе к помешательству! Не вздумайте уверять, что похитили меня из-за любви. Это было бы слишком глупо.
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ: - Да не люблю я вас, честное слово!
ВИОЛЕТТА (с невольным разочарованием): - Тогда зачем я вам понадобилась?
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ: - Ах, Боже милостивый, надо же было как-то начать пьесу!
ВИОЛЕТТА: - Какую пьесу? Вы, что смеетесь?!
ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ (спохватываясь): - Ох, что я говорю…
ВИОЛЕТТА (раздраженно): - Извольте немедленно разоблачиться, мне надоел этот маскарад!
Человек снимает маску. Это уже не ЖАК. Актер перевоплотился. Перед ВИОЛЕТТОЙ – хрупкий юноша, года на 3 моложе самого Жака. Держится он неуверенно, поэтому его манеры несколько неуклюжи. Когда он смущается, его лицо буквально полыхает от краски.
ВИОЛЕТТА: - Ах, негодный мальчишка! Дерзкий юнец! Невежа! Вам, очевидно, захотелось попробовать себя в роли авантюриста? Да вы хоть понимаете, что ожидает вас? Немедленно выпустите меня отсюда!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Ради Бога, не волнуйтесь… Осторожно, вы смахнете кубок!
ВИОЛЕТТА берет со стола стеклянный кубок и с силой швыряет его на пол.
Что вы наделали? Это был любимый кубок моего прапрадедушки!
ВИОЛЕТТА: - Воображаю, как был бы доволен ваш прапрадедушка, если бы узнал, чем занимается праправнук!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Он был бы очень доволен, смею вас уверить!
ВИОЛЕТТА: Если вы сейчас меня не выпустите, я перебью все, что есть в этом доме!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (бормочет, собирая осколки): - Не принцесса, а какая-то фурия…
ВИОЛЕТТА: Мужлан!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (вспыхнув): - Неправда! Я потомственный дворянин!
ВИОЛЕТТА: Конечно, разорившийся?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Ничего подобного! Просто отцовские долги…
ВИОЛЕТТА: “Беден, но честен” – как старо!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (запальчиво): - Если угодно, это вечное понятие!
ВИОЛЕТТА: - Меньше всего ожидала услышать лекцию о вечном! Тем более от наглого мальчишки!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - А вы… Вы… невоспитанная девчонка! Попрекать человека его материальным положением – это неблагородно!
ВИОЛЕТТА: - Ах!… (застывает в изумлении)
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (опомнившись): - Ваше высочество, простите ради Бога… Честное слово, я не хотел…
ВИОЛЕТТА: - Нет, нет, ничего…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Вам нехорошо?
ВИОЛЕТТА: - Мне просто показалось…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Садитесь, садитесь, пожалуйста! Вы слишком утомились.
ВИОЛЕТТА (слабо сопротивляясь): - Не надо, подождите…
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (настойчиво): - Садитесь. После дороги нужно отдохнуть. (Усаживает Виолетту в кресло.) Хотите вина?
ВИОЛЕТТА: - Пожалуй… Но сначала скажите хотя бы, кто вы такой?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: - Ох, я совсем забыл… Позвольте представиться: Анджей Фрор, владелец вот этой усадьбы. (С извиняющейся улыбкой обводит комнату рукой.)
ВИОЛЕТТА: - Очень приятно.
АНДЖЕЙ (открывая шкаф): - Не думаю. Я был ужасно неучтив.
ВИОЛЕТТА: - Да, со мной так еще никто не разговаривал.
АНДЖЕЙ: - Сами виноваты. Зачем вам понадобилось разбивать кубок?
ВИОЛЕТТА: - Я погорячилась, конечно… Но согласитесь, ваше поведение…
АНДЖЕЙ (смущенно): - Видите ли, я совершенно не знаком с правилами придворного этикета и не знаю, как у вас там во дворце…Простите великодушно.
ВИОЛЕТТА: - Пустяки.
АНДЖЕЙ (разливая вино по бокалам): - Держу пари, что такого вина вы еще не пробовали.
ВИОЛЕТТА (оглядывая комнату): - Как это все странно…
АНДЖЕЙ: - Прошу. (подает ей бокал)
ВИОЛЕТТА: - Да, вы и в самом деле ничего не знаете о правилах этикета. Разве так подают вино принцессе?
АНДЖЕЙ (растерянно): - А как же?
ВИОЛЕТТА: - Надо было поставить бокал на поднос.
АНДЖЕЙ: - Но здесь нет подноса… Пока его найдешь, пройдет уйма времени, а вам надо подкрепиться.
ВИОЛЕТТА: - Ах, какой вы забавный! Бог с ним, с этикетом. Он мне, признаться, порядком надоел. (Пьет.)
АНДЖЕЙ (с гордостью хозяина): - Ну, как?
ВИОЛЕТТА (закашлявшись): - Чудесно! Что это за вино?
АНДЖЕЙ: - Ему почти сто лет. Оно перешло ко мне по наследству вместе с погребом и усадьбой. Мой отец очень дорожил этим вином и так ни разу его не попробовал.
ВИОЛЕТТА: - Почему?
АНДЖЕЙ: - Он говорил, что такое вино можно пить только в день великой удачи.
ВИОЛЕТТА (ходит по комнате с бокалом в руках): - Ваш отец был неудачником?
АНДЖЕЙ: - Можно сказать, что так… Ох!
ВИОЛЕТТА: - Что?
АНДЖЕЙ: - Ваше платье забрызгано грязью. Это, наверно, когда я вас сажал в седло… Одну минутку. Титус! Ти-ту-ус!
Входит ТИТУС. Это древний старик, очень высокий и худой, держится весьма солидно. Он глуховат, поэтому говорит громко.
ТИТУС: - Мне послышалось, вы меня звали, сударь?
АНДЖЕЙ: - Титус, принеси, пожалуйста, платяную щетку.
ТИТУС: - Сколько раз я говорил вам, сударь, чтобы вы поаккуратнее обращались с одеждой. Ведь это ваш единственный приличный костюм, а вы скачете в нем по лесам и болотам…
АНДЖЕЙ: - Титус, прекрати. Здесь дама.
ТИТУС: - В последний раз я видел даму в нашем доме лет 15 назад. Надеюсь, эта дама ваша невеста, потому что как же иначе?
АНДЖЕЙ (торопливо): – Да, да, разумеется! Принеси щетку и поскорее.
ВИОЛЕТТА: - Ах, оставьте, бога ради! У меня никогда в жизни не было грязного платья. Это так забавно.
ТИТУС: - Так я пошел за щеткой. (Уходит.)
ВИОЛЕТТА: - Что это такое?
АНДЖЕЙ (со вздохом): - Это моя челядь.
ВИОЛЕТТА: - Какая прелесть! Сколько же ему лет?
АНДЖЕЦ: - Не знаю… Он был у нас всегда.
ВИОЛЕТТА: - Я и не догадывалась, что быть похищенной так интересно! (кружится по комнате) Почему же вашему отцу не везло?
АНДЖЕЙ: - Наверно, потому, что у него родился такой сын.
ВИОЛЕТТА (с удивлением): - Однако! Низко же вы себя цените, сударь!
АНДЖЕЙ: - Вы очень добры, ваше высочество, но мой отец с ранних лет считал меня тряпкой и размазней.
ВИОЛЕТТА неожиданно заливается смехом.
АНДЖЕЙ(с досадой): - Конечно, я кажусь вам смешным.
ВИОЛЕТТА: - Да нет же, я просто вспомнила… Какая уморительная физиономия была у кучера, когда вы остановили карету!
АНДЖЕЙ: - А форейторы разбежались, точно зайцы!
ВИОЛЕТТА: - А помните, когда вы вытащили пистолет, кучер завопил: “Господин разбойник, я человек семейный, бедный и сочувствующий!” Ха-ха-ха!
АНДЖЕЙ: - А ведь пистолет… Ха-ха!
ВИОЛЕТТА: - Что? Что?
АНДЖЕЙ: - Он… он же был незаряженный! Я ведь и стрелять-то не умею!
Оба, хохоча, падают в кресла.
ВИОЛЕТТА (внезапно): - Встаньте! Встаньте, вам говорят!
АНДЖЕЙ растерянно повинуется.
Голову чуть правее!! Нет, нет, не то.
АНДЖЕЙ: - Вот так?
ВИОЛЕТТА: - Да, теперь хорошо. Правую руку положите на пояс, а левую опустите… Или нет, лучше обопритесь на что-нибудь. Да не сутультесь же! Стойте гордо и свободно! И улыбнитесь… Знаете, с этаким сарказмом… Вот так. (Удовлетворенно откидывается в кресле.)
АНДЖЕЙ: - Зачем это?
ВИОЛЕТТА: - Вы очень похожи на один портрет. Удивительно похожи. Скажите, вашим предкам не приходилось позировать?
АНДЖЕЙ: - Приходилось, конечно. Но как-то так получилось, что я не похож ни на отца, ни на деда… разве что от прапрадедушки достались некоторые черты.
ВИОЛЕТТА: - На этот портрет я обратила внимание еще в детстве. Он висел в нашей картинной галерее…
Входит ТИТУС.
ТИТУС: - Сударь, вы не предупредили меня, что прибудете с дамой. К обеду у нас нет ничего подходящего для такого случая… Добрый день, мадам.
АНДЖЕЙ: - Титус, ты же минуту назад заходил сюда и уже все позабыл!
ТИТУС: - Как вам не стыдно, сударь… Память у меня, конечно, стала слабовата, но про даму я не мог забыть.
АНДЖЕЙ: - О, Господи! Подавай на стол что есть! И принеси платяную щетку!
ТИТУС (недовольно): - Слушаю. (Хочет идти.)
ВИОЛЕТТА: - Титус, не нужно никакой щетки!
ТИТУС: - Слушаю, мадам. (Уходит.)
ВИОЛЕТТА: - Я хочу оставить его грязным! На память. Погодите, вы говорили о своем прапрадедушке. Он, случайно, не был полководцем?
АНДЖЕЙ: - Еще бы! Его имя в старину гремело повсюду, особенно после победы у местечка Растр, когда…
ВИОЛЕТТА: - Наконец-то! Наконец-то я поняла! (хлопает в ладоши)
АНДЖЕЙ: - Что?
ВИОЛЕТТА: - Я говорила вам, что вы похожи на один портрет, который висит у нас в галерее! Он мне очень нравился. Всегда. Так значит, вы праправнук знаменитого Габриэля Фрора!
АНДЖЕЙ: - К сожалению.
ВИОЛЕТТА: - Почему? Вы очень, очень похожи на него… Но для полного сходства чего-то не хватает.
АНДЖЕЙ (мрачно): - Я знаю, чего. Его подвигов.
ВИОЛЕТТА: - О, не отчаивайтесь! Судя по тому, как началась ваша карьера, вы далеко пойдете.
Входит ТИТУС.
ТИТУС: - Сударь, я вижу, у вас дама… Вы не предупредили меня…
АНДЖЕЙ: - Боже! Ступай, Титус, и забудь навсегда дорогу в эту комнату! И принеси, наконец, платяную щетку!
ТИТУС уходит.
ВИОЛЕТТА смеется.
(с вызовом) Я не хочу, чтобы у вас на память обо мне остались какие-то грязные брызги на платье.
ВИОЛЕТТА: - Ну, хорошо, тогда я возьму на память щетку! Скажите, а почему вы, собственно, решились на такой отчаянный поступок?
АНДЖЕЙ: - Когда это?
ВИОЛЕТТА: - Ах, Боже! Вы ничуть не лучше Титуса! Зачем вам понадобилось меня похищать?
АНДЖЕЙ: - Видите ли… одним словом… ну, как вам сказать…
ВИОЛЕТТА: - Говорите, как есть.
АНДЖЕЙ (со вздохом): - Для самоутверждения.
ВИОЛЕТТА (смеясь): - Что-что? Объяснитесь!
АНДЖЕЙ: - Понимаете, я с детства хотел быть похожим на прапрадедушку. Его отвага, дерзость, его подвиги не давали мне покоя. Но у меня никогда не было уверенности в себе. Отец ни во что меня не ставил, называл трусом и девчонкой… А месяц назад я узнал о будущей свадьбе нашего короля, о скором приезде невесты… То есть о вашем приезде. Я сказал себе: “Докажи, что способен на отчаянный поступок!” Ну и доказал. (С виноватой улыбкой смотрит на Виолетту)
ВИОЛЕТТА: - Вы жалеете о содеянном?
АНДЖЕЙ: - Не знаю… скорее всего, нет. (помявшись) Ваше высочество, я хочу спросить вас кое о чем. Вы не рассердитесь?
ВИОЛЕТТА: - Постараюсь.
Входит ТИТУС со щеткой на подносе.
ТИТУС: - О, мадам! Сударь, а вы не предупредили меня, что…
АНДЖЕЙ: - Титус, ради Бога!
ТИТУС: - А я-то ломаю себе голову: почему у меня щетка на подносе? Оказывается, это вы приказали ее принести… Покойный батюшка не одобрил бы вашего поведения. Разве можно в первую же минуту предлагать даме щетку?..
АНДЖЕЙ: - Силы небесные!
ВИОЛЕТТА: - Подайте мне эту бесценную щетку, Титус! Я возьму ее на память об этом доме.
ТИТУС: - Ах, мадам, не делайте этого! У нас ведь больше нет щеток!
ВИОЛЕТТА: - А разве так бывает?
АНДЖЕЙ: - Увы.
ВИОЛЕТТА: - Боже мой, какая прелесть! Бедность восхитительна!
АНДЖЕЙ: - Да, но только в сказках.
ТИТУС: - Сударь, как же быть с обедом?.. Если бы вы предупредили меня…
АНДЖЕЙ: - Титус! Выйди отсюда, умоляю тебя!
ТИТУС: - Но обед, сударь…
АНДЖЕЙ: - Титус!
ТИТУС: - Слушаю. (Уходит, вздыхая и качая головой.)
АНДЖЕЙ запирает дверь.
АНДЖЕЙ: - Уф, слава Богу…
ВИОЛЕТТА: - Как бы я хотела иметь такого слугу!
АНДЖЕЙ: - Он бы свел вас с ума.
ВИОЛЕТТА: - Вы хотели спросить меня о чем-то.
АНДЖЕЙ: - Разве?.. Ах, да… но я теперь не смогу, этот старый одр все испортил.
ВИОЛЕТТА: - А вы попробуйте.
АНДЖЕЙ: - Хорошо… Сейчас… (помолчав) Вам нравится ваш жених?
ВИОЛЕТТА (рассмеявшись): - Как вы сказали?
АНДЖЕЙ: - Ну вот, я так и знал, что ляпну глупость!
ВИОЛЕТТА: - Да нет, совсем нет! Просто у вас такой забавный вид… А что до жениха… Вы же знаете, августейшие браки диктует политика.
АНДЖЕЙ: - Вам, наверно, нравится заниматься политикой.
ВИОЛЕТТА: - Ошибаетесь. Я ее не люблю.
АНДЖЕЙ (с облегчением): - Правда? Ну и слава богу. Знаете, мне кажется…
ВИОЛЕТТА: - Что?
АНДЖЕЙ: - Может, я ошибаюсь, но мне кажется, мы не зря пили нынче это вино.
ВИОЛЕТТА (с улыбкой): - День великой удачи?
АНДЖЕЙ: - Нет! Я…я, наверно, опять не то говорю.
ВИОЛЕТТА: - Это не имеет значения. (после паузы) Вы знаете, что вас ожидает, если меня обнаружат здесь?
АНДЖЕЙ (со вздохом): - Моего прапрадедушку казнили за покушение на честь королевы. Говорят, перед смертью он сказал: “Что ж, придется держать голову как можно выше, пока ее не отрубят!”
ВИОЛЕТТА (всплеснув руками): - Боже мой!
АНДЖЕЙ: - Что такое, ваше высочество?
ВИОЛЕТТА: - Я только сейчас поняла, как непочтительно вы со мной разговариваете!
АНДЖЕЙ: - Ничего не поделаешь, в этикете я - полный невежда.
ВИОЛЕТТА: - Потому-то мне так хорошо с вами.
Слышится сильный стук в дверь.
Что это?
АНДЖЕЙ (поднимаясь): - Это… это… (У него перехватывает дыхание.)
ВИОЛЕТТА: - Это за мной! Это за мной! (Мечется по комнате.) Что же вы стоите?! Надо действовать! (Подбегает к столу и начинает тащить его к двери.) Помогите же мне, черт возьми! Ведь они казнят вас!
АНДЖЕЙ: - Ваше высочество, это бессмысленно.
ВИОЛЕТТА: - Вы… вы жалкий трус! (Дает ему пощечину.)
АНДЖЕЙ: - Да, наверное… Но их слишком много. (Отпирает дверь.)
В комнату входят трактирные слуги. Оба одеты в полицейские мундиры и имеют чрезвычайно официальный вид.
1-й - Именем короля!
2-й : - Сопротивление бесполезно, сударь. Дом оцеплен.
1-й : - Руки!
НИНОН: - Эй, шалопаи! Что это вы делаете?
1-й (защелкивая наручники на запястьях Анджея): - Не задавайте, мадам, глупых вопросов.
2-й (обертывая носовым платком рукоять пистолета Анджея): - Мы, между прочим, при исполнении. (Виолетте, с поклоном) Прошу, ваше высочество!
ВИОЛЕТТА, не глядя ни на кого, стремительно выходит. За ней – АНДЖЕЙ под конвоем.
НИНОН: - Я так и знала, что добром это не кончится! Будет знать, как воровать знатных молодых особ!
Трактирные слуги вновь появляются и закрывают ворота сарая.
1-й: Усадили?
2-й: Аккуратно.
1-й: Увезли?
2-й: Без шума.
1-й: Все как в аптеке!
2-й: А все-таки он лопух. Надо было с ней не церемонится, а брать быка за рога.
1-й: Сам ты лопух. Это у них называется “деликатное обращение”.
2-й: Ха! Вот такие деликатные и попадаются, как куры в ощип.
1-й: А здорово они все это закрутили. И мы с тобой при деле оказались.
2-й: Да еще при каком деле-то! При самом, что ни на есть доходном!
Трактирные слуги вновь открывают ворота.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Светлая, пожалуй, слишком светлая комната со сводчатым потолком и выбеленными голыми стенами. В комнате нет почти никакой мебели, кроме письменного стола, начальственного кресла, обитого кожей, и стула напротив. Входит г-н ГУРВИЛЬ, королевский министр внутренних дел. ПОЛЯ не узнать. Он перевоплотился в седоватого, прямого как жердь, спокойного человека с усталым лицом. Движения его размерены, слегка апатичны, но в минуты напряжения руки выдают ГУРВИЛЯ: из вялых пальцы его становятся цепкими, точно птичьи коготки. За ГУРВИЛЕМ почтительно следует г-н ДЮМЕН, тюремный следователь, маленький, кругленький, с полированной лысиной, он похож на Санта Клауса без бороды, только уж очень холодны его бесцветные глазки для рождественского деда. Пухлой рукой он прижимает к боку толстую папку.
ГУРВИЛЬ: - Я рад, Дюмен, что нам представилась возможность поработать вместе.
ДЮМЕН: - Это большая честь для меня, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Мы ведь нечасто с вами видимся?
ДЮМЕН: - Пожалуй, что так, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Ну, уж если мы встретились…
ДЮМЕН: - Значит, дело серьезное.
ГУРВИЛЬ усаживается в начальственное кресло.
ГУРВИЛЬ: - И все-таки неуютно у вас, господин следователь. Неужели вам не хочется как-то обставить свой рабочий кабинет?
ДЮМЕН: - Лишние вещи отвлекают от работы, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Я, кажется, тоже не бездельник, однако это не мешает мне любить красивые вещи.
ДЮМЕН: - Каждому свое, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Гм… Ну, что там у вас?
ДЮМЕН: - Прошу, господин министр. (с поклоном подает папку)
ГУРВИЛЬ: - Так, так… (перелистывает папку) Хорошо…хорошо…Прекрасно. Вы, как всегда, на высоте, Дюмен.
ДЮМЕН: - В меру своих сил…
ГУРВИЛЬ: - Полно вам скромничать. Так, так… А где документ, которому я просил уделить особое внимание?
ДЮМЕН: - Он будет дальше.
ГУРВИЛЬ (листая папку): - Будет дальше… Ах, вот он. (Читает про себя) Так-так-так… О-о! Гм. Так, так… отлично! Я доволен вами.
ДЮМЕН: - Счастлив это слышать, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Ну-с, а что наш незадачливый похититель?
ДЮМЕН: - Насколько я понимаю, он уже созрел.
ГУРВИЛЬ: - Его водили туда? (Кивает на дверь в глубине кабинета.)
ДЮМЕН: - Водили, господин министр. Так, будто невзначай. Обычно это помогает.
ГУРВИЛЬ: - Но, надеюсь, ему только показывали?
ДЮМЕН: - Разумеется, господин министр, ведь на применение у меня не было ваших указаний.
ГУРВИЛЬ: - Что же он?
ДЮМЕН: - Очень подавлен.
ГУРВИЛЬ: - Ну так давайте его сюда. Этим делом я займусь лично.
ДЮМЕН: - Как будет угодно господину министру.
ГУРВИЛЬ: - Не обижайтесь, Дюмен. Этот юнец слишком жалок для такого мастера, как вы.
ДЮМЕН: - Кто знает, господин министр. Иногда жалкие люди доставляют массу хлопот.
ГУРВИЛЬ: - А это мы сейчас проверим. Зовите его.
ДЮМЕН с поклоном исчезает и возвращается, ведя перед собой подследственного. АНДЖЕЙ выглядит осунувшимся и растерянным.
ГУРВИЛЬ (знаком приказывая Дюмену удалиться): Господин Фрор, надеюсь, вам известно кто я?
АНДЖЕЙ: - Да, вы господин Гурвиль, королевский министр внутренних дел.
ГУРВИЛЬ: - Прошу садится.
АНДЖЕЙ опускается на стул.
Ну, как вам у нас понравилось?
АНДЖЕЙ: - Мне у вас совсем не понравилось.
ГУРВИЛЬ: - Было бы странно, получи я другой ответ. Значит, мы договоримся. А как вам показался Дюмен?
АНДЖЕЙ: - Когда он на меня смотрит, мне становится не по себе.
ГУРВИЛЬ: - Прекрасный, незаменимый человек. У него самая неблагодарная работа в мире, и знаете, какая?
АНДЖЕЙ: - Какая же?
ГУРВИЛЬ: - Он занимается переубеждением. Это каторжный труд при его-то гуманизме. Ему не раз предлагали повышение, но он не захотел. Это, я вам доложу, человек редких качеств.
АНДЖЕЙ (помявшись): - Я наверно, должен рассказать о себе?
ГУРВИЛЬ: - Что вы, это ни к чему, нам и так все о вас известно.
АНДЖЕЙ (нервно потирая руки): - Господин министр, я знаю, что виноват, что совершил ужасную глупость… наверное, преступление… Скажите, что меня ждет?
ГУРВИЛЬ: - Ну, ну, милый юноша, не отчаивайтесь. Кстати, каково ваше мнение о принцессе Виолетте?
АНДЖЕЙ: - Мне понравилось ее равнодушие к политике.
ГУРВИЛЬ: - Да, теперь это большая редкость. Ничто так не печально в наши дни, как женщина, посвятившая себя политике… Знаете, мне нравятся ваши глаза. В них есть мысль.
АНДЖНЙ: - А мне говорили, что вы не одобряете мыслящих людей.
ГУРВИЛЬ: - Неужели? Кто это вам сказал? Впрочем, верно, не одобряю. А с другой стороны, все-таки неуютно чувствуешь себя среди тупиц. Может, отчасти поэтому я и сажаю мыслящих, чтобы собеседники были под рукой. Да, кстати, прежде чем продолжить наш разговор, давайте условимся. Вы сами видите: работа у нас нервная, неблагодарная… Поэтому не будем тратить время на такие расхожие фразы, как: “Здравствуйте, я герой. Где у вас тут к стенке ставят?” и так далее. Ну-с, к делу. Хотите выйти отсюда немедленно? Что же вы молчите?
АНДЖЕЙ: - Прикидываю, чего вы можете потребовать от меня взамен.
ГУРВИЛЬ (прищуриваясь): - Так уж сразу и потребовать! А если я готов отпустить вас просто так? Из одного сочувствия к вашей молодости?
АНДЖЕЙ (внимательно посмотрев на него): - Нет, вы этого не сделаете.
ГУРВИЛЬ: - Правильно.
АНДЖЕЙ: - Что вам от меня нужно?
ГУРВИЛЬ: - Прошу.
ГУРВИЛЬ вынимает из папки документ и подает его АНДЖЕЮ.
(Поймав его недоуменный взгляд.) Читайте, читайте.
АНДЖЕЙ (прочитав): - Насколько я понял, это чьи-то показания.
ГУРВИЛЬ: - Ваши.
АНДЖЕЙ: - Что, что?
ГУРВИЛЬ: - Это ваши показания.
АНДЖЕЙ: - Но я не говорил ни единого слова из того, что здесь написано!
ГУРВИЛЬ: - К чему утруждаться? Мы ценим время наших клиентов. Вам остается только подписать.
АНДЖЕЙ: - Как я могу поставить подпись под тем, чего не говорил?
ГУРВИЛЬ (пожимая плечами): - Подпись - ваш пропуск. Как только перо оторвется от бумаги, вы покинете нас, хотя мне и жаль будет расставаться с вами… Разумеется, с условием немедленного выезда из страны. Ну, как?
АНДЖЕЙ (хмуро): - Я должен знать, зачем это нужно.
ГУРВИЛЬ (пожимая плечами): - Ах, несносный упрямец! Должен! Вам мало того, что одним росчерком пера вы покупаете себе свободу?
АНДЖЕЙ: - Я должен знать.
ГУРВИЛЬ: - Хорошо. Вы мне так симпатичны, что я, пожалуй, открою карты. Как можно понять из документа, здесь замешаны люди известные и довольно влиятельные. И не говорите, Бога ради, что вам незнакомы их имена, мне надоела эта вечная волынка!
АНДЖЕЙ: - Ну почему же… Я так не говорю…. Мне знакомы многие из этих имен…
ГУРВИЛЬ: - Вот видите!
АНДЖЕЙ: - Но только из газет или понаслышке! Ни с кем из них лично я не встречался.
ГУРВИЛЬ: - И прекрасно. Если бы встречались, у нас получился бы совсем другой разговор.
АНДЖЕЙ: - Но почему же тогда…
ГУРВИЛЬ (перегнувшись к нему через стол): - Эти люди мне нужны. Они мне мешают. Они оказывают нежелательное влияние на умы. Ах, где добрые старые времена, когда король мог любого посадить, повесить, четвертовать, сослать – и никому не давал отчета в своих приговорах! Теперь не то: все дорожат общественным мнением. Монархи мельчают, голубчик, но я хочу умереть при монархии. И поэтому должен ее оберегать. Я отлично понимаю, что ваше похищение – не что иное, как мальчишество, сумасбродное, но по сути, невинное. Однако стоит вам подписать, как дело приобретет совершенно другую окраску. Политический заговор! Вас, наивного, неопытного юношу эти люди использовали в своих целях. Получив бедняжку Виолетту в качестве заложницы, они начали бы грязный шантаж, играя на лучших чувствах обоих королей. Конечной целью им представлялось что-то вроде революции. Это совсем нетрудно, поверьте мне.
АНДЖЕЙ: - И во всем этом я уже признался?
ГУРВИЛЬ: - Ну, конечно! Мы позаботились обо всем. В порыве раскаяния вы изложили в этом документе все, что знали. Печать будет приложена немедленно после подписи, так что дело только за вами.
АНДЖЕЙ (тихо): - Я, наверное, не смогу.
ГУРВИЛЬ: - Сможете, сможете. Они вам никто, поэтому совесть не должна вас мучить. И потом, мне не хотелось бы отдавать вас туда. (Указывает глазами на дверь.) Вы ведь были там?
АНДЖЕЙ (тихо): - Был…
ГУРВИЛЬ: - Видели?
АНДЖЕЙ (едва слышно): - Видел…
ГУРВИЛЬ: - Ну, так подписывайте. (Макает перо в чернила и подает Анджею.) Я не собираюсь взывать к вашему благоразумию, потому что вам рано быть благоразумным. Но я взываю к вашему телу, которое не хочет боли. Я взываю к вашим, по крайней мере, сорока непрожитым годам. Подписывайте!
АНДЖЕЙ трясущейся рукой подносит перо к бумаге, Целую минуту он сидит, сгорбившись, занеся прыгающее перо над тем местом, где должна стоять его подпись. Наконец, пальцы его бессильно разжимаются, и перо падает на пол.
ГУРВИЛЬ: - Вы не хотите или не можете?
АНДЖЕЙ: - Не могу…
ГУРВИЛЬ: - А вы успокойтесь, расслабьтесь, выпейте воды. (Наливает воды Анджею.) Пейте, пейте, вон, как у вас руки дрожат.
Анджей залпом осушает стакан.
Полегчало?
Анджей молча кивает.
Однако, нервы у вас неважные, дорогой мой. Ну да ничего, когда мы расстанемся, поезжайте на юг, лучше всего в Италию, там сейчас прекрасно. Сам я, правда, там не бывал за неимением времени, но – говорят. Давайте, давайте, быстренько подписывайте, и покончим с этим! (Снова обмакивает перо и протягивает Анджею.)
АНДЖЕЙ тянется за пером, но на полпути его рука застывает.
АНДЖЕЙ (с виноватой улыбкой): - Нет, у меня не получится.
ГУРВИЛЬ: - Как вам не стыдно!
АНДЖЕЙ (ужасно смутившись): - Я не давал этих показаний и не могу их подписать.
ГУРВИЛЬ: - Значит, не можете?
АНДЖЕЙ: - Не могу.
ГУРВИЛЬ (с сердцем): - Экой вы… болван, право. (Звонит в колокольчик.)
Дверь в глубине кабинета открывается, и на пороге появляется ДЮМЕН.
Можно приступать, Дюмен. Но смотрите, не перестарайтесь для начала.
ДЮМЕН: - Слушаю, господин министр. Пойдемте, сударь. (Касается рукой плеча Анджея.)
ГУРВИЛЬ: - В последний раз спрашиваю, вы будете подписывать?
АНДЖЕЙ молчит.
Ступайте.
АНДЖЕЙ поднимается и походкой лунатика идет к двери в сопровождении ДЮМЕНА.
Стойте! Вы же буквально умираете от страха! Рано или поздно вас заставят подписать, так сделайте это теперь, сейчас, пока вы еще не стали грудой кровавого тряпья!
Анджей молчит.
Ну, как знаете, вы сами напросились.
ДЮМЕН пропускает Анджея вперед.
Задержитесь, Дюмен.
ДЮМЕН: - Минутку. (Говорит в дверной проем.) Подготовить подследственного, без меня не начинать. (Захлопывает дверь.) Слушаю, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Вот что, Дюмен. Он уже почти дозрел, достаточно последней капли, понимаете? Поэтому припугните его как следует, вы так хорошо умеете это делать… Уж очень мне не хочется портить этот редкий экземпляр.
ДЮМЕН (с поклоном): - Все что возможно, будет сделано, господин министр. Однако осмелюсь высказать маленькое опасение…
ГУРВИЛЬ: - Ну, ну, не тяните!
ДЮМЕН: - Этот человек – фанатик, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Полно, Дюмен. Он кто угодно, только не фанатик.
ДЮМЕН (кланяясь еще ниже): - Он – фанатик порядочности, хотя и не подозревает об этом.
ГУРВИЛЬ (нетерпеливо): - Вздор, ступайте, Дюмен, и делайте, что вам велено!
ДЮМЕН скрывается за дверью. ГУРВИЛЬ некоторое время беспокойно барабанит пальцами по столу, потом встает и начинает мерить шагами комнату, заложив руки за спину.
Гм… Черт бы побрал этого Дюмена! Фанатик порядочности… Надо отдать ему должное, он точен в определениях. Но человеку свойственно ошибаться… Будем надеяться, что он ошибся.
За дверью раздается крик АНДЖЕЯ.
АНДЖЕЙ: - Не надо! Пожалуйста, не надо! Я подпишу!
ГУРВИЛЬ (оживившись): - Ну, вот и слава Богу. Хотя, с другой стороны почему-то обидно за него.
Дверь открывается, и в кабинет, поддерживаемый за локоть Дюменом, входит, пошатываясь, АНДЖЕЙ. Он бледен до зелени.
А, вы, кажется, передумали, милый юноша? Ну, я рад, рад. Присаживайтесь.
АНДЖЕЙ бессильно валится на стул.
С вами все в порядке?
АНДЖЕЙ (трясущейся рукой стирая ледяной пот со лба): - Это ужасно…
ГУРВИЛЬ: - Надеюсь, они ничего еще не успели сделать?
АНДЖЕЙ: - Нет, нет, но… я испугался.
ГУРВИЛЬ (кивнув): - Это они умеют, наши молодцы. Воды хотите?
АНДЖЕЙ отрицательно качает головой.
Вижу, вы измучились, но что поделаешь, если вам вздумалось упрямиться! Ну, ничего, сейчас все закончим… Вы только подпишите. (Придвигает Анджею бумагу и вкладывает ему в пальцы перо.) Подписывайте, ну!
АНДЖЕЙ: - Да, я постараюсь.
Он подносит перо к документу и, помедлив, со стоном рвет бумагу остро отточенным концом. Фонтан чернильных брызг покрывает документ.
Не могу!
ГУРВИЛЬ: - Идиот! Вы же видели, что вас ожидает!
АНДЖЕЙ: - Не могу, все равно не могу.
ГУРВИЛЬ: - Он святого выведет из терпения! Дюмен, вы оказались правы. Это фанатик! А я не люблю фанатиков. Забирайте его, делайте с ним что хотите, но чтобы подпись у меня была!
АНДЖЕЙ, не сопротивляясь, позволяет ДЮМЕНУ себя увести.
Вот ведь беда-то, Господи… Одно расстройство с такими молокососами! И все-таки странно, откуда у меня это ощущение… Удовлетворения, что ли? (наливая себе воды) Ах, плохо на меня действуют эти крайние меры, но что поделаешь!
Страшный, нечеловеческий вопль из-за двери сотрясает воздух.
ПОЛЬ (внезапно выходя из роли, с ужасом): - Божечки мои! Что-то не так пошло… Кажется, мы заигрались… Надо остановиться немедленно… Ведь ему там больно, по-настоящему больно! Свет! Уберите этот свет! Уберите эти декорации! Я же погублю его!.. Но нет, нужно доиграть. Я всегда доигрывал до конца… Надо сосредоточиться… Надо сосредоточиться… (Сжимает виски ладонями и зажмуривается.)
Когда он открывает глаза, это уже снова ГУРВИЛЬ.
(Позвонив в колокольчик.) Пока довольно, давайте его сюда.
ДЮМЕН (выглядывает из-за двери): - Слушаю, господин министр. (Говорит в дверной проем) Давай его сюда!
В дверях появляется дюжий мужчина с закатанными выше локтя рукавами. Он втаскивает в комнату бесчувственного Анджея и по знаку Дюмена сваливает его на стул.
ГУРВИЛЬ: - Освежите.
Палач приносит ведро и окатывает подследственного водой.
Господи, паленым-то как пахнет… Дюмен, что вы там с ним делали? (прижимает к носу батистовый платок) Ах, он открыл глазки. (наклоняясь к Анджею) Ну как, мой любезный? Будем подписывать?
АНДЖЕЙ говорит что-то невнятное. ГУРВИЛЬ наклоняется к самому его лицу.
Что-что?
АНДЖЕЙ (едва шевеля разбитыми губами): - Тебя надо убить.
ГУРВИЛЬ медленно выпрямляется. Наступает тишина. ГУРВИЛЬ подходит к начальственному креслу, садится и некоторое время молча вертит в руках перо.
ДЮМЕН (нерешительно): - Господин министр…
ГУРВИЛЬ: - Что?… А, продолжайте, продолжайте… (машет рукой)
ДЮМЕН (палачу): - Убери! Можно дальше работать.
Палач волочит АНДЖЕЯ из кабинета.
ГУРВИЛЬ (внезапно сорвавшись, кричит ему вслед): - Ты у меня подпишешь, мерзавец!
Дверь за палачом захлопывается.
ДЮМЕН: - Если господин министр позволит…
ГУРВИЛЬ (раздраженно): - Что еще?!
ДЮМЕН: - Мне кажется, он не подпишет.
ГУРВИЛЬ: - Вы так думаете? Самое удивительное, что меня это радует.
ДЮМЕН: - Конечно. Ведь все фанатики в чем-то солидарны между собой.
ГУРВИЛЬ вскидывает на него изумленный взгляд и, помедлив, с треском ломает гусиное перо.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Королевский дворец. Апартаменты, отведенные принцессе Виолетте. Комната, в которой будут происходить дальнейшие события, обставлена роскошно и со вкусом.
ВИОЛЕТТА сидит на огромном диване, стиснув руки. Чувствуется, что вся она в этот момент – напряженный комок нервов.
ВИОЛЕТТА (бормочет): - Боже мой, что я ему скажу, как мне его спросить?
ЛАКЕЙ (появляясь в дверях): - Господин министр внутренних дел к вашему высочеству.
ВИОЛЕТТА (принимая официальный вид): - Просите.
Входит ГУРВИЛЬ.
ГУРВИЛЬ: - Умоляю извинить мое опоздание, задержали неотложные дела. Но теперь я целиком в вашем распоряжении.
ВИОЛЕТТА: - Я пригласила вас поговорить о деле, которое живо интересует меня. Речь идет об одном человеке…
ГУРВИЛЬ: - Догадываюсь.
ВИОЛЕТТА (вскинув голову): - О чем?
ГУРВИЛЬ: - Кого ваше высочество имеет в виду.
ВИОЛЕТТА: - И кого же?
ГУРВИЛЬ: - Ах, ваше высочество, будем говорить начистоту, мы оба умные люди.
ВИОЛЕТТА: - Присаживайтесь.
ГУРВИЛЬ: - Нет, нет, как можно!
ВИОЛЕТТА: - Я разрешаю вам.
ГУРВИЛЬ: - Благодарю ваше высочество. (Садится.)
ВИОЛЕТТА: - Итак?
ГУРВИЛЬ: - Простите великодушно, но… Что именно вам угодно знать о человеке по имени Анджей Фрор? Я не ошибся, ведь это он удостоился столь высокого внимания?
ВИОЛЕТТА: - Вы достойны своей должности.
ГУРВИЛЬ (с поклоном): - Весьма польщен.
ВИОЛЕТТА: - Да, я желала бы знать о его нынешнем положении.
ГУРВИЛЬ: - Ему вряд ли можно позавидовать, ваше высочество.
ВИОЛЕТТА: - Что же с ним?
ГУРВИЛЬ: - Он очень плох, и в скором времени я допускаю самое худшее.
ВИОЛЕТТА: - С ним… что-нибудь сделали?
ГУРВИЛЬ: - Ах, он оказался таким упрямым. Но стоит вашему высочеству пожелать…
ВИОЛЕТТА: - Да говорите же!
ГУРВИЛЬ: - Если ваше высочество соблаговолит оказать нам небольшое содействие, то все еще можно будет уладить.
ВИОЛЕТТА (вспыхнув): - Вы ставите мне условия?!
ГУРВИЛЬ: - Насколько я понимаю, вашему высочеству нежелательна смерть этого человека.
ВИОЛЕТТА (с усилием): - Говорите.
ГУРВИЛЬ: - Все обстоит очень просто. Нам нужна подпись господина Фрора под одним документом, но он упорно нам отказывает.
ВИОЛЕТТА: - Что это за документ?
ГУРВИЛЬ: - Это, м-м-м… Одним словом, это показания на некоторых господ, кои занесены в списки неблагонадежных.
ВИОЛЕТТА: - Надеюсь, мое имя никак не замешано?
ГУРВИЛЬ: - Увы, увы, ваше высочество. Но это была единственная возможность создать более или менее правдоподобную версию.
ВИОЛЕТТА: - Прекрасно. Ко всему прочему, это еще и ложные показания.
ГУРВИЛЬ (с легкой усмешкой опустив голову): - Смиренно в этом сознаюсь. Ради блага государства мы работаем без перчаток.
ВОИЛЕТТА (нетерпеливо): - Дальше!
ГУРВИЛЬ: - Так вот. Господин Фрор отказывается дать свою подпись. И я дерзаю просить ваше высочество помочь нам сломить упорство бедняги.
ВИОЛЕТТА (с невольным торжеством): - Значит, ваши методы не столь безотказны, как мне говорили.
ГУРВИЛЬ: - Наши методы весьма эффективны, но нет правил без исключений. Поэтому я взываю к вашим христианским чувствам, к вашему милосердию и состраданию. (приближаясь к Виолетте, проникновенно) Скажите, что любите его. Да, да, принцесса, не спешите возмущаться, он заслуживает этих слов. Я, как и вы, не хочу гибели мальчика. Так заставьте его образумиться!
ВИОЛЕТТА (помолчав): - И вы его отпустите?
ГУРВИЛЬ: - Немедленно. После подписи.
ВИОЛЕТТА: - Вы можете дать слово?
ГУРВИЛЬ: - Слово дворянина.
ВИОЛЕТТА (подумав): - Нет, этого мало. Мне нужен официальный приказ об освобождении.
ГУРВИЛЬ: - Я знаю, что у вас нет причин доверять мне, и поэтому подготовил приказ.
ВИОЛЕТТА: - Где он?
ГУРВИЛЬ: - Извольте, ваше высочество. (Вынимает из папки приказ.)
ВИОЛЕТТА (протягивая руку): - Я хочу взглянуть.
ГУРВИЛЬ (с поклоном отводя свою руку с приказом в сторону): Всенижайше прошу простить меня, но я тоже не могу доверять вам. Ведь вы, как-никак, лицо заинтересованное.
ВИОЛЕТТА: - На что вы намекаете?
ГУРВИЛЬ: - Ах, ваше высочество, не будем об этом. Приказ налицо, и вы могли убедиться в его подлинности. К тому же, Анджей Фрор с минуты на минуту будет здесь.
ВИОЛЕТТА: - Как, он придет сюда?
ГУРВИЛЬ: - Что же тут удивительного? Мы с вами заключили договор и должны выполнять обязательства.
ВИОЛЕТТА: - Но… господин Гурвиль, я не готова.
ГУРВИЛЬ: - Вот и хорошо. Значит, вы будете естественны. (Щелкает крышкой карманных часов.) Осталось меньше минуты.
ВИОЛЕТТА: - О, Господи… (Подходит к зеркалу и начинает нервно пудриться.) Я ужасно выгляжу.
ГУРВИЛЬ (галантно): - Не могу с этим согласиться. И…не смею вам мешать. (С поклоном пятиться к дверям и исчезает.)
ЛАКЕЙ (появляясь в дверях): - Господин Анджей Фрор к вашему высочеству.
ВИОЛЕТТА: - Да… Просите.
Появляется АНДЖЕЙ в сопровождении двух лакеев. Он переменился до неузнаваемости. Вид у него утомленный и измученный, глаза ввалились, от юношеского румянца не осталось и следа, на скулах – страшные кровоподтеки, которые тщетно старались запудрить.
ВИОЛЕТТА (нерешительно): - Это вы?
АНДЖЕЙ: - Нет.
ВИОЛЕТТА: - Вы меня забыли?
АНДЖЕЙ: - Нет.
ВИОЛЕТТА: - Неужели у вас ничего не найдется для меня, кроме этого “нет”?
АНДЖЕЙ (растягивая губы в усмешку): - Привык. Мне в последнее время часто приходится повторять это слово.
ВИОЛЕТТА: - Присядьте.
АНДЖЕЙ: - Если я сяду, то уже не встану.
ВИОЛЕТТА: - Это ничего, садитесь…
АНДЖЕЙ делает несколько неверных шагов и не садится, а буквально падает в кресло.
Господи, что с вами сделали?
АНДЖЕЙ (отдышавшись от усилия): - Все, кроме дробления костей. Господин Гурвиль почему-то решил их не трогать.
ВИОЛЕТТА: - Он уважает вас…
АНДЖЕЙ: - Мне от этого не легче.
ВИОЛЕТТА: - Я чувствую, что виновата перед вами.
АНДЖЕЙ: - Да, вы виноваты передо мной.
ВИОЛЕТТА (с отчаянием): - Но в чем? В чем? Разве я просила вас совершать это глупое похищение? Разве я виновата в том, что вы оказались так упрямы? Разве мне нужна эта несчастная подпись?
АНДЖЕЙ (слабо качнув головой): - Нет…
ВИОЛЕТТА: - В чем же тогда?
АНДЖЕЙ: - Вы говорите совсем не то, что хотите сказать. Боитесь выйти за рамки приличия…А ведь мы ровня сейчас, вам не кажется? Подойдите.
ВИОЛЕТТА послушно подходит к нему.
Мне теперь на все наплевать, слишком больно… Поэтому я скажу. Я не люблю вас. И не любил никогда.
ВИОЛЕТТА (проводя рукой по его волосам): - И я тоже.
АНДЖЕЙ: - Пожалейте меня. Я уже забыл, когда меня жалели.
Пауза.
ВИОЛЕТТА: - А знаете? Вы теперь абсолютно такой, как там, на портрете. Просто раньше у вас были другие глаза.
АНДЖЕЙ (улыбнувшись): - Я изменился непоправимо.
ВИОЛЕТТА (робко): - Может, это хорошо?
АНДЖЕЙ: - Нет. Человек не должен меняться так, как я.
ВИОЛЕТТА (с неожиданным жаром): - Подпишите! Подпишите, я вас прошу! Вы понимаете? Я, я вас прошу, сумасшедший человек!
АНДЖЕЙ: - Вот в этом вы и виноваты передо мной. В том, что просите подписать. Не жмите так руку, больно.
ВИОЛЕТТА (упавшим голосом): - Вы герой. Это ужасно.
АНДЖЕЙ: - Глупости… Самое ужасное, что я не герой.
ВИОЛЕТТА: - Почему, почему вы не подписываете?
АНДЖЕЙ: - Как бы вам сказать… Из эгоизма, наверное.
ВИОЛЕТТА: - Вы эгоист?
АНДЖЕЙ (едва заметно улыбнувшись): - Страшный. Я делаю все, чтобы уберечься от неспокойной совести. Я ведь себя очень люблю. Все себя любят… Я боюсь этой самой совести, ибо нет ужаснее муки, чем та, которую она приносит с собой. Ее лучше не будить… Стоит мне подписать, и совесть будет меня мучить всю жизнь… А я слишком люблю себя для этого. Понимаете?
ВИОЛЕТТА: - Я стараюсь понять.
АНДЖЕЙ: - Мне страшно. Ох, как страшно. Этого вы не поймете, сколько бы не пытались… Но черт побери, всякий раз, когда мне суют под нос эту проклятую бумагу, у меня не хватает последней капли страха, чтобы подписать ее, наконец… Не могу. Рука сама отдергивается… (лицо его искажает судорога) Господи, господи, господи… Господи, больно-то как… Не уходите! (хватает ее за руку)
ВИОЛЕТТА: - Я здесь, я не ухожу. Что с вами сделали, Боже мой…
АНДЖЕЙ (лихорадочно): - Похоже на сцену из пошленького романа для чувствительных дам, верно? Ха-ха!
ВИОЛЕТТА: - Как вы еще можете шутить?
АНДЖЕЙ: - А я только теперь этому научился. Когда моя жизнь была безмятежной, я слишком серьезно смотрел на вещи!
ВИОЛЕТТА: - Постойте, постойте… Да пустите же! (Вырывает руку из его судорожно стиснутых пальцев.) Где-то у меня был…Ах, да! Сейчас… (Подбегает к трюмо, выдвигает ящичек.) Вот он. (Вынимает крошечный флакончик, открывает пробку и подносит его к лицу Анджея.) Вдохните! Вдохните, вам говорят! Глубже… Еще, еще. (Закрывает флакончик.) Ну, как?
АНДЖЕЙ (блаженно закрыв глаза): - Хорошо… Что это такое?
ВИОЛЕТТА: - Опиум или что-то вроде того. Притупляет боль. Возьмите его себе.
АНДЖЕЙ: - Не надо. У меня его все равно отберут.
Пауза.
ВИОЛЕТТА: - Вы скоро умрете.
АНДЖЕЙ: - Знаю. Я боюсь смерти.
ВИОЛЕТТА: - А мне казалось, что вам должно быть все равно. Даже радостно.
АНДЖЕЙ: - Да, конечно… Ведь там не будет боли. И я хотел уже… (взглянув на нее) Но теперь не хочу.
ВИОЛЕТТА (опускаясь на ковер рядом с креслом): - Тогда подпишите. Что нам до этих людей? Ведь они даже не знают вас и никогда не оценят вашего поступка!
АНДЖЕЙ (поморщившись): - Не надо. Вы же знаете.
ВИОЛЕТТА (встает): - Я буду проклинать вас всю жизнь и никогда не помяну добрым словом.
АНДЖЕЙ (тихо): - Я не могу ручаться за всю жизнь… Но за то время, которое мне осталось, я, наверное, вас полюблю. (улыбнувшись) А знаете, нашему роману не достает одной детали.
ВИОЛЕТТА: - Какой?
АНДЖЕЙ: - Поцелуйте меня.
ВИОЛЕТТА (помолчав): - Вы этого хотите?
АНДЖЕЙ (с ласковой усмешкой): - Этого требует сюжет.
Помедлив, ВИОЛЕТТА целует его.
ВИОЛЕТТА: - Почему вы так смотрите на меня?
АНДЖЕЙ (бормочет): - Мне нельзя здесь больше оставаться, иначе я соглашусь на все, о чем бы вы меня не попросили.
ВИОЛЕТТА (подхватывая): - Ну так соглашайтесь!
АНДЖЕЙ: - Не могу, простите ради Бога. Я знаю, что я дурак, и мерзавец, и все, что вам будет угодно… Но не могу.
ВИОЛЕТТА (со слезами): - Убирайтесь!
АНДЖЕЙ (виновато улыбнувшись): - И даже убраться не могу. Я же вам говорил, что если сяду, то уже не встану.
ВИОЛЕТТА звонит в колокольчик. Появляются два лакея.
ВИОЛЕТТА: - Уведите. Только поосторожнее.
Лакеи помогают АНДЖЕЮ подняться.
Подождите. (Берет со стола флакончик и вкладывает его в руку Анджея.) Я попробую сделать так, чтобы его у вас не отобрали.
АНДЖЕЙ: - Спасибо. Мы, наверное, больше не увидимся?
ВИОЛЕТТА: - Наверное.
АНДЖЕЙ (он явно хочет сказать что-то совсем другое, но в последний момент передумывает. С жесткой усмешкой): Ну что ж, думаю, чувствительные барышни останутся довольны. Мы доиграли наши роли до конца: я – благородного страдальца, вы добрую утешительницу. (посерьезнев) Как все это глупо… и грустно. До свидания.
ВИОЛЕТТА (изумленно): - Что вы сказали?
АНДЖЕЙ и лакеи скрываются за дверью.
Как только двери закрываются, из огромного шкафа, стоящего у стены, как ни в чем не бывало, выходит ГУРВИЛЬ.
ГУРВИЛЬ: - Это было бесподобно! Правда, вы не смогли убедить его, но я готов мириться с этим ради наслажденья, которое получил.
ВИОЛЕТТА: - Откуда вы взялись?
ГУРВИЛЬ: - Это ложный шкаф, выше высочество. В нем можно очень удобно устроиться и наблюдать самые любопытные вещи. Полицейская натура! Ничего не могу с собой поделать.
ВИОЛЕТТА: - С каким удовольствием я уничтожила бы вас!
ГУРВИЛЬ (добродушно): - Ну, ну, ваше высочество, оставим ненужные эмоции, ведь мы деловые люди. У меня в запасе есть еще один вариант.
ВИОЛЕТТА: - Ему теперь отрубят голову.
ГУРВИЛЬ: - Да, если мы немедленно не заключим новый договор.
ВИОЛЕТТА: - Вон! Я не хочу вас слушать!
ГУРВИЛЬ: - Я расскажу вам притчу, ваше высочество. Во время шторма корабль пошел ко дну. Капитан увидел, как из трюма выбежала крыса и уже собралась кинуться в воду. “Ну и беги, подлая крыса, - вскричал капитан, - спасай свою серую шкуру!” Крыса обернулась и ответила капитану: “Лучше быть живой крысой, чем мертвым героем.” Возьмите себя в руки и выслушайте меня.
ВИОЛЕТТА: - Слушаю.
ГУРВИЛЬ: - Право, не знаю, как начать.
ВИОЛЕТТА: - О, начинайте, не смущайтесь!
ГУРВИЛЬ: - Позвольте сначала немного истории. Говоря откровенно, я был против вашего брака с моим королем. Этот союз весьма выгоден для государства, в коем вы изволили родиться. Для нашей страны он также представлял интерес, пока не началась двухлетняя война между вами и Фергалией. Результаты, как вы знаете, плачевны. Ваша страна в запустении. Мы же предпочли не вмешиваться – и процветаем. Это политика.
ВИОЛЕТТА: - Низкая политика.
ГУРВИЛЬ (с ударением): - Гибкая, гибкая политика, выше высочество. Итак, союз с вами перестал быть привлекательным. Но, к несчастью, мой государь увлекся вами и настоял на заключении брачного договора.
ВИОЛЕТТА: - Зачем вы мне все это говорите?
ГУРВИЛЬ: - Мы играем теперь в открытую. Поэтому я прямо спрашиваю вас: вы хотите спасти его? Да или нет?
ВИОЛЕТТА: - Да.
ГУРВИЛЬ: - И пойдете на жертву ради этого?
ВИОЛЕТТА: - О какой жертве идет речь?
ГУРВИЛЬ: - Я имею в виду потерю доброго имени.
ВИОЛЕТТА: - Иными словами, скандал, который погубит мою репутацию?
ГУРВИЛЬ: - Увы, ваше высочество. Перехожу к сути дела. (Вынимает из папки два письма со сломанными печатями.) Эти письма любовного содержания были найдены в личных бумагах господина Фрора. Писали ему вы.
ВИОЛЕТТА (вспыхнув): - Неправда!
ГУРВИЛЬ: - Разумеется, ваше высочество, но станет правдой, когда вы поставите подпись в конце второго письма.
ВИОЛЕТТА: - Я должна посмотреть на них поближе.
ГУРВИЛЬ: - Прошу. Только умоляю, не порвите их, иначе работа моих каллиграфов пойдет насмарку.
ВИОЛЕТТА (читает): - Какая прелесть! Можно узнать, кто составлял текст?
ГУРВИЛЬ: - Ваш покорный слуга.
ВИОЛЕТТА: - Поздравляю. Никак не ожидала от вас такой чувственности!
ГУРВИЛЬ: - Ах, ваше высочество, все люди чувствуют одинаково и только выражают свои чувства по-разному.
ВИОЛЕТТА: - Слог очень недурен. И почерк удивительно похож на мой.
ГУРВИЛЬ: - Как вы могли заметить, в конце второго письма содержится просьба сжечь все предыдущие послания…
ВИОЛЕТТА: - “Все” – очень интригующее слово.
ГУРВИЛЬ: - Вот именно, ваше высочество. Вот под этой просьбой и нужна ваша подпись.
ВИОЛЕТТА: - Как я поняла, господин Фрор не стал сжигать эти письма… Они были слишком дороги ему.
ГУРВИЛЬ: - Восхищен проницательностью вашего высочества!
ВИОЛЕТТА: - Что вы намерены делать, если… Если я соглашусь подписать?
ГУРВИЛЬ: - Я немедленно иду к королю и предъявляю ему эти письма. Ранимая натура короля не выдержит такого удара. Он откажется от вас, чтобы предложить свою руку принцессе, союз с которой будет весьма выгоден.
ВИОЛЕТТА: - Догадываюсь, о ком идет речь. Напыщенная, перезрелая кокетка!
ГУРВИЛЬ: - Ваше высочество, не будем переходить на личности. Теперь все зависит от вас. (усмехнувшись) Кто бы мог подумать, что судьба этого невзрачного юноши будет решать судьбу целого государства!
ВИОЛЕТТА: - Вам действительно нужна моя подпись?
ГУРВИЛЬ: - Необходима.
ВИОЛЕТТА: - Вы правильно заметили, мы с вами деловые люди. Поэтому ставлю вам три условия. Во-первых, для всех я, добравшись до столицы, тяжело заболела и, спустя две недели, скончалась.
ГУРВИЛЬ: - То есть сегодня.
ВИОЛЕТТА: - Именно. Во-вторых, вы предоставите мне возможность незаметно выехать из страны.
ГУРВИЛЬ: - А…
ВИОЛЕТТА: - Господин Фрор поедет со мной.
ГУРВИЛЬ: - Отлично.
ВИОЛЕТТА (с вызовом): - Да, я увезу его отсюда.
ГУРВИЛЬ: – Превосходно.
ВИОЛЕТТА: - И последнее. В компенсацию за потерянную корону я получаю два… нет, три миллиона франков золотом.
ГУРВИЛЬ (целую руку Виолетты): - Я восхищен, выше высочество. Поверьте, искренне восхищен. Вы были бы изумительной королевой. Но вместе нам не ужиться. Кому-то из нас пришлось бы исчезнуть, и я сильно опасаюсь, что эта участь постигла бы меня.
ВИОЛЕТТА: - Да, я не потерпела бы вас. Но, на ваше счастье, все, что написано здесь (указывает на письма), недалеко от истины. Я не променяю этого человека на самый блестящий престол в мире.
ГУРВИЛЬ (с неожиданной грустью): - Вы любите его.
ВИОЛЕТТА: - Да, и не вижу причин это скрывать!
ГУРВИЛЬ: - Надеюсь, ваше высочество извинит мою дерзость, если я скажу, что завидую этому шельмецу.
ВИОЛЕТТА: - Извиняю, но с условием, что сия дерзость будет последней. Через час должны быть готовы паспорта на имя графа и графини де … впрочем, титул оставляю на ваше усмотрение. Подорожная, приказ об освобождении и указанная мною сумма. Как видите, я запросила дорогую цену.
ГУРВИЛЬ: - Согласен на все ваши условия.
ВИОЛЕТТА (усмехнувшись): - Еще бы! Ведь взамен я оставляю вам целое государство.
(Уходит.)
ГУРВИЛЬ: - Ах, какая была бы королева! Жаль, что женщины предпочитают власти любовь. Дюмен!
Из шкафа появляется ДЮМЕН.
Вы слышали, какие документы нужно подготовить?
ДЮМЕН: - Да, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Ах, Дюмен, все-таки приятно совершать иногда хорошие поступки! В эту минуту я чувствую себя посаженым отцом.
ДЮМЕН: - Вы заключили выгодную сделку, господин министр, только и всего. Правда, цена действительно высока, но игра стоит свеч.
ГУРВИЛЬ (внимательно посмотрев на него): - Послушайте, Дюмен, я давно хотел спросить… У вас есть душа?
ДЮМЕН: - Есть, господин министр. Но душу приходится оставлять дома, иначе я не удержался бы на своем месте при столь частой смене руководства.
ГУРВИЛЬ: - Гм… Кстати, о тех неблагонадежных господах. Мне понравилась ваша идея обвинить их в поджоге городской ратуши с целью государственного переворота. Думаю, что за этим будущее. Обвинение весьма удобное.
ДЮМЕН: - Благодарю, господин министр.
ГУРВИЛЬ: - Займитесь подбором нужных свидетелей.
ДЮМЕН: - Их будет предостаточно.
ГУРВИЛЬ: - Подумайте, Дюмен, ведь все события произошли из-за одной, последней капли страха, которой не хватило этому мальчишке!
ДЮМЕН: - В политике, как и в медицине, все решает последняя капля.
ГУРВИЛЬ (раздраженно): - Ах, Дюмен, как вы мне надоели с вашими сентенциями!
ДЮМЕН: - Господин министр, когда вы поработаете с мое, у вас тоже появится привычка изрекать сентенции.
ГУРВИЛЬ: - Ступайте, Дюмен, и подготовьте бумаги. Через три часа король примет меня, и я должен буду в радужных красках описать ему все выгоды от брака с этой… (усмехнувшись) “напыщенной, перезрелой кокеткой”. Ступайте.
ДЮМЕН: - Слушаю, господин министр.
(Выходит.)
Ворота медленно закрывается под тихую, грустную музыку.
ЭПИЛОГ
Снова появляется декорация пролога.
МЯСНИК сидит насупившись. МАТУШКА НИНОН утирает слезу.
МАТУШКА НИНОН: - Ах, подлецы этакие! Совсем растрогали меня, старую дуру.
МЯСНИК: - Не для моего ума все это, честно говоря. Но парень он стоящий. Крепкий парень.
НИНОН: - Эх, ты! Не для моего ума … Любовь-то, любовь-то какая!
МЯСНИК: - Ну, любовь, Любовь что… Любовь дело наживное.
МАТУШКА: - Да уж, с тобой наживешь…
МЯСНИК: - Зря они меня палачом сделали. Неприятно.
НИНОН (оглядываясь по сторонам): - Да где они сами-то?
МЯСНИК (заглядывая под стол): - Не видать.
НИНОН (раздраженно): - Вот болван… Эй, дурашка! Дурашка, ау! Хватит номера выкидывать! Вылезайте, где вы там!
МЯСНИК: - Ладно. Бог с ними, удрали, наверное.
НИНОН (огорченно): - Даже не попрощались.
МЯСНИК: - А что им! Актеры, они как птицы небесные – поклевали, дальше полетели. Ты бы лучше посмотрела, все ли у тебя на месте лежит.
НИНОН (возмущенно): - Ах ты, боров несчастный! Я тебе покажу, как о порядочных людях такое думать!
Трактирный слуга услужливо подает НИНОН полотенце, та, размахивая им, набрасывается на МЯСНИКА.
МЯСНИК (отбиваясь): - Отстань от меня, ничего я такого не думал!
Со стороны дороги слышен шум кареты.
НИНОН: - И как только у меня хватило ума отпустить Поля в эту проклятую столицу!
Карета останавливается.
МЯСНИК (обрадованно): - Погляди лучше, какие к тебе клиенты пожаловали!
Появляется принцесса ВИОЛЕТТА.
ВИОЛЕТТА: - Хозяйка!
НИНОН (распалившись): – Я тебе покажу клиенты! Врешь ведь, морда противная!
ВИОЛЕТТА: - Хозяйка!
НИНОН: - Ну, что еще? (оборачивается и застывает в изумлении)
ВИОЛЕТТА: - Я не ошиблась, вы действительно хозяйка?
НИНОН: - Да, ваше … Да, мадам.
ВИОЛЕТТА: - Моему мужу необходима перевязка. У вас найдутся бинты и корпия?
НИНОН (совсем теряя голову): - Да, мадам, конечно, мадам, я всегда держу для проезжающих… Я сейчас принесу, мадам! (бросается в трактир)
ВИОЛЕТТА: - Постойте, куда вы! О Боже, как тяжело с людьми…
МЯСНИК тем временем обалдело разглядывает ВИОЛЕТТУ.
Что вам?
МЯСНИК (торжественно): - Мадам! Я и не думаю лезть в ваши дела, но Христом-Богом прошу, ответьте мне на два вопроса. Во-первых, как вам кажется, в своем я уме или нет?
ВИОЛЕТТА: - Что за бред! Разумеется, не в своем.
МЯСНИК: - Оч-чень хорошо! А тогда осмелюсь узнать, куда вы подевали Жака?
ВИОЛЕТТА (устало): - Какого Жака?
МАТУШКА НИНОН выходит из трактира.
Хозяйка, мне кажется, что удобнее сделать это в комнате.
НИНОН: - Конечно, как я не сообразила! (Мяснику) Иди, поможешь мне. Мадам, лучше будет, если мы заведем его через другую дверь, там лестница широкая.
ВИОЛЕТТА: - Делайте, как считаете нужным.
НИНОН (тихо Мяснику): - Ты ее узнал?
МЯСНИК: - Еще бы! Мы что, с ума посходили?
НИНОН: - Ох, нелегко ей теперь, бедняжке…
ВИОЛЕТТА: - Я пойду с вами.
НИНОН: - Ни к чему, мадам, я сама справлюсь. Когда мой благоверный возвращался домой после пьяной ночки, у него еще не такие украшения были!
ВИОЛЕТТА: - А откуда вам известно, что с моим мужем?
НИНОН (осекаясь): - Ну… вы сами говорили, что надо перевязать. Вот я и подумала…
ВИОЛЕТТА: - Хорошо, только поскорей.
НИНОН: - Сию минуту, мадам. А вы пока отдохните. Не желаете ли чего-нибудь?
ВИОЛЕТТА: - Нет, ничего.
МАТУШКА НИНОН и МЯСНИК уходят.
Эти несносные кареты! В них совершенно невозможно перевозить больных. Такая тряска…
На дороге слышен стук копыт.
Кто-то едет. Ах, в последнее время у меня совсем расшатались нервы…
На сцену быстро входит ГУРВИЛЬ.
ГУРВИЛЬ: - Я все-таки догнал вас.
ВИОЛЕТТА: - Гурвиль… Опять вы…
ГУРВИЛЬ: - Прошу прощения, ваше высочество, но я должен…
ВИОЛЕТТА (умоляюще): - Мы в расчете, чего же вам еще?
ГУРВИЛЬ: - Ваше высочество! Вы самая удивительная женщина из всех, что встречались на моем пути. Вы отважны, решительны, умны, обладаете хваткой, столь необходимой в политике… Вы прекрасны, наконец! Я не могу допустить, чтобы такая женщина посвятила себя этому… (не находит подходящего слова) Вспомните о долге. Вы принцесса и должны стать королевой. Я склоняюсь перед вами, отдаю власть в ваши руки и только из них приму ту часть, которую вам угодно будет отдать мне. Возвращайтесь, умоляю вас!
ВИОЛЕТТА: - Пути отрезаны… Ведь королю уже известно о письмах, не так ли?
ГУРВИЛЬ: - Если бы ему было известно, то я не стоял бы сейчас перед вами. Все поправимо. О вашем отъезде никто не знает и не узнает никогда.
ВИОЛЕТТА (нерешительно): - Это невозможно… Я люблю его.
ГУРВИЛЬ (всплескивая руками): - Ваше высочество! Не его вы любите, а человека, что родился в вашем воображении! Всем нам хочется обрести идеал в этом непрочном мире, я понимаю… Но бесценная королева моя, он не таков, каким вы его себе представляете. Я-то видел его на допросах и знаю, что он трус и ничтожество! Как вы могли поверить, что он не сломался? Это после наших-то молодцов!.. Придется мне развенчать вашего героя. Он подписал документ на первом же свидании с Дюменом.
ВИОЛЕТТА: - Нет, нет, невозможно…
ГУРВИЛЬ (опускаясь перед ней на колени): - Увы, ваше высочество, это единственная правда. Все остальное – спекуляция, проделанная мной в тот момент, когда я, безумный, хотел лишить вас короны. Если хотите, это я сделал его героем, чтобы получить вашу подпись!
ВИОЛЕТТА (слабо): - Я не верю вам…
ГУРВИЛЬ: - Посмотрите мне в глаза, ваше высочество. Я говорю правду, клянусь Богом.
ВИОЛЕТТА смотрит на него, как завороженная.
Поедемте, королева. Вас ожидает престол.
В дверях трактира появляется АНДЖЕЙ. Он сильно пошатывается, в руке у него шпага.
АНДЖЕЙ: - Вы можете ехать куда угодно, но не раньше, чем побеседуете со мной!
МАТУШКА НИНОН (бежит следом за ним): - Куда вы, сударь, вам нельзя, повязку сорвете!
АНДЖЕЙ: - К черту! (правая щека его подергивается от бешенства) У меня слишком много поводов требовать удовлетворения от этого человека!
ГУРВИЛЬ: - Я не дерусь с больными и сумасшедшими.
АНДЖЕЙ: - Там, откуда я вышел, немудрено стать сумасшедшим. Но не беспокойтесь, это не помешает мне отомстить вам за все, и прежде всего за ту наглую ложь, которую вы тут сочинили!
ГУРВИЛЬ: - Ах, вам угодно оскорблять меня, тогда другое дело. Я к вашим услугам. (Не торопясь, обнажает свою шпагу.)
АНДЖЕЙ идет на него, как во сне, натыкаясь на столы и табуреты, не видя перед собой ничего, кроме ГУРВИЛЯ. Чувствуется, что несут его не ноги, а одна только ненависть к этому спокойно ожидающему его человеку. И ясно, что ГУРВИЛЬ сейчас добьет его одним точным ударом.
ВИОЛЕТТА (бросаясь между ними): - Оставьте его! Оставьте его, наконец! Сколько можно?! (Наступает на Гурвиля, сжав кулачки.) Убирайтесь отсюда немедленно, слышите?! Немедленно!
И тут ноги АНДЖЕЯ подкашиваются, и он падает.
ВИОЛЕТТА опускается на землю рядом с ним.
ВИОЛЕТТА: - Миленький, родной мой, простите! Ведь вы из-за меня, а я… Я почти согласилась! Он уже почти меня уговорил! Простите, простите!
АНДЖЕЙ: - Не надо… Пожалуйста… У вас ресницы потекли… Дайте, я вытру.
ВИОЛЕТТА (размазывая тушь и слезы по щекам): - Как вы могли! В вашем состоянии!..
АНДЖЕЙ: - В кои-то веки решил подраться и – вот… Обидно.
ВИОЛЕТТА: - Бедный сумасшедший ребенок! Обопритесь на меня – и едем.
ГУРВИЛЬ: - Значит, все-таки едете?
ВИОЛЕТТА: - Теперь ничто меня здесь не держит. И не попадайтесь больше мне на пути!
АНДЖЕЙ: - Прощайте, хозяйка.
НИНОН: - Прощайте, сударь. И не лезьте Бога ради на рожон, со всеми не передерешься.
ВИОЛЕТТА: - И довольно!
ВИОЛЕТТА и АНДЖЕЙ уходят.
Появляется ТИТУС. Кряхтя, он поднимает с земли шпагу Анджея и хозяйственно протирает ее носовым платком.
ТИТУС (говорит вслед Виолетте): - Мадам! Я полагаю, что теперь, когда у нас есть три миллиона, мы сможем позволить себе лишнюю платяную щетку. (Не торопясь уходит за Виолеттой и Анджеем.)
НИНОН (Гурвилю): - А вам, господин хороший, стыдно на больного человека со шпагой наскакивать!
ГУРВИЛЬ: - Все, не могу больше…(Платком стирает с лица грим. )
Перед нами смертельно усталый ПОЛЬ.
НИНОН: - Это ты, дурашка?
ПОЛЬ: - Что, не узнали?
НИНОН: - Да как тебя узнать, когда ты такой важный был!
1-й слуга: - И это его-то мы боялись?
2-й : - И это ему мы подчинялись?
1-й : - Тьфу ты, пропасть!
2-й : - Ну и болваны же мы!
ПОЛЬ (стягивая свой строгий сюртук): Вот люди… Стоит надеть вместо куртки мундир, как тебе немедля прощают недостатки, промахи, даже преступления. Одежда – страшная вещь.
МЯСНИК: - Эй, приятель, а где Жак?
ПОЛЬ (слабо махнув рукой): - Жака больше нет.
МЯСНИК: - Как так нет?
НИНОН: - Ты что городишь?
ПОЛЬ: - А вот так. Нету. Исчез. Ах, говорил же я ему: не увлекайся!
НИНОН (трясет его): - Да объясни ты толком!
ПОЛЬ: - Он слишком глубоко вошел в образ. Теперь он навсегда останется Анджеем Фрором. Счастливчик! Я так не умею.
НИНОН: - А что же теперь?
ПОЛЬ: - Жак был великим артистом…
НИНОН: - Оставайся у меня, дурашка. Право, оставайся.
МЯСНИК: - Еще чего!
ПОЛЬ: - Нет, любезная хозяйка, я пойду.
НИНОН: - Ну куда ты пойдешь, дурачок!
ПОЛЬ: - Моя лучшая роль еще не сыграна. Так что мне пора.
НИНОН: - Возьми хоть пирожков на дорогу.
ПОЛЬ (подмигнув): - Ах, Матушка, кто устоит перед вашими пирожками! Правда, господин мясник?
МЯСНИК: - Ладно уж… Мы с женой всегда тебя примем и угостим на славу.
НИНОН: - Прощай, дурашка, не забывай наш трактир.
МЯСНИК: - И давайте-ка, братцы, выпьем напоследок по кружечке.
НИНОН: - За что пить-то будем?
ПОЛЬ (с тоской): - За театр, конечно, черт бы его побрал.
ГОЛОС ЖАКА: - За театр? Принимается!
На сцену вбегает сияющий ЖАК.
ПОЛЬ (ошалев от радости): - Это ты?.. Ты?! А кто же тогда с ней уехал?
ЖАК: - Анджей Фрор. Живой и настоящий. Он теперь и без меня проживёт. А ты, негодяй, как посмел подумать, что я тебя брошу?
ПОЛЬ (с легкой грустью): - На глазах растешь, паршивец. Браво.
ЖАК: - Спасибо.
МЯСНИК (довольный): - Ну вот, слава Богу, все вернулось на свои места, а то у меня уже туман в голове от этих превращений.
ЖАК: - Тут, кажется, собирались выпить?
НИНОН: - По такому случаю можно!
ПОЛЬ (Жаку): - За тебя, паршивец!
ЖАК: - За всех нас, и за театр, да будь он…
Комедианты переглядываются между собой.
… благословен во веки веков!
Все осушают до дна свои кружки.
К О Н Е Ц