Экстрасекс

Андрей Ледовской
ЭКСТРАСЕКС.

ЧЕТВЁРТЫЙ РАССКАЗ ИЗ СЕРИИ РАСКАЗОВ О ПАВЛОВСКОМ.

Паранормальный сюрр.

Если бы Павловскому кто-нибудь заранее сказал, что этот день кардинально изменит его жизнь, он не поверил бы. Он-то просто собирался съездить к предкам на кладбище, помянуть их, а то что-то в последнее время сны ему стали сниться нехорошие, всё покойники да покойники. То ли к себе зовут, то ли помина просят. А так как помирать Павловскому почему-то не хотелось, то и решил он навестить родные могилки, а заодно и к братану двоюродному зайти, благо дело его дом как раз напротив кладбища. Время только Павловский выбрал неправильное, прямо посреди зимы, так что до могил ему пришлось лезть чуть не по пояс в снегу, так что после такого похода не зайти к братцу было совершенно невозможно – и штаны с ботинками необходимо было просушить, ну,  да и выпить для сугреву и в целях профилактики острых респираторных заболеваний нужно было обязательно. Вот за бутылочкой-то братец Борис и объявил окоченевшему Павловскому, что заболеть ему, Павловскому то есть, никак не удастся, ибо в последнее время пристрастился Борис к знахарству и ведовству и на практике освоил некоторые методы экстрасенсорной диагностики и лечения  практически всех болезней и сейчас уже почти полностью оздоровил братов организм посредством заряженной им на целительство бутылкой водки. Павловский засомневался.
- Слышь, братан, чего-то ты свистишь? Я же сам этот пузырёк в вашем сельпо полчаса назад брал. Водка как водка, только что не палёная, да и то сомневаюсь…
- Говно вопросец, Витюша, - ответствовал Борис. – Я её в руках-то подержал? Ну, хотя бы когда разливал? А для сильного экстрасенса, такого, как я, зарядить любую жидкость, причём абсолютно любую – секундное дело. Могу даже дистанционно или по фотографии, а то и по памяти. Да если хочешь, я даже тебя могу научить пользоваться скрытыми резервами твоего же собственного организма, это лишь дело техники и желания. Технику я тебе объясню, да ещё могу дать домой тетрадочку мою заветную, я в ней все свои приёмы зафиксировал. – Положение рук при наложении, градус разброса пальцев при распальцовке, ну и всё такое. Хочешь?
- Хочу, - не задумываясь, ответил Павловский. – Только мне оно зачем?
- Ну, ни фига себе, - удивился Борис, - как это зачем? Халтурить будешь. То ты унитазы ставишь, а то просто будешь людей лечить, причём сразу от всех болезней. От мондовошек до СПИДа включительно. Но со спидоносцами не советую связываться, муторное это дело, а они почти все нищие. Или пидарасы, это ещё хуже. А так, по мелочи – святое дело. Я вот уже второй год не работаю, и ничего, не бедствую, как видишь. Всю округу целю, даже из Москвы народ стал приезжать. Вот  летом новый дом отстрою, тогда уж как следует, развернусь. Пасеку заведу, травки буду собирать. Оно хоть и не помогает ничего, но деревенский знахарь без отваров, да травок – как дурак без колпака. Имидж, понимаешь ли, обязывает. Это вам городским, проще, у вас там народ туповатый, зомбированный и легко внушаемый, их можно даже  и без рук лечить, и по фотографии и по телефону, а мы,  деревенские-то, упёртые все, нам пока чего-нибудь в рот не положишь, хрен вылечишь. Мужикам обязательно на спирту нужно что-нибудь настоять, а бабам – либо сладенькое на меду, либо растирочки с эротическим уклоном, они это любят. Ну, энергетический массаж ещё хорошо, но у нас мужики в основном  с отсталыми взглядами на это дело, запросто могут и морду помять, а, то и  ещё  чего похуже сделают. А вот тебе, Витюша, я настоятельно советую этот самый массаж освоить, для тебя это самое прибыльное дело будет. И лечи, Витюша, исключительно баб. Это лучше. А мужикам сразу от ворот поворот давай, скажи, мол, что у тебя чакра «инь» не открыта, а потому ты их лечить права не имеешь. Дескать, можешь ненароком их организмы на женский лад перестроить.  Они сами от тебя шарахаться будут.
- А что, Борь, и такое бывает? – недоумённо спросил Павловский.
- Ну, ты, братан, даёшь, - искренне удивился Борис, - теоретически бывает, что и корова летает, но ты не ссы, на практике это пока никому не удавалось. Но лохов пугать вполне реально.
Всю обратную дорогу домой Павловский усердно штудировал братову тетрадочку. Была она нетолстой и несложной, всего несколько десятков рисунков и краткие примечания к ним, но вот список болезней, волшебным образом исчезающих под воздействием тех или иных позиций рук экстрасенса впечатлял. Более девяноста процентов из них Павловский даже и не слышал никогда. Например, острая туляремия локтевого сустава или ишиас органов пищеварения. Павловскому от всех этих загадочных названий стало жутко интересно и он тут же, прямо в салоне автобуса, попробовал зарядить для начала свои ладони по братовой инструкции.  Покрутил ими и так, и сяк,  а потом осторожно потянулся к металлическому поручню. Между ладонью Павловского в шерстяной перчатке и железякой проскочила явственно видная даже при дневном свете электрическая искра. Вот так,  в один момент, Павловский стал экстрасенсом.
Не стало дело и за первым пациентом. На работе у хорошей знакомой Павловского, Светланы, сильно разболелась голова, никакие таблетки ей не помогали. Ну и пришлось  Павловскому волей-неволей применить свои новые паранормальные способности. Он усадил Светлану на стул посреди кабинета, сделал несколько пассов ладонями возле её затылка  и произошло настоящее чудо. Мало того, что головная боль у Светланы прошла, но она ещё и взглянула на Павловского совершенно другими глазами. До этого она со своей подружкой Томой как бы взяла над Павловским шефство – они вместе убирались в его квартире, стирали ему, оберегали от запоев, но не более, ибо  были девушки между собой очень дружны и никак не могли решить, как же им поделить Павловского между собой. Мучили и его, и себя, но решение не находилось.  И вот теперь, почувствовав мощный энергетический поток, изливаемый на неё ладонями Павловского, Светлана решилась. Губы её раскрылись, грудь стала бурно вздыматься и тугая плоть рвалась наружу из тугих оков нижнего белья. Она страстно схватила Павловского в охапку и овладела им прямо на продавленном диванчике в своём кабинете с таким жаром, что Павловский чуть не задохнулся в её объятиях. А после этого Светлана решила сразу же переехать жить к Павловскому, а через недельку другую и выйти за него замуж. Павловскому стоило большого труда уговорить её хотя бы временно оставить эту мысль, ибо, ловко нашёл Павловский отговорку, экстрасенсу крайне необходимо уединение, хотя бы временное, дабы восстановить свою ауру. Честно же говоря, жениться Павловскому совсем не хотелось. Тем более теперь.
Но времени на восстановление сил Павловскому не дали. Уже в этот же вечер к нему зашла, как бы ненароком, проведать, мужеподобная усатая начальница ЖЭКА, в котором работали и Павловский, и Светлана, и Томка, некая Наталья Ивановна. Была она женщиной суровой и властной, а потому сразу выставила Павловскому на стол бутылку водки, судок с нехитрой закуской и объявила, что у неё почечно-каменная болезнь, которую необходимо срочно вылечить. Павловский хоть и растерялся немного от такого напора, но тут же взял себя в руки,  и тут же умотал в ванную, чтобы якобы оные руки помыть перед сеансом, и там, под шум бегущей из-под крана воды, вычитал из братовой тетрадочки методику лечения вышеозначенной болезни.  Его немного смутило, что Наталье Ивановне для наибольшего эффекта воздействия пришлось бы немного оголиться, но всё решилось само собой, ибо,  когда  Павловский вышел из ванной, Наталья Ивановна уже лежала на его постели практически нагишом, скромно оставив на себе лишь  огромный бюстгальтер и необъятных размеров панталоны с начёсом, явно ещё советского производства, чем-то отдалённо напоминающие парашют. Однако стоило  Павловскому несколько раз помахать руками над её мощным богатырским телом, как губы её раскрылись, грудь начала бурно вздыматься и её тугая плоть тут же вырвалась из тесных оков нижнего белья наружу, попутно захлестнув своей волной и Павловского. Сопротивляться Наталье Ивановне Павловский не мог, так как она, во-первых, была его начальницей, а во-вторых, захватила его врасплох. Но уже где-то на шестом или седьмом заходе Павловский отчего-то упал духом, а следом и в обморок, то ли от истощения, то ли от неожиданности, что ли, и очнулся уже где-то в полночь. В квартире никого не было.
Павловский с трудом встал, подошёл к столу, залпом выпил полный губастый стакан водки и,  только засобирался было захрустеть его солёненьким огурчиком, как в дверь ему позвонили. Звонок был длинным и тревожным. Павловский немного удивился – кто бы мог зайти к нему без приглашения в столь позднее время, но всё-таки нашёл на полу свои штаны, натянул на голое тело, чуть не прищемив младшенького молнией, ойкнул, и пошёл открывать. И, открыв дверь,  Павловский тут же понял, что как раз этого-то делать и не стоило. Ибо на пороге стояла Томка, вся взмыленная и заведённая до предела. Павловский хорошо знал, что от Томки в таком состоянии можно ожидать чего угодно и затих. И буря началась.
Томка металась по однокомнатной квартире Павловского,  как дикая кошка, укушенная бешеной собакой и орала. Она сорвала с двери туалета и разбила вдребезги обе таблички, свистнутые Павловским у лифтёров и безумно им любимые. Снаружи было написано: ПЕРЕД ТЕМ, КАК ВОЙТИ, УБЕДИТЕСЬ, ЧТО КАБИНА НАХОДИТСЯ ПЕРЕД ВАМИ! А внутри: ПРИ ОСТАНОВКЕ НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ОТКРЫТЬ ДВЕРИ САМОСТОЯТЕЛЬНО, ЭТО ОПАСНО ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ! Ибо Томка острым глазом увидела, что сиденье унитаза опущено, а это, судя по её жутким воплям, явственно свидетельствовало, что у  Павловского недавно была женщина. А вид разобранной и истерзанной постели вообще подействовал на неё,  как красная тряпка на быка, и она сначала набросилась было на Павловского с кулаками, а потом  села прямо на пол и зашлась в истерике. Тут уж Павловский не растерялся, быстренько плеснул ей в стакан водочки, заставил выпить, поднял с пола, усадил в кресло и усвистал в ванную, дабы узнать, каким образом у экстрасенсов излечиваются женские истерики, что ему вскоре блестяще удалось проверить и на практике. Томка быстро угомонилась, глаза её озорно засверкали, щёки порозовели, а  уж когда Павловский протянул руку к её грудной клетке (в братовой тетради настоятельно рекомендовалось в конце лечения синхронизировать колебания сердечной мышцы), то губы Томки раскрылись, грудь начала бурно вздыматься (Павловский сначала даже немного перепугался, что переборщил с лечением), но когда её тугая плоть вырвалась-таки из тесных оков нижнего белья, то он понял, что лечение прошло замечательно. Через пару-тройку часов Томка, наконец-то, окончательно притихла и
 Павловский   уснул рядом с ней с чувством хорошо выполненного долга.
Новое утро Павловского, впрочем, началось с продолжения скандала, так как не приученный врать экстрасенс по глупости проговорился Томке, готовившей в этот момент завтрак, что перед ней у него была с визитом Наталья Ивановна, и он с ней договорился, что сегодня у него на работе будет отгул. С криком:
- Как ты мог сделать ЭТО с ней!
Яичница полетела вместе со сковородой в голову  Павловского, но он ловко уклонился от черепно-мозговой травмы и спокойно, но с  достоинством, ответил Томке:
 - Я сделал это скрепя сердце и скрипя суставами.
За что и был тут же прощён. Томка ушла на работу, а Павловский, выпив для бодрости немножко водочки, завалился в постель с целью вздремнуть минуток на триста. Но это ему не удалось, ибо в дверь вскоре опять позвонили.
Клиент попёр к новоявленному экстрасенсу косяком…. Дальнейшее течение дня   Павловский вспоминал какими-то фрагментами: он то метался в ванную на консультацию с заветной тетрадочкой, то поспешно заглатывал стакан тёплой водки, так как по природе своей был Павловский с женщинами скромен,  стеснителен и застенчив, а потому лечить их без водки он не решался, что, впрочем, никого не расстраивало, потому,  что и многие пациентки сами принимали допинг в целях большей раскованности, расслабления и расширения сосудов и сознания одновременно. Павловский то двигал руками над разнообразнейшими по форме, качеству и возрасту  женскими телами, то начинал вдруг на ходу сочинять рецепты совершенно безвредных домашних лекарств на основе кипячёной воды, соли  и детского крема, предварительно, конечно, заряжённых целителем, а в перерывах между этими важными делами оказывался в постели с очередной пациенткой. Причём кое с кем,  Павловский и хотел бы задержаться подольше, но не мог – очередь подпирала. И Павловского больше всего расстраивало, что ни имён этих женщин, ни их координат в бурном  житейском море он запомнить так и не смог. А записывать – не успевал. Под вечер же Павловский  окончательно запутался, всё в его голове перемешалось – то ли от водки, то ли от усталости, и он уже даже не знал, что ему следует делать или говорить. Если в начале дня он хотел  почему-то предстать перед дамами эдаким интеллигентом в десятом поколении и то и дело козырял разнообразными вычурными словесными оборотами типа: « Честь имею, мадам!», «покорнейше Вас благодарю» или «прошу Вас воспоследовать в мой кабинет, мадмуазель»…, то к вечеру Павловского одолели совсем другие мысли. «Имею честь, или не имею чести знать? – ворошилось в голове экстрасенса – отнимаю честь или отдаю?....»  Измученный донельзя подобными вопросами Павловский в конце концов отключился сразу и напрочь и только глубокой ночью, чуть приоткрыв глаза и увидев, что рядом с ним мирно спят Светлана и Томка, он еле слышно простонал, вздохнул, и заснул наконец-то здоровым крепким сном трудового человека с чистой совестью.
Со следующего дня жизнь  Павловского стала до предела однообразной и тяжёлой. Что он видел? Клиентки, койка, водка, деньги и редкий и неглубокий беспокойный сон. Денег, правда, появилось ужасающее количество, сначала  Павловский складывал их в коробку из-под обуви, но потом она стала мала, и он приспособил для этих целей пустой старенький холодильник «север-6», стоящий на балконе. Но тратить деньги было не на что, да и некогда. Клиентки не давали Павловскому продохнуть, а Светлана и Томка, хотя и следили и ухаживали за ним, но на свободу не выпускали, боялись, видимо, что почуяв волю, их  благоверный никогда больше не вернётся в их тесный однокомнатный рай. Да и некоторые клиентки Павловского, особенно из богатых, то и дело пытались его умыкнуть, не жалея ни денег, ни собственных репутаций. Так что приходилось держать ухо востро. Но недаром говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Так случилось и с Павловским. 
Неожиданно заявилась к нему на повторный приём некая невзрачная, худосочная соплюшка, лет пятнадцати-восемнадцати от роду и нагло заявила, что она, в процессе излечения её Павловским от заикания, глубоко забеременела и теперь настоятельно хочет выйти за Павловского замуж. Звали девушку Раей, вследствие чего на ум Павловскому совершенно неуместно пришли две старые, всем до боли знакомые строки:
Потеряла Рая честь,
 У неё другая есть.
Но в принципе Павловскому было не до смеха. Уж слишком молоденькой выглядела претендентка на его руку и сердце, а потому где-то в смутной дымке будущего забрезжили перед  Павловским казённый дом и дальняя дорога. Павловский для начала решил было прикинуться шлангом и наивно, на голубом глазу, поинтересовался у Раи, как же могло произойти подобное, конечно, из ряда вон выходящее событие, при лечении элементарного дефекта речи, на что Рая спокойно заявила ему, что ничего особенно не запомнила, ибо от страха перед паранормальными способностями Павловского лишилась сознания и невинности практически одновременно, но надлежащая справка о беременности от гинеколога у неё с собой, равно как и справка об изнасиловании несовершеннолетней, а буде у Павловского появятся какие-то сомнения насчёт правдивости её утверждений, то и на этот счёт у Раи имеются веские доводы в свою пользу в виде двух двоюродных братьев-каратистов и папы – начальника районного отделения милиции. Павловский скис окончательно. После чего по примеру мелких насекомых впал в оцепенение.
Очнулся он от того, что кто-то поливал его бренное тело холодной водой. Вокруг него хлопотали сразу три его женщины – Светлана, Томка и новоявленная Рая, которая, вроде бы, несмотря на свои наглючие частнособственнические инстинкты, быстро стала в этой тесной компании своей. Все они практически одновременно, причём очень слаженно и согласованно, проводили  над бесчувственным и неподвижным  телом Павловского различные реанимационные мероприятия, как то искусственное дыхание изо рта в рот по французской технологии, прямой массаж грудной клетки и обтирание различных частей организма холодной водой. Очухался Павловский, когда в контакт с ледяной водой вошёл младшенький.
- Как ты,   Павловский? Что с тобой случилось? – разом завопили женщины, дотоле сосредоточенно трудившиеся над ним.
- Нормально. – Ответствовал Павловский и тяжело вздохнул. – Я потерял сознание и не могу его найти.
Говорить ему ни о чём не хотелось, ибо никакого выхода,  кроме аварийного, из создавшейся ситуации он не видел.
Но оказалось, что всё не так уж и страшно, ибо дамы успели всё выяснить и даже договориться между собой кое о чём за то время, пока Павловский лежал в отключке. Почему-то по их расчётам выходило, что самым оптимальным в данной ситуации и для них, и даже для Павловского будет женитьба (причём официальная!)  Павловского на Рае, но при условии, что остальные приближённые соискательницы его тела получат к нему свободный доступ в любое время дня и ночи. Таким образом, одновременно убивалось целое стадо зайцев: будучи женатым человеком, Павловский получал моральное право резко ограничить приём страждущего женского населения, выставляя перед собой в виде Раи – худенькой, но весьма боеспособной особы: затем Павловский получал высококачественную крышу в лице тестя – начальника милиции; так же автоматически повышалась  плата болезных за сеансы ввиду строгого лимита на приём. Три дамы получали  Павловского в вечное (по возможности, конечно) пользование, но и он получал кое-какую свободу – три часа личного времени в промежутке между шестью часами утра и двадцатью тремя часами вечера. Последняя уступка стоила Павловскому пяти попеременных истерик и примерно полутора миллионов нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются. Плюс семичасовой полноценный сон.  Все эти достижения стоили того, ибо
Павловский  уже давно, чуть ли не с момента появления у него экстрасенсорных способностей, задумал разработать и написать оригинальный современный эротический трактат, для которого у него уже было заготовлено классное название – «Боевая Камасутра в свете последних открытий чакра – йоги. Учебное пособие для профессиональных ебарей». Так что всё сладилось ко всеобщему удовлетворению.
Итак, жизнь Павловского постепенно вошла в нормальную колею и одно только его беспокоило – с прилавков магазинов почему-то махом исчезли столь любимые им дешёвые портвейны «Агдам», «Кавказ» белый и розовый, «Алабашлы», «Акстафа» и прочие тому подобные, а потому для поддержания  постоянной спортивной формы и тонуса организма пить ему приходилось только водку. И хотя количество пациенток заметно снизилось, выпивал Павловский по-прежнему прилично, причём регулярно. И стала развиваться в Павловском страшная болезнь, именуемая алкоголизмом, которую поначалу никто не заметил, ибо самому Павловскому было не до житейских мелочей, а его подруги обращали основное внимание на сексуально-финансовую сторону их бытия, а там-то до поры до времени всё было прекрасно.
Но однажды, избавляя от ожирения богатющую бабищу-бизнесвуменшу восьми-девяти пудов весом, Павловский почему-то сразу от энергетического массажа  перешёл к прощанию, хотя и губы ея уже раскрылись, как клювики у птенцов в гнезде, и грудь её (восьмой номер!) уже бурно вздымалась, а уж как её  тугая (кхм – кхм…) плоть  рвалась из тесных оков нижнего белья – то,  ни в сказке сказать, ни пером описать! (Любой мало-мальски уважающий себя редактор, даже и в «Плейбое» вычеркнет эту сцену как сугубо непристойную). Дама осталась крайне недовольна подобным отношением к ней целителя, что выразилось в резком уменьшении гонорара и смачном плевке, который она оставила в коридоре при уходе.
С этого дня Павловский крепко задурил. Он перестал целить всех подряд и дамы вынуждены были отныне проходить предварительное собеседование с мастером, и в койку… ой, простите, на приём, теперь попадали в основном не столько финансово обеспеченные, сколько внешне одарённые женщины, что, естественно, незамедлительно сказалось на материальном благополучии простой экстрасенсорской семьи из четырёх человек без детей. Он забросил и свой трактат, и семью, да и пить стал как-то уж слишком вызывающе, нагло, прямо из горла. Тут уж его жена и её дублёрши спохватились, ан, было уже поздно. Ни один врач не брался вылечить Павловского, все ссылались на заповедь Гиппократа «Врачу, исцелися сам», а  Павловский  целить сам себя, да ещё и бесплатно, отказывался наотрез. В знак протеста и в качестве меры воспитания сожительницы покинули  Павловского.
И вот однажды ночью послышался Павловскому Голос (ибо сны Павловскому никогда не снились), который в кромешной темноте тоскливо и громко проорал:
-  СЛИШКОМ МАЛО СЕКСА КРУГОМ!
Павловский так удивился услышанному, что проснулся и увидел в своей комнате дикую картину: под запрещённую барабанную мелодию «Ай-яя-яй, убили негра» на заплёванном полу танцевали, сладострастно извиваясь в неверном свете уличного фонаря за окном, нагие девы с распущенными светлыми волосами и зеленоватой кожей. Увидев, что Павловский проснулся, одна из них подошла к нему, поцеловала холодными зелёными губами в лоб, и прошептала прямо в его заросшее волосами ухо:
- Мы – инопланетянки, дорогой мой, мы прилетели с далёких звёзд к тебе лечиться…
Павловский с ужасом понял, что это – белая горячка, судорожно перекрестился и пошёл к телефону вызывать «Скорую помощь». Набирая номер и всё время слыша в ответ лишь короткие гудки он лихорадочно приговаривал еле слышно:
- Лечиться, лечиться и ещё раз – лечиться, как завещал нам Великий Ленин!
«Скорая»  приехала через четыре часа.

22.04.2001.