Еще один год остался позади… Сладко потянувшись в кровати, я посмотрела на часы – пора, пора. В три часа дня уже самое время обзванивать родственников и всяких нужных людей с дурацкими поздравлениями с этим не менее дурацким праздником, совершенно ничего не меняющим в жизни, кроме ежегодного повышения квартплаты и традиционных ожиданий чего-то хорошего, светлого и доброго, этих призрачных надежд, которые рассыпаются в пух и прах уже через пару месяцев.
Последней, как обычно, позвоню своей лучшей подруге и однокласснице. Ленка уже года три как перешагнула порог консервации возраста – ну это когда, по разумению психологов, человек лет в двадцать пять ощущает себя сорокалетним, а сорокалетний, в свою очередь, на те же двадцать пять, и ведь вот в чем прикол - чем ты старше, тем почему-то моложе себя ощущаешь. Но все проходит, года в сорок три-сорок четыре. До Ленки это почему-то пока не дошло, а потому я буду опять долго выслушивать ее длинные подростково-эмоциональные истории про обстановку в офисе, разборки с коллегами, несправедливое отношение к ней как к профессионалу и так далее. Рассказывает она обо всей этой бытовухе забавно, можно сказать, в картинках, насколько это возможно представить при телефонном трепе. И лишь одну тему Ленка с некоторых пор обходит стороной - как прошел Новый год. Почему? Да потому, что...
...Отношения с этим всенародно любимым праздником у подруги как-то не заладились с детства. Ее первая полубессознательная встреча с Новым годом закончилась в инфекционном отделении больницы. Родители решили побаловать чадушко ананасом, но африканские гены, видимо, в россиянах от времени деградировали, и юный организм просто обалдел от такой экзотики. Ленку еле вывели из анафилактического шока, но неприятности на этом не закончились – пришедший в себя ребенок вдруг осознал, что рядом нет мамки. Это сейчас редкая родительница оставит малолетнее больное дитя в стационаре, тем более что, слава Богу, залечь в больницу вместе с ребенком до трех лет - не вопрос. Да и убиваются при этом сразу свой и чужой зайцы - и дефицитному младшему медперсоналу полов драить меньше, да и за врачами хороший пригляд, чтобы не напортачили.
Сообразив, что что-то в этом мире не так, и вообще - совсем даже неправильно, Ленка, едва начав говорить первые слова, закрыла рот и не открыла его до тех пор, пока не случилось чудо – мать наконец не только к ней пустили, но и ненадолго разрешили проветрить зеленую то ли от тоски, то ли от болезни Ленку на январском морозе. И тут удивилась уже мать, когда «мелочь», опьяненная свежим воздухом и свободой, с широко открытыми глазенками наслаждалась не видом зеленой стенки из-за сетки кроватки и не пугающе незнакомыми лицами каких-то чужих теток в белых халатах, а живым уличным пейзажем. «Мама, моти, детки!» - такая вот целая фраза, слетевшая с уст дитя, которому едва исполнился год и три месяца и которое за три недели не проронило ни слова, впечатлила, похоже, не только родительницу, но и саму Ленку.
…Первый новогодний опыт молчанки сыграл злую шутку с моей подругой и в детском саду. Когда ей было года четыре, она целый месяц учила нехитрый стишок, чтобы не облажаться перед Дедом Морозом, который под Новый год обязательно появлялся на детском утреннике. То ли Ленку смутили интонации «дедушки», сильно напоминавшие голос одной из воспитательниц, то ли она ужасно разволновалась, но стихотворение вылетело из головы и влетело обратно только тогда, когда она, смущенно хлопая длинными коровьими ресницами, отправилась после пяти минут позора обратно на свой стульчик. Видимо, стресс трехлетней давности напомнил о себе, и Ленка, как заколдованная, не смогла проронить ни слова. Дар речи, конечно же, вернулся, но у подруги остался очередной «шрамик», из которых иногда может образоваться целый комплекс неполноценности.
Кстати, как она выросла нормальным человеком с минимальным набором этих комплексов, до сих пор непонятно. Ее предки, как и практически все советские родители, о возрастной психологии слыхом не слыхивали, литературы по этому поводу видом не видывали, а потому воспитательный процесс был или воплощением в жизнь «домостроевских» принципов, или шел по какому-то своему сценарию, не всегда идущему на пользу подрастающему поколению. А Ленкины молодые родичи были вообще большими приколистами с некоторой долей «веселого» садизма. Развлекались, стращая дочу Бабой Ягой, не ведая, что она даже днем, холодея от ужаса, на ватных ногах пробирается в туалет, ну а ночью впечатлительная Ленка просто дула в постель. Еще родоки юродствовали интеллектуально, например, доканывая вопросом: «Как пишется заяц – через «е» или «и»?» И ржали, когда она не понимала, почему оба варианта не прокатывают. Одна из логических шарад пришлась аккурат под Новый год, когда у матери шестилетняя девчонка допытывалась: «Ты кому это платье вяжешь?» - «Девочке…» - «А какой?» - «Лене». - «Мне?» - «Нет, не тебе…» - «А кому?»… Диалог повторялся снова и снова, и Ленку, смутно догадывающуюся, что мать ёрничает и что вся эта красота предназначена ей, все же грыз червячок сомнения. Обновка вскоре обнаружилась под елкой, но красивое синее платье с белой каемочкой так и не стало почему-то любимым…
Лена росла, посещая в конце каждого декабря новогодние утренники в Доме культуры. Они ей нравились, и ее отношения с Новым годом в школьную пору были довольно ровные. Но в девятом классе без сюрприза не обошлось. В том году после переезда на другую квартиру она вернулась в школу, где отучилась в первом классе. Родители ее пристроили в параллельный, более сильный класс, где однокашники были все незнакомые, кроме меня, жившей с ней теперь в одном доме. Вместе с Ленкой в класс пришла отличница Даша, и ее мама – женщина строгая, если не сказать свирепая, вдруг предложила собраться на Новый год у них. Ну, наверное, как сейчас говорят, в целях сплочения коллектива, да и за рафинированную дочурку как-то спокойнее. Но когда нарядные девочки и мальчики, официально отпущенные в ночь из отчего дома, уже были готовы сесть за столы, случилось что-то непонятное. То ли кто-то что-то схватил из тарелки с голодухи, то ли не в ту комнату зашел, но зычный рык Дашиной матушки возвестил: «А не пойти ли бы вам всем «в сад»?» Дети, воспитанные в эпоху социализма, взрослых слушались и боялись. Наши девчонки дружно рыдали в подъезде, парни смущенно топтались рядом. Я и Елена, две гордые троечницы, унижаться не стали. Хотя было за все уплачено, мы покинули «гостеприимный» дом. Раздобыв чудом бутылку какой-то мерзкой бормотухи, незаслуженно обиженные, а потому злые, часа три тупо шлялись по площади имени доброго дедушки Ленина, куда после боя курантов вывалились сытые, пьяные и счастливые горожане.
Мы еще раз совместно наступили на те же грабли, решив уже во взрослом возрасте повторить аналогичный эксперимент. Лет через восемь после окончания школы угораздило нас собраться теперь у одноклассника, но с такой же сумасшедшей мамашей. Двадцатипятилетних дядь и теть никто, конечно, уже не выгнал бы. Но культурная программа нас с Ленкой просто добила – во-первых, родители «мальчика» Саши нас так и не покинули ни на минуту, а во-вторых, как на очной ставке, в добровольно-принудительном порядке обязали рассказывать о том, что успели мы натворить на тот момент в этой жизни.
А в Ленкиной копилке новогодних приключений за это время появились новые экземпляры. Пока она училась в столичном вузе, продолжала опыты, пытаясь понять, где же нужно отмечать Новый год, чтобы потом не было мучительно больно. В общаге у подружек-землячек как-то не особо понравилось – после всенощных бурных возлияний пришлось тащиться на метро к себе на другой конец столицы, чуть ли не вставляя спички в слипающиеся глаза и попутно отмахиваясь от назойливых армянских юношей, предлагавших продолжить гулянку в их дружной компании. В «приличном» баре вообще пришлось однажды плотно утрамбовывать себя водкой, чтобы теперь уже у горячего грузинского парня отбить желание приставать чуть ли не с ножом к горлу с любезными предложениями типа «пойдешь по-хорошему, а не-то пойдешь по-плохому». Между прочим, приемчик сработал, но подруга моя сама еле отошла от дикого похмелья, решив с тех пор со столичными барами и – о Боже! – с пьянками завязать раз и навсегда.
Ну с алкоголем и со злачными местами попрощаться тогда не получилось, а потому в очередную новогоднюю ночь Ленке пришлось отбивать подругу то от одного бандита (и в махровую совдеповскую пору такие встречались), то от другого в «очень приличном» московском кабаке. Провинциалка Наташка, конечно, сама нарывалась, привыкнув «звездить» в своем Скопингагене, крутя местными мужиками, относясь к ним крайне по-хамски и никак не отвечая при этом за свои выходки. Но москвичи таких шуток понимать не желали, а потому Ленке пришлось им долго и вдохновенно объяснять, что эта красивая, но совершенно дикая особь приехала в гости всего на пару дней и ноги ее завтра здесь не будет. Но Наташка все же с кем-то из бандюков по-тихому слиняла, чем опять напрягла мою подругу, только вечером следующего дня обнаружившую девицу на вокзале, трогательно прощавшуюся со вчерашним опасным ухажером.
Отправившись после института на отработку в один старинный русский город, Елена вдруг обнаружила, что Иваново по сравнению с ним просто отдыхает, а потому и отношение к женскому полу там было весьма своеобразное. В стольном граде студентка по вполне понятным причинам (пресловутая прописка, на которую редко давали покуситься напыщенные москвичи, презрительно именовавшие даже студентов «лимитой») не нашла своего единственного и неповторимого, но мужским вниманием никогда не была обделена, а тут…
За пару месяцев симпатичная фигуристая девушка распростилась со своей почти адекватной самооценкой, как практически все, кто попал по распределению или просто приехал на работу из окрестных сел в этот красивый, но такой неприветливый для прекрасной половины человечества город. Но ее «любимый» праздник опять приближался, и Ленка втайне ждала обыкновенного чуда. Девице двадцати с хвостиком уже хотелось опереться на твердое плечо, и вроде даже появился на горизонте потенциальный партнер, но не будем забывать, в каком дрянном месте оказалась моя подруженция. «Кадр» - загадочный молодой человек с миндалевидным разрезом глаз – вроде как даже служивший в военном городке, откуда родом мы с Ленкой, работал медбратом и учился в мединституте. Жил в общаге, но у подруги почему-то сложилось впечатление, что Тимур несвободен. Так оно было или нет, но парень через короткое время как-то по-тихому ретировался, но еще раз возник в ее жизни самым невероятным образом. И случилось это… трудно не догадаться – естественно, в Новый год.
Общажных женщин официально пригласили на дискотеку общажные же мужчины, коими большую часть из них назвать было можно с большой натяжкой - сброд редкостный, за исключением нескольких экземпляров. Но все, уже без исключения, с понтами и нарасхват. В ход шли вечно пьяные, вонючие, тупые, страшные, хромые, косые, беззубые... И даже разнорукий Вася с некоторыми отклонениями и в умственном развитии с важным видом разгуливал по общаге под ручку с Ленкиной соседкой по комнате – инженером-конструктором первой категории, да еще и с наклевывающейся кандидатской. Кстати, на Новый год девиц пригласил именно Вася. Ну ладно, и один для дискотеки сойдет, решили подруги. Но пока Ленка переодевала туфли, в комнату завалился Васин сосед, и почему-то с порога сразу решил действовать. Подруга и вздохнуть не успела, как оказалась взаперти с чудным мачо, от которого веяло уже даже не козлом, а скорее скунсом. От предложения быстрой и чистой любви Елена моя почему-то посмела отказаться, но в залитых глазах героя-любовника отразилось такое неподдельное изумление, перемежающееся с таким негодованием, что она поняла – ледового побоища не избежать. К счастью, сексуальный террорист подорвался на собственной мине - расслабляющее действие алкоголя и начинающийся сушняк потихоньку вывели его из строя, и он куда-то вышел для дозаправки, предварительно заперев дверь снаружи. Ленка, даже не накинув пальто, выскочила на балкон, где была пожарная лестница, в надежде, что на других этажах найдет спасение. Но свет нигде не горел, а бить стекла или сигать со второго этажа как-то не хотелось. Не хотелось и торчать на лестнице в двадцатиградусный мороз в туфельках и легком платье.
Решение родилось спонтанно, когда в проеме балконной двери показался злодей. Собрав волю в кулак и прикинувшись покорной овечкой, Ленка смиренно зашла в комнату, но тут же рванула к двери. Мгновенно взлетев на два этажа выше, она столкнулась с Тимуром, который почему-то тут же пригласил ее на танец. Повиснув в изнеможении на широких мужских плечах, Ленка вдруг спиной ощутила на себе колючий взгляд…
Мачо был профессионально бит владеющим восточными единоборствами Тимуром и больше в поле зрения не появлялся. Новый год, как всегда, был испорчен, но это Ленку уже нисколько не удивило.
Вернувшись в родной город через семь лет, моя подруга все же нашла «свое счастье» в образе простого советского инженера. Жениться инженер особо не планировал, но Ленке ждать у моря погоды надоело, а потому она через год знакомства решила сделать инженеру подарок, перед самым Новым годом объявив, что тот небесплоден. «Радости» новоиспеченного папаши не было предела, предложив решить проблему кардинальным способом, 31 декабря подруге он даже не позвонил, зависнув у образовавшейся пару месяцев назад новой пассии. Об этом Ленка узнала через пару дней. И на пару месяцев пропала сама – прождав всю ночь звонка при полном параде, она решила на все наплевать, как наплевал на нее в очередной раз несуществующий Дед Мороз.
Самое смешное, что Ленка с Пашей все же поженились, и семейный кораблик поплыл, с переменным успехом попадая то в шторм, то в штиль. И продираясь сквозь дебри перестроечного бытия, наблюдая за дефолтами, сидя то в одном, то в другом декрете, Ленка как-то забыла про свои взаимоотношения с Новым годом.
Но уж чего она совсем не ожидала, последний сюрприз ей преподнес старый Новый год. В то время Елена решила заняться бизнесом, куда и сманила своего инженера, который явно маялся на работе будучи в немилости у начальства. Жить стало веселее, хватать стало не только на сигареты, но и на хорошие сигареты. И на хорошее пиво. И надо же такому случиться, что Пашу, глотнувшего вечерком стакан пивка, ночью ловят гаишники, когда он вез домой бывшую сотрудницу, засидевшуюся у них в гостях. И неожиданно лишают прав. Все бы ничего, но как быть с бизнесом? А еще под Новый год, когда на выручку за один день можно припеваючи жить целый месяц. Права у подруги были, и она, взяв несколько уроков вождения, начала ездить сама. Но на бывшую сотрудницу мужа, которая стала косвенной причиной изъятия мужниных прав и как следствие - "законных" возлияний последнего с такого горя, она смертельно обиделась и вычеркнула ее из списка друзей.
13 января Ленка решила приехать домой пораньше. Поставив машину на стоянку, гордая собой, что так смачно разрулила все проблемы, в обнимку с сумками, набитыми яствами к праздничному столу, открыла дверь в свою квартиру. Картина, представившаяся взору, была стандартной. Как в том анекдоте. Но домой «из командировки» на этот раз вернулась жена. «Ну, это уж слишком», - увидев бывшую сотрудницу мужа в своей постели, подумала Ленка…
Вы будете смеяться, но Пашу она простила. А в Новый год с тех пор, не дожидаясь боя курантов, заваливается в люлю, даже не выпив бокала шампанского. Ну и чего ей отмечать этот дурацкий праздник, совершенно ничего не меняющий в жизни, кроме ежегодного повышения квартплаты и традиционных ожиданий чего-то хорошего, светлого и доброго, этих призрачных надежд, которые рассыпаются в пух и прах уже через пару месяцев…