Бог любит детей

Георгий Малиев
      
               
      ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ ДЕТЯМ,КОТОРЫЕ СТАЛИ ЖЕРТВАМИ БОЛЕЗНЕЙ,ТЕРАКТОВ,ГОЛОДА И НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ СО СТОРОНЫ РОДИТЕЛЕЙ.               
               
   Эту историю поведал мне мой приятель. Она могла затеряться в  недрах моей памяти, но этого не случилось: моё сердце  впитало в себя боль этой трагедии. Подобное происходит в нашей жизни довольно часто, но именно эта история побудила меня к тому, чтобы я рассказал о ней. 
     Возле роддома дежурили около десятка человек - близкие родственники и друзья Рохсаны и Ацамаза. Ждали появления на свет ребенка. Ребенка долгожданного, ибо предыдущие попытки Рохсаны стать матерью заканчивались для неё печально. Состояние здоровья молодой женщины ухудшалось, а её вера в благополучный исход очередной беременности почти угасла.
  В этот раз всё сложилось иначе. По истечении семи месяцев обоюдных неудобств и мучений свет увидела девочка. Покинула чрево раньше, не стерпела томления в материнской утробе.
   За день до этого знаменательного события Рохсану, вопреки запретам врачей повезли в церковь. Ей не терпелось переступить заветный порог, черту, отделявшую от царства божьего духа. Казалось, в этом шаге заключалось её спасение и всех её близких. Жажда общения с Создателем через собственное сердце была нестерпимо мучительной. Одно желание – утолить эту жажду немедля, открыть клапан души, соединяющий с высшей силой, слиться с ней воедино. Сложив ладони у подбородка, почти в полусознательном состоянии она воздавала дань почтения Всевышнему. Горячо, страстно, без остатка она изливала благодарность и молилась за всех матерей. В атмосфере полумрака и чьего – то незримого присутствия она ощущала, как нечто невидимое, невесомое, но почти осязаемое заполняет всё её существо, очищает и исцеляет. Внутренним взором Рохсана уловила знак, который так ждала… Послание.. За преданность, веру, доброту к людям. И в этот раз она была услышана. Бог не отвернулся, он по-прежнему находился рядом. Такое уже случалось с ней - в минуты отчаяния что - то теплое, светлое, доброе снисходило и заполняло пространство её души. Давало силы и веру.
    Ацамаз смог увидеть дочь только под вечер. Акушерка завела его в специальную комнату и оставила их наедине. Состоявшийся отец стал всматриваться в крошечный комочек плоти. Уж очень маленьким он был. Чувства к незнакомому человечку скорее походили на сострадание и удивление, нежели на отцовскую инстинктивную любовь. Мало верилось, что этот беспомощный, жалкий и костлявый малыш не чей - то, а именно его. На съёжившемся тельце кожа была морщинистой, отёчной и красной. Припухшие веки медленно шевелились, то открывая наполовину, то, закрывая черные глазки причудливой формы.
  Акушерка возвратилась скоро. Посмотрела на Ацамаза и молча улыбаясь унесла девочку. В задумчивости Ацамаз направился по узкому коридору, к выходу. Пока шёл, поймал себя на мысли, что не испытывает особой радости в эти волнительные минуты, наверное для каждого новоиспечённого родителя. На душе было неестественно - тревожно: то ли от страха быть отцом, то ли оттого, что таких малюсеньких новорождённых он никогда раньше не видел.
  На улице он оказался в плотном кольце родственников. Они  ожидали вестей о самочувствии роженицы и девочки. Родне не терпелось поглазеть на них и поплевать по- свойски, если момент подвернётся. Через полчаса Ацамаз на правах отца важно зашагал к зданию: узнать, почему жена так долго не выглядывает из окна  и не показывает дочурку. Дверь в её палату была приоткрыта. Внутри находились врачи. Они что-то говорили супруге. Ацамаз невольно вздрогнул и остановился в нерешительности. Когда собрался духом и приблизился, почувствовал неладное. Бледный, потерянный вид супруги говорил о том, что стряслось нечто очень скверное. Врачи объяснили ему то же, что и жене: у новорожденной крайне слабая иммунная система, недоношенность и что самое страшное – тяжелый порок сердца. Состояние крохи врачи оценили как критическое, граничащее с опасностью летального исхода. Это был приговор их семейному счастью: убитый горем, он тяжело опустился на кровать, рядом с Рохсаной.
   В реанимационное отделение детской больницы Рохсану с дочерью перевели на следующий день. Их поместили в отдельную палату. После кормления врачи  забирали малышку в кабинет интенсивной терапии. Они делали всё возможное, чтобы не «потерять» маленькую пациентку; днем и ночью бедняжке приходилось терпеть мучительные процедуры.   
         Волны тревожных слухов молнией разносились по отделению. Мнимые беспокойства родителей переплетались с вполне обоснованными.  Чаще слухи несли в себе светлую, добрую весть, вроде той, что кого-то выписывают, или кому-то успешно провели операцию. Но случалось иной раз непоправимое. В эти драматические часы отделение заполнялось пронзительными, душераздирающими рыданиями матери, чей младенец покинул этот мир навсегда. Тогда из палат старались не выходить, переговаривались шепотом, невольно представляя себя на месте несчастной матери.
  Рохсана выхаживала свою дочь. До потемнения в глазах, до судорог, изнемогая от сверхмерного напряжения сил, черпая их снова и снова из неведомого источника. Забыв обо всём, она посвящала каждую минуту ей, родной кровинушке. Боялась прозевать, проспать. Знала, сон подкрадывается незаметно, стоит только на секунду сомкнуть веки - и уже в его власти. В памяти раз за разом воскресал случай, произошедший не так давно в отделении глубокой ночью. Грудной младенец, присосавшись к материнской груди не смог от неё оторваться. Он умер потому, что его изнурённая заботами мама уснула во время кормления.                Рохсана терпеливо ждала и верила, что в один замечательный день дочь выпишут отсюда здоровой и малость повзрослевшей. Врачи советовали ей беречь своё здоровье, не изводить себя. Впавшие глаза и тёмные круги под ними свидетельствовали - девушка на грани нервного и физического истощения.  Но ни их доводы, ни просьбы родных и ни что на свете не смогли бы повлиять на душевный порыв Рохсаны – матери, безумно любящей своё дитя.
    На этом же этаже находилась палата для брошенных младенцев. Их было девять, все примерно одного возраста. Дежурившие на этаже молодые медсёстры частенько роптали: на их долю выпала столь неблагодарная работа – присматривать за этими детьми. Много возни с ними, особенно ночью, когда так сладко клонит ко сну, или любимый на телефоне. Поговорить толком  или вздремнуть не дадут. Ведь к ним не придут родители, не отблагодарят. Только нервы портят, голова кругом идёт от их истошного вопля. Откровенничали, что в других отделениях всё как положено: подарки, конфеты, шампанское, благодарность от родителей. А за этих ничего... только отчитываться нужно перед начальством. Одним словом, неблагодарный труд. Одна из медсестер подметила, что дети, слыша взрослую речь, успокаиваются. Она решила облегчить свои мучения  с помощью придуманного нехитрого способа. Она стала в их палате включать радиоприемник, что приносила на время своего дежурства. Это новшество на какое-то время забавляло и отвлекало малышей. Очень скоро они привыкли к однообразию и перестали обращать внимание на механический прибор, подсунутый для замены настоящей человеческой речи. Когда выпадал случай, Рохсана с дочерью на руках шла в стан сирот. Громкий, режущий слух плач смолкал и сменялся ликованием. Рядом с ними стояла мама. Её присутствие успокаивало, настраивало деток на иной лад.  Завидев Рохсану, они приходили в свой  младенческий восторг - начинали крутить головками, шевелить губками, будто хотели донести до неё что – то очень важное. Рохсана и без их неуклюжих подсказок знала, чего им не достаёт. Она ловила их осмысленные не по возрасту взгляды, чтобы каждый из малышей ощутил и принял внутренний импульс доброты, беспрестанно струящийся из её сердца. Она делилась с ними материнским теплом, хотела оставить им частичку своего сердца. Никогда ей не забыть этих добрых, ищущих людского понимания и сочувствия глазок. Рохсана сознавала, что выйдя из стен больницы разорвётся нить, что связывает их, что эта привязанность неминуемо повлечёт за собой душевные травмы всех их. Глубина и сила её сострадания к чужим детям потрясла Ацамаза. Он относился к дочери с таким же трепетом и любовью. Его чувства были спрятаны и он не мог позволить эмоциям взять верх. Свою любовь он хранил внутри себя. Она пришла не сразу, но в то мгновение, когда он осознал, что жизнь его дочери на грани жизни и смерти. Два месяца лечения не принесли улучшения. Несмотря на усилия врачей, к букету болезней прибавилась ещё одна - пневмония. Это известие подняло на ноги весь медперсонал реанимационного отделения. Параллельно с основным лечением стали бороться с воспалением лёгких - вкалывать сильнодействующие антибиотики, создавая новые угрозы здоровью малышке. Девочка слабела с каждым днем, её организм становился все менее восприимчивым и к боли и к материнской ласке. Рохсана сердцем чувствовала, что неумолимо надвигается великое горе. взлелеянные и обманутые надежды, страшная безнадежность спалили дотла её душу. За час до трагедии несчастные решили забрать свою дочь из больницы. Никто из врачей не протестовал, они пребывали в том отупении, которое наступает в момент отчаяния и безысходности. Они молча наблюдали за тем, как Рохсана одевала свою дочь. Повисла тягостная тишина, нарушаемая шумом пеленания.  Это был один из тех редких случаев, когда все всё поняли в миг и не нужно было никому и ничего доказывать или объяснять. Ацамаз выглядел бледным, осунувшимся и постаревшим лет на десять. С его губ не сходило выражение скорби, в глазах появилась странная, пугающая тревога. Роковое предчувствие рождало в его сердце смутный страх, который становился всё более мучительным. Он делал над собой огромное усилие, чтобы сохранять рассудок. Когда Рохсана закончила, она взяла девочку на руки и, обращаясь к мужу произнесла надтреснутым, жалобным голосом: «Мы готовы». Эти слова погасили последнюю искру надежды в душе Ацамаза. Семья медленно направилась к выходу. Они несли дочь к Тереку: за то время, которое оставалось в их распоряжении надо было успеть многое ей показать. Рохсана прижимала личико к своей щеке и что то говорила, но её слова перешли в плач, а тело стало содрогаться от рыданий. Ацамаз бережно взял девочку и посмотрел на неё. Потускнели огоньки в глазах, не светятся как прежде, в редкие моменты. Безмолвно и смиренно лежит она у отца на руках, еле-еле бьется её сердечко. Еще теплится жизнь в крохотном тельце, еще не потух выстраданный взор: мерцает огонек жизни, не угас совсем, не истлел до конца. Крепко прижимал он к себе почти безжизненное тело дочери, иногда обращая свой взор к небу. Ну вот и река появилась. Последний раз попыталась улыбнуться девочка белыми сухими губками и в ту же секунду прощальная улыбка застыла на её губах.Так и стояли они втроем. Бесконечно долго стояли. Их дочь умерла, но Рохсана и Ацамаз свято верили в то, что там, на небесах они будут снова вместе.Они станут по настоящему счастливыми и уже ничто и никогда не сможет разлучить их.
Ведь Бог любит детей.Он превращает их в своих ангелов.