Когда я еще не родился, тогда я уже вспоминал о тебе. Я знаю, что зима не бывает без грусти.
Не может мир быть без тебя, не может завтрашний день стать явью без тебя, не может быть того, о чем боишься думать.
Я думал, что все просто: можно просто улыбнуться, просто уйти, а потом просто забыть тебя. Я думал, что ты догонишь меня, я ждал этого и был спокоен. Каждый мой следующий шаг ожидал присутствия тебя в моей жизни. Я не знал, что как бы я медленно не шел – ты все равно не догонишь меня, потому что твои шаги должны были взорвать жизнь другого, но я же этого не знал.
Мороз крупно хрустел под подошвами моих ботинок, и я уходил все дальше в клубящийся сумрак мороза. Я все время прислушивался и хотел за спиной услышать веселый скрип твоих каблуков. Ты не взяла того, что тебе не принадлежало, но ты и не отдала того, о чем я мечтал. Так почему же я чувствую себя обкраденным?
Чем медленнее я шел, тем чаще оглядывался назад. И воздух качался от твоих не созревших, от еще не всбитых мужским желанием бедер. Мне казалось, что стоит только остановиться, и мы обязательно столкнемся. Ты уткнешься в мой поседевший шарф, я тебя обниму, и мы закружимся в ленивых клубах морозного воздуха. Уверенными в себе могут быть только дураки. А теперь я знаю, кто я есть на самом деле.
Когда ты это прочтешь, я уже буду далеко от тебя, потому что лестница железной дороги, оказывается,не имеет конца. Но ты для меня навсегда останешься совсем близко, так бесстыдно рядом, что мои ресницы смогут царапать смущающуюся белизну твоей кожи. Я хочу, чтобы тебя было так много, чтобы я тонул в тебе каждый день, каждую минуту и каждую секунду мечтал бы о том, чтобы снова не жить без тебя.
Память в сваренных клубах морозного воздуха вряд ли сможет оттаять и стать теплым воспоминанием того, что уже никогда не сбудется.
Птицы всегда красиво поют над потерявшимися могилами. Дети всегда откровенно плачут от глубины своего понимания и непонимания их глубины. И когда я умру, все равно из-под толщи давящей земли я буду наивно верить, что я не опоздал, а ты успела дотронуться до моей обреченно уходящей спины, и наши губы, тогда, так долго искавшие друг друга, будут до боли спаяны морозом на все следующие наши жизни.