(повесть из сборника "Ах, эта любовь-бесстыдница...")
Пролог
В этот солнечный день 1962 года Вера Михайловна Пискунова вернулась в сочинский санаторий заплаканной – встретила на почте мужчину, которого в молодости, но уже будучи замужней, горячо полюбила, а потом сама же, любя, и предала. Он был тогда холостяком, закончившим военное училище лётчиков, прибыл в полк, где служил её муж, и влюбился в неё, в то время ещё молодую красавицу, ходившую в клуб офицеров на танцы, хотя имела уже ребёнка. Дело в том, что замуж она вышла без любви, не нагулялась, не нацеловалась. Ей шёл всего лишь 19-й год, когда Пётр Иванович Пискунов явился к её родителям просить руки их дочери. Он показался им человеком серьёзным, как все военные, был старше её на 10 лет и с твёрдым положением – служил в должности инженера эскадрильи. И родители не то, чтобы посоветовали ей выходить за него, а почти настояли на этом. Так же, как и его родители, соседи по их большому городскому двору, которые сами подсказали ему выбрать себе в невесты именно Верочку – скромную и красивую девушку. И она пошла… Счастливый муж увёз её в свой гарнизон на Кубани, и там она родила ему девочку. А через 3 года в этот же полк в гарнизон прибыл и Андрей Колосков, её ровесник, в которого она безумно влюбилась на танцах. Потом произошла та горькая история. Андрюшу судили за связь с нею судом офицерской чести, и он был уволен из армии в запас.
А теперь, когда ей перевалило за 40, эта неожиданная встреча в Сочи на почте, разговор, ошеломляющее открытие, слёзы по дороге, а затем бессонница, окунувшая её память в далёкое прошлое, и неутешный вывод: сама испортила себе всю жизнь…
Часть первая
1
Военный лётчик Андрей Колосков был высок ростом, атлетического сложения, не то что коротышка муж с широкой спиной, короткими руками и ногами, тонкими и кривыми, и она сразу заметила в клубе этого нового парня и выделила из всех, пригласив на дамский танец. Тут же и познакомились:
- Как вас звать? Вы у нас в гарнизоне новенький, да? А откуда, если не секрет?
- Закончил в этом году лётное училище в городе Энгельсе, - ответил он. И с лёгким наклоном головы представился: - Андрей Колосков. А кто будете вы?..
- Жена капитана Пискунова, Вера Михайловна.
Он разочарованно произнёс:
- А я думал, вы девушка, моя ровесница, не старше. А вы, оказывается, уже Михайловна!..
- Ну и что? Мне – 21, я с апреля 30-го года, у меня уже дочке 3 года, потому и Михайловна. Но вы можете называть меня и просто: Верой.
- Спасибо. Мне – тоже в сентябре исполнится 21. Можно застолбить у вас место на следующий танец?
Почувствовав внизу его плоть, когда прижималась к нему, продолжая с ним танцевать, она, неожиданно для себя, возбудилась и сама и с радостью согласилась:
- Считайте себя моим партнёром хоть на весь вечер! С ровесником мне веселее, чем с семейными офицерами: легче разговаривать, и вообще…
- Договорились! – обрадовано "застолбил" он предоставленное ему право.
"Вот с того вечера и начался мой роман с Андреем! – подумала Вера Михайловна, вспомнив до мелочей симпатичное лицо любимого человека. – Через 4 субботы с танцами он стал моим любовником: мы улизнули из клуба порознь на свидание в поле за баней, где он меня ждал. И там, при свете яркой луны и под прибойные волны сверчков я ему отдалась в уже пересохших высоких травах".
Дойдя в воспоминаниях до этого места, она неожиданно удивилась тогдашнему своему желанию, охватившему её, словно пожар. Во время поцелуев она ощущала себя голодной собакой, привязанной ошейником к цепи на проволоке, вдоль которой – туда и назад – были пределы её женской несвободы при нелюбимом муже. Изголодавшись по любви, она без сопротивления пошла на близость, захватившую её своей сладостью, и впервые почувствовала себя счастливой женщиной. Но он, хотя и влюблённый в неё (она ощущала это всем своим существом), вдруг с какой-то, непонятной ей, обидой спросил:
- Ты уже не первый раз изменяешь мужу?
- Нет, это у меня впервые. А почему ты спрашиваешь об этом?
Он ответил вопросом на вопрос:
- Откуда же знаешь тогда сигнал пальцем в ладонь мужчины во время танца?
- А откуда это знаешь ты?
- От более опытных товарищей.
- Вот и я – от более опытных подруг.
Андрей поверил и, уже повеселевшим голосом, сказал:
- Осторожные нажимы пальцем означают: "я тебя хочу". А тебе, как это объяснили?
- Точно так же.
- И ты… решилась на это первой? А я вот хочу тебя с момента нашего знакомства, но так и не решился, боясь оскорбить тебя этим.
- Ну и глупенький! – ласково вырвалось у неё. – Нет, скромный, неиспорченный, - поправилась она и заключила: - И это – хорошо. Но мне было легче определить твоё желание: я его чувствовала внизу во время танцев. Но поняла, что ты – ещё неиспорченный мальчик, и решилась сама. Ведь я вышла замуж за Пискунова… вернее, меня вынудили к этому его и мои родители… без любви. И моя жизнь с ним все эти 4 года – это не жизнь, а сплошное наказание! Особенно близость с ним. Ты – этого не поймёшь, ты не женщина! Но, поверь: это – невыносимая пытка!
- Бедненькая моя! – посочувствовал он искренне. И даже предложил…
"Видимо, из жалости", - подумала теперь Вера Михайловна, вспоминая.
- Тогда уходи от него ко мне. Ведь я люблю тебя, а ты – меня. Зачем же мучиться?..
- Ой, Андрюшенька, я, конечно, благодарна тебе, но у меня - маленькая дочь, и я не могу пойти на такой серьёзный шаг вот так, сразу, не обдумав всего. Да и как отнесутся ко мне твои родители, ещё неизвестно. Ты же не советовался с ними…
- Ладно, - согласился он, - обсудим этот шаг, не торопясь, обдумаем всё. Но ведь я теперь буду хотеть тебя каждый день, а это нелегко тоже!
Она торопливо поддержала:
- Я – тоже… Я всё понимаю. А теперь, когда познала близость с любимым человеком, ещё больше хочу того же. Значит, давай вот здесь, на этом месте, будем тайно встречаться, как сейчас, а на танцы приходить не будем, чтобы не привлекать к себе внимания. Согласен?
- Ну, конечно же, согласен! – ринулся он обнимать и целовать её.
"Боже, с какой жадностью я целовалась с ним! – вздохнула Вера Михайловна. – А теперь я живу лишь своим прошлым, в котором была ворованная любовь и тоска по любви и близостям с любимым. С Андрюшей пришлось с болью и унижением расстаться…"
Беда эта началась у Веры вот с чего… Зимой, когда встречаться в их степном гнезде стало невозможно, она стала приходить к нему в его холостяцкую квартиру, которую он снимал в деревне, расположенной рядом с гарнизоном. И её приходы засекла жена одного техника из эскадрильи Вериного мужа. Этому технику, как и некоторым другим, не досталось казённой квартиры в гарнизоне – жилья не хватало даже лётчикам-холостякам, их общежитие было переполнено. И завистливая женщина, как Вера выяснила потом, написала анонимное письмо в партком полка о том, что жена капитана Пискунова изменяет ему с лётчиком Колосковым, живущим в деревне. Видимо, этой завистливой Валентине, самой нравился красивый сосед, не обращавший на неё внимания, и она решила отомстить Андрею. Другого повода, вроде бы, не было, рассудила Вера, поняв, откуда дует злой ветер. Да что толку-то… Поздно она узнала об этом. В парткоме решили проверить анонимные сведения и установили за Верой слежку. А потом грянул гром: был назначен суд офицерской чести над Андреем за… "моральное разложение". Фамилия Пискунова в официальном обвинении не фигурировала, чтобы не позорить его перед общественностью, да разве же такие "тайны" можно сохранить в парткоме, хотя это и орган высоконравственных коммунистов? Вскоре весь гарнизон с интересом обсуждал неверность Веры мужу, а муж, узнавший об этом тоже, учинил ей собственный суд:
- Ты что же это себе позволяешь, а?! Ты же опозорила мою честь! Как ты могла?!. Как пошла на такое предательство?
Вера видела, муж продолжает её любить, и потому, защищаясь, пошла в наступление:
- А почему ты решил, что это правда? Да как ты смеешь так меня оскорблять?
- Ты этого не можешь опровергнуть, потому что над Колосковым назначен суд офицерской чести. В партком поступили сведения, что ты ходила к нему на свидания в его квартире. Это видели.
- Кто видел? Что за чушь?! – выкрикнула Вера, понимая, что попалась, и догадываясь, что донос в партком написала Валентина Корниенко. Но продолжала отбиваться от мужа, дрожа внутри от страха и мысли: "Что же теперь будет?.." - Ну, заходила 2 раза к нему: один раз, чтобы взять у него книгу, а в другой – чтобы отдать. Может, кто-то видел, решил, что это свидания, и донёс. Но ты-то, ты, почему веришь только в плохое?! И как ты собираешься после этого жить со мною?! Ты же оскорбляешь меня своим подозрением тоже!
Муж неожиданно испугался, торопливо начал оправдываться:
- Верунчик, да не во мне ведь дело! Я-то верю тебе, верю. Но затронута моя честь! Все теперь будут судачить обо мне как о рогоносце… Да и неизвестно ещё, что скажет на суде этот твой знакомый, у которого ты брала книгу!.. Что тебе, мало книг в библиотеке, что ли?..
- Но, зачем же сразу судить человека по одному лишь подозрению?! – деланно закричала она. – С обиды он может наговорить, Бог знает что!..
Муж горячо подхватил её мысль:
- Майор Макарычев, назначенный дознавателем по этому делу, заявил мне, что Колосков не отрицал своих встреч с тобой. Ну, а в подробности показаний Колоскова вдаваться не стал. Однако в правомочности суда не сомневался: суд – будет!
Обрадованная передышкой, Вера торопливо подумала: "Надо успеть теперь как-то встретиться с Андреем, чтобы никто не увидел, и сказать ему… нет – посоветовать про книгу и… отрицать интимные отношения, а стало быть, и правомочность самого суда!"
2
Встретиться с Андреем Вере удалось в этот же день: он зашёл зачем-то на почту в посёлке, а она относила письмо родителям, ну, и успела поговорить. Но Андрей сразу же огорчил её:
- Верочка, но я не отрицал перед Макарычевым, что у нас с тобой любовь. Как же я теперь могу заявить протест против суда?
- Ну, и дурак! – вырвалось у неё. – Надо было спросить: "А кто это видел? Никто!" Мог придумать бы и предлог встречи: "Да, мол, заходила 2 раза. Один раз за книгой, другой, чтобы вернуть её". Или ещё что-нибудь… Зачем же было сразу сознаваться-то?! Ведь никто свечу над нами, как говорится, не держал, значит, и свидетелей нет! А нет свидетелей, не имеете права и судить! – задыхаясь, выпалила она и впервые посмотрела на него не с любовью, а с обидой, доходившей почти до презрения.
Андрей, опустив голову, молчал. А она, едва не ударив его по щеке, отрезала:
- Лично я… если меня спросят… буду всё отрицать! Приносила книгу… А ты – выкручивайся, как хочешь! Прощай…
3
На суде Андрей не выкручивался, а повёл себя, как только члены суда начали задавать ему вопросы, которые он счёл оскорбительными, неожиданно агрессивно. Первый вопрос был даже с намёком на сочувствие: "Расскажите, товарищ лейтенант, кто из вас был инициатором близости: вы, или женщина предложила вам интимную связь?" Если, мол, сама соблазнила, то это тебя оправдывает.
Подсудимый мгновенно оборвал спрашивающего:
- На этот вопрос, майор, отвечать не стану, так как считаю его оскорбительным. А лично вас – не товарищем! Какой вы мне "товарищ", если задаёте вопросы, достойные базарной торговки, а не офицера?
В зале зааплодировали молодые офицеры.
Второй вопрос был также некорректным. Задал его Колоскову тоже майор, командир эскадрильи, в которой Андрей служил:
- Андрей, ты только не обижайся, а скажи честно: почему ты, молодой офицер, комсомолец, полез на чужую жену, зная, что её муж служит с тобой в одной части? Разве в станице, что рядом с гарнизоном, нет свободных женщин?!
- Я не "полез", Иван Васильевич, как вы изволили сказать, имея в виду, вероятно, собачьи, а не людские отношения. Я – влюбился и хочу жениться на любимой женщине. Разве так не бывает в жизни людей? Даже есть поговорка: сердцу не прикажешь! Но… если в армии судят за любовь… я готов уйти из такой армии, и сегодня же подам об этом рапорт. А сейчас заявляю: считаю ваш суд надо мною – оскорбительным, и на дальнейшие пошлые вопросы отвечать не стану вообще. Всё!
Председатель суда возмутился, тут же доложил обо всём по телефону командиру полка, тот рявкнул в трубку: "Гнать его из армии к чёртовой матери! Вот какое решение вы обязаны принять в этом случае. Вы же ещё и парторг, а не только председатель суда! Должны понимать, что не место таким наглецам в офицерском корпусе!"
Решение было немедленно принято и объявлено, и Колосков вышел из офицерского клуба в качестве демобилизованного в запас, сопровождаемого товарищами, возмущёнными исходом суда. Все направились в станичную пивную, где, кроме пива, распивались и напитки покрепче. Был уже вечер, на танцы в клуб никто не пошёл, собрались в пивной за сдвинутыми столами. Все были возбуждены, обменивались репликами.
- Ну и сволочное же у нас начальство! За что судили человека, не знают толком и сами! Я слыхал, что такие суды за любовь вообще запрещены после любовной истории комкора Котовского, который был убит ревнивым мужем. Вина за любовь – дело щепетильное.
- А какие хамские вопросы задавали!..
- Вот Андрей потому и ляпнул, что не хочет служить с такими офицерами.
- Да зря он это сказал! Испортил себе только жизнь…
- А что же, надо было терпеть такое, да?
Андрей, наливая себе из бутылки вина, остановил друзей:
- Ладно, ребята, хватит об этом… Давайте выпьем за дружбу! – поднял он стакан. – Я рад, что вы на моей стороне. А жизнь – штука длинная, посмотрим ещё, что окажется впереди! Может, и не испорченная…
Выпили, опять загалдели, и выпивка продолжалась до полночи.
4
В 10 часов утра, когда муж Веры уже давно был на аэродроме, она, закрыв лицо зимним пуховым платком, чтобы никто её не узнал по дороге, появилась в комнате Андрея. Он ещё спал.
- Андрюшенька, доброе утро! – разбудила его она.
- Какое же оно доброе? – возразил Андрей скучным голосом.
- Да, - согласилась она, - я уже всё знаю.
- А зачем же пришла? Ты же рискуешь навлечь беду и на себя…
- Я пришла попрощаться с тобой.
- Так это же будет ещё нескоро! Пока утвердят приказ об увольнении в штабе Армии, пройдёт больше месяца, не меньше. А может, ещё и не утвердят…
Снимая с себя платок и шубку, Вера пояснила:
- Я думаю, что с меня теперь не будут спускать глаз, и вряд ли смогу с тобой встретиться, чтобы проститься по-настоящему. А сегодня утром никто ещё и не подумает, что я пойду к тебе, вот я и пришла.
- А что значит "по-настоящему"? Разве, когда люди прощаются – это не по-настоящему?
- Я же люблю тебя! И хочу, чтобы нашу последнюю встречу ты помнил всю жизнь!
Он взволнованно предложил:
- Давай уедем отсюда вместе! Получи развод и выходи за меня…
- У меня же – дочка!
- Я её удочерю.
- Ну, и куда мы поедем? Мои родители вряд ли обрадуются нам…
- Поедем к моим.
- Не обрадуются и твои. Кем ты будешь работать? Лётчики – там не нужны. А другой профессии у тебя нет. И у меня нет, 10 классов школы, вот и всё моё образование!
- Пойду на завод учеником токаря. Через полгода будет уже специальность. Да и на этом я не остановлюсь: устроюсь на заочное отделение в какой-нибудь институт. Там видно будет, что и как делать дальше.
- Нет, Андрюшенька, садиться на шею твоим старикам я не хочу. Они же возненавидят меня!
- Да что ты? Они у меня добрые, поймут. А увидев, как я люблю тебя, полюбят и сами.
- А если не полюбят?.. Что будет тогда?!
- Если так рассуждать, как ты, то и любить людям друг друга нельзя: а вдруг любовь уйдёт? Да и как тогда вообще можно жить, зная, что впереди у всех – Смерть!
- Андрюшенька, это ты не знаешь жизни, а не я. О смерти люди не думают, пока молоды. Но это не означает, что нужно жить, не думая, не рассуждая о том, что нас ждёт впереди, если нет специальности! Ты – просто романтик. А жизнь – штука реальная, и цвет у неё – далеко не розовый!
- А какой же, если всё живое радуется каждое утро и солнышку, и птичкам, и тому, что живы, что жить на свете интересно, если есть любовь!
- А если она пройдёт? И ты увидишь и меня, и всё вокруг другими глазами!
- Но, почему она должна пройти, если мы не можем друг без друга даже одного дня? Да и миллионы людей живут всю жизнь вместе и не расходятся до старости.
- Не разводятся потому, что нарожали детей. Потому, что некуда деваться, что стыдно разводиться в 40 лет! Но я от многих слыхала, что любовь длится недолго, каких-то 3, ну, 5 лет, а потом, словно испаряется, неизвестно почему и куда, и они снова влюбляются, разводятся. Но и с новой любовью опять всё повторяется, она испаряется, как нагретая солнцем вода, и опять в душе людей пусто. А разводиться ещё раз – уже страшно. Есть люди, которые по 5 раз разводились! Особенно в актёрской среде.
Андрей удивился, уставившись в её лицо:
- Не пойму я тебя: чего ты сама-то хочешь? Ведь и пословица гласит: "волков бояться, в лес не ходить!" А ты – боишься, получается, самой жизни. "А вдруг, а вдруг!.." Зачем ты пришла?!.
Вера заплакала:
- Пришла, потому, что люблю. Потому, что мне плохо без тебя. Да ещё и потому, что захотелось тебя до безумия от воспоминаний близости с тобой, а тут разлука… Последняя это возможность у меня! Неужели непонятно?
И началась у них страстная близость. Потом горькие неутешные слёзы Веры, которая насытившись любовью, выбрала не её продолжение, а рассудочное расставание навсегда. Целуя Андрея в последний раз, произнесла:
- Не осуждай меня, Андрюшенька, и прощай, мой милый, Солнышко моё светлое! Видно, не судьба нам быть вместе.
Он понял по её глазам в лужицах слёз, как ей больно и невыносимо расставаться, по дрожащим милым губам, как она несчастна, и простонал:
- Ну, кому, кому это видно, что не судьба?!
- Мне, Андрюшенька. А ты – ещё мальчик, и потому не понимаешь этого. Желаю тебе счастья!
- Верочка, Зайчик, я буду писать тебе на станичную почту до востребования. Если переменишь своё решение, позови меня, и я приеду за тобой, ладно? Ну, мало ли что…
Часть вторая
1
Обревевшись на груди Андрея, надорвав себе душу и сердце, Вера ушла той зимой из жизни Андрея навсегда. Умом она понимала, что предала его и любовь, а раненая душа гнала её на почту после отъезда Андрея. Он был уволен с формулировкой "за оскорбление чести офицера Советской армии" и уже работал где-то там, в своём Свердловске, токарем. Писал ей, что она оказалась права: в лётчики его не приняли в гражданском аэропорте "Кольцово", там таких, как он, бывших военных лётчиков набралась целая очередь на 5 лет вперёд. В общем, Андрей работал на заводе и учился в художественном училище на вечернем отделении, так как, оказывается, он с детства любил рисовать, и даже был замечен школьными учителями, которые назначили его ответственным за выпуск стенной газеты. А теперь его якобы заметили и в "художке" как очень способного ученика. Он писал: "Они говорят, что у меня природный дар к рисованию. Не хватает лишь "школы" в постановке руки и "образованного вкуса". Так что через 3 года обещают пристроить меня в настоящие художники-профессионалы!" Ну, и конечно же, продолжал звать её к себе. А на вопрос "разве мало в Свердловске красивых девушек и женщин, разве ты ещё ни в кого не влюбился там?" ответил, что ему влюбляться пока некогда.
А вот у самой Веры времени было много. Боль разлуки потихоньку утихла. А через 9 месяцев после расставания с Андреем она родила от него сына. Ему она об этом не написала, боясь, что приедет и начнёт уговаривать её на развод, и дело дойдёт до мужа, которого она по-прежнему не любила, но чувствовала себя за его спиной, как за каменной стеной. Однако в душе ей было приятно, что память об Андрее будет перед нею всегда.
А через 3 года после отъезда Андрея, когда тот работал в своём городе уже художником, Вера опять стала ходить в офицерский клуб на танцы. И там "положил на неё глаз" симпатичный 35-летний штурман звена бомбардировщиков Михаил Завьялов, семейный человек. Истосковавшаяся по близости с приятным ей мужчиной, а не с надоевшим мужем, она возбудилась во время танца и дала это понять Михаилу. Тот мгновенно отреагировал, шепнул:
- Где и когда мы можем встретиться?
- В поле за станицей, - тихо ответила она. – Я сейчас уйду и буду ждать тебя возле дуба за гарнизоном.
Спустя 10 минут они уже целовались под сенью дуба, а ещё через 10 были уже, как она говорила когда-то Андрею, в "нашем гнёздышке". Теперь оно заросло. Она обломала стебли травы, вытоптала площадку, похожую действительно на гнездо. Михаил сначала помогал ей в этом, а затем, осторожно целуя её, принялся раздевать. А когда разделся и сам, она, увидев его мощный торс и напрягшуюся плоть, испугалась:
- Прошу тебя! Прервись, когда захочется кончить. Я боюсь забеременеть.
- Не беспокойся, я же не подлец какой-то! – успокоил он её. – Прервусь, - и повалил её на подостланную одежду.
Она радостно вздохнула и, раздвинув ноги и почувствовав сладость вхождения, отдалась ему с азартом изголодавшейся по любви женщины. Уже дома, когда всё кончилось, она подумала: "А всё-таки это не любовь, а просто желание. Любовь была только с Андреем. Интересно, как он там, есть ли женщина у него?.."
Да, любви у Веры не было. Она вскоре поняла это окончательно после очередной близости с Михаилом, не забывавшим предохранять её от беременности. "Конечно, он порядочный в этом смысле, но совершенно не интересный, - думала она о своём любовнике. – У Андрея было в доме множество книг, он был начитанным, знал много стихов на память, интересно рассказывал о прочитанном, философствовал о смысле жизни. А Михаил – просто хороший самец. Да и нужен-то мне… только для этого. А может быть, я не умею любить? – И вдруг испугалась: - Может, я сука от природы?.."
Словно по злой иронии, жизнь подтвердила опасения Веры: осенью она прекратила свои отношения с Михаилом. Когда муж уехал в длительную командировку, она снова стала ходить на танцы, оставляя сына на попечение дочери. Во время танца ей признался в любви молодой штурман Володя Гладышев. Ей было лестно, что он младше её на 5 лет, и она с лёгкостью променяла Михаила на него, отдавшись Володе в своём "гнезде".
Через месяц вернулся муж, и она, сославшись на это, прекратила любовную связь с Владимиром – оказался "слабым" мужчиной. "А ведь молодой и хорошенький!" - вздохнула она с сожалением и с облегчением одновременно.
А когда весной потеплело, завела нового любовника, снова женатого. В испуге подумала о себе: "А ведь я делаюсь обыкновенной шлюхой, что ли?" И тут же стала оправдывать себя: "А что же мне делать, если я от природы женщина темпераментная и не могу долго обходиться без мужчины, который бы мне нравился?"
2
С очередным любовником, капитаном Марковым из секретного отдела в штабе полка, муж застал Веру Михайловну, когда она целовалась с ним в темноте прямо возле своего дома, расставаясь после возвращении из "гнезда". Хорошо ещё, что любовник первым заметил приближающегося к ним Пискунова и нашёлся:
- Извините, Вера Михайловна, за дерзость, но я так благодарен вам, что не знаю, как и выразить это!.. – И отстранившись от неё, пошёл прочь. А подошедший муж в суровой растерянности спросил:
- За что это он тебя благодарит поцелуями?!.
Она растерялась, но сообразив, что он всё ещё безумно любит её, да и не понял, кажется, ничего, ляпнула первое, что пришло в голову:
- А ты спроси его самого! Почему это я должна объяснять тебе чужие поступки?!.
- Знаешь, что, Вера: ты – уже мать двоих детей, и должна понимать, что можно себе позволять на улице, а чего нельзя!
- Откуда же мне было знать, что он – поцелует меня за простую услугу: что сообщила ему о том, что за его женой ухаживает на танцах один молодой человек. – Знала, муж не посмеет расспрашивать капитана из отдела "СМЕРШ".
Муж обрадовался, но одновременно и взвился:
- А не пора ли и тебе прекратить хождения на эти танцульки! Ничем не занята, вот и бесишься с жиру!
- Так найди мне работу! – огрызнулась она. – А детей – воспитывай сам! – Вспомнив, что сын не его, а Андрея, с тоской подумала: "А ведь он перестал мне писать, видимо, потому, что женился". Ей нравились его письма. Они всегда были интересны крупными мыслями, рассуждениями о психологии различных людей, и вообще от них веяло живой речью, будто он говорит, а ты слушаешь. А главное, он был сама доброжелательность. И вот всё это вдруг исчезло из её жизни, как любимый и ласковый кот, которого загрызли во дворе чужие собаки, и в квартире стало пусто без него и грустно. И тут же додумала: "А может, ему надоели мои скучные письма, и у него пропал интерес ко мне? Неинтересен же мне мой муж, ну, ни с какой стороны, будто не человек рядом, а тумбочка".
3
Вскоре Вере Михайловне повезло. Соседка по дому сказала ей, что она будет увольняться с работы заведующей полковой библиотекой, потому что её мужа переводят в другую часть, и Вера может попроситься у замполита на её место. Так Вера Михайловна и поступила, даже не посоветовавшись с мужем. Библиотека эта находилась в ста метрах от дома, распорядок работы тоже устраивал: с 14 часов до 21. Да ещё и зарплата, общение с книгами, читателями. Любовник из СМЕРШа сразу же после того случая оставил её в покое, опасаясь осложнений, и она почувствовала себя совершенно одинокой и никому не нужной. Это её угнетало. А тут вдруг блеснул луч надежды на общение с людьми, а не сплетницами.
Замполит, ощущавший свою вину перед нею за историю с увольнением Колоскова из армии и позор, причинённый Вере Михайловне, пошёл ей навстречу, несмотря на то, что у неё не было высшего образования, как у прежней библиотекарши. Подумаешь, "сложность" - выдавать читателям книги, рассудил он. И Вера Михайловна приступила к работе уже на следующий день после "собеседования".
А главное, повезло ей в другом: легко стало встречаться с новым любовником, который занял место капитана Маркова. Это был тихий симпатичный парень, приехавший, как когда-то Андрей, после окончания лётного училища в строевую часть. Записываясь у Веры в библиотеку читателем, он обалдело любовался её красотой и даже не понял, что она старше его на целых 9 лет. Зато она, записывая его данные, в том числе и год рождения, сразу знала, с кем будет иметь дело – с мальчиком! И это её грело не только знанием, что Юра Никитин мальчик, но и тем, что он непременно будет, будет принадлежать ей.
Она не ошиблась. Юра зачастил в библиотеку. Она дала ему понять, что он тоже ей нравится, и через месяц пригласила его на свидание в библиотеку по окончании работы. В 9 часов вечера он пришёл в пустой зал, она тут же закрыла за ним входную дверь на замок и провела в свой кабинет заведующей, в котором им никто не мог помешать, и они принялись целоваться, предварительно выключив свет.
Нет, с первого раза она ему не отдалась, несмотря на то, что ей этого хотелось. Да и парень был скромный и, конечно, даже не помышлял о близости. Ей надо было исподволь подготовить его к этому, дразня призывными прижиманиями к нему при каждой встрече. И Юра созрел для активных действий…
К сожалению, он оказался плохим, чуть ли не мгновенно "перегорающим" мужчиной. Это вынуждало её предохраняться неприятными "колпачками", а главное, вызывало постоянную неудовлетворённость. И симпатичному во всём остальном парню пришлось дать отставку. Он так переживал из-за этого, что слёг в госпиталь с психическим расстройством и там, будто бы, попытался свести счёты с жизнью, после чего был списан с лётной работы и переведён в какую-то наземную часть. Писем он никому не писал, и Вера Михайловна быстро вычеркнула его из своей памяти.
Часть третья
1
Прошло 18 лет. Андрей Колосков, теперь уже 42-летний, вспомнил, лёжа на галечном пляже Сочи, как вот так же, тоже на пляже, но в родном Свердловске, увидел юную женщину в чёрных узеньких плавках и таком же узком тёмном лифчике, которая была настолько идеально сложена, что могла поспорить с греческой богиней Дианой, в отличие от которой носила не светлую причёску в виде короны, а короткую чёрную, с чёлкой на лбу. Лицо её было хотя и приятным, но обыкновенным. А вот её фигура подействовала на воображение художника так сильно, что ему захотелось написать с неё картину "Обнажённая юность". И он направился к ней.
- Прошу меня извинить за… предложение, которое мне хочется вам сделать. Я – Андрей Колосков, местный художник, дважды выставлялся в городе, а теперь намерен написать вас… точнее, вашу фигуру, в рост, стоящую вот в такой позе… - он показал ей позу, закончив словами: - Называться картина будет "Обнажённая юность". Если вы не против, я могу сделать сейчас набросок в карандаше, чтобы вы увидели, как это будет выглядеть. Не возражаете, я сбегаю на своё место за бумагой, карандашами и одеждой – во-он там лежат, - показал он рукой.
- Ну ладно, - просто согласилась она, не ломаясь и не боясь.
Сбегав, он вернулся и, положив свои вещи на песок, спросил:
- А как звать-то вас? Откуда вы?.. Я вот – местный, из Свердловска, Андрей Никитич. А вы похожи на приезжую – не то из Бурятии, не то из Башкирии.
- Нет, я тоже местная. А похожа не на русскую лицом потому, что у меня бабушка по матери – из черкесов. А звать меня – Наталья. Вот. Стало быть, русская всё-таки.
Андрей светло улыбнулся ей:
- Да, Наталия – это вас точно назвали. Талия у вас, - пошутил он, - любая черкешенка позавидует! А теперь стань, пожалуйста, в позу девушки, рассматривающей свою фигуру в большом зеркале, как я показывал. И сделай выражение лица, что ты – довольна своим видом, поняла?
- А зачем? – спросила девушка.
- Я быстро нарисую тебя, и ты сама увидишь себя на рисунке и поймёшь, зачем.
- Ладно, - согласилась она. – Рисуйте. – И стала в позу.
Он обрадовался, что угадал, как нужно её изобразить, и принялся за дело, любуясь ею и чувствуя прилив творческого вдохновения и удачи. Через 10 минут силуэт был схвачен, и он принялся за растушёвку, которая на глазах превращала тело девушки в живую и волнующую плоть.
Увидев себя в прекрасном рисунке, Наташа охватила Андрея, поднявшегося с раскладного стула, за шею и горячо поцеловала.
- Спасибо вам! Я всё поняла.
Он тоже чмокнул её в щёчку.
- Сейчас я дам тебе адрес моей мастерской и номер телефона. И жду тебя в 10 утра на позирование в мастерской. Работать будем 2 часа, а потом ты свободна до следующего сеанса послезавтра. Сможешь прийти? Или ты где-то работаешь? Тогда назначь время для позирования сама.
- Приду, я пока нигде не работаю.
- Живёшь с родителями, да?
- Нет, у жениха, с которым живу, как с мужем. Мы через 2 месяца поженимся.
Андрей обрадовался:
- Вот и прекрасно, значит, договорились! Можешь и жениха пригласить, чтобы он не подумал чего и не стал запрещать. Пусть увидит мой замысел.
- Он не сможет, ему утром на работу.
- Ну, как хотите. До завтра!
Откуда было знать тогда, чем обернётся его затея в жизни этой доверчивой простушки, да и в его собственной. На другой день произошло то, чего не мог предвидеть и сам: Наташа влюбилась в него, увидев его мощное тело, когда он разделся до майки от духоты в своей мастерской. Она заметила красоту его тела ещё на пляже. А в мастерской, когда он писал картину и разговаривал с нею, чтобы не скучала, об истории, живописи, скульптуре, она пришла в восторг и от обширности его знаний, эрудиции, которые показались ей удивительными. Да и рассказывал он очень интересно. И она почувствовала в нём необыкновенного человека. А когда он позвал её, "Наташа, подойди, посмотри. Получается, вроде бы, неплохо, а?", она, как вчера, обхватила его за шею двумя руками и горячо поцеловала в губы, не стесняясь и не скрывая своих чувств.
Андрей неожиданно возбудился и ответил ей тоже страстным поцелуем. Это подействовало на Наталью. Она принялась целовать его раз за разом, и они распалились до того, что она почувствовала внизу, как упёрлась в её живот его мощная плоть. Как у многих темпераментных женщин востока, у неё помутился рассудок, и она прошептала:
- Сними с себя брюки, я хочу тебя! – И сняла с себя купальник, в котором позировала.
Андрей, не помня себя, тоже разделся и повёл её к тахте возле окна, на которой он отдыхал после работы. Остальное произошло уже само собою.
Когда он вошёл в неё, она радостно простонала:
- Ой, какой ты сладкий! Совсем не такой, как мой жених. У него и перчик маленький, и сам очкарик и задохлик. А я думала, что все люди одинаковы, как кобели для сучки: и маленький на неё запрыгивает, и большой; ей всё равно.
- Не надо об этом, - зажал он её рот поцелуем, поняв, что она, видимо, из простой семьи и совершенно невежественна. Однако же и предупредил, наученный ещё Верой: "Не бойся, я прервусь, когда будет надо, чтобы ты не забеременела. У меня нет с собою презервативов! Я не предполагал, что такое может с нами случиться".
- А я не боюсь беременности. До сих пор вот как-то никак…
- Но ведь я не смогу на тебе жениться, я – женат, у меня уже сыну 8 лет!
- Ну и что же, - задыхалась она от счастливой близости. – Жениха я теперь прогоню, рожу от тебя мальчика тоже и стану твоей любовницей.
- Нельзя так упрощать жизнь, Наташенька. Ну, да ладно, об этом после… а сейчас не надо этих разговоров.
Потом у неё наступил бурный оргазм, он прервался и, ошеломлённый всем произошедшим, лежал рядом с нею, счастливый и безмятежный, и думал: "Вроде бы и не дурочка, но тогда – кто она?.. Простушка. Не личность. Но от простоты до воровства, гласит поговорка, один шаг".
Отрываясь от далёкого воспоминания, словно выныривая из свердловской воды на поверхность моря в Сочи, Андрей окунулся в новые воспоминания, свежее, как говорится, из вчерашнего дня.
Вчера на центральной почте, возле окошка для отправления телеграмм, произошла встреча с первой его любовью, Верой. Прямо в ухо ему раздался изумлённый возглас женщины, подошедшей сзади:
- Андрей?! Это… вы?!
Он обернулся, и обомлел, увидев перед собою постаревшую, почти неузнаваемую Веру Михайловну Пискунову. Она неожиданно тихо заплакала и, заикаясь от слёз, проговорила:
- Всю жизнь мечтала увидеть. А вот увидела, и не знаю, что сказать. Как глупо!..
- Ну, почему же глупо? Это – от неожиданности, - улыбнулся он ей.
Она просияла сквозь слёзы:
- А ты – совершенно не изменился! Нет, возмужал. И от этого стал ещё лучше! А я вот… постарела, как видишь.
- А почему так сильно? Что-то случилось?.. Ведь 42 года всего!..
- Конечно, случилось. Сама себе испортила жизнь!
- Чем?
- Ой, Андрюшенька, это длинная песня, её долго рассказывать, да и не хочется. А у тебя, судя по тебе, всё в порядке, да? Женился? Дети есть? Сюда в отпуск приехал? С женой?
- С женой.
Из окошечка раздалось:
- Граждане, давайте ваш бланк телеграммы.
Андрей подал телеграмму на имя сына, что вылетают самолётом через 2 дня, чтобы встречал и был дома. Затем подождал, пока оформляла свою телеграмму Вера Михайловна, и предложил ей сесть за свободный столик, где можно спокойно поговорить.
Только вот разговор получился далеко не спокойным со стороны Веры Михайловны. Она то вновь плакала, то рассказывала о себе с такой болью в голосе, что Андрею становилось не по себе, и он не знал, что ей ответить. А начинали с улыбками, со счастьем в глазах: ведь столько лет не виделись, да и не чужие друг другу.
- Да, женился давно, конечно. Сын уже вырос и дочка подрастает. Жена – добрая, и собою хороша. Личность! Мне интересно с ней, хотя той молодой влюблённости уже нет. Впрочем, как у всех. Это естественно.
- Ты что же, не изменял ей никогда?
- Изменял раза 3. Но это были измены не по любви, как это бывает у женщин, а случайные, из-за полового влечения. Я хочу этим сказать, что мужские измены не разрушают отношений с женой.
- Вот как?! – удивилась она. – Я этого не понимаю. Я тоже изменяла мужу, но отношения от этого становились всё хуже и хуже.
- Потому, что у женщин – совсем иная психология, нежели у мужчин, - заметил он. – Женщина всегда изменяет по любви. А у мужчины в этом смысле – ближе к животным и подчинены зачастую половым инстинктам, а не любви. Перерыв в интимных отношениях, либо доступная красивая женщина. Всё это заканчивается у нас без душевных трагедий.
Вера Михайловна тихо напомнила:
- Разве ты не переживал разрыв со мной?
- Но я был холостяком, - уточнил Андрей. Поинтересовался: - А ты, после меня, сколько раз изменяла мужу?
- 4 раза, - солгала она, отлично помня все свои измены. Вместе с Андреем у неё было 11 мужчин. Но 10 из них – без любви, а по влечению полового инстинкта, хотя она и не мужчина. Так что с теорией Андрея она не соглашалась в душе. И задала поэтому такой вопрос: - Андрюшенька, а если супруги перестают любить друг друга, ведь это сплошь и рядом, то кто в этом виноват?
- Мне кажется, чаще всего угасание любви наступает от бедности. А в необеспеченной жизни виновато правительство. Плохой быт уничтожает любовь, как туберкулёз лёгкие.
- А если только жена разлюбила мужа, кто виноват больше? Вот мой – он же просто не достоин любви, полное ничтожество!
- Думаю, больше виноват тот из супругов, кто топчется на месте, не растёт духовно как личность. В результате становится неинтересен.
- А если дело в половой несовместимости?
- Опять виновно правительство, не умеющее создавать школьные учебники о половом воспитании, как у немцев книга профессора Нойберта. У нас интимное – сплошная тайна для молодёжи. А по сути – это поощрение безграмотности. И глупый предрассудок, что девочка должна выходить замуж невинной "целкой". А у немцев – разрешается искать себе жениха не только по любви, но и с испытанием половой совместимости. Поэтому у нас больше несчастных браков из-за несовместимости.
- Согласна, - кивала Вера Михайловна. И вдруг опять заплакала: - А меня родители выдали замуж без любви. А муж, вместо того, чтобы завоевать хотя бы немного любви к себе, грубо лез на меня, когда мне этого не хотелось, и считал себя ещё и обиженным. Кончилось тем, что я стала ему изменять, а потом и сама разочаровалась в любви. Нет никакой любви, есть только половое влечение. Да ещё в семейные отношения вмешивается партия! Разве это допустимо?
- Да, это издержки "советского воспитания". Силой любовь можно только разрушить, но не укрепить. Я ведь тебя очень долго помнил. Да так и не забыл, если уж по-честному. Ты – первая моя любовь!
- И я никогда не забывала тебя, хотя и изменяла…
- Ну вот, а говоришь, нет никакой любви! Если бы ты согласилась тогда уехать со мной, может, не было бы у тебя испорченной жизни!
Вера Михайловна расплакалась вновь. Андрей не знал, чем помочь ей, чем утешить. Но твёрдо знал: безжалостная во всём советская власть – главный враг любви к людям, а стало быть, и к Любви вообще. Вместо доброжелательности в людях воспитывается подозрительность, деспотизм и категоричность. На все случаи жизни созданы партийные клише: "человек человеку друг, товарищ и брат", "держите выше знамя социализма", "если враг не сдаётся, его уничтожают". В тюрьмы помещены были миллионы "врагов народа". Злоба, а не Любовь, воспитывались в поколениях.
Расставаясь с Верой Михайловной, Андрей даже не предполагал, как мучилась она вопросом, говорить ему, что у неё вырос сын от него, или не говорить? Рассуждала: ведь это будет страшным ударом и для него, и для сына, с которым он захочет встретиться, и для мужа, который любит Лёню как родного. Приняла решение, как обычно, умом, а не сердцем. Она так расстроилась оттого, что не сказала Андрею правды, что и попрощалась (понимала, теперь уже навсегда) не так, как ей хотелось – даже не поцеловала его: показалось, что он отстранился от неё. Хотелось обнять его, зацеловать от нахлынувшей любви так, чтобы почувствовал, что любит его по-прежнему. Ведь он действительно оказался единственным мужчиной, которого она любила по-настоящему. А вышло, будто попрощались просто знакомые, чмокнули друг друга в губы, пожали руки, и… каждый в свою судьбу навеки. А это было для неё хуже смерти: знать, что он где-то есть, но никаких отношений и даже писем уже не будет.
У Андрея тоже было тяжело на душе, от жалости к бывшей любимой. Вон, как состарилась, бедная, несчастливая и беспомощная! Чем ей поможешь? Да ничем уже… С тем и смирился.
На пляже стало здорово припекать солнце, и Андрей вынырнул из воспоминаний о расставании с Верой и вновь оказался в своей мастерской наедине с Наташей. Вспомнил, как он, с её разрешения, подкрасил ей по-своему глаза, ресницы, поднял её густые чёрные волосы со лба вверх, устроив из них красивую причёску башенкой, а она, увидев своё "новое" лицо в зеркале, поразилась: "Ой, так ты же сделал из меня греческую богиню, што ль? Я же теперь только так и буду всё делать!" Он тоже увидел, что из обыкновенной девчонки она преобразилась в пресимпатичную девицу, одобрил:
- Правильно. От женихов отбоя не будет!
И получилось, что испортил ей характер. Их отношения изменились. Она стала вульгарно-капризной, самодовольной и… ещё более чуждой ему по интеллекту. Помнится, однажды он её спросил:
- А ты не хитришь? Ведь любовница – это не жена, а сплошное ожидание и, наверное, обиды. Да и мне таких отношений не хочется.
- Почему? Чем тебе плохо-то?.. Боишься, што теперь меня отобьют у тя другие парни? Помоложе тя.
"Ну и разговор, ну и примитив. Лучше бы уж молчала, не раскрывая свою суть!" - подумал он и назидательным тоном старшего ответил:
- Люди, Наташа, не собаки, как тебе кажется, а жизнь – не собачья свадьба!
- Дак и я так не щитаю, - обиделась она на его тон. – Просто к слову пришлось.
- У тебя какое образование?
- 10 классов. А што?
- Никакой профессии, конечно, нет?
- Нету. А што?
- Да то, что нельзя тебе в любовницы: я – не помещик, а ты – без профессии, да ещё с ребёнком на шее!
- Дак не родила же ещё и не беременна!
- Вот и не надо тебе всего этого.
- Чиво… "этова"?
- Портить себе жизнь, не надо, говорю. Живи, как жила.
- Э-э, нетушки. С женихом я боле не буду, не хочу. Да и с тобой боле не буду, коль не хошь! – нагловато ответила она. Поднялась, и ушла. На этом всё и закончилось.
Вздохнув и думая о Вере, как она теперь, после встречи, Андрей вспомнил и ещё одну измену жене – тоже случайную, и не повлиявшую на его семейную жизнь. Да и получилось всё даже без намёков на продолжение отношений.
Произошло это в поезде. Он ехал из Свердловска в Москву в командировку от Союза художников, и оказалось, что место в купе выдали ему в вокзальной кассе неправильно: купе это числилось за проводницами вагона – они в нём отдыхали по очереди после дежурств.
- Что же мне делать? – спросил он довольно симпатичную проводницу. – Через 5 минут отправление поезда, я не успею поменять билет в кассе!
- Ладно, располагайтесь пока здесь, на верхней полке. А потом мы вас пристроим в пути, когда какое-нибудь место освободится. Я не подам на него заявку.
- А я вас не стесню?.. – спросил из вежливости.
- С хорошим человеком, - оглядела она его, - как говорится: "в тесноте, да не в обиде…". Знать, сама судьба послала мне вас!
- Не понял… - признался он.
- А и не надо ничего понимать, это я так… про себя… - легонько махнула рукой проводница и ушла по своим делам.
Её напарница, уже знавшая о нём, вошла в купе в добродушном настроении:
- Да ладно, чё там объяснять, знаю. Располагайтесь на верхней полке. В полночь я Валю сменю, она ляжет на моё место. Какая вам разница, в каком купе ехать? Зато свежий чай – будете первым пить! Меня Клавой звать…
- Андрей Никитич! – представился он.
- Ой, так уж и Никитич! Сколько же вам лет?
- 36.
В купе вскоре вернулась и Валя. Объявила:
- Ну вот, теперь и у меня передышка на 40 минут. – И спросила напарницу: - Клава, скоро закипит? Может, подбросить угольков?..
- Не беспокойся, отдохни, я сама…
Оставшись с Андреем вдвоём, Валя принялась рассказывать:
- Тут недавно ехал в нашем вагоне один мужчина с женой, так она приревновала его ко мне. Кино, да и только! Говорю ей: "У меня свой мужик есть, на кой мне твой?" А она мне: "Да мой-то – кобель настоящий! Ни одной юбки не пропустит!" Ну, я её успокоила тем, что её муж моему и в подмётки не годится. Он у неё, действительно, какой-то никакой, ни роста, ни красоты.
- А ваш муж красавец, что ли? – спросил Андрей.
- Да нет у меня мужа-то, от водки сгорел полгода назад! Надо же было её как-то успокоить. Вот и соврала. Хотя, если по житейски, то, может, и соблазнилась бы с голодухи на её мужа, будь он покрасивше, да начал бы приставать, коль уж он у неё из кобелиной породы. Детей у меня нет, и никогда не будет, для кого мне беречь себя? Ну, да ладно. Как вы-то – довольны местом, нет?
- Конечно, доволен! Да и вами тоже: прекрасное соседство – искренняя женщина, симпатичная. Сейчас ведь искренность – редкость. Все либо хитрят, либо не доверяют. К тому же темп жизни у большинства – надсадный. Людям некогда даже хорошую книгу прочесть, спасаются телевизорами. А с экрана что нам показывают? Сплошные убийства, насилия. Вот и зачерствели души у всех, научились только не доверять и подозревать.
- А вы интересный пассажир! – искренно восхитилась женщина, польщённая комплиментами. Спросила утвердительно: - Вы, конечно, женаты?
- А почему – "конечно"? – Он улыбнулся.
- Да потому, что такие мужчины, как вы, не засиживаются в холостяках, а идут нарасхват!
- Благодарю за комплимент, но, в своё время, от меня отказалась женщина, которую я любил и с которой был близок.
- Вот дура-то! – вырвалось у собеседницы. – Да я бы на её месте!.. – И замолкла.
- Что вы на её месте?.. – поощрил он, увлекаясь завязывающейся призывной интригой.
Она с радостью, блеснувшей в глазах, и с улыбкой призналась:
- Пошла бы за тобой даже на одну ночь, если бы только предложил!
- Ловлю на слове! – подыграл он, вовлекая её в соблазн почти откровенно, так ему захотелось близости с нею. – Считай, что предложение на одну ночь поступило… - И сам обалдел от такого неожиданного для себя поведения.
Но проводница обняла его и принялась целовать, приговаривая: "Ой, недаром, видно, снился мне сон-то!.." Естественно, он возбудился, стал ответно целовать её, и закончилось это близостью, от которой изголодавшаяся женщина была на 7-м небе от счастья, а он чувствовал себя смущённо. И только теперь, вспоминая об этом, уже не корил себя.
А вот первая измена, которую вообще ему не хотелось вспоминать, сильно повлияла на его творчество. После разрыва отношений с Наташей он заменил в картине "Обнажённая юность" её лицо на лицо Веры в молодости. И картина стала знаменитой в среде свердловских живописцев, ею восхищались абсолютно все. А жена даже приревновала его к натурщице:
- Ты что, был влюблён в эту девушку?
Пришлось показать ей несколько фотографий, сделанных им с натурщицы во время работы. Увидев обыкновенное лицо девушки восточного типа, жена поняла, что лицо "Обнажённой" было придумано Андреем, и успокоилась, похвалив:
- Андрюшенька, это самая лучшая твоя работа! Ты – молодец!..
А сам он понял: молодая Вера была первой и самой запоминающейся любовью в его жизни.
Эпилог
Вера Михайловна, уезжая из Сочи, ничего не знала о картине Андрея "Обнажённая юность", как Андрей не знал о своём сыне от Веры. Однако она почему-то запомнила его слова о том, что большая, настоящая любовь существует, и секс, возникающий на почве такой любви – это не только совокупление ради продолжения жизни, но и самое запоминающееся событие, вершина любви. Поэтому любовь и близость неразделимы, как душа человека и его плоть.
К сожалению своему, Вера Михайловна росла в атеистической семье и прожила всю жизнь в таком же окружении. А когда разочаровалась в личной судьбе, а затем удостоверилась в лживости социалистического лагеря, сходного с тюремным, то после развала Советского Союза, познав ещё большие тяготы, пристрастилась к чтению Библии. Не имея хорошего образования, она не всё понимала в ветхозаветных постулатах, но как человек с природной логикой быстро обнаружила библейские просчёты авторов. Первое, что она подметила, это заявление, что никто не видел, каков Бог, даже сам Моисей, с которым Бог якобы разговаривал на Синайской горе, излагая ему свои, Божии Заповеди для людей. Эти Заповеди пересказывали в Библии со слов Моисея книжники-фарисеи. И Вера Михайловна чётко уяснила: стало быть, Библию писали всё-таки люди, а не сам Бог. Вот почему сын Божий, рождённый девой Марией по замыслу Божиему Спасителем людей от всяких пороков и заблуждений, бросал в лицо фарисеям обвинения в искажении замыслов Бога: "Законы ваши – не Божии, а человеческие!" То есть, он увидел, что в писаниях фарисеев было слишком много не только человеческих предвзятостей и противоречий, но нередко отсутствовала даже здравая логика. С одной стороны, Бог выглядел в их заявлениях всемогущим и всемилостивым, а с другой, по приводимым фактам - жестоким и нелогичным. Создав Адама и Еву по образу и подобию своему, то есть, мыслящими существами, Бог зачем-то сотворил и пакость для них: Змия-искусителя с "грешными" яблоками, которые привели их к прелюбодеянию и изгнанию из рая на грешную землю. За что? За… Любовь, самое прекрасное в жизни людей. А сам потом, когда уже среди людей родилась и подросла дева Мария, согрешил с нею, превратившись в голубя. От этого "греха" дева родила Богу сына Иисуса. Иисус вырос умным и справедливым (сын Божий!) и вступил в спор с фарисеями, за что и был уничтожен ими лютой смертью на крестовине. Затем (как сын Божий) воскрес и стал для людей Богом-Спасителем Христосом, а Мария стала Божией Матерью. После чего в Риме возникла религия христиан, которая запретила отцам христианства (высшим священникам), а также монахам и монахиням вступать в браки. Спрашивается: почему? Почему Любовь стала для них грехом, если на небесах уже правит делами людскими и Матерь Божия? Есть ли в этом запрете хоть капля логики? Ведь любое зерно, созданное Богом – пшеничное ли, колючки-репейника – должно прорасти в колосок, в цветок и дать урожай: новые семена. Слово "народ" - тоже означает народившийся урожай. Так почему же этого процесса в народе должны лишаться священники и монахи, люди, проповедующие Божии Заповеди? Какой в этом смысл? Ведь и Бог с девой Марией народили сына, и стала она Богородицей, святой.
Зимой 2007 года Вера Михайловна простудилась и заболела. Почувствовав, что пришёл конец её жизни (муж умер 10 лет назад), она вновь вспомнила об Андрее: "Где он сейчас? Жив ли?.." И поняла, что любила по-настоящему в своей жизни она только его одного и что Любовь – есть. А ещё ей до боли в душе нравилась душевная песенка из телевизионного сериала "Убойная сила". Перед последним вздохом в её сознании прозвучала мелодия этой песни, начинающейся словами: "Позови меня на закате дня… тихим голосом, грусть-печаль моя, позови меня…" Андрей второй раз её не позвал, а она, оказывается, ждала. Из её глаз выкатилась слеза, и свет для неё померк. Она так и не успела сходить в церковь, спросить: "Почему любовь запрещена иерархам церкви? Ведь это противоестественно природе, испорченная жизнь… А вот религия мусульман, возникшая позднее, видимо, учла одно немаловажное обстоятельство: юношей погибает в жизни вдвое больше, нежели женщин – при охоте на хищников, в межплеменных войнах. Но способность женщин рожать прекращается на 20 лет раньше способности мужчин воспроизводить потомство. И религия мусульман позволила мужчинам (в том числе и духовенству) иметь до 4-х жён, способных растить детей и удерживать своих мужей от вне семейных связей. Правда, таким образом, развивалось женское бесправие. Но, с другой стороны, сохранялось демографическое равновесие. Выходит, что и судьба народов зависит не от расположения небесных светил, а от порядков, установленных людьми. Ну, а личная судьба каждого – от его ума или глупости в поступках. Крепкая же любовь возникает вне религий и гражданских законов. Это связано с силой волн биологических токов любви в душах влюблённых. А закрепляется она нравственной и сексуальной совместимостью. Фундаментом долговечности любви служит доброжелательность характеров".
Конец
22 октября 2007 г.
г. Днепропетровск