ПОСЛЕДНЯЯ ТЕССЕРА
В моей мастерской очень уютно. Это единственное место, где я всегда находила покой, когда Майкл доставал меня своей критикой и придирками.
Я заканчиваю мозаичную картину «Подсолнухи» и работа меня радует. Просто произведение искусства! Собственно, ничем не хуже и другие завершенные работы: натюрморты, горные и морские пейзажи, развешанные по стенам мастерской. Удивительно, во что могут превратиться черепки разбитой посуды!
Да, да все кусочки мозаики – «тессери»- это все от моих тарелок и чашек, разбитых вдребезги в течение нескольких лет.
Битье посуды всегда было для меня способом снятия стресса, причиной которого был Майкл. А так как последний сервиз был из фарфора различных оттенков желтого цвета – какой же еще сюжет я могла придумать, если не «Подсолнухи»?
-Тессери? – повторяет Инспектор Даниэль Эванс. Он расположился в одном из мягких кресел и внимательно следит за моей работой.
Я улыбаюсь ему. – Да, именно так называются кусочки мозаики, которые я вдавливаю в клейкую основу. Далее я пытаюсь пояснить: -Один кусочек называется «тессера». Кажется, это по латыни или ...не совсем уверена. И в качестве тессери можно использовать что угодно: ракушки, стекло, бисер... Я предпочитаю осколки разбитой посуды.
Я не объясняю Инспектору, почему у меня так много этих осколков. Даниэль знает, что наш брак с Майклом не был из числа удачных. С самого начала следствия я и не пыталась этого скрывать.
- Нет, Инспектор, мы с Майклом не были счастливой парой. Он был очень привередлив и до одержимости пунктуален. Майкл просто жил по стрелкам своих наручных часов!
Инспектор Эванс напоминает мне плюшевого медвежонка, к которому хочется прижаться. Он крупный мужчина с мягким голосом и неторопливыми движениями. Прямая противоположность высокому и худому Майклу, постоянно куда-то спешащему и нервно поглядывающему на свои часы.
Взяв в руку молоточек я принимаюсь отбивать тонкие края с одного из кусочков разбитой тарелки, прежде чем закрепить его на картине. С годами практики я научилась вкладывать в удар ровно столько силы, сколько требуется для обработки тессери и придания им нужной формы.
- Однако, нам бы надо поговорить о наручных часах вашего бывшего мужа,- произносит Даниэль и открывает блокнот.
Я не испытываю большого желания говорить. Это он для приличия, чтобы найти уважительную причину и провести со мной этот вечер. Инспектору вряд ли хочется возвращаться в скучный офис и писать бесконечные отчеты.
Подхватив пинцетом небольшую желтую тессеру я аккуратно накладываю ее на клейкий раствор. Второй цветок подсолнуха практически закончен. Превращение никчемных осколков в картину – разве этого недостаточно, чтобы полюбить сам процесс создания мозаики?
Даниэль? Будет ли он последней тессерой в моей новой жизни? Хочу надеяться. Мне так хочется подойти к «медвежонку» в кресле и присесть на его «плюшевые» колени, затем ощутить на себе его «плюшевые» объятия, даже, если он все еще будет держать в одной руке свой блокнот.
- А что именно вы хотите узнать о часах Майкла? – Обволакивающим голосом спрашиваю я.
Я не была замужем за человеком из плоти и крови. Я была замужем за часовым механизмом. Часы распоряжались моей жизнью с помощью своего крупного циферблата, скрытого за стеклом голубоватого оттенка. Казалось, что я была зажата стрелками этих часов, как тисками и двигалась с ними по кругу. Если я и убегала, то они меня всегда догоняли.
- Ирэн, уже шесть минут седьмого! Почему не готов ужин? Ты же знаешь, что я предпочитаю ужинать сразу после того, как в пять сорок пять приму душ! Таким был мой муж – человеком неизменных привычек.
Или: - Ирэн, почему ты не выставила к дверям мой набор клюшек для гольфа? Уже десять минут восьмого!
Особенно злило:
-Ирэн, через полчаса я должен приступить к выполнению своего супружеского долга, у тебя есть время подготовиться.
Иногда, когда он принимал душ, или совсем рано утром, когда он еще спал, я воровала эти ненавистные часы и, закипая от злобы, уносила их в свою мастерскую и переводила стрелки назад. Да, именно назад. Всего на пять-десять минут назад. Это давалось мне с трудом, стрелки не хотели поддаваться, напоминая своим упрямством хозяина. Но я научилась ими управлять.
Майкл опаздывал на совещания и деловые встречи. Грозился отправить часы назад на завод-изготовитель и потребовать компенсацию. На меня его подозрения никогда не падали. И в эти дни я чувствовала себя победительницей – они были у меня под контролем: Майкл и его часы. Не было необходимости бить посуду на кухне.
- Так что же именно о часах Майкла вы хотите узнать? – Я повторяю свой вопрос Инспектору.
Даниэль все еще молчит. Вот именно поэтому он мне и нравится. Он не спешит. Он не паникует. У плюшевых медвежат размеренный темп жизни, у них свое время, свои часы.
Вот он сидит в моей уютной мастерской, вместо того, чтобы сидеть в своем офисе и продумывать версию: кому же так насолил Майкл, что от него решили избавиться? Или выяснять, кто же все-таки знал, что в тот роковой вечер пятницы Майкл будет дома один, когда я, его жена, отправлюсь провести время в обществе своей сестры за 60 милль от дома?
Да, это я обнаружила Майкла через три дня и, должна признаться, выглядел он неважно. Я вернулась от сестры в понедельник утром и труп Майкла был в квартире, точнее в ванной комнате. Он лежал лицом вниз, его длинное и тощее тело вытянулось вдоль ванной, на затылке зияла глубокая рана, а рядом, на кафельном полу, лежала одна из его клюшек для гольфа. Конечно, на ней не было никаких отпечатков пальцев. Улики отсутствовали.
- Похоже на преднамеренное убийство, - заявил мне Инспектор Эванс, прибыв во второй половине дня в понедельник. Он также сообщил, что я – подозреваемое лицо. Подозреваемое лицо номер один. Жена всегда на первом месте по подозрению, когда ее мужа находят убитым, особенно, если соседи свидетельствуют о постоянных скандалах в семье и битье посуды.
- Кроме того, нет следов взлома входной двери, - это мне тоже заявил Инспектор еще тогда, в понедельник.
Я сидела на диване в позе скорбящей вдовы. Конечно же, это шок – обнаружить своего мужа мертвым на кафельном полу ванной комнаты, голым...если не считать часов на его запястье.
- Это потому, что я забыла запереть входную дверь, когда уходила, - констатировала я, заглядывая в глаза Инспектору. И тем не менее, я была Подозреваемым лицом номер один. Но уже тогда, в понедельник, я почувствовала, как попадаю под влияние чар этого неторопливого полицейского. Особенно, после того, как он, выражая соболезнования, как-то по-особенному нежно погладил мою руку.
- А в котором часу точно вы вышли из дома? – Допрос Инспектора был очень деликатным и я не чувствовала волнения.
- Около шести вечера, в шесть тридцать я уже была в поезде. В восемь-пятнадцать моя сестра и ее муж встретили меня на станции. Вы можете проверить расписание и спросить мою сестру.
Непривычно было осознавать ироничный факт, что время вдруг стало моим сообщником после стольких лет вражды с ним. Именно время обеспечивало мне неоспоримое алиби.
-Да, все проверено и совпадает, - заявил мне Инспектор на следующий день. – Неоспоримо, что вы действительно вышли из дома в восемнадцать часов вечера в пятницу. Ну, а поскольку убийство было совершено в девятнадцать часов пятьдесят три минуты...
У него такое приятное лицо - у этого Инспектора Эванса.
Вторым не менее ироничным фактом было то, что именно наручные часы Майкла вдруг оказались моим спасителем, именно они вычеркнули меня из списка подозреваемых. Часы с разбитым циферблатом были обнаружены на остывшей руке их владельца. Осколки голубоватого стекла на кафельных плитках пола ванной комнаты. Стрелки часов показывали точное время совершения преступления: без семи минут восемь. В это время я все еще ехала в поезде, предвкушая спокойные выходные вдали от Майкла и его бесконечных придирок.
Откинувшись в кресле Даниэль выглядит расслабившимся, хотя его рука продолжает крепко сжимать блокнот.
- Видите ли Ирэн, существует небольшая проблема с часами вашего мужа. И мне нужно бы ее решить с вашей помощью, если не возражаете.
Второй подсолнух уже почти готов. С гордо поднятой желтой головой он просто прекрасен. Не помешало бы добавить немного зеленых листьев, чтобы уравновесить композицию. Придется купить парочку зеленых тарелок и разбить их. Но на этот раз не в злобе и стрессе, а просто по необходимости.
- Так вот, Ирэн, я собрал все осколки от разбитого стекла часов: и те, что остались на поверхности циферблата, и те, что валялись на кафельных плитках рядом с трупом. И попытался сложить их в окружность. Полного круга, к сожалению, не получилось. Похоже, недостает только одного осколка.
Я пожимаю плечами и качаю головой. Дорогой Даниэль хорошо играет свою роль, явно показывая, что он здесь по делу.
Может полицейские такие же, как адвокаты или доктора? И у них тоже существует правило, запрещающее вступать в другого рода отношения, кроме служебных, с бывшими подозреваемыми?
- Как насчет кофе со сливками? – Предлагаю я. Даниэль обожает кофе со сливками. Это напиток для неторопливого наслаждения. Майкл всегда пил двойной эспрессо. Не удивительно, что становился после этого сверхвозбужденным.
Я кладу свой молоточек на стол. Снимаю хирургические перчатки. Перчатки – это необходимый атрибут работающего с мозаикой. Они защищают руки от клейкого раствора основы. И должна сказать вам, что я испытываю удивительное чувство удовлетворения, когда снимаю эти перчатки после завершения работы.
На кухне я подогреваю воду для кофе. Неспеша взбиваю сливки. Я наслаждаюсь тишиной и покоем. Нет Майкла и его беготни по комнатам. Нет ощущения постоянного присутствия заведенного робота-неврастеника в твоем доме.
Заглядываю на полку – осталось всего две чашки. Остальные были разбиты вдребезги во время наших ссор, предшествовавших той самой пятнице. Их осколки уже стали частью моей мозаичной коллекции, а именно морских пейзажей. Тессери получились всех оттенков бирюзового цвета.
Я варю кофе медленно, торопиться некуда. С Даниэлем мне некуда спешить, он спокойно ждет меня в моей мастерской. Возможно, после кофе все наконец-то и произойдет... Он обнимет меня и прижмет к своей «плюшевой» груди. Самых прекрасных моментов в этой жизни всегда нужно терпеливо дожидаться. Я начинаю напевать неторопливую мелодию, что-то очень лирическое.
Недостающий осколок часового стекла меня не беспокоит. Он надежно спрятан. Я обнаружила его на своем рабочем столе, к счастью, еще до прибытия полиции. Где же еще ему было быть? Ведь именно я взяла часы Майкла, когда он пошел принимать свой душ в пять сорок пять в ту злополучную пятницу. И именно я перевела стрелки. На этот раз – вперед и поставила их на без семи минут восемь. Затем, я профессионально ударила по циферблату своuм молоточком. После чего, взяв самую тяжелую клюшку из набора мужа для игры в гольф....
Несколько проблематично было застегнуть ремешок часов на безжизненной руке Майкла. Это действительно не так легко сделать в хирургических перчатках. Но мне уже некуда было спешить.
А что же с осколком от голубоватого часового стекла? Он – последняя тессера в одном из моих морских пейзажей. В том, где чайки парят над волнами. Оооо, это настоящее произведение искусства. Там столько оттенков голубого!
Все еще напевая, я вхожу с чашками ароматного кофе в мастерскую.
Даниэль уже не представляет собой уютного плюшевого медвежонка. Он поднялся с кресла и поступью ищейки направился в дальний угол мастерской.
- Взгляну-ка я, пожалуй, на ваши морские пейзажи, - говорит он мне не оборачиваясь. – Только для того, чтобы удовлетворить мое любопытство: нет ли в каком-нибудь из них тессеры из голубоватого часового стекла!
Именно в этот момент я роняю две последние чашки. Их осколки бирюзовых оттенков так и остаются лежать на полу моей мастерской.
КОНЕЦ