Cценарий композиции по лирике Н. И. Никитиной в ис

Наталия Уралова
ДНЕВНИК ЖЕНЩИНЫ
(моно)
1 ЧАСТЬ.
Звучит гитарный наигрыш (Виртуозы УрТИСИ)

* * *
Спойте что-нибудь, милый, а я подпою.
Но мой голос звучит недостаточно гибко.
Как Вас в это мгновенье глаза выдают,
Как ломает Вам губы кривая улыбка.

Дайте руку, мой милый, я Вас поведу
По кривым и закрытым души переходам.
Вы молчите, но знайте: на Вашу беду
Так устроила женскую сущноть природа.

Поклянитесь сейчас, что на смертном краю
Не обмолвитесь словом  о том, что узнали.
Спойте что-нибудь, милый, а я подпою.
Я одна в Вашем маленьком зрительном зале.

Мне хотелось бы назвать композицию, которую я представляю вашему вниманию
«Дневник  женщины», поскольку все мои стихи исповедальны и автобиографичны.
В них я пытаюсь передать то, чем живу и что чувствую. Стихи – это не способ уйти от реальности, это способ существования.
Я родилась под знаком Скорпиона очень далеко отсюда, за Полярным кругом, в городе, о котором многие услышали только в связи с трагическими событиями, случившимися с экипажем подлодки «Курск» несколько лет назад.

* * *
Был скуп наш Кольский полуостров,
Прилипший к берегу причал,
И корабля железный остов
Прибой на глубине качал.
На горизонте зреет солнце -
Бог и властитель здешних вод.
Оно на сопку заберется
И освятит небесный свод.
Взорвется, отраженный эхом,
Прощальный палубный гудок –
Там, кто уходит, будет вехой:
Они должны вернуться в срок.
Их будут ждать морские чайки,
Качаясь в бухте на волне,
Устраивая перепалки,
Как мародеры на войне.
Их будут матери и жены
Ждать на прибрежной полосе,
Следя за морем напряженно,
Но возвращаются не все.
У моря заповедь простая:
Со дна нахлынет боль веков,
Взметнется к небу чаек стая,
Как души мертвых моряков.
Непостижимо то упорство,
С каким мать ходит на причал.
Привыкнуть к этому непросто:
Пока есть море – есть печаль!

Вступают гитары (Виртуозы УрТИСИ)

Мое рождение и раннее детство прошли на берегу моря, а это, как вы знаете, даром не проходит.

* * *
Я помню город детства моего:               
Там улицы заканчивались морем,               
Из школы нас к нему водили строем,               
Чтоб мы прониклись красотой его.
А море отчего-то звалось Белым,               
Хоть белым вовсе не было оно:               
Свинцовым, бледно-синим или серым,
Но чистым, так что видно было дно.
Мы попадались в плен к морским волнам,       
Которые ритмично в берег били.               
Оно казалось очень строгим нам.               
Тогда мы это море не любили.
Теперь на улицы другие я гляжу,               
С судьбой  изменчивой не споря.               
Но лишь глаза закрою, вижу - море,               
Что ждёт меня, а я не прихожу.

По сути, я морячка, хотя уже более 40 лет живу в Свердловске-Екатеринбурге.
Здесь я сложила первые свои детские стихи, и с тех пор не прекращала писать.
Но никогда не думала, что буду читать вам свои опусы со сцены. Все это случилось благодаря моим друзьям или соратникам по несчастью, поэтам Николаю  Ганебных , Владимиру Белоглазову, Александру Крючкову, Николаю Мережникову, Галине Лыжиной и другим, а еще благодаря вот этой маленькой книжечке, которая называется «Складчина». В ней были опубликованы первые мои стихи, и я до сих пор продолжаю там печататься.
Одно из последних стихотворений из десятого юбилейного номера  «Складчины» называется «Шутка»
 
Всего лишь полчаса назад
Я пыль с картины вытирала
А там внезапная гроза
На море утлый челн застала.

Идет огромная волна,
Вот-вот обрушится махина…
Накроет бедный челн она -
Какая страшная картина.

Когда вновь в комнату вошла
И на картину посмотрела,
То в пятки ухнула душа,
И я от страха обомлела.

Сияет солнце на холсте,
На небе от грозы ни точки,
В спокойной плавает воде
Рангоут: мачты, реи, бочки.

Недаром говорил поэт:
В искусстве не без чертовщины
А не повесить ли портрет
Еще нестарого мужчины.
 
Одно из первых моих стихотворений было опубликовано в журнале «Урал" совсем недавно – в 2004году.               
* * *
А что сказать?
Все было.               
И жизнь изрядно била.               
Любила – не любили
Любили – не любила
Прошло.               
Ведь все проходит,      
Как будто без следа.         
Так перед новой бурей               
Спокойно спит вода.
                .
В нашем городе проходил первый поэтический марафон, который стал теперь традиционным и всероссийским. Это демократическое мероприятие, в котором может принять участие любой человек, пишущий стихи, стоит только подать заявку организаторам. Мое участие в первом поэтическом марафоне в сентябре 2004г. придало мне уверенности в своих  силах. Правда, редколлегия марафона отобрала для альманаха, который был издан по следам этого события, совсем неожиданные для меня стихотворения: два из них были написаны очень давно, как говорится, во времена туманной юности.
Прочитать все стихотворения из альманаха.
(Томлюсь предчувствием разлуки, Я не верю твоим глазам, Я забыла с тобой, что такое тепло, Две стороны одной медали, Хорошо быть дочкой, А прежде ехали на стройки)

* * *
Я не верю твоим словам.               
Я не верю твоим губам.               
Я не верю твоим глазам.               
Я не верю твоим рукам.
Разорви сей порочный круг,               
Чтоб смогла я поверить вдруг               
В правду твоих слов,               
Ласку твоих губ,               
Нежность твоих глаз,               
Крепость твоих рук.

* * *
Томлюсь предчувствием разлуки
Пока друг другу мы нужны,
Пока твои тревожат руки,
Пока глаза твои нежны.

Пока кружится голова,
Когда сжимаешь ты в объятьях,
И шепчешь жгучие слова,
А не жестокие проклятья.

Все ощущения свежи, 
И нет пока на лицах скуки,
Но где-то в глубине души
Томлюсь предчувствием разлуки.               

В 2005 году в издательстве журнала  «Урал» вышла первая моя книжка под названием, предложенным  Николаем Яковлевичем Мережниковым, которого я считаю своим учителем и наставником. «Судьбу, как платье, примеряю».
Хочу Вам прочитать несколько стихотворений из этого сборника.

(стр.8,12,14,28,30,3132, 36,38,41,44 музык.пауза 45,47,58,68,69,70,72,75,80,83,88,89,90)

Скрипичная пьеса (Денис Низовцев)
Одно стихотворение, которое не вошло в сборник, посвящено людям, одаренным музыкальными способностями. Сама я никогда таким искусством не владела, но очень завидовала всем, кто умеет играть на чем бы то ни было. Даже пыталась играть на пианино, но дошла только до собачьего вальса.
Стихотворение о скрипачах.
Еще одна скрипичная пьеса (Денис Низовцев)
 
2 ЧАСТЬ
(Звучат ГИТАРЫ)

* * *
Тьма. Боль.
Движение.
Мой крик.
Тут яркий свет в меня проник.
Раскрылись легкие в груди.
И воздух глотку холодит.
Глаза открой: живи, гляди.
Я обнажен и я один.
Мне больно, Господи!

Как холодно,
Как страшно жить!
Я этот миг готов забыть.
Глаза закрыть.
Но вот беда:
нужна мне, кажется, еда.
Ищу губами что-нибудь.
Уткнулся носом в чью-то грудь.
Как трудно, Господи!

Но вот уже почти тепло.
Как сквозь туманное стекло
Я вижу доброе лицо
И ощущаю рук кольцо
Мне в нем спокойно и легко.
Течет в желудок молоко.
Уже слипаются глаза.
Я голос матери узнал.
Как сладко. Господи!

Все мы родом из детства. Из своего раннего детства я помню очень многое. Говорят, не все люди обладают такой способностью и в зрелые годы легко забывают далекое прошлое.
Я же помню себя с младенческого возраста, вернее, с ползункового.
Помню дом, где мы жили, свою кроватку с огораживающей сеткой, напротив – окна,  занавешенные серыми солдатскими одеялами, из-за которых пробивается не заходящее даже ночью заполярное летнее солнце. Помню, как ползала за мамиными ногами из комнаты в кухню и обратно, мешая ей готовить обед к возвращению со службы отца.
Помню все свои нехитрые и немногочисленные игрушки, сработанные солдатскими умельцами; картину «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости», очень точно скопированную в полную величину полковым художником с репродукции из «Огонька». Помню всех соседей, и как в три года впервые попробовала шоколад, до сих пор не забыла свои страшные детские сны… 
Но самая памятная история случилась со мной, когда мне было года четыре  или чуть меньше.
Жили мы тогда в одноэтажном финском  домике на два входа. В нашей половине, состоящей из двух жилых комнат, кухни, коридора, тамбура с двумя холодными кладовыми и одной уборной,  селились две семьи. Сосуществовали всегда мирно, поскольку делить было нечего. Мужчины служили в одной воинской части, имели равные звания, были друзьями и проводили на службе весь световой день, возвращаясь домой лишь к ночи, когда в казармах наступал отбой. Женщины воспитывали детей, готовили нехитрую снедь, а в свободное время, из-за отсутствия иных развлечений, вышивали крестиком по канве необычайные цветы, украшавшие затем несложный семейный быт.
Дети, как правило, дружили между собой, несмотря на разницу в возрасте, впрочем, незначительную. Иногда рядом с людьми жили кошки, а вот собак не заводили - не до них. Прочей живности и в помине не было: ни коров, ни лошадей, ни кур, ни гусей.
И вдруг в поселке появилась коза – самая настоящая. Она свободно разгуливала вдоль домиков, пощипывая мох и редкую траву. Животное не обращало на нас, детей, никакого внимания, но мы его побаивались, как оказалось, не напрасно.
В один из весенних дней мама отправила меня погулять. Я спустилась с невысокого крыльца из четырех ступенек и увидела козу, которая стояла в десяти шагах и в упор смотрела на меня. Что ей не понравилось, не знаю, но она воинственно заблеяла и направилась в мою сторону, низко наклонив голову с острыми рогами. Я в страхе вскарабкалась обратно на крыльцо и оглянулась: коза передними ногами уже стояла на нижней ступеньке. Я отступила к распахнутой двери - коза переместилась на середину лестницы. В небольшом тамбуре стояли настежь все двери, кроме той, что вела во внутренний коридор. Коза устрашающе мотнула головой и взобралась на верхнюю ступеньку. От отчаянья я шагнула в первое открытое помещение и захлопнула за собой дверь – это была уборная. Не знаю, сколько минут просидела я в полутьме, прислушиваясь к постукиванию копыт о деревянный пол, но вдруг за дверью стало тихо.
Осторожно выглянула я в тамбур сквозь узкую щель: коза в кладовой напротив, опираясь передними копытами о табуретку, пила компот из кастрюли, которую соседка выставила на холодок, чтобы содержимое быстрее остыло к обеду. Я прикрыла дверь, не решаясь выйти и прогнать непрошеную  гостью. Что случилось с нахалкой дальше, мне неведомо, но через некоторое время, когда я вновь выглянула в тамбур, там уже никого не было, а на табуретке по-прежнему стоял недопитый козой компот. Положение следовало как-то спасать, ведь напиток предназначался для соседских детей. Закатав рукава  своего летнего пальтеца, я опустила  ручонки в компот почти по локоть и стала вылавливать из него разваренные сухофрукты, складывая их рядом на табурет. Не помню, какие мысли бродили тогда в моей четырехлетней голове.
За этим занятием и застала меня хозяйка многострадального компота. Она, ни слова не говоря, вытащила мои руки из кастрюли, сложила назад все фрукты, вышла с емкостью на крыльцо и выплеснула все содержимое на землю, а потом ушла на кухню, вероятно, варить новый напиток. А ко мне, мокрой от компота и липкой от сухофруктов, выскочила мама и отшлепала  по шаловливым ручонкам.   Я тогда не умела еще говорить так хорошо, чтобы рассказать взрослым о проделках зловредного животного, и только тихо всхлипывала, в отчаянье повторяя: «Коза! Коза!»

Я прочитала вам рассказ, который называется Компот

Поскольку наши детские воспоминания всегда связаны с мамой, я не могла обойти стороной эту тему.
 
МАМА

Вдруг заплакала мама,
Присев на кровать.
- Мама, мама, о чем ты?
- Не хочу помирать!
Жизнь прошла как в тумане:
Сначала война,
А потом поднималась
из разрухи страна.
Рано вышла я замуж,
Муж попался такой.
Что возил по заставам
Семью за собой.
Жили вечно в казармах,
отделив простыней
чемоданы со скарбом
и люльку с дитей.
Свою старшую Таню
Не смогла я сберечь:
Путь до города дальний,
докторов не завлечь.
Года не было дочке,
Прибрал ее Бог…
На могилке цветочки
Мне же вечная боль.
Нелегко приходилось
нам с мужем вдвоем.
Но сумели, добились,
Обиходили дом.
Только начали жить,
Да случилась беда:
Занедужил мужик
И ушел навсегда.
Уходя, наказал он
За двоих жить сто лет.
Я жила за себя –
За него еще нет.
Что сказать тебе, мама,
Чем горю помочь?
Я тебя понимаю,
На то твоя дочь.
Что бы вдруг ни случилось –
В жизни все может быть –
Обещаю, что я
За двоих буду жить.

Многие спрашивают, почему я не придумала себе псевдонима, а печатаюсь под своей фамилией. Фамилия ,мол, у меня какая-то купеческая, уж не родственница ли я Афанасия Никитина, известного тем, что он побывал в Индии. Кстати, история у него преинтереснейшая, но это тема для другого разговора. Помимо Никитина-купца жил в России поэт-демократ Иван Саввич Никитин, но ни к тому,  ни к другому я не имею никакого отношения.
А фамилию свою оставила а память об отце, офицере советской армии, 25 лет отдал он вооруженным силам

* * *
Обещала отцу, что о нем напишу.
Обещать – не писать: мастерства не хватает.
Чистый лист я на письменный стол положу,
Мысль мелькнет и туманом прозрачным растает.

Я пытаюсь за шлейф эту мысль ухватить,
Напрягаясь, дрожат от волнения пальцы.
Так, наверное, в темных пещерах своих
В муках творчества корчились неандертальцы.

Так великий Гомер в темноте слепоты,
Свою боль воплощая, гекзаметры строил,
Чтобы Шлиман потом на излете мечты
Отыскал наконец легендарную Трою.

А оглохший Бетховен играл наугад,
Ударяя по клавишам силы утроив,
Так, наверное, ждали победный парад
Твои сверстники, батя, на пике истории.

Ночь минует. Взгляну на нетронутый лист.
Обещать – не писать: мастерства не хватает.
А в окне, зацепившись за ломкий карниз,
Легким облачком слово заветное тает.

Это стихотворение было опубликовано в 5 номере ж «Урал», полностью посвященного
Дню Победы.
А в 10 номере «Урала» была помещена подборка из 6 моих стихотворений

Прочитать подборку из журнала «Урал».

Участие в сборнике «Складчина» при ж. «УРАЛ» стало для меня большой школой
Школа, как всем известно, играет в жизни человека немалую  роль, поэтому
школы надо размещать в воздушных замках, к которым ведут белые ступени невесомых
ажурных лестниц..
  В наши дни процедура зачисления в школу очень усложнилась. Сначала родители      рыщут по городу в поисках заведения, достойного их чада, потом детишки учатся в
подготовительных группах, сдают экзамены и лишь после этого приобретают право быть
записанными в первый класс.
     Меня же в школу определил мама между визитом в поликлинику и пробежкой по
магазинам. Теперь я понимаю, что особого выбора у меня не было, а учиться очень
хотелось. Наготове уже стоял наполненный книжками портфель, привезенный отцом  из
районного центра, и нарядная форма из коричневого платьица и белого фартучка  с
оборками, сшитого мамой по выкройке из женского журнала.
      В то утро мама разбудили меня раньше обычного. Замужние женщины тогда не
работали, а их дети, никогда не знавшие детского сада, спали, сколько хотели, были
спокойны и здоровы.
      Собравшись, мы с мамой вышли из дома, и меня впервые в жизни охватило недетское
волнение.
      В семье давно говорили о связанных со школой трудностях. Отец мой служил далеко
от берега на печально известной Новой Земле, куда убывал до ледостава, чтоб провести на
острове долгую полярную ночь. А мама оставалась на зиму одна с двумя детьми.
Мою полуторагодовалую сестру ни под каким предлогом нельзя было оставлять дома
одну, и только из этих соображений решили, что мама отведет меня в школу первый и
единственный раз, а дальше я уж как-нибудь сама.
     Заканчивалось короткое полярное лето, мы с мамой шли по городку в приподнятом
настроении в школу, которую я никогда не видела, но очень хотела в нее попасть.
     Может быть, от этого желания, заметив в конце улицы необычное здание с колоннами
и высоким порталом, я спросила «Это школа?»
«Нет!- коротко ответила мама.- Это Дом офицеров», -  и потянула меня за руку дальше.
Огорченно вздохнув, я тут же расплылась в улыбке, потому что впереди стояло не менее
великолепное, просто роскошное строение, и оно непременно должно быть школой.
Но на этот раз   мама ответила, что это городской стадион.
Третье по красоте здание оказалось штабом дивизии.
                Наконец мы свернули с главной и единственной улицы городка в какой-то заулок, и мама торжественно произнесла: «Вот и школа!». Когда я взглянула туда, куда показывала мамина рука, я увидела почерневший от времени, покосившийся двухэтажный барак, видимо, служивший казармой солдатам еще до войны, а теперь заброшенный за ненадобностью. И меня охватило такое чувство разочарования, которое отравили всю мою дальнейшую жизнь...
       Школы надо размещать в воздушных замках, к которым ведут белые ступени
невесомых ажурных лестниц.

Я прочитала рассказ из воспоминаний  детства. Он так и называется «Школа»
Сейчас на столе редактора лежит макет новой книги стихов. Не знаю, какой она получится
Об этом будут судить читатели.
 
Предлагаю Вашему вниманию несколько стихотворений из этого сборника.
Дежавю,
Тайна старого сада, 
Не бывают случайными встречи.
А может мне пошла б совсем другая,
Как зависть черная вгрызаясь червем в душу,
Когда на полустанке Волхов-2,    
Спатьнедам,

Хочу завершить свое выступление на оптимистической ноте и прочитать
маленькую Поэму, которая так и называется – 

МАЛЕНЬКАЯ  ПОЭМА

Когда-то, в детстве самом раннем,
Мне жить в Рыбачьем довелось.
Теперь я еду к Океану,
Откуда все и началось.

Сижу в вагоне-ресторане,
Смотрю сквозь пыльное окно
И вижу, словно на экране,
Многосерийное кино.

Сначала общим планом город,
Умытый утренним дождем,
Который от окраин – молод.
А в центре – в древности рожден.

Потом внезапно средним планом
Какой-то девочки лицо,
Которая сейчас, как с равным,
Торопиться идти с отцом.

Но поезд пролетает мимо.
И не узнать мне до конца
Историю девчушки милой,
Ведущей за руку отца.

И снова смена декораций:
Лес, речка, бревнышки моста.
Сюда бы пару папарацци.
Чтоб сняли здешние места.

Натужно в горку тянет поезд.
Там низко облака плывут.
А за окном в траве по пояс
Адам и Ева в кадр идут.

Вот на забытом полустанке
Играют свадьбу напоказ:
Невеста шпарит на тальянке,
Жених пустился в перепляс.

Гостям подносят самогонку
И угощают огурцом,
А поезд продолжает гонку.
И я прижмусь к стеклу лицом:

А память еще глубже тонет.
И мне уже в окно видны
Рыбачье, сети, стон гармоник,
И моря мрачные сыны

Идут ватагой от причала,
Вернувшись с промысла домой,
И по привычке их качает,
Как в море ночью штормовой.

И я бегу в толпе навстречу
Коснуться милого лица.
Как я боялась, что не встречу
Однажды своего отца…

Недолго  жили мы в Рыбачьем,
Но мне запомнилось навек:
Стон женщины и крики чаек…
Как жаль, что смертен человек.

Живет в нас тяга к Океану,
Он дарит небу - синеву,
А людям смелым, окаянным –
Любовь за преданность ему.

А поезд набирает скорость
Пейзаж меняется вокруг,
Я понимаю: очень скоро
Пересечем Полярный круг.

Без боя день уступит ночи,
На тундру упадет туман,
Прервется фильм. Но, между прочим,
Жизнь не замрет. Как Океан.

На этом я хочу закончить свой творческий отчет перед вами и сказать всем большое спасибо за то, что вы поддержали меня своим присутствием, своими аплодисментами, своим соучастием. До свидания. До новых встреч