Что для вас память? Не знаете. Тогда представьте, что в один прекрасный (или не очень) день ваш мир сотрется. Миниатюрная вселенная, заключенная в нашем восприятии окружающего, формирующая нас от поведения до характера – это ведь и есть наша память. Обиды, радости, мечты, стремления. Раз – и ничего нет. Без нее дорогие и любимые лица не вызывают ничего, кроме удивления или равнодушия, а то, что было некогда целью жизни, бесценным достижением и благостной ношей, то больше не будет стоить и гроша. Но иногда, скажете вы, случаются вещи, тяжесть которых, казалось бы, нести невозможно. Не проще ли забыть все, начать с чистого листа? У меня был этот выбор, и я его сделала.
Ночь. Накануне своего две тысячи девятьсот второго дня рождения я сидела на подоконнике, вглядываясь в искаженное стеклом мрачное небо. Рваные облака медленно переползали с места на место, заволакивая серебристой дымкой звезды, попеременно выглядывающие из-под природного одеяла. Создавалось впечатление, что там, наверху, кто-то наблюдает за мной, отслеживая каждый робкий шаг в приобретшем новые краски мире. Прошло не больше месяца с того дня, когда я вспомнила все (по крайней мере, мне тогда так казалось), а разум так и не смирился с непривычно отягощенной памятью. Я до сих пор затравленно оглядывалась по сторонам, стоило мне оказаться на улице, пытаясь найти свое место в этой жизни, вдруг преобразовавшейся в чреду декораций и фальши. А при общении с людьми сознание невольно внедряло в мысли вековую ненависть к этим жалким человечишкам, столькое сотворившим с моим родом и кровом. Что остается нелюдю, запертому в чуждой вселенной и лишь смутно осознающему свои цели в этой бешеной игре масок и чувств? Я не знала.
Если днем сигаретный дым меня отрезвлял, то сейчас терпкий привкус «Kiss», ласкающий небо, постепенно стекал в горло, согревая и опутывая спокойствием, безмолвно крича: «Все по-прежнему, я с тобой, не важно, что вокруг одна ложь». Крохотный красный огонек казался одновременно необъятным миром и утопающим ничтожеством, тогда как улицы внизу выглядели мертвым грузом бытия.
Позже тихо щелкнул компьютер, выводя сквозь черноту заставки белое окно оповещения о завершении скачки очередного аниме сериала. Смотреть? Почему бы и нет. Все равно снова одна, а собеседника в три ночи найти слишком сложно, будь то Интернет или реальность.
Люди – странные существа. Они беспомощны и слепы и, в то же время, неустанно пародируют нас, судорожно слизывая наши жизни, пичкая нашим опытом литературу, кино, поучая нашими словами своих детей и ругаясь по нашей привычке. О да, я ненавижу человеческий род, презираю всем своим существом, одновременно понимая, что многие из нас произошли именно от этих жалких созданий, преобразовываясь в более совершенную форму, приобретая крылья.
Сонная дремота неясно вырисовывалась цветником в сознании, острыми шипами вводя понемногу яд в ополоумевшее существо, будто через шприцевую иглу – так всегда бывает полной одиночества ночью; обычно в такие моменты сложно укрыться от прошлого и дурных мыслей, ведь все напоминает былое, будь то вздох за стенкой или случайная строка на странице безликого сайта. Но на сей раз причиной боли послужило то пресловутое аниме, которое казалось сплошным плагиатом на мучительно знакомого автора, превосходящего в сотни раз талантом людей в составлении витиеватых сценариев и драм, имя которому судьба. Смутное ощущение дежавю, лихорадка разума в попытке распознать неразборчивый текст рассудка, но увы. Мучительное знание и, одновременно, непонимание происходящего скрутили внутренности в тугой узел, сбивая дыхание, похищая спокойствие и умиротворенность. Что случилось? Что произошло? А причиной люди, похитившие старательно закрытые печатью воспоминания о далеком прошлом, когда безграничному счастью случаем было уготовано окунуться в пучины холодного тягостного ожидания.
Печать долго сопротивлялась, жаля в смятении все существо, желая отбиться от цепких уз памяти, просочившейся сквозь проделанную брешь. Слишком уж знакомым представлялись разворачивающиеся на экране события, слишком уж привычно звучало произнесенное шепотом имя. А после все исчезло. Дрожащие пальцы сами отыскали в темноте комнаты мышь, клацая на паузу, а по щекам уже сползали мутные капли слез, застилая глаза молочным туманом, очищая сознание и смывая остатки блокировки. Тойа.
Плохо, слишком схематично и неестественно прорисованные неопытной человеческой рукой светлые глаза, согревающие своим зеленоватым оттенком, поглощающие все окружение: будь то тепло или холод, жизнь как, так и исход оной, чувственные грани и отблески разума. Быть может, именно благодаря подобной своей притягательности они и кажутся такими прекрасными, олицетворяя апогей целостности, будто исполняя реквием по мечте любого, заглянувшего в них. Но это все – отнюдь не человеческих рук творение, ибо то не способно передать подобного совершенства, нет, это всплеск заключенного в узы тягостной печати древнего сознания, все же еще не до конца пробудившегося, как оказалось в действительности. Сознания, что по привычке дополняло неестественные краски и очертания взятыми из воспоминаний яркими мазками прекрасного. Именно эти великолепные глаза, едва заметная, но дарящая много больше тепла и радушия, нежели испорченные властью и блеском притворные голливудские гримасы, полуулыбка сорвали с многострадальной моей памяти последнюю маску, освобождая и будто давая свободно вздохнуть.
Позже я не раз сожалела о содеянном, кляня за усиленную некогда блокировку, предназначенную для успешного побега, пусть и на краткий срок, от груза странных, но глубоких и неотвратимых чувств. Быть может, было проще жить в этом лживом мире без ожидания, что за столетия превратилось в образ существования. Возможно, эта жизнь краше и притягательнее пограничного состояния, близкого к самой смерти. Но, вспоминая проведенные рядом с самым прекрасным для меня созданием семьсот лет, я неустанно проклинала ошибочное стремление сбежать от боли. Пришло понимание того, что по сути именно сия боль является отражением истинного моего лика, единственным богатством и принадлежащим лишь мне дарованием судьбы. Легко желать избавления от былого, но, познав сию ложь, нареку любого, подобного мне в сем, величайшим идиотом, глупцом, лишающим себя счастья вкушать горечь дней минувших. Бежать от прошлого еще дурнее боязни правды и собственного «я».
Любите память свою, пусть и наполненную болью и отчаяньем, ведь, по сути, она – единственное, существующее у вас.