А ВЕДЬ ЭТО СЕРЬЕЗНО
Я бисексуален и не стыжусь этого. Да и что в этом плохоrо? Ведь любовь, это прежде всего фи¬зическое влечение, а все остальное - это только наслоения на основной стержень. И быть бисексу¬альным - это значит любить вдвойне. Вы не пред¬ставляете себе, насколько прекрасно обладать особой своего пола, особенно если этот экземпляр превосходит тебя по физиометрическим показате¬лям. В момент оргазма ты чувствуешь себя прямо¬таки эдаким монстром, способным потрясти бу¬квально вселенную. Одним словом, такое облада¬ние поистине праздник. Обладание же особой про¬тивоположного пола, как бы хорошо оно не прохо¬дило, воспринимается как дело вполне обычное, хотя и весьма приятное. Так что я не только не порицаю гомосексуалистов и лесбиянок, напротив я их просто обожаю. В одном только я с ними не со¬гласен. Нельзя замыкаться на влечении лишь к особам своего пола, надо быть бисексуальным и тогда, верьте мне, вам будет хорошо вдвойне.
Как бисексуал я стою многого, но у меня есть один, как скаэал мой любимый напарник, сущест¬венный недостаток. Иногда я бываю довольно груб со своими партнерами, особенно мужчинами. Это происходит, я думаю, от вспыльчивого характера. Иногда в моменты близости, особенно когда я вы¬полняю пассивную роль, меня очень обижает жела¬ние моего партнера непременно кончить, кончить даже тогда, когда кончить практически невозмож¬но. И если бы не этот мой недостаток, я бы на¬верно, уже давно был выбран в члены прааления нашего клуба. А так я уже целых пять лет всего лишь рядовой «ангелочек», - так называют себя члены нашего клуба, именуемого «Ангельская лю¬бовь». И хотя мне обидно, что несмотря на мой, смело могу сказать, немалый опыт, я, все еще рядовой ангелочек, я никогда не смирюсь даже.с малейшим проявлением эгоизма или любого другого неуважения в таком святом деле как любовь. В любви все должно быть прекрасно. И если вы не можете уважать друг друга, то значит вы не дол¬жны и любиться друг с другом. И до конца своик дней пусть считают это моим серьезным недостат¬ком, пусть я умру всего лишь рядовым ангелочком, я буду бороться с этим злом по мере моих сил. Такой уж я человек. Не могу бросить начатого, если чувствую, что это мое дело, ибо твердо убежден, что каждый должен делать только свое дело.
Работаю я в отряде милиции особого назначе¬ния (ОМОН) и не рядовым сотрудником, а команди¬ром подразделения. И котя должность как будто и не велика, но ответственность за судьбы вверен¬ных тебе бойцов делает тебя человеком поистине значительным. К тому же в нашем спецотряде каж¬дый боец уже сам по себе величина значительная. Ведь он не кто иной, как спецстраж порядка. Ра¬бота у нас трудная, можно сказать нервная. Порой приходится делать прямо-таки некрасивые вещи. Конечно, переживаешь, совесть, она ведь не дает
покоя, да делать нечего, приказ есть приказ. Кстати, вы, наверно и не догадываетесь, что и те, кто отдают приказы, тоже иногда чувствуют угрызения совести. Но они на редкость мужествен¬ные люди, и их сила воли не знает границ. Всякий раз глубоко ссознав всю ошибочность принятого решения и раскаявшись в содеянном, они, несмотря ни на что, принимают новые решения твердо веря, что если не на этот раз, то уж в следующий все будет хорошо. Мне об этом рассказывал наш зампо¬лит, тоже из наших, и я верю ему. Он человек бывалый, знает, что говорит. Кстати, о замполи¬те. Нет, не думайте плохого, он уважаемый чело¬век, член правления, Ангел первой категории, так что, сами понимаете, никаких глупостей он себе не позволяет. И все-таки одну историю о нем я позволю себе рассказать. Эту историю он сам рас¬сказал мне.
В молодости своей, то есть сразу после школы, наш замполит, а он по национальности азербайджа¬нец, преподавал в сельской школе в начальных классах, наверно до тех пор пока его не призвали в армию. И был в его классе один маленький маль¬чик, на редкость мелкий и в то же время на ред¬кость пакостный. м 3вали его Мамед. Этот Мамед частенько проказничал на уроках, видно ему было неинтересно, а может просто глупый он был, этот Мамед. Долго терпел наш замполит, он чело¬век очень терпеливый, но и он однажды не вытерпел и так поговорил с этим Мамедом, что тот недели три не появлялся в школе. Но потом нако¬нец появился и ничего, стал как будто человеком. Мало того, стал даже и тройки получать. Прежде ему и вовсе не ставили отметок, не за что было ставить. Так продолжалось довольно долго, Мамед уже совсем было исправился, даже один раз пятер¬ку получил, правда по поведению, но, как гово¬рится, главное лишь начать, а там уже и не остановиться . И вот надо же, однажды этот Мамед снова пропал, целых три дня-ёго не было. Все эти три
дня замполит не находил себе места. Никак не мог понять, куда делся мальчишка. Может что случи¬лось? Но идти к родителям все же не решился, ма¬ло ли что бывает, к чему подводить парня. На четвертый день Мамед появился, но, Бог мой, в каком виде. Кожа да кости, а глаза прямо-таки зыркают туда-сюда, сразу видно натворил что-то.
- Мамед, где ты пропадал? - спросил замполит.
- Учитель, ответ на твой вопрос я могу дать только один на один.
- Почему? - удивился замполит.
- Мне стыдно при них, - насупился Мамед и, поковыряв в носу грязным пальцем, указал в сто¬рону класса.
- Хорошо, - сказал замполит, - пошли. - А что оставалось делать, ведь ребенок же, а детей надо уважать. В коридоре замполит снова задал свой вопрос и на этот раз Мамед соизволил ответить.
- Учитель, я не мог эти три дня ходить в шко¬
лу.
- Почему?
- Очень занят был.
- А чем же это ты был занят?
- Учитель, ты только никому не говори, прошу
тебя.
- Ну, хорошо, никому не скажу, - успокоил
замполит малыша.
- Учитель.
- Да, Мамед?
- Я все эти три дня ишак трахал. - Что? Что, Мамед? Повтори. - Я все эти дни ишак трахал.
Это сейчас замполит бывалый человек и его ма¬
ло что может удивить, а тогда он был всего лишь
желторотым юнцом, так что, сами понимаете, к че¬
му это привело.
На следующее утро, не только сам Мамед, но и
Его отец уже за полчаса до начала занятий были
у дверей школы. Вот в это время-то и произошел
у замполита с Мамедом и его папой тот самый раз-
говор, о котором я и хотел рассказать. Разговор довольно своеобразный и, как потом выяснилось, на редкость поучительный.
- Мамед, расскажи отцу, почему ты эти три дня в школе не был, - грозно обратился к ученику замполит.
- Нет, не буду, - заартачился было Мамед и хотел тут же дать деру, но отец живо привел сы¬на в чувство, отвесив ему пару оплеух. Тем са¬мым наглядно показав, что не одобряет его пове¬дения. И Мамеду ничего не оставалось, раз уж и отец против него, как подчиниться. Выслушав рас¬сказ сына отец, насупив брови, спросил его: «Мамед, а какой ишак ты трогал?»
- Черный, отец.
- Какой-какой?
- Черный!!.
При слове «черный» брови отца снова встали на свое место.
- Белый ишак не трогай, - и снова брови отца насупились, - а теперь, иди учись. - И отец лас¬ковым пинком подтолкнул сына поближе к дверям.
- И это все? - спросил пораженный замполит.
- А вы хотели большего? - жестко парировал отец, - ведь это все-таки мой сын.
Две ночи после этого не спал эамполит, но так и не смог понять, чем же так хорош белый ишак по сравнению с черным. Не придя к разгадке, он ре¬шил пробраться во двор Мамеда и увидеть все пре¬лести белого своими глазами. Нельзя сказать, что черный ишак совсем его не интересовал, но белый ишак ... О, этот белый ишак! Но, как говорится, дело сделать - это не пару слов сказать. Тут не отделаешься одним сотрясением воздуха. Но как увидеть этого самого белого ишака, да так, чтобы никому не пришло в голову подумать что-либо пло¬хое. Не придешь же и не скажешь, чем же это так хорош ваш белый..-ишак, скажите, пожалуйста. И не только скажите, но и покажите этого самого бе¬лого ишака. А увидеть и понять, чем же он так
хорош, непременно надо. Промучившись еще одну ночь, - где уж тут заснуть, когда в голове та¬кое, - замполит, как не совестно ему было, ре¬шил все же украдкой пробраться во двор Мамеда и лично убедиться в достоинствах ишаков. Сказано - сделано.
И вот замполит в хлеву Мамедова отца. Черный ишак в одном углу, белый - в другом. И что уди¬вительно, оба на вид как будто одинаковые. Чер¬ный, кажется, даже малость крупнее. В чем же де¬ло, думает замполит. Осмотрю-ка я их, пожалуй, более тщательно. С которого начать? Начну с чер¬ного, он покрупнее, стало быть и покрепче. Сильно старался замполит, можно сказать совсем замучил животное своим осмотром. Но как ни ста¬рался, все же не смог понять, чем же этот ишак плох. Обидно конечно, но делать нечего, смахнул замполит слезу, да и пошел к белому ишаку. Подо¬шел эдак сзади. Стоит он позади этого ишака, а в голове его все одна и та же назойливая мысль: «Чем же этот ишак так хорош?» Но ведь давно из¬вестно, что не видно вдали, хорошо видно вблизи. Поэтому замполит еще ближе придвинулся к заду ишака. И только он собрался со всей тщатель¬ностью погрузиться в этот осмотр; как такой зна¬комый голос шепотом проговорил откуда-то из глубины хлева: «Учитель, лучше не надо, это па¬пин ишак, и он не любит, когда кто-нибудь другой его трогает. Лучше потрогай снова черный ишак. Папа разрешает его трогать.» И хотя замполит был застигнут врасплох, он все же нашел в себе муже¬ство спросить Мамеда, а что он сам делает в хле¬ву в такой поздний час.
- Как, что делаю, - обиделся Мамед, - сторо¬жу ишак, я ведь знал, что ты придешь.
- А откуда ты знал?
- Так ведь ты сам меня учил, чем запретнее плод, тем он слаще.
- А какой ишак ты сторожишь?
- Конечно же черный, на белый мне наплевать.
- Ах, вот как, - обрадовался было замполит и хотел уже снова приняться за осмотр бедного жи¬вотного.
- Мне плевать, - помолчав, многозначительно добавил Мамед, - но сейчас 23-50, а в полночь придет сюда мой отец и сменит меня. Мы всегда так делаем, так легче. И будет, сам понимаешь, нехорошо, если он застанет тебя здесь. Он человек горячий, может не по¬нять, зачем ты тут.
- Ну, хорошо, - согласился замполит, - я уй¬ду, но прежде ответь мне на два вопроса. Первый: почему ты разрешил мне трогать черный ишак? Вто¬рой: чем белый ишак лучше черного?
- На первый я тебе охотно отвечу. Я разрешил тебе трогать свой ишак потому, что ты мой учи¬тель. На второй вопрос пусть ответит тебе мой отец.
- Да-да, охотно отвечу, - пророкотал баркат¬ный бас отца Мамеда прямо позади уха зампалита. И в то же мгновение кто-то будто бы каленым же¬лезом кольнул замполита чуть пониже спины.
- Вай, - закричал замполит и хотел было удрать, так стыдно ему вдруг стало, но не тут-то было. Что-то буквально пригвоздило его к полу.
- А вот тебе и ответ на твой вoпpoc: кое-что в заду моего ишака смотрится также хорошо, как эти вилы в твоей заднице. -И с этими словами родитель Мамеда, вилами, развернул замполита к дверям и пинком под зад выгнал из хлева.
Какой же вывод из этой истории, спросите вы. Только один: чрезмерность всегда наказуема, даже если она всего лишь любопытство. Но довольно о замполите. В заключение добавлю только, что замполит по всей видимости никаких особых выво¬дов из случившегося не сделал, потому что про¬должал работать все в той же школе вплоть до самого призыва в армию, а апрочем, это его лич¬ное дело. Может быть он поступил и правильно.
Итак, довольно историй и прочих им подобных
отступлений, поговорим лучше о жизни, о нашей теперешней жизни. Ведь жизнь нынче, сами знаете, какая трудная. Но что сказать о жизни? Сам-то
я видел в жизни еще не очень много плохого. Как-никак спецработник и притом со значительным стажем. Но вот люди говорят, и некоторым из них
я склонен верить, что жить по человечески нынче стало практически невозможно. 3арплаты не хвата¬ет даже на самое необходимое. Что тут делать? Порядочному человеку делать, прямо скажем, не¬чего. Одно лишь остается, загнать себя в гроб заживо. Да вот беда, нынче и гроб по карману далеко не каждому. Но вообще-то это порядоч¬ному человеку делать нечего, а непорядочному, так тому дел просто невпроворот. Все заслонки нынче для него открыты, мол, лазай куда захо¬чешь, лазай, мол, и все же помни: больше чем ты сам нуждаешься в обществе, общество нуждает¬ся в тебе. Так что драть с тебя будут за милую душу. Но разве это смутит предприимчивого чело¬века? Он еще с колыбели понял, что Бог велел де¬литься, и, если не с ближним, то уж с сильней¬шим, в первую очередь. Сам я сколько не пытался, но так и не смог уяснить для себя, чем же силь¬ный лучше ближнего, но это, по всей видимости, от недостатка образования. Ведь я, к сожалению, институтов не кончал. Да, что там институтов, я
•и школу закончил с грехом пополам. Да, что то я,
•в самом деле, все о себе, да о себе. Нет, так нельзя, о людях надо прежде говорить , о людях.
Итак, о людях. Народ нынче не тот, что был прежде. И это также верно, как то, что я могу ударом правой руки отбить горлышко у пивной бутылки, хотя левой рукой я этого сделать не мо¬гу. Прежде народ был тьфу, одним словом не на¬род, а размазня. Правительство делало с ним, что хотело, да что там правительство, один человек мог сделать с ним, что угодно. Сталин целых тридцать лет его, как петух курицу, ногами топ¬тал, а ему хоть бы хны, даже яиц и тех не нес. Хрущев
десять лет одной кукурузой кормил, а ему опять хоть бы хны, знай себе сопит, да жует, даже из¬жога его не берет. Да, что там Хрущев, Брежнев целых пятнадцать лет за всех за границу катался, а народу опять коть бы что. Не пущают, ну и не надо. Как говорится, хорошо в гостях, а дома лучше. Так мало этого, на похоронах каждый третий еще и всплакнул. Жаль, мол, Ильича, как же без него с заграницей-то общаться. А я вот, лично, не всплакнул потому, что знал, что мне заграницы все равно не видать, так же впрочем, как и своих ушей. Подобное для меня возможно, только по спецприказу, а таких спецов, как я, сами знаете, сколько. Так что мне и до смерти не дождаться своей очереди. Так что на загранице я друзья давно уже крест поставил. Нынешний же народ это уже не размазня, а черт знает что та¬кое. Вроде и палец ему в рот не клади, свободу любит, за дело болеет. Однако, и он правды не ищет. Какой вы спросите правды? Охотно отвечу - правды жизни. Ведь где нынче правда жизни, куда она подевалась? А ведь прежде была, хоть и не¬правильная, но была. Так что лично я убежден, что нынче народ ведет себя неправильно. А пора бы и поумнеть. Или стадное чувство сильнее разу¬ма, и нами так и будет руководить вожак. И куда он поведет, туда все стадо и пойдет. 3наете, по этому поводу я даже стихи написал. Может это и не совсем к месту, а может и попросту глупо, но, позвольте все же зачитать их.
Увы, к отечеству любовь
Не тешит мне отныне кровь! Оно себя без меры эапятнало, Как от стыда его не разорвало.
Все, что могла, верхушка растащила, Что не смогла, на совесть развалила.
А наш народ, - так это бараны, Кто их ведет, - тому все и верны.
А, вы знаете, я пока читал эти стихи, вот что подумал: а ведь рыба то гниет с головы. Может и у нас в государстве так? Нет, я лично ничего не имею против Михаила Сергеевича, и все же предпо¬ложим, что Михаил Сергеевич по каким-либо причи¬нам встал на неправильный путь. Причины, побу¬дившие его к этому, могут быть, без сомнения, различными. Может жена что-либо посоветовала, а он неправильно понял. Может сам,не спросив ни у кого совета, наконец, принял самостоятельное ре¬шение и вот, на тебе, результат. А может кто и просто попросил его, наобещав черт знает что. Ведь и Горбачев всего лишь живой человек и ему тоже свойственны некоторые слабости. а, впрочем, не это главное, главное то, что Михаил Серге¬евич вдруг взял да и встал на неправильный путь. И что тут делать? А что тут остается делать? Только одно, ждать пока гниль распространится дальше, и пока порча окончательно не охватит всю рыбу. И вот тут-то должен пробить час, так назы¬ваемого очищения. Час, когда уже прежнюю гниль нюхать станет невозможно. Да, друзья, это по¬истине решительный час и я, можно сказать, пре¬клоняюсь перед мужеством господина Ельцина, так лихо сказавшего своим носом фи в эту решительную ми¬нуту истории и, открывшему тем самым путь ново¬му, еще неизведанному запаху. А каким он будет этот запах - покажет время. Я думаю, запах бу¬дет терпимым, хотя, конечно, носы у всех безус¬ловно разные. Вы наверное пожелаете спросить, как я отношусь к ГКЧПистам, этим, так называе¬мым, врагам народа. Да никак. Я считаю, что пленный враг, это уже не враг, а попросту плен¬ный. А пленный это уже не человек, а можно ска¬зать трофейное имущество, а к любому имуществу надо относиться бережно. Ведь не зря говорится, что ломать - не строить. К тому же, я думаю, что ГКЧПисты это те же малые дети и, без помощи взрослых, они способны разве что на детские ша¬лости. Я даже скажу яснее. Я думаю, их просто
попросили сделать это. И так как они дети, и их ум стало быть еще незрел, они с радостью согла¬сились, видя в этом лишь очередную интересную игру. И вот результат. Дети пострадали, а нехо¬рошие дяди, втравившие их в это, счастливы как и прежде. И это разве не грустно? Так что, думайте сами, как я отношусь к ГКЧП, этим малым детям. Вообще-то я не люблю говорить о политике. Но раз мы от разговоров о жизни перешли к разговорам о политике, а я убежден, что жизнь и политика еди¬ны, и я думаю, это правильно, продолжим и дальше разговор о политике.
Политике малого масштаба, то есть политике внутригородского уровня, а уж затем, если позво¬лят, перейдем и к международной политике нашего государства, которое нынче превратилось в содру¬жество. Так как я живу в Санкт-Петербурге, то стало быть, говорить буду в основном о полити¬ческой обстановке сугубо лишь в нем. И поймите меня правильно: Даже козел знает, что чужая ка¬пуста вкуснее, однако и он в самые трудные мину¬ты,не покидает своего огорода, ибо убежден, что в противном случае может остаться вообще ни с чем. Поэтому о мэре Москвы Гаврииле Попове я позволю себе сказать только одно: этот человек мне не нравится. Что касается нашего мэра Собча¬ка, то и он мне не нравится, хотя его жена мне очень нравится. А не нравится он мне вот почему. При всем его умении так красиво и вместе с тем так предельно просто выражать мысль своим язы¬ком, он своими руками не может сделать ни едино¬го мало-мальского дела. Интересно, что он все¬таки,быстрее заколотит в доску: гвоздь, молоток или свой собственный палец, если ему предоста¬вится- случай.- Хотя я сомневаюсь, что случай ему предоставится. А о членах мэрии мне и говорить не хочется, те и этого не умеют, простите, я хо¬тел сказать, что они не только вверенными им делами не занимаются, но они еще и не умеют объяснить, почему они ими не занимаются.
Что касается международной политики, то в последнее время я и вовсе перестал понимать, что под этим понятием подразумевается. Прежде, меж¬дународная политика была предельно ясна - поко¬рение социализмом капитализма, невзирая на отча¬янное сопrотивление последнего. Теперь же, когда социализм умер и, стало быть, покорять стало не¬кому, мы еще более яростно рвемся на запад, и это выше моего понимания. 3ачем? Ведь покорять¬то некому да и нечем. Что мы нынче умеем? Только то, что еще не забыли. А что мы еще не забыли, только рты разевать. Но на западе и своих едоков
•да крикунов более, чем достатоцно. Да и вообще с одними зубами, даже с нашими, запада не поко¬рить. Капитализм, он хоть и с гнильцой, однако тело у него железное, а зубы против железа, сами знаете, - ничто. Вот если бы ракет, хотя бы по штуке в каждые желающие руки, вот тогда бы дру¬гое дело. Но правительство нынче какое-то нере¬шительное, оно предпочитает вначале тщательно проверить всякое новшество внутри страны,.и только уже затем, раз¬двинуть границы эксперимента. А это, я считаю, в корне ошибочно, ведь все равно своих не будешь бить так, как чужих. А пока ты тренируешься, глядишь, они уже и к обороне готовы. Ведь не зря говорится, что земля слухами полнится. Вот если бы я был в правительстве, поверьте, все было бы иначе. А впрочем, о том довольно, не хочу больше говорить о политике. Расскажу-ка я лучше о своей жизни, может и интересно получится.
Начну-ка я с самого детства. Родился я в се¬мье военнослужащего. Папа у меня был строгий и недобрый, одним словом, не мужик - кремень. А впрочем, раз он мой папа, то светлая ему память. Мама, напротив, была не строгая, а добрая. Она
•и сейчас добрая, такая старенькая и такая доб¬рая. И так как папа мой был человек строгий, то
держал он меня в ежовых рукавицах. Не то что проказить, шалости малой совершить мне не позво¬лял. Драл меня нещадно, даже не понятно за что.
Все же папа мой был хорошим, он хотя и по-свое¬му, но любил меня. Я это только недавно понял, когда вспомнил, как мы бежали с ним от дюжины армян, пытавшихся нас изнасиловать в одном из закоулков старой крепости.
Жили мы в то время в городе Баку. А вы, без сомнения, знаете что город Баку не столь славен своими ветрами (название в переводе с местного означает город ветров) , сколь славен своей зна¬менитой старой крепостью, раскинувшейся в самом центре города и отгородившейся от остального мира высокими зубчатыми стенами. Крепость эта была построена, кажется, в шестнадцатом веке одним из прежних правителей rорода. Первоначаль¬но она представляла собой вал из крепостных стен с башнями и бойницами, для отражения возможного нападения неприятеля, внутри которого находилось значительное количество хозяйственных построек. Но с годами внутренняя часть вала все больше и больше застраивалась и превратилась в конце концов в эдакий лабиринт, пройти по которому из конца в конец и не испытать при этом приключения стало практически не возможно. Так вот папа не только не бросил меня в ту трудную минуту, он, знаете ли, взял меня на руки и, это не взирая на то, что скорость его бега от этого значитель¬но уменьшилась. Скажите мне, чей еще папа спосо¬бен на такое? Уверяю вас, далеко не каждый папа способен на такое.
Что касается мамы, так она меня просто бало¬вала, правда, скрытно от отца, позволяя делать самые натуральные глупости. Такие, например, как бросать из окна квартиры наполненные водой полиэтиленовые пакеты. Они, знаете ли, очень не¬плохо взрываются. При этом мама была и сама не прочь сбросить пару таких пакетов. В противопо¬ложность иным детям в школу ходить я любил, осо¬бенно в начальных классах, когда я еще мало петрил в учении. Но начиная с пятого, я ходил в школу уже только для того, чтобы засматриваться
на старшекласниц. Ах, какое это было зрелище. Да, вы наверное и сами знаете, что подчас снизу можно увидеть то, что сверху не увидишь ни за какие деньги. И чем я становился старше, тем больше мне хотелось видеть эти ножки как можно чаще. И к восьмому классу я уже готов был не только смотреть на эти ножки. 0, в четырнадцать лет я уже почти каждый день дрочил член, пред¬ставляя, как я держу в своих объятиях какую-ни¬будь из школьных красавиц. И все же в первый раз попробовать женщину мне удалось только в армии. Да и то случилось это не без помощи моих армей¬ских приятелей, которые в силу своей деревенской изворотливости умудрились научиться этому делу еще до армии.
Служил вместе с нами один татарин, звали его Сабит. Так вот, этот самый Сабит, воспылал ко мне прямо-таки братскими чувствами. Не знаю, че¬го он ко мне привязался, девок ему что ли не хватало? Итак, этот самый Сабит пообещал мне черт знает чего, чуть ли не лично уложить бабу поверх меня. Так, говорил он, получается луч¬ше всего. Это сейчас я знаю, как он был неправ. По всякому получается хорошо, надо только уметь, а тогда я этого еще не знал. Ну что ж, если сказано, то, значит, и сделано, - таков у моря¬ков закон. Короче, пошли мы с Сабитом в гости. По пути он предупредил меня, что гостить надо на совесть, иначе не поймут. На совесть, так на со¬весть, думаю я, где наша не пропадала. Авось, все и обойдется. Гостим мы, 'значит, эдак часа три, скоро и в часть пора возвращаться, как-ни¬как утренняя поверка. А этот чертов Сабит знай себе лишь пьет, да свои татарские песни поет. Препротивные, я вам скажу, песни. Я было ткнул его в бок, мол, браток, а дальше-то что делать, подсказал бы. Так он, эдакий нерусский, спьяну видно, не так понял. Как заедет мне в ухо. В общем, насилу нас девчата растащили. Растащили нас девчата и спрашивают, чего это мы не подели-
ли. А он возьми да и скажи им, проказник эдакий, - вас, мол, и не поделили. Ну, девки, конечно, в обиду, да как же это так, разве нельзя обойтись без дележки. Отчего нельзя, говорит Сабит, каков все-таки молодец, я бы так не сумел. И добавляет при этом весьма значительно, - и все-таки оче¬редность нам не помешает. Конечно, не помешает, радуюсь я. Мне сисястую напервой не надо, я ведь сюда не спать hришел. А то, что получится? Полажишь голову на одну такую сиську, прикроешь¬ся другой и, пиши пропало, заснешь как на пухо¬вой подушке. Так что мне, пожалуйста, подавайте задастую, у той хоть сиськи с виду вроде и вто¬росортные, зато задница высший класс. На такую посмотришь, куда там спать, молиться на нее всю ночь будешь. Как я и предполагал, возражающих против очередности не оказалось. Ну и натрахал¬ся я тогда, и это в первый-то раз. Как конец цел остался, до сих пор ума не приложу. До части я, можно сказать, ползком добрался. А там целых три дня лежал в лежку. А вообще-то, служба у ме¬ня была не сахар. Это только на первый взгляд может показаться, что мы ночью вместо того, чтобы мирно дремать после тяжелого трудового дня, к девчатам бегали. Бывало так насобачишься за день, что только бы добраться до койки, а там все хоть говном зарасти. Так нет же, будит тебя на самом интересном месте подлая тревога. И ты, как угорелый, чертыхаясь на чем свет стоит, бе¬жишь к машинам, ликвидировать так называемое возгорание, а порой и возгорания-то никакого нет, просто командир решил проверить, сукин сын, не бегаем ли мы по девочкам. А мы как бёгали, так и будем бегать и, даже сам командир не смо¬жет нам в этом помешать. Ведь без женской лас¬ки воину никак нельзя. Женская ласка она как бальзам и чем больше примешь ее, тем пользитель¬нее. По мне, так я бы вообще не слезал с девоч¬ки, куда слаще, чем ликвидировать возгорание. Но, как гоаорится, служба есть служба, и тут ни¬
чего не попишешь. Вот и приходится поэтому ино¬гда руками держаться и за пожарный ствол, уси¬ленно направляя его на объект возгорания. Во¬обще-то, служба на флоте мне дала многое и вер¬нулся я на гражданку уже совсем другим челове¬ком. Теперь я смело мог сказать, что до службы я абсолютно ничёго не умел. Сидел дурачком на маминой тонкой шее, да и только.. Пожалуй, можно теперь и перейти к самому главному, к повествованию о том, как я стал членом клуба Ангелочков и как вслед за тем вступил в ряды бойцов ОМОНа.
В сущности дело обстояло вот как. Отработал я после армии пару лет в.жилконторе слесарем-сан¬техником, отработал довольно безобидно. Ни тебе залетов по служебной линии, ни тебе никакик особых эксцессов в личное время. Даже девок и тех сменил с десяток, не более. А ведь два года срок не малый. Но такой уж я человек, люблю все делать обстоятельно, да и женщин уважать надо. Это ведь только так говорится, наше дело не ро¬жать, сунул, вынул и бежать. А на деле оно почти всегда иначе получается. Тут не только бежать, тут и вынуть-то с такой неохотой дают. Итак, проработал я два года и, как я уже говорил, ни¬гу-гу, никакой бисексуальности, примитивного гомосексуализма и того ни разу себе не позволил, если, конечно, не считать того, что иногда за¬першись в туалете пользовался свечкой. Так ведь свечка - это совсем другое дело. Она и от запо¬ров помогает, да и в заду после того, как ей по¬шуруешь, свербит значительно меньше. И все-таки свечка, она и есть свечка. И хоть ты лопни, а душевного тепла от этой свечки все равно не получишь. Наконец, это понял и я. Понял это я, и так грустно мне стало, ну хоть волком вой. Так и выть нельзя, квартира-то коммунальная. А соседи, сами знаете, это же сплошное зверье. Чуть что не по них, враз изувечить могут. И от этой мысли мне еще грустнее стало. Так rрустно стало, ну прямо аж невмоготу. И решил я, уж если до того невмого-
ту, то видно делать нечего. И как не боязно мне было, я все же решился. А как только решился, так все сразу и получилось, прямо как в сказке. Хотя впрочем, если бы не случай, ни хрена бы у меня не вышло.
Дело обстояло так. Снял я как-то на танцах девушку. Не то чтобы девушку, лет эдак под со¬рок, но выглядит очень даже ничего. Поехали мы с этой самой девушкой к ней в гости. Не отказы¬ваться же, если приглашают. Приехали, значит, выпили, телевизор посмотрели. Снова выпили, да и залегли в постель. Ну и дал я ей тогда жару, да¬же пописать и то не отпускал. Наконец, пописала она, пописала и говорит мне, и такая при этом довольная, ну прямо светится: «Ты парень, поис¬тине молодец, а уж как в зад трахаешь, так это просто чудо! Если бы это было возможно, я бы на¬верное, и задницей кончила, так мне было хорошо. Признавайся, ты видно по задам спец.» Я хоть и был польщен ее похвалой, но все же честно при¬знался, что по задам я если и спец, то только по женским. Мужских задов я и вовсе не пробовал. Она поначалу даже не поверила, а потом не на шутку расстроилась, так жалко ей меня стало. Ну ничего, говорит, это дело поправимое, есть у ме¬ня один знакомый. А мне этого только и надо. Что ж, говорю, и я не прочь с ним познакомиться. Вот так мы и познакомились с Колей, моим лучшим партнером, а заодно и другом. Коля уже тогда входил в число старожилов клуба, с его протеже и меня приняли в клуб. Вот и все. О том, что пр¬оисходит за стенами клуба я, сами понимаете, рассказать не могу, профессиональная тайна. Ах да, чуть было не забыд, я ведь еще не рассказал, как я вступил в ряды бойцов ОМОНа. Так это сов¬сем просто. Наш замполит устроил меня. Очень уж я ему понравился.
Р.5. И так как больше мне сказать нечего, то крепко всех вас целую и желаю всем вам счастья.
И поймите меня правильно, я не мог не высказать¬ся. Ведь если не я, то кто же еще. Ведь я и есть Великий русский народ, ибо таких как я обыкно¬венных людей миллионы.
9-12.01.92
А ВЕДЬ ЭТО СЕРЬЕЗНО