Правила игры в го

Дмитрий Бахромкин
Правила игры в го,
или
Все тайное когда-нибудь обязательно станет явным


Вступление

История, которую я хочу рассказать, приключилась в то время, когда мне довелось работать в экскурсионном бюро при Музее народов Востока. В бюро подрабатывали в основном студенты истфака МГУ, будущие искусствоведы. И соприкоснуться с удивительным миром древнего Востока помогал и я, аспирант кафедры востоковедения института иностранных языков.
Работа мне просто нравилась. Проходя по залам Индии, Кореи, Китая и Японии, я каждый раз мог погружаться в неповторимую атмосферу, создаваемую творениями древних мастеров. И хотя экспозиция, которая размещалась в 8-9 залах здания на Мещанской улице, насчитывала чуть более сотни предметов древнего искусства, но об очень многих из них можно было рассказывать часами. Будь то старинная бронзовая курительница из синтоистского фамильного храма японского императора или деревянная фигура самурая с обнаженным мечом, готовым в любую секунды броситься на врага, защищая своего господина. За каждым таким раритетом, помимо инвентарного номера, стояла своя история, в которой человеческие судьбы переплетались с судьбами государств и монархий.
Экскурсий было немало, как обзорных – по всем залам, так и по каждой стране в отдельности. Работа не приедалась по понятным причинам, это редко бывает – когда занимаешься любимым делом и при этом ещё и получаешь зарплату.  Я был не намного старше студентов-практитактов, и получали мы по одному рублю двадцати семи копеек за каждую часовую экскурсию. Деньги – небольшие, но вовсе не лишние, как для студента, так и для аспиранта. Число экскурсоводов в бюро постоянно менялось, как никак студенческая жизнь тому способствовала, но за работу ребята держались, и дело тут, конечно, не в «огромных деньжищах», а в том уникальном материале, в котором они «варились» каждый день.
Чтобы поддержать постоянно растущий интерес и просто любопытство советских граждан к загадочному миру Древнего Востока, требовалась твердая рука, которая управляла бы экскурсионным процессом, направляя его в нужное, политически правильное русло. И такой рукой природа одарила Фаину Георгиевну Георгадзе, женщину дородную и в меру упитанную, политически грамотную и выдержанную, умеющую наладить контакт как с требовательным иностранным туристом, так и с простым советским человеком, интересующимся миром прекрасного.
Если быть более точным, то природа одарила Фаину Георгиевну не одной, а двумя руками. Среди других особенностей этой замечательной женщины нельзя было не отметить пышную кустодиевскую фигуру с далеко не осиной талией, плавно перетекающей в необъятный нижний бюст. Внутри трепетной груди скрывался удивительный и неповторимый голос, который как Протей, был изменчив: - в телефонных разговорах с начальством – нежный и певучий до невозможности, и твердый, властный до дребезжания музейных люстр – для подчиненных экскурсоводов-студентов и простых посетителей музея. Но метаморфозы с её чудесным голосом могли происходить и при других обстоятельствах. Так в обеденный перерыв студенты часто бегали в соседнюю булочную, и тогда голос Фаины Георгиевны смягчался, и её просьба: «И мне, пожалуйста, булочку» ставила, особенно новичков в тупик и некоторое замешательство. Деньги за калорийную булочку с изюмом – восемь копеек, Фаина Георгиевна, как правило, возвращать забывала. Одним словом, женщиной Фаина Георгиевна была в общем-то доброй и не злопамятной.
И руководителем она была строгим и требовательным. Для контроля была заведена особая амбарная тетрадь, в которой экскурсовод ставил отметки о времени начала и окончания экскурсии, а также подробно перечислял вопросы, которые, задавали посетители. В отдельной графе нужно было записывать свои ответы. Чего греха таить, порой студентам, да и мне, приходилось изрядно напрячь свою фантазию, чтобы Фаина Георгиевна позднее могла, пролистывая наши записи, вносить нужные коррективы в экскурсионный процесс.
Тетрадь лежала на видном месте стола в кабинете начальника экскурсионного бюро. За столом, как водится, всегда сидела Фаина Георгиевна и работала – просматривала тетрадь с нашими отчетами. В смежной комнате, радом с кабинетом начальника, находилась комната отдыха, где студенты могли перевести дух и на пару минут забыть о древней Индии или Китае. Собственно в этих двух помещениях и располагалось экскурсионное бюро при Музее народов Востока.

Экскурсия

Так вот, в один из прекрасных майских дней я направлялся в кабинет начальника бюро после очередной экскурсии. Настроение было бодрым, хотелось поскорее сделать записи в заветной тетрадке – только не перепутать графы с вопросами и ответами – выпить горячего чаю, да и просто отдохнуть. Как ни в чем, ни бывало, я вошел в кабинет.
Первая мысль – что-то здесь не так. Неожиданность – за столом, где как обычно, должна была восседать Фаина Георгиевна, никого не было, а рядом в сторонке стояла какая-то странная пара прилично одетых посетителей. «Иностранцы», - сразу же подумал я, оценив восточные черты лиц и качество покроя костюмов незнакомцев. Посетители были чем-то очень удивлены, и я застал их, когда они о чем-то переговаривались. Один из них, очевидно, старший, поздоровался:
«Добрый день! Прошу прощения, мы бы хотели попасть на экскурсию. Это сегодня возможно?»
Говорил он практически без акцента, но миндалевидный разрез глаз и манеры держаться лишь утвердили меня в моей первоначальной оценке: «Точно – иностранцы, но не китайцы, может быть, японцы…».
«Добрый день! А почему нет? Конечно, конечно, одну секунду» - ответил я, быстро делая запись в тетрадке. Как назло в соседней «студенческой» комнате было тихо, значит все ребята либо в музее, либо в университете. «Куда же подевалась Фаина? Она только что была здесь, маячила всё утро за столом» - про себя думал я. Проводить экскурсию для двоих посетителей как-то не принято, но делать нечего пауза слишком затягивалась, поэтому я принял решение: «Пожалуйста, я готов».
Должен сказать, что экскурсия, действительно, получилась необычной. Мой опыт позволял довольно быстро определить, если так можно выразиться, «уровень подготовленности» слушателя. И мои новые посетители явно выходили за рамки обычного уровня. Препятствий в общении не было, они прекрасно не только говорили, но и читали по-русски. Это я понял, когда они стали обращаться ко мне по имени, прочитав мои персональные данные на бейджике  лацкана пиджака. Экскурсанты с интересом слушали мой рассказ, деликатно кивая головами, внимали моим рассуждениям о том или ином музейном предмете, но по их кратким комментариям и специфическим вопросам я начал осознавать, что какие-то вещи эти «иностранцы» знают не то что не хуже, а даже лучше меня!
Переходя из зала в зал, я уже начинал испытывать определенную неловкость, так мы добрались до последнего зала, зала искусства Древней Японии. К этому моменту у меня уже практически не осталось никаких сомнений, что моими экскурсантами были иностранные граждане, скорее всего, японцы. Я извинился и предложил моим спутникам в последнем зале обойтись уже без моих услуг, так как уровень их знания предмета позволяет без труда это сделать. «Японцы» переглянулись между собой. Старший из них учтиво поклонился и произнес:
«Благодарим вас, господин Колесников. Но мы просим вас продолжить экскурсию, так как хотим услышать рассказ о культуре нашей родины именно из ваших уст».
Ну, кто смог бы на моем месте отказаться от продолжения экскурсии? После «японского» зала посетители ещё раз поблагодарили за интересный рассказ, раскланялись и удалились. А я, как на крыльях, не каждый раз получаешь такую оценку своей работы,  парил по Музею народов Востока, незаметно приближаясь к кабинету Фаины Георгиевны. Встречные посетители почему-то улыбались мне, строгие служители музея, даже те, с которыми я не очень-то ладил – казались мне сейчас самыми прекрасными людьми на свете.  Бронзовый бык на старинной гравюре в одном из залов навеял мне испанскую корриду, и я как заправский тореадор, насвистывая про себя арию из оперы «Кармен», вошел в кабинет начальника.
Однако в кабинете «тореадора» уже ожидал «разъяренный бык», и по его «ласковому» взгляду я осознал, что призыв из арии быть смелее в бою, будет совсем не лишним для меня. Но, то ли в глазах моих потемнело, то ли метаморфозы у Фаины Георгиевны стали происходить не только с голосом, но и с внешностью, только разъяренный бык начал трансформироваться в огромную гаубицу, чьё смертоносное дуло нацелилось на свою жертву. И после небольшой, но устрашающей  паузы с шипением и рыком вырвался снаряд:
«По какому праву вы без моего личного разрешения, а также без разрешения соответствующих органов провели экскурсию для посла Японии в СССР!».

Все тайное когда-нибудь обязательно станет явным

Господин Сигимитцу происходил из старинного самурайского рода, и воспитанный в лучших традициях японской аристократии, неплохо разбирался в истории искусства. Будучи сотрудником МИДа Японии, выполняя различные дипломатические миссии, он старался как можно чаще посещать музеи, выставки в различных городах мира. И Москва, куда господин Сигимитцу прибыл впервые как будущий посол Японии в Советском Союзе, не была исключением.
В один из майских дней вместе с секретарем посольства будущий посол, так как до инаугурации оставалось ещё несколько недель, отправился в Музей народов Востока. Оказавшись в здании музея, японцы увидели на одной из дверей табличку с надписью «Экскурсионное бюро», и, постучав в дверь, вошли в кабинет Фаины Георгиевны Георгадзе.
То ли стучали японцы не очень сильно, а, возможно, слух Фаины Георгиевны ослаб от тяжелой работы, но только ответ на приветствие гости, войдя в кабинет, не услышали. Фаина Георгиевна была не в духе, проверяя заветную тетрадку, она никак не могла сверить количество вопросов и ответов – кто-то из студентов явно перепутал и сделал запись не в той графе. Это несоответствие очень раздражало начальника экскурсионного бюро, а тут ещё как надоедливые мухи какие-то двое посетителей.
«Простите, мы бы хотели…», - попытался наладить отношения японский дипломат с солидной дамой, сидящей за столом, но в ответ получил протест в самой жесткой форме.
«Подождите, я занята!», - размер децибелов в голосе строгой дамы явно превышал допустимую норму, и любой студент, зная  особенности замечательного «сопрано» Фаины Георгиевны, сообразил бы, что лучше сейчас от греха подальше просто отойти в сторону. Но студентов, как назло, рядом не было, а господин Сигимитцу всё ещё надеялся на благоприятный исход разговора:
«Извините, но мы…», - на этот раз фраза дипломата была ещё более сокращена.
«Я же вам русским языком сказала. Я занята! Подождите за дверью!!!»
Тембр голоса дамы возрастал по нарастающей. Ещё мгновение, и она сама выставит непрошенных гостей за дверь. До чего же непонятливый народ эти самураи, но просто так отступить без объяснений  господин Сигимитцу не мог:
«Но мы…».
Тут уже Фаина Георгиевна встала из-за стола во весь свой могучий рост, набрала побольше воздуха в легкие и решила окончательно навести порядок во вверенном ей экскурсионном бюро:
«Да вы, собственно, кто такой?»
Японец, исправляя свою первоначальную невежливость, наконец-то представился:
«Я посол Японии в вашей стране…»
Секретарь посольства и будущий посол уже были поражены таким неожиданным приемом, но последовавшая реакция Фаины Георгиевны повергла их в настоящий шок.
Начальник экскурсионного бюро застыла на мгновение, как громадный ледяной айсберг, возвышающийся над просторной гладью своего стола. Но под тяжестью мыслей о возможных последствиях скандала с послом капиталистического государства ледяная глыба начала медленно сползать вниз под стол.
Лампочки на хрустальной люстре, которые ещё мгновение тому назад трепетали от воздействия голосовых связок Фаины Георгиевны, теперь торжественно освещали её погружение, почти как когда-то величественные ночные звезды провожали  гигантский океанский лайнер, исчезающий в холодных водах Атлантического океана. Последняя мысль, которая сверкнула в сознании бедной женщины, перед тем как она совсем исчезла с поверхности стола, была нетривиальна и полностью соответствовала политическому моменту:
«Как же это я? У нас же с Японией договор о ненападении до сих пор не подписан…»
Шок иностранных гостей был прерван, когда в комнату вошел я, ничего не подозревающий о произошедшей морской буре и затоплении Фаины Георгиевны в пучине собственного стола.

Правила игры в го

Не дождавшись от меня удовлетворительного ответа на поставленный вопрос о легитимности проведенной экскурсии, Фаины Георгиевна решила, что дальнейшее разбирательство с определением размера ущерба обороноспособности нашего государства, нанесенного во время экскурсии, должны определить соответствующие органы. Как уже известно, эти самые органы, как и сама Фаина Георгиевна, не давали мне разрешение на подобную экскурсию. Но после трех-четырех допросов было установлено, что ущерб не слишком велик, поэтому я был лишь уведомлен о недопустимости подобных контактов в дальнейшем. 
Однако спустя несколько дней я получил по почте заказным письмом официальное приглашение в японское посольство от господина Сигимитцу для участия в торжествах по случаю его инаугурации в качестве посла Японии в Советском Союзе. И как законопослушный гражданин обратился в органы за советом – что же мне собственно делать? На гамлетовский вопрос: «быть или не быть мне на торжествах в японском посольстве», органы выбрали третий вариант – ничего не предпринимать и просто подождать. Но в японском посольстве, очевидно, были знакомы с подобной тактикой, и через пять дней я получил новое приглашение. Теперь уж во избежание возможного конфликта я получил разрешение на посещение инаугурации нового посла.
В назначенный день я прибыл к дверям японского посольства, что на Н-й улице дом № 8. У дверей посольства всех гостей встречал охранник, одетый в национальный костюм. Он стоял с непроницаемым лицом, не реагируя ни на что, так что со стороны могло показаться, что это фарфоровая или восковая кукла, поставленная у ворот посольства для украшения интерьера. Я сообразил, что это живой человек, только когда, проходя мимо, я вдруг услышал на чистейшем русском: «Добрый день, господин Колесников!». «Кукла» вежливо по-японски поклонилась. Я слегка оторопел, но поздоровался и вошел внутрь здания.
В вестибюле посольства было много гостей, и так как я никого не знал, то решил скоротать время, наблюдая за игрой в японские шашки, или го, двух приглашенных господ, которые расположились за столиком недалеко от входа.
Вообще-то, я не большой любитель настольных игр, и го, в частности. Например, с правилами игры в шахматы и в шашки меня ознакомили в далеком детстве, и это было так давно, а количество сыгранных партий настолько ничтожно, что особого различия между этими играми для меня не существовало. Да и самих досок с фигурами и шашками у меня тоже не было. Но с го у меня сложились иные отношения. Ещё по наследству мне досталась старинная доска для игры в го – настоящее произведение искусства, вырезанная мастером 18 века из красного дерева. Правда, шашки для игры не сохранились, но доска была в наличие, и таким образом, - в го я разбирался гораздо лучше, чем в других настольных играх.
Пауза в посольстве затягивалась – ждали каких-то важных гостей, и я увлекся, следя за перипетиями сражений за клетчатой доской. Прошло некоторое время, и вдруг у себя за спиной я услышал знакомый голос: «Господин Колесников любит играть в го?». Это был тот самый охранник-кукла, который встретил меня при входе. От неожиданности я несколько растерялся и промямлил: «Да, но я … плохо разбираюсь в правилах…». Глазки у «куклы» лукаво сверкнули: «Хи-хи». Что означало это «хи-хи» понять было трудно.
Прием в посольстве прошел замечательно, господин Сигимитцу ещё раз с удовольствием вспомнил нашу экскурсию, поинтересовался здоровьем той очень странной дамы, которая так сильно кричала, а потом почему-то вдруг решила поиграть в прятки. Одним словом, опасения Фаины Георгиевны по поводу возможного осложнения отношений между Советским Союзом и Японией оказались напрасными…
Про «хи-хи» я, конечно, почти сразу забыл. Однако спустя примерно месяц после приема в посольстве, по почте я получил странную бандероль. Распечатав её, я обнаружил аккуратно упакованные два тома самоучителя по игре в го, переведенные с японского на русский. Эти книжки, признаюсь, до сих пор пылятся где-то у меня на полках. Каюсь, играть в го я так, и не научился.
Пусть искусство этой прекрасной игры останется тайной, скрытой от меня, если это, конечно, вообще возможно в нашем мире, где все тайное рано или поздно обязательно становится явным.