Правда и вежливость. Правда и действительность.
Хорошо известно, что понятие вежливости и то, что необходимо делать, чтобы окружающие считали Вас вежливым, варьирует от культуры к культуре, от языка к языку. Например, русскоговорящие люди считают, что в английском контексте вежливо уходить из гостей, не прощаясь (нам неизвестно, правда ли это, скорее всего, нет, но существующее в русском языке выражение ‘уйти по-английски’ обозначает именно этот способ уходить и, по всей вероятности, указывает на то, что где-то он является общепринятым). Гораздо более достоверный пример различий в представлениях о вежливости – обращения на Вы и на ты. В одних языках они есть, в других – нет. А в тех языках, где существуют и ты, и Вы, они нередко употребляются по-разному.
Ясно, что вежливость и любезность могут пониматься по-разному. Но правда? Какие тут могут быть культурные различия? Утверждение либо является правдой, либо нет, это предполагает само понятие правды. Правда -это то, что соответствует действительности. А неправда – то, что не соответствует. Если действительность существует, можно говорить о том, что одни утверждения отражают ее верно, а другие – нет. (Заметим в скобках, что в русском языке существует много слов для обозначения неправды – ложь, вранье, обман, фальсификация, мистификация – и все они могут означать разного типа ‘отклонения’ от правды. И больше, чем одно слово для обозначения правды – правда, истина, положение вещей – каждое из которых, вполне возможно, соответствует определенному, особенному виду правды).
Так или иначе, понятие лжи, которое мы будем считать родовым по отношению к другим видам неправды, предполагает определенные представления в тех, кто им пользуется. Главное из них – представление о том, что существует независимая от нашего сознания действительность. Второе из этих представлений – эту независимую от нашего сознания действительность можно описывать словами, как верно, так и неверно. И наконец последнее – человек может описывать действительность словами неверно со специальной целью, чтобы создать у слушающего неверные представления о ней. Например, Ваш дом находится налево от станции, а Вы говорите N, что он направо от станции, потому что не хотите, чтобы он Вас нашел. Но что такое действительность, независимая от нашего сознания? Этого, по-видимому, никто не знает, однако отрицать, что такая действительность существует, как-то не принято. Называется соллипсизмом. На практике, как правило, что есть действительность, решается путем определения того, к чему склоняется большинство. Если там, где кто-то видит одно дерево, я вижу два, возможны, строго говоря, два объяснения: у меня в глазах почему-то двоится, и вместо одного дерева я вижу два, или, наоборот, деревьев действительно два, а в силу какого-то иного, менее известного, чем двоение предметов, искажения зрения, мой собеседник видит только одно дерево. Как определить кто из нас прав? Очевидно, позвать кого-то третьего, и, если получится, четвертого, и узнать у них, что они видят. А если третьего и четвертого позвать нельзя, придется прибегнуть к прошлому опыту, который указывает на то, что, поскольку двоение – более известное искажение зрения, чем сливание двух предметов в один, скорее всего, дерево одно. Хотя, кто знает. Заметим, что весь этот эксперимент можно проделать только в том случае, если каждый из участников правдиво сообщает о том, что он видит. Откуда он знает, что значит правдиво, если нам неизвестно, что именно он видит? Но ведь знает.
Хотя на практике, чаще всего, что есть правда и какова действительность, решается голосованием, этот способ не считается, так сказать, теоретически обоснованным. Никто не говорит – как думает большинство, так и есть на самом деле. Это происходит потому, что мнение большинства может меняться, в том числе по вопросам, которые, в соответствии с сегодняшними представлениями о действительности, имеют единственный верный ответ. Один из самых известных примеров – представления о том, как устроена Земля. Говорят, раньше люди не знали, что Земля круглая, то есть действительность оказалась ясно отличимой от мнения большинства.
Теперь мы подошли к тому, что является источником различий в наших представлениях о правде и лжи. Во-первых, дело может быть в самой действительности. Хотя действительность, независимая от нашего сознания, несомненно, существует, в некоторых случаях поймать и зафиксировать ее (где, если не в сознании) может быть трудно. Очевидный пример – правое и левое. То, что находится налево, если идти в одном направлении, лежит направо, если двигаться в противоположном. Поэтому правда и ложь в данном случае (дом налево от станции или направо) самым тесным образом связаны с наблюдателем, движущимся в определенном направлении. Во многих случах, однако, это не так очевидно и вообще неверно – дерево или одно или два, как ни зажмуривай глаза – с этим все согласны, хотя непонятно, как это определить, не пользуясь зрением и осязанием. Они и сообщают нам правду.
Другой источник различий в представлениях о правде и лжи – сами описания действительности, то, что мы говорим о ней. В идеале между где-то существующей действительностью и словами стоят показания органов чувств – и существуют представления о том, что есть их правдивое отражение. В некоторых случаях мы умеем накладывать, очевидно, автоматически, одну картинку, предоставляемую нам органами чувств, на другую, реконструируемую из слов, и определять, опять-таки, автоматически, соответствуют ли они друг другу. Правда, не все можно увидеть и потрогать. В этом случае остается гораздо больше простора для различий. И сопоставить две картинки становится гораздо трудней. Например, если кто-то говорит Вам, что N хороший человек или хороший работник, как это можно проверить? Можно было бы считать, что это вообще не может быть ни правдой, ни неправдой, но так никто не считает. Совершенно нормальным ответом в данном случае считается: Да, правда. Или, нет, неправда. Очевидно, и в этом случае, слова сопоставляются с некоторым внутренним образом – хорошего человека или хорошего работника. Однако, неудивительно, что эти образы у всех разные. Ясно также, что они могут сильно варьировать от культуры к культуре. Заметим, что, скажем, в английском языке в данном случае о правде и неправде упоминать не принято. Нормальным ответом будет Yes, I agree или No. I don’t think so / disagree. То есть присутствующая скрыто субъективность становится явной.
Наконец, еще одним источником различий в представлениях о том, что есть ложь, является цель: истинная ложь произносится с целью ввести в заблуждение. Однако, кого и чем можно ввести в заблуждение? Для ответа на этот вопрос необходимо довольно хорошо представлять себе слушающего, что совсем не всегда случается в межкультурном общении. Если же Вы рассматриваете ситуацию лжи извне, то есть не находитесь в позиции лжеца или обманываемого, то, чтобы утверждать, что нечто задумано как ложь, нужна, по-видимому, успешная рефлексия относительно того, чего хочет говорящий. Действительно ли он имеет в виду создать у слушающего неверные представления? В любом случае, чтобы правдиво определить нечто как ложь, нужно представлять себе говорящего и слушающего, причем правильно. А что если говорящий просто шутит, и слушающий его шутку понял, а наблюдатель принял за ложь?
Наконец, существует ложь, которая в большинстве случаев не осуждается наблюдателями, и многими не классифицируется как ложь. Это ложь из вежливости. Если на вопрос ‘Нравится ли Вам моя новая стрижка?’ Вы отвечаете ‘Да’, это, скорее всего, единственно допустимый ответ. И хотя, вполне возможно, он неверно описывает действительность, то есть стрижка говорящему не нравится, он лишь частично вводит слушающего в заблуждение. Слушающему, конечно, тоже известно, что главным мотивом в данном случае может быть вежливость, а не желание правдиво описать действительность.
Вполне возможно, что ситуаций, в которых дихотомия правда/ ложь тесно связана с вежливостью или, шире, тем, что является в данной ситуации социально допустимым ответом, больше, чем кажется. В действительности, было бы, наверное, упрощением говорить, что человек, из вежливости отвечающий ‘да’ на вопрос о том, нравится ли ему стрижка собеседника, искажает действительность. Он не искажает действительность, он не думает о ней вовсе, и действительная ситуация, состоящая в том, что стрижка ему не нравится, вполне возможно, отсутствует в его сознании – а где еще она может существовать? Правда, он может вспомнить об этой ситуации позднее и заметить, что стрижка приятеля была просто ужасная, а пришлось хвалить. Значит ли это, что он говорил неправду, когда ее хвалил?
Совершенно аналогичным образом, большинство людей каждому из своих двух ближайших друзей говорят, что он лучший. Или, обсуждая, скажем, политику, в различных обстоятельствах произносят разное. Не потому, что намеренно искажают действительность, а потому что автоматически произносят социально допустимые в определенной ситуации вещи, отнюдь не сличая то, что они произносят, с тем, что они действительно думают.
Пример ясной установки на различение и даже противопоставление того, что действительно было, и того, что по этому поводу полагается говорить, - книга Довлатова ‘Компромисс‘. Кстати, эта тема – траги-комическое несовпадение действительности и ее принятых в данный момент в социуме описаний – кажется, уникальна для русской литературы. Во всяком случае, никаких аналогов на английском языке мне лично не известно.
Слова и выражения.
Слово лгать, так же как и его английский эквивалент lie происходит от лежать; по-видимому, именно область возлежания представлялась наиболее вероятной ареной лжи во времена, когда эти слова получили новый смысл. Врать происходит, видимо, от верить, а обманывать от манить, связанного, наверно, с менять.
В русском языке существует необычайное богатство устойчивых выражений, обозначающих разнообразные виды лжи. Перечислим лишь некоторые, для анализа большинства потребовалось бы написать отдельный текст. Ври да не завирайся, соврет недорого возьмет, язык без костей, трепло, вешать лапшу на уши, заливать, сочинять и такая странная, на первый взгляд, вещь, как святая ложь. Только последнее из них, что характерно, имеет эквивалент в английском языке. Святая ложь будет white lie, что в свою очередь, в последнее время нередко переводится буквально: белая ложь. Белая ложь, так же, как и святая – это такая, которая произносится во благо обманываемого. По-видимому, эта положительная оценка и есть та причина, по которой у этого феномена в английском языке существует название. Остальные виды лжи, по-видимому, слишком отрицательно оценивается социумом для того, чтобы существовал приемлемый способ о них говорить. Не то чтобы слово lie совсем не употреблялось – оно существует в современном языке и, следовательно, употребляется, но у него существенно меньше устойчивых повторяющихся контекстов, чем у русских ‘лгать’ и ‘врать’. Большинство идиоматичных способов говорить о лжи, существующих в английском языке, как нам кажется, слегка шутливы. Tall lies и tall stories обозначают то, что по-русски называется преувеличивать (мой дед, ужасно вращая глазами и заговорщически улыбаясь, говорил: не врет, а преувеличивает). Слово ‘fibs’ происходит от ‘fables’ и близко к русскому ‘сказки’ и ‘байки’ в значении ложь. Существует еще слово double cross означающее работу на два фронта и двойной обман, и deceive, по смыслу близкое к lie.
Некоторые способы употреблять слова, обозначающие правду и неправду, существующие в русском языке, абсолютно не имеют аналогов в английском. Нередко ‘правда’ употребляется как выражение согласия, а ‘неправда’ – несогласия: да, правда; нет, неправда. Возражая кому-то, чтобы усилить и подкрепить свою мысль, можно употребить слово ‘правда’: Нет, правда, разве ты не замечал, что раньше люди одевались иначе?
‘Вру’ может употребляться, когда говорящий поправляет себя самого:
- Нет, вру, сейчас только десять.
‘Врешь’ выражает несогласие, но может быть и возгласом удивления (нечто абсолютно невозможное в английском):
- Врешь, не может быть!
Или вопросительное:
- А не врешь?
Область вранья в русском языке настолько более детализирована и хорошо разработана, что этого нельзя не заметить. Но что это означает, с точки зрения межкультурных различий? Возможны, по крайней мере, два объяснения. Одно из них состоит в том, что ложь существенно реже встречается в англоязычной жизни, чем в русскоязычной. А для явления, которого нет, или почти нет, естественно, и слов нет. Ведь не знаем же мы всех названий снега, существующих у эскимосов. Другое объяснение, в некотором смысле, противоположное, состоит в том, что в английском контексте отсутствует то характерное русское стремление к искренности, которое позволяет говорить о лжи вообще. Указывать другому, что он лжет, в явной форме в англоязычном контексте почти неприлично. К тому же, для того, чтобы осознавать нечто как ложь, необходимо иметь представление о том, что действительная картина мира может отличаться от ее социально приемлемого в данный момент описания.
Ложь и самоидентификация.
Среди всех многочисленных видов лжи, существующих в мировой литературе, один представляется самым замечательным. Это ложь персонажа на тему самоидентификации, о том, кто он (или она) есть. Детективы и комедии положений часто используют одну и ту же ситуацию – один человек выдает себя за другого: актриса за отсутствующую героиню, одна сестра за другую.
Две самые замечательные, на наш взгляд, истории, касающиеся лжи самоидентификации – это Барышня-Крестьянка и пьеса Уайльда Как важно быть серьезным. Последний, может быть, провидел сегодняшнее отношение к никам, когда назвал обоих своих героев Эрнестами в угоду их капризным невестам. Интересно, что и в вопросе самоидентификации ложь в англоязычном контексте устроена совсем не так, как в русскоязычном. Лиза в Барышне-Крестьянке меняет себя целиком – от одежды и цвета кожи до манеры говорить и умения писать. А героям Уайльда ничего и менять не нужно – в их identity важно только, как их зовут. И даже тот из них, кого, как выясняется, мисс Прим забыла в сумке на вокзале, вполне может быть джентльменом, если его имя найдется в существующем как раз для таких случаев реестре.