«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТСВЕТЫ ДРЕВНИХ КОСТРОВ.
Глава третья.
После общего гуляния на залитой солнцем горе семейные аульчане разбрелись по юртам, чтобы встречать желанных гостей у себя в доме. Обремененные ношей даров люди переходили из уя в уй, одаривая хозяев вещами, пищей и благословлениями. Кто был в соре или держал обиду на соседа, просили друг у друга прощение. Праздник не закончился, он перешел в другую ипостась, сохраняя разнообразность и обилие еды, символа всеобщего благополучия нового дня — Наурыза.
Уважительно проводив родителей и родственников до дверей юрт, молодежь собралась на прилагающем к горе озере Копа. Еще замершее, оно представляло обширную гладкую поверхность. Скользящий лед требовал немалой сноровки от наездников и наездниц и придавал предстоящему конному состязанию некоторое усложнение. Настало время Алтынай. Тихонько подбадривая камчой верную лошадку буланой [1] масти, от гривы до хвоста украшенную красными и голубыми лентами тонкого шелка, она выехала из окружения девушек и направилась к жигитам.
Собравшиеся на состязание бравые уланы [2], — местные холостые парни и гости аула, не ожидали, что начнет его бестия Алтынай. Многие из них отводили взор от девушки-сорванца, когда она проезжала мимо, потерпеть неудачу в такой день жигитам не хотелось. Были и прямые взгляды с вызовом, но Алтынай искала лишь одни глаза, — темно-карие надменные, глаза батыра Кулебаки.
Сын батыра Куле спокойно оглаживал гриву вороного аргамака, в окружении трех товарищей. Переговариваясь с ними, он не обращал вниманье на Алтынай, пока улан кыз не подъехала почти вплотную и не ткнула камчой в его широкую грудь.
— Имя твое, батыр? — почти гневно спросила она.
Кулебака обратил жгучий взор на Алтынай, желанная со вчерашнего дня встреча произошла.
— Зачем тебе имя, красавица?
— Хочу знать, кого вызываю.
— Разве для вызова на состязание недостаточно моей молодости? Я не спрашиваю имен поверженных девушек, они мне не к чему.
Алтынай бросило в жар, и она ответила:
— Рыскающему по степи волку легко поймать зайца. Птица же в облаках, лишь вызывает у него слюну! Но я все же хочу знать имя волка. Или он настолько не уверен в победе, что не желает его славить?
— Имя волка Кулебака. А как называют птицу?
— Имя мое начертано на ночном небе. И тебе, батыр, его не достать. А попытаешься — обожжет!
Вызов был брошен. Алтынай ударила низкорослую буланую лошадку камчой и вихрем понеслась вдоль заледеневшего озера.
Ожидая команды, вороной аргамак жигита скосил глаз на буланку и напрягся.
— Алга! — батыр тряхнул уздой и сжал колени.
Породистый жеребец нагнал лошадь девушки буквально в три прыжка. Боевой конь приученный терзать противника зубами и бить копытом уже потянулся к холке кобылы, но юноша отвел его морду в сторону, давая скакуну понять, что это другие игры. Направляя аргамака ногами, батыр раскинул руки полукольцом, создавая широкую сеть для птицы, еще мгновение и они сомкнулись бы пальцами на девичьей груди. Но не тут-то было, девушка прижалась к четвероногой подруге и резко ушла в сторону. Уступающая жеребцу в скорости буланка Алтынай превзошла его в юркости, разворот боевого коня потребовал времени.
Догоняя улетевшую птицу, жигит по достоинству оценил выбор лошади для состязания. Поначалу ему думалось, что девушка только из-за какой-то детской любви или прихоти с ней не расстается, но после первой неудачи понял — залог побед девушки в умении лошадки вертеться юлой. Надо было менять тактику в данных условиях его прекрасный аргамак не помощник. Ходок по-прямой, он слишком тяжел при разворотах. Кулебака снова поравнялся с Алтынай. Заходя конем слева на круг, он мощью боевого скакуна стал теснить лошадку девушки вправо. Буланка сделала поворот, но оказалась перед аргамаком жигита. Девушка сама шла к нему в руки…
Предвкушая желанное объятье, батыр мысленно уже срывал строптивую красавицу из седла и пересаживал к себе, когда его пальцы обожгла шелковая плеть. К вечеру из степи тянуло морозцем, по стылым суставам змеей пробежал огонь. Птичка показала коготки. Оцарапав, она опять взвилась над озером.
Третья неудачная попытка означала поражение. Кулебака поднял аргамака на дыбы. Жеребец батыра снова без труда догнал буланку Алтынай. Какое-то время они скакали вровень ни та, ни другая сторона не принимала никаких действий. Потом произошло то, чего девушка не ожидала… Жигит не стал хватать девушку за грудь, а ухватил поводья ее лошади. Буланка остановилась. Кулебака спрыгнул с коня и, признавая поражение, повел лошадь Алтынай к наблюдавшим за состязанием молодым аульчанам и их гостям. Когда они приблизились к девушкам и жигитам, Алтынай одернула поводья буланки из его руки.
Кулебака посмотрел на нее каким-то особым взглядом и спросил:
— Что желает, Золотая Луна, в дар, от побежденного ею батыра?
— Батыр, отгадал имя птицы?
— Он обжог сердце об ее ласкающий свет!
— Батыр Кулебака сын батыра Куле, Золотая Луна желает опуститься на землю.
Кулебака удивленно посмотрел на Алтынай. Золотая Луна сияла от удовольствия и тянула к нему свои руки. Нежно обхватив девушку за талию, жигит опустил ее на землю. Упругая девичья грудь сама легла в его ладони. Он не был первым, кто коснулся груди ловкой улан кыз Алтынай и не был тем из многих, которым это так и не удалось. Он был единственным мужчиной, объятья которого Алтынай не отвергла и впервые в жизни приняла…
Вечером, когда Алтынай и Кулебака качались на алтыбакане[3], батыр смотрел только на нее, он уже не избегал взгляда красавицы, а ловил каждый всплеск ее шелковых ресниц, отчего у девушки волновалась грудь и она взлетала к заходившему над степью солнцу, замирая от наслаждения и не изведанной раньше радостной истомы.
— Почему за достарханом ты ни разу не посмотрел на меня? — не удержав девичьего любопытства, спросила Алтынай.
— Я смотрел. Только ты этого не замечала! — ответил он.
— Ты не смотрел! Я бы увидела.
— Луна не может видеть всех, кто на нее любуется. Для этого она слишком высока и красива. Зачем девушке батыр, которого она прозвала мясным пирогом — кулебякой.
— У жигита — глаза беркута, уши совы?..
Алтынай многим жигитам давала прозвище, и они не всегда были безобидны. Когда Сауле или Мария говорили ей, что не стоит этого делать, девушка лишь смеялась. Но сейчас ей почему-то стало стыдно. Ожидая ответа батыра, она покраснела. Кулебака не заметил смущения девушки и не стал отвечать прямо. Напрягая мускулистое тело, он взметнул Алтынай к небу…
— В один из спокойных зимних дней, — проговорил он, — о двери юрты моего отца батыра Куле постучала камча старого Джанака. Его верблюдица отказалась идти дальше, и он остался ночевать у нас. Накормленный и обогретый жырши достал из чехла потертую домбру и в благодарность спел хозяину дома сказ о красавице Алтынай, отважно защитившую перед султаном Абылаем русскую женщину. Беглую каторжанку. Старый Джанак, так ярко описал образ девушки, ее иссиня-черные косы, румяность щек и припухлость губ, что сын старшины Куле Кулебака влюбился в Алтынай еще не видя ее. Тогда он спросил певца: «Свободно ли сердце девушки, о которой пел аксакал?». На что жырши ответил словами ее каима:
«Хоть осчастливлен будет тот, кто выберет меня,
Но жениха себе искать, иль требовать, — не стану я».
— Ты запомнил их слово в слово!
— Да, прекрасная Алтынай! Они запали мне в душу, и я отправился увидеть их сочинителя. Старый камбак, ни один раз пересекший степь вдоль и поперек, описывая красоту смелой Алтынай не обманул батыра Кулебаку. Девушка-луна оказалась ярче солнца и краше мечты! Но, увидев ее, жигит услышал то, что услышал… До конца дня печаль сжигала мне сердце. Покинув друзей, я коротал вечер у озера состязания. Мое горестное одиночество нарушила байбише Марьям. Ак-Каскыр помогла жигиту. Она сказала: «Не обращай внимания на гордую птицу, и она опустится в твои ладони».
— Марьям так сказала?
— Да. Ак-Каскыр так сказала!
Девушка застенчиво опустила взор. Затем игриво вскинула его и улыбнулась.
— Батыр Кулебака сын Куле, красавица Алтынай споет тебя свой новый каим! Слушай:
Батыру выбирать: кому служить — жену, коня,
Но сердце Алтынай поет: скорее избери меня!».
Алтынай выкликивала признание о внезапно пришедшей к ней любви, взлетая на алтыбакане к небесам, медленно приобретавших темно-синий цвет весенних сумерек…
После общего достархана Дудар и байбише Марьям с дарами отправились с поклоном к старшине Ер-Назару, бабушке рода и другим уважаемым людям аула. Вечером Мария принимала гостей в юрте мужа, — угощала, веселила, получала подарки и просила прощение. Праздник Наурыз Мельниковой напомнил Масленицу, «Прощеное Воскресенье». Она даже испекла блины. На каменном очаге до символа солнца блины не испеклись. Они получились не такие румяные, как в русской печи, но все же получились. Маленькие, на кислом молоке из остатков муки с добавлением просо, — как их Мария любовно прозвала — «блинята», скорее походили на кулинарное воссоздание луны. Сдобренные коровьим маслом, неровные, продолговато-удлиненной формы, они смотрелись немного нелепо, но аппетитно. Каждого вошедшего в уй Дудара-аги, байбише Марьям одаривала таким блином. Гости, подтверждая, что женщина находится среди добрых и простых людей, к великому удовольствию хозяйки проглатывали горячих «блинят» сразу, без лишних вопросов, и переходили к поздравлениям.
На Степь надвигалась темная синь. Солнце закатилось за озеро, унося Наурыз, а гора Букпа озарилась огнями больших костров. Празднование Нового дня шло к завершению, наступала первая ночь Овна — время очищения от зимних бед, грехов и болезней. Аульчане и гости снова поднялись на священную возвышенность. Яркий солнечный свет сменила полнейшая ночная тьма. Месяц лишь нарождался. Узкой серебряной дугой, слабым белесым отсветом, он косился на землю, но на горе было светло. Два взвившихся до неба костра освещали гору, бросая крупные искры в черноту ночи. Вкратце поведав Марии, что сейчас между костров будут прогонять скот, очищать его от зимней скверны перед уходом на летние пастбища Тарбагатая, Дудар сел на коня и присоединился к мужчинам. Оставшись одна, среди стоявших у большого огня девушек Мельникова отыскала Сауле. С самого полудня она не видела, ни ее, ни Алтынай.
Подозвав будущую невестку мужа, Мария справилась об Алтынай и получила уклончивый ответ с опущенным долу взором:
— Не знаю, тетя Марьям.
Мельникова не стала пытать девушку. Поняв всю бесполезность этого занятия, она лишь спросила:
— Она не одна?
Сауле кивнула и поторопилась добавить:
— Вы не беспокойтесь, тетя Марьям! Ночевать Алтынай будет со мной.
Лошадиный топот, мычание крупнорогатого ската и крики погонщиков отвлекли Марию от материнского спроса, а когда она снова повернулась к Сауле, девушка уже растворилась в темноте безлунной ночи. «Ну, погодите у меня, красавицы!» — гневно подумала она и рассмеялась. Мария вспомнила, как до первых петухов гуляла с Яковом и как сердитая мать встречала ее на зорьке. После смеха стало немного грустно: «Не рожала, а в матери попала, — подумалось ей. — Никак придется еще одну свадьбу справлять. Если не на это — так на то лето, уж точно за Алтынай сваты к Дудару нагрянут»...
Прогнав скот, протащив через огонь кибитки и разобранные юрты, люди сами стали проходить меж двух больших костров. Первой ступала твердой поступью слепая Апа-Каракесек, за ней шли старшина Ер-Назар, аксакалы и старицы селения. За ними следовали мужчины и женщины среднего возраста с малыми детьми на руках. Молодежь шумно с протяжными зычными песнями замыкала шествие.
Пройдя очищение огнем с мужем рука об руку, Мария на миг обернулась. Там, за кострами, осталось ее прежние бытие, невзгоды, печали и мимолетные радости. Приютивший ее аул рода каракесек, завтра с утра откочевывал на летние пастбища, в неизвестные Марии южные земли. Впереди был Новый день и новая жизнь. Судьба, разделенная с этими добрыми и чистыми душой людьми, уже много столетий — тысячелетия живущих среди бескрайних просторов Великой Степи.
Убирая с глаз образовавшуюся влажную поволоку, Марьям инстинктивно моргнула. Слеза расставания с прошлым повисла на длинной реснице и в ней, как в зеркале отразились огонь двух священных костров и счастливое личико ее названой дочери Алтынай. Девушка шла рядом с батыром Кулебакой, крепко держа его руку в ладошке. Отсветы древних огнищ очищения, словно святящиеся очи Богини Умай освещали их совместный путь по Матери Сырой Земле — Йер-Суб…
Примечания.
[1]Буланый – масть свойственная дикой лошади (кулану, тарпану), желтоватая, различных оттенков.
[2]Улан – мальчик, холостой парень, отрок.
[3]Алтыбакан (букв.: шесть столбов) – качели. Столбы с подвешенным бревном, на веревки или петли арканов свисавшие с перекладины.