Из неизвестных страниц Салтыкова-Щедрина 3

Андрэ Девиа
III. Как глуповцы хозяйство поднимали.

Зацепившись за власть покрепче с помощью выборов да махинаций всяких разных, задумались правители новые, что бы ещё сделать, дабы народ по шее не дал, выбирать-то не бесконечно будешь, надоест когда-нибудь. А жил плебс родной хреновато, что при сатанюковской власти, что при их последышах. И от смены владык ему легче явно не сделалось. А в той же Иноземщине – что тебе в сатанюковском раю воображаемом: у всех всё есть, люди сытые, довольные, на пенсионы по заграницам катаются.
Кинулись выяснять, как это оно ловко у них, а у нас, что ни объяви – только во вред. Им отвечают, а ничего-де и выдумывать не надобно, оставьте людей в покое, они всё вам сами сварганят и себя не позабудут. Подумали наши над этим и сообразили, что так только ТАМ годится, ибо у населения ихнего ветер в башке не гуляет, потому негде, ввиду малого количества извилин в оной. У нас свободу дай-ка, мать ети, так и страну до нитки разворуют, и такое тебе выдумают, хоть ноги уноси после. Какой же дурак против себя работать будет? Но советникам иноземным  не возразишь – те вмиг своим владыкам пожалуются, а они обидятся, не дай бог, устроят кузькину мать – мало не покажется, весь мир им нынче в хайло смотрит.
Ладно, думают власти расейские, выкрутимся как-нито. У нас народ спокон веку приучен только по приказу: и на барщину, и на промысел, и в сортир. Уж мы ему поднесём чего новомодное.
Выслушали, записали честь по чести, сделаем, говорят, будьте уверены. А сами призвали умников-прислужников да велели придумать каждому свой путь обустройства. Те помозговали и выдали: один – за десять лет сулил жизню сделать достойной иноземской, другой – за два годка, а самые бойкие – аж за пять сотен дён. И всё объявили построением рыночного хозяйства. Бумажек населению выдали, а в бумажках тех – чёрным по белому, что каждый-де «дорогой россиянин» может иметь кус от пирога государева на семь с половиною гривенников. Сами втихаря через липовых покупателей скупили оные бумажки, добро при себе – строй далее какое хошь хозяйство! Разослали циркуляров по городам и весям, ждут, что выйдет.
А там князьки местные ухом-рылом про дела не ведают, потому не приучены сами управлять, им бы больше по приказу торжественные порки устраивать. Вот и начали воротить каждый по-своему, вышло у кого – в лес, у кого – по дрова. Кому было что продать – те зажили, ничего себе, а кто от веку в столицу с протянутой рукой гонял – тот на бобах и остался. Ну, ещё нужным людям кое-что из столицы подкидывалось, дабы видимость была, что дело правильно ведёт.
В Глупове, прослышав про рыночное хозяйство, решили не мудрствовать лукаво. Что такое – сей рынок, если не торжище городское? А посему – все мануфактуры закрыть, лавки до особого распоряжения – тоже, пусть себе торгуют люди, базар большой, всем места хватит.
Сделали. Народ в коммерцию кинулся, а у ворот базарных стоят парни нехилые и каждого трясут: «Торговать хочешь? Гони монету, а не имеешь – пошёл, куда Макар телят не гонял!» Кто свой или ловкий был – тот вывернулся или дал на лапу, пролез туда, как смог. Остальным только покупать, деньгу тратить осталось. Картинка вышла – куда тебе на загляденье! Придёшь: тут и мясо торгуют, и подштанники застиранные, и фрукты-овощи, и скотину всякую. А посерёдке трое бродяг заразного вида под вывеской «Возрождение оркестрионов» на инструментах «Бесамамучу» наяривают. В другом ряду – девицы: одни любовью торгуют, другие – лотереями, где проигрышей нету, а выигрыш – не получить. А чтобы народ возмущаться не вздумал – бандюки в наколках сидят, от нечего делать с покупателями в напёрстки играют, лопухов околпачивают.
Пока оные увеселения шли, правители лавки да трактиры с постоялыми дворами своим людям продали-раздарили втихаря, в них тоже торговлишка пошла. Заглянули туда покупатели – со страху от цен присели. В общем, товару стало везде – бери - не хочу, а покупать на что? Кинулись ходоки в столицу, а там – кому дело до них? Сами, говорят, думайте, где монету достать, а у нас забот по горло, мы законы сочиняем.
Почесались князьки глуповские – что тут? Давай хоть лес рубить да немцам продавать, а то подохнем. Решили, пригласили их видимо-невидимо, куда ни кинь, всюду речь не наша. Выкосили один уезд, потом другой, а далее – ни просвету, ни привету. Немцы ещё мануфактурки самые пригодные скупили, народ – ладно, мрёт пока умеренно, а лес расторгуем – что будет?
Как раз об это время в столице смута случилась. Председатель стольный с боярами думными что-то не поделил. Из пушек по их палатам палить велел, отчего одни по углам разбежались, а другие – к нему переметнулись. И дабы после оного видимость порядку создать, объявили выборы предводителей губернских. Тут появились коло народа господа сытые, заговорили ласково. Не кручиньтесь, сердешные, скоро вы нас выберете, ужо мы вам жизню устроим сладкую. А энтих правителев в острог определим. Председателю, изменнику непотребному, фигу публично покажем.
Нашёлся в Глупове один ритор, что прежде с амвону о пользе порядков сатанюковских долдонил. Он красивше всех по народу несчастному слезу пролил, его и избрали. Выгнал новый предводитель всех чиновников губернских, своих набрал, на базар городовых послал порядок наводить. Те бандюков да девиц оттудова вышибли, ряды по нитке построили, сами принялись с торговцев дань трясти, отчего цены и там взлетели до немыслимых. А предводитель объявил себя народным, лес велел не немцам, а туркам продавать, отчего стало в Глупове, как на Босфоре, если по людям глядеть. Мануфактуры у немцев какие выкупили, какие отсудили и запустили на полный ход, работы стало, вроде как, сколь душе угодно, вкалывай на здоровье. Сам владыка местный по уездам гоняет, лён да коноплю растить придумал. Мы, говорил, за это такие деньги огребём – все в палатах каменных жить будете. Собрал по подписке по тыще с волости, в город довольный укатил и назвал прожекты свои «глуповской моделью».
Однако просчитался он. Наделали мануфактуры товару всякого – а куда его девать, коли заказу нет? Хоть по народу раздай, хоть в реку свали – одинаково. А лён да конопля не уродились – и всё тут!  И деньги собранные предводителева шайка-лейка растащила по мошнам, теремов себе нарубили.
Видят – лесу почти не осталось, хозяйство не строится как-то, и не выдумать уж никакого фортеля, чтобы население отвлечь. Пошептались и не нашли ничего умнее, как на стольного председателя всё свалить: он-де вас всех довёл до ручки, а уж мы, милые вы наши глуповцы, всею душою завсегда с вами. Лично предводитель по дачам-огородам катался да это озвучивал.
Тою порою в столице главный от пьянки беспробудной совсем ума рехнулся. Отправили его на пенсию, другого посадили. Прослышал новый председатель про речи поносные из какой-то там губернии, дал команду в делах глуповских разобраться, а предводителя по возможности в тюрягу посадить, чтоб впредь никому неповадно было языком чесать. Узнал об этом предводитель -  чуть в штаны со страху не наделал. Удрал в столицу под крылышко к друзякам, боярином думным сделался, сказывают. А в губернию прислали своего, попутно выборы отменив, поскольку давно все поняли, что забава эта – не всерьёз, так неча и тратиться. Обещался присланный предводитель никогда более с инициативами да моделями не скакать, власть столичную не хулить, за что ему на бедность пособие присылают. Он из него своих людишек годувает, а из останков оного – населению жалование платит.
Народ, не в силах более ждать, когда хозяйство построится, начал из Глупова разбегаться потихоньку. Кто в столицы за длинным рублём, кто в Иноземщину на хлеба сладкие. И ныне город только в праздники на себя похож, когда беглецы в гости обозами наезжают. Остальное время бродят по улицам старики, инвалиды да из деревни приезжие. Или ещё когда начальники али богатенькие в пролётках пропылят. И все ждут: что-то далее будет?