Три раза я глядела смерти в лицо, ещё девочкой, До сих пор не могу смотреть кинофильмы про войну. Каждый раз перед глазами прокручивается своя “картина”.
Война застала нашу семью на Дону, в Ростовской области. Мама-учительница жила со мной и моей сестрой на хуторе, а отец в большом селе, где работал в амбулатории. Фашисты наступали на Сталинград. Чтобы обезопасить семью, отец решил перевезти нас к себе за пятьдесят километров от хутора. Ему казалось, что немцы туда не дойдут. К селу вели две дороги — степная и вдоль Дона. Отец предположил, что немцы пойдут по второй, а на степной дороге будет тишь и благодать. Встали до рассвета, доверху нагрузили повозку, быки тронулись в путь. Хутор находился в пойме Дона. Только поднялись на высокий холм, как быки заболели и улеглись на землю: ночью объелись травы. Отец подался на ближайшую ферму звать “лекаря”. Только ушёл, налетели немецкие самолёты. Падают бомбы, горит поле. Бабушка опустилась на колени среди колосящейся пшеницы и принялась молиться, отвешивая поклоны: “Спаси и сохрани!”. Глядя на эту картину, моя мама стала истерично хохотать:
— Молись, не молись, толку нет, когда сверху падают бомбы!
Быков “отпечаловали”, то есть подлечили, вернулись на хутор. Отец наказал близким:
— Вы оставайтесь, а мы с Лилей ночью поедем в село.
Когда добрались, отец отвёл быков в колхозное стойло. Стало светать. И тут в село въехали немцы на мотоциклах. Увидев врагов, я, тогда одиннадцатилетняя, рассудила:
— Всё, теперь мы рабы!
Рядом с селом завязался бой. Наши солдаты попали в окружение. Один из бойцов приковылял в амбулаторию. Отец перевязал раненого, потом его укрыл кто-то из селян. После прихода врагов все девушки попрятались по погребам и спешно вырытым окопам. Немецкие воинские части спешили в Сталинград и не трогали мирных жителей. Но следом вошли отборные отряды СС. Лето было жаркое. Высокие сытые эсэсовцы в коричневых рубашках и чёрных шортах рыскали по домам и шарили в сундуках. В нашей семье забрали кожу для сапог. Отец мой был родом из Западной Белоруссии. Его родственники в своё время эмигрировали в Канаду и Аргентину. Увидев заграничные письма и фотографии, эсэсовцы поинтересовались, кто это.
— Америка!
— О, Америка! Гуд! Гуд!
В ноябре 1942 года разбитые под Сталинградом немцы уходили с Дона. Я стояла на крыльце школы. Раздался гул самолётов. Немецкий истребитель пролетел над школой на бреющем полёте. Люди к тому времени научились различать самолёты по звуку. Глянула под ноги: песок фонтанировал. Я подняла голову и ясно увидела голову лётчика в шлёме. На меня смотрело озлобленное лицо немецкого пилота, который из пулемёта вовсю поливал песок. Запросто мог меня расстрелять. Наверное, только крыша крыльца спасла от верной гибели. Я навсегда запомнила лицо врага.
А в третий раз я чуть не погибла, когда шла вечером по дорожке. Неожиданно пролетел снаряд и разорвался в 25 метрах от меня. Попал в саманный домик и разворотил его.
Оккупация продлилась полгода. Было голодно, люди подбирали полугорелое зерно на сожжённом элеваторе. Пахали на коровах. Целый месяц немцев выбивали “катюши”…
Рисовать я начала ещё в детстве, но в годы войны было не до живописи. Больше тридцати лет работала учёным-химиком, одновременно занимаясь любимым искусством. Недавно завершила картину о войне под названием “Дарованная весна”.