У меня не жизнь, а сплошной анекдот! Уже начало жизни было необыкновенным. Вся округа обсуждала рождение тройни. Нас выжило двое: я и сестра.
В конце 1941 года в нашу деревню пришли немцы. У матери пятеро детей, кормить стало нечем, и на третий день она послала меня:
— Шурушка, сходи в деревню, где мы с тобой закопали картошку и крупу. Выкопай и принеси.
Я пристроилась к двум женщинам, которые тоже решили покинуть село. Шли молча, наши пленные солдаты посоветовали:
— Вы с девчонкой похожи на разведчиков. Размахивайте руками, говорите. Тогда будет видно, что вы никого не боитесь.
Немцы заметили нас, беглянок, когда мы были уже в поле, стали стрелять. Жизнь прожить не поле перейти. А если поле минное? Одна из моих спутниц наступила на мину. Женщину разорвало на куски, ноги взлетели в воздух. Меня накрыло землёй от взрыва. Из леса донеслись крики партизан:
— Ступайте врозь! Ползите! Здесь мины!
Добрались до леса, переночевали. Остаться насовсем здесь не могли: партизанам надо воевать.
— Идите по этой дороге, она ведет в Кувшиново.
Оказавшись в незнакомом Кувшиново, я растерялась. Добрые люди посоветовали обратиться в милицию. Там я провела неделю, каждый день мне давали хлеб. Кто-то из посетителей подсказал:
— Чего ты здесь сидишь. В старой больнице разместился эвакогоспиталь. Сходи, может, тебе найдут работу.
Я обратилась к ведущему хирургу Исааку Яковлевичу:
— Дяденька! Возьмите меня на работу. Мама у немцев. Я здесь одна, нечего есть и негде жить. Мне уже шестнадцать… — хотя стоял январь 1942 года, а день рождения у меня 22 апреля.
— Ты маленькая, худенькая. Тебе наверняка лет тринадцать.
— Нет, шестнадцать. Возьмите, я всё умею делать!
— Детей мы не берем.
Я заплакала горькими слезами. Вышла из кабинета и увидела множество раненых, кричащих от боли. Никто не учил меня, что делать, подсказало сердце. Сняла с себя фуфайку, положила в уголок.
— Дяденька, чем вам помочь? — и стала бегать от одного раненого к другому, выполняя их просьбы. С детства я была боевая, не в пример своей сестре-близняшке, с которой не дружна.
— Сестричка, почему ты такая молоденькая? Ты ела что-нибудь?
— Нет, дяденька!
— Так возьми мой кусочек хлеба…
Так прошло несколько дней. Однажды не вышла на работу санитарка. Что делать? Старшая медсестра подсказала доктору обратить внимание на меня. Исаак Яковлевич посмотрел, как я хлопочу, и предложил работать санитаркой. Полгода ведущий хирург присматривался, а затем предложил:
— Ты девушка быстрая и сообразительная, хочешь стать операционной сестрой? — Поручил старшей медсестре ознакомить меня с хирургическими инструментами. Я и в школе училась хорошо, так что новую для себя науку освоила быстро. Экзамен принимал сам Исаак Яковлевич. Я успешно ответила на все его вопросы, и с той поры трудилась операционной сестрой. Я безмерно благодарна этому “золотому” врачу.
Так вот, ангел мой, я проработала три года. Слово Исаака Яковлевича было для меня законом. Каждый день по восемнадцать-двадцать операций. За всё время только один раненый умер на операционном столе: пуля оказалась в миллиметре от сердца.
Спасать людей приходилось не только своим профессионализмом, но и кровью. Я “подарила” раненым 24 литра крови. Как-то уже сдала месячную норму крови, а доктор просит:
— Шура, если не поделишься кровью, человек умрёт через два часа. У него трое детей. — Я стала палочкой-выручалочкой для многих раненых, которым срочно нужна была кровь.
После трёх месяцев работы в госпитале я встретила родную мать. Она шла с горечью и печалью. Ведь ей сказали, что видели меня лежащей на мосту с разрезанным брюхом. Но я там не лежала и до сих пор жива.
Госпиталь сохранил жизнь всей нашей семье. Мама стирала бельё, сестра тоже работала в госпитале. А ещё я благодарна госпиталю за приобщение к культуре. В нашей деревне бабы говорили: “Ты чаво, я ничаво”. А здесь я впервые услышала культурную речь. Мне это очень понравилось.
Однажды ампутировали ногу молодому парню. Я плакала о нём, ходила проведывать. Когда нога упала на пол, и всё зашили, Исаак Яковлевич велел:
— Шура, делай операцию.
Я поставила укол в ставшую ненужной ногу, провела необходимые процедуры и быстро сделала нужные надрезы. Потом зашила вены и ткани. Доктор мне ассистировал. И хотя сердце было в тревоге, я ни разу не замешкалась. Доктор заметил:
— Мне понравилось твоё бесстрашие и находчивость. Из тебя выйдет отличный хирург. Не бросай медицину!
Госпиталь перевели в Каунас, а оттуда в Биробиджан, так как война с немцами закончилась, а началась с японцами. Госпиталь развернули, но раненые так и не поступили: Япония капитулировала.
На свадьбе у подруги я познакомилась со своим тёзкой — капитаном Александром Петровским. Через неделю мы поженились и уехали на Южный Сахалин. Спустя семь лет в Москве у подполковника Петровского открылись старые раны, и он умер.
С сыном Володей я жила у первой свекрови. Там и познакомилась с Александром Павловым. Вышла замуж. Прожила с ним двенадцать лет. Он обожал дочь Надю, а с пасынком не ладил. Это и послужило причиной расставания. Из Актюбинска, где мы жили, я уехала в Калинин. Здесь по очереди ночевала у своих родственников, пока не сняла частную квартиру.
Уже на склоне лет я познакомилась с мужчиной, который пленил меня своей сединой. По странной иронии судьбы, и третьего законного мужа звали Александром.
У меня умница-сын. Он живёт в Калининграде, а вот дочь живёт в соседней квартире.
В Актюбинске я работала кассиром в кинотеатре. Коллеги часто восхищённо говорили:
— Ну, ты артистка!
Кто знает, может, сложись жизнь иначе, стала бы я артисткой. Я четверть века проработала аппаратчицей, изготавливала очень дорогую нить, используемую для самолётов. Эта нить в воде не тонет, в огне не горит. Я довольна своей жизнью. Я, деревенская девчонка, сама пробила себе дорогу в жизни.