Юмор в нашей семье в почёте. Моя дочь-учительница как-то проснулась от собственного хохота. Люблю вспоминать курьёзные случаи из своей жизни.
Прежде, чем перейти в педагогический вуз, я училась в Тимирязевской академии. Большинство слушателей было намного старше. Я сидела на занятиях со своей ровесницей. Впереди сел пожилой, как нам казалось, мужчина чуть за тридцать. Он был уже лысый, лишь по бокам головы у него торчали вьющиеся волосы. Мы сразу заметили, что у него привычка — постоянно чесать голову то с левой стороны, то с правой. И руку он использовал соответственно то одну, то другую.
У нас ума много, решили мы подсчитать, сколько раз за урок он поскребёт свою голову. Чтобы не сбиться со счёту, договорились, что я буду считать левые почёсывания, а подруга правые. Записываем мы лекцию, записываем, а сами на ходу успеваем прямо в тексте ставить палочку — значит, в очередной раз поковырял голову.
Преподаватель ботаники заметил это, но ничего не сказал. На другой день он вызвал отвечать мужчину, который сидел позади нас. Тот запинался, и ботаник попросил показать тетрадь с лекциями.
— Что на картинке в вашей тетрадке?
— Кора дуба.
— А что это за палочки у вас среди записей?
— А это его тычинки!
— У дуба тычинки?!
— Вообще-то я у девочек списал лекцию.
Преподаватель к нам, что да как. Когда выведал, что означают эти палочки, заметил:
— Вот две дуры. Вместо того, чтобы учиться, ведут учёт, сколько раз мужик свою плешь почешет...
Кстати о дубе. Когда упоминают родословное древо, в моём сознании всплывают пушкинские строки “У лукоморья дуб зелёный”. А “древо” наше довольно развесистое.
У нас в семье хранится рукописная книга, написанная в девятнадцатом веке моим прадедом по материнской линии Николаем Анкудиновым. Она написана каллиграфическим почерком, в тексте много иллюстраций. Автор начинает свой рассказ с предков, ещё в восемнадцатом веке живших в Ревеле и связавших свою жизнь с морской службой. Большую же часть книги летописец посвятил своему брату Евграфу, продолжившему семейную традицию: участвовал в кругосветных путешествиях и морских сражениях. В 1864 году он командовал фрегатом “Светлана”, на котором проходили обучение два великих князя. В учебниках история кажется далёкой, но мир был тесен и в прошлом.
Евграф Григорьевич славился своим бесстрашием, честностью, заботой к подчинённым. Умер Евграф Анкудинов в 1872 году сорока трёх лет от роду, немного не дослужив до чина контр-адмирала. От него у нас остались барометр, градусник и часы.
А ещё в старинной деревянной шкатулке хранятся открытки с адресом: “Торжок, Ямская улица, дом Онегина”... Мой отчим, сельский доктор Владимир Алексеев был потомком торжокского булочника Евгения Онегина, чей дом находился напротив гостиницы Пожарских. По преданию, увидев его вывеску, Пушкин дал имя герою своего романа. Так было или не так — не столь важно. Правда, центральное телевидение не раз проявляло интерес именно к этой ветке нашего родословного древа. Даже переименовали моего сына Женю в Евгения Онегина и перенесли валяющийся на чердаке диван в пушкинскую эпоху.
Женю однажды представили как потомка Владимира Ленского, забыв, что у литературного героя правнуки могут быть только виртуальные. В глазах иных людей мы чуть ли не родственники самого Пушкина. Ведь обывателей интересует не столько поэзия, сколько личная жизнь творцов. С одной такой особой я столкнулась, когда ехала в Михайловское. Взбалмошная попутчица невероятно утомила своими досужими разговорами. Когда неожиданно началась гроза, и автобус был вынужден остановиться среди поля, я подумала: “Наверное, Пушкин не вынес болтовни соседки и наслал молнии”.
Родилась я за две недели до начала войны. Не могу без волнения слушать песню “Священная война”... Мне есть, что вспомнить и смешного и драматичного. Можно было бы попытаться написать книгу, но времени совершенно нет. Руководство школой, преподавание, музей, а вне работы — домашние хлопоты, огород. Редкие часы вечернего отдыха я уделяю чтению книг, которых в доме много.
На снимке - Елена Николаевна Андреева