С запада нагнало туч, небо померкло. На Аггея было
тепло и деревья стояли в инее, что предвещало тёплые
святки. А за два дня перед Сочельником повалил снег.
Хлопьями. Морозы отступали.
Отступала и тревога за свадьбу Катерины: вернулся с
отхожего промысла Гаврила Погорелов, и всё стало на свои
места. Обговорили с Кулыгиным всё до мелочей и… пере-
несли день свадьбы. Потому что одного коня в две телеги не
впрягают: и Святки, и свадьба требуют разного почтения и
подготовки. Потерпят молодые. На том и порешили: свадь-
ба после Крещенья, в первые дни зимнего мясоеда.
Рано утром в сочельник собрался Гаврила в поле за
сеном. Пантелей и Аграфена отговаривали Гаврилу от
этой затеи: сено ещё есть, а снегу намело – коня загнать
можно, перевернуться… Но тот упрямо стоял на своём:
«Едем». Данька обрадовался (не поленился встать до све-
та!), помогал запрягать Орлика, похлопывая его по холке.
Тоже собрался, но отец оставил его:
– Мал ещё. Не выдюжишь. Постись дома.
И попросил помочь ему Пантелея.
А Даньке велел натаскать из стога в огороде соломы
на середину двора. Много.
– Вернёмся – родителей греть будем.
До околицы ехали молча, раскланивались с мужиками.
Гаврила сидел спиной к Пантелею, управлял Орликом.
– Хочу спросить, – сказал он, не оборачиваясь.
Пантелей ворохнулся в санях, насторожился. Ему
ещё дома не понравилось упорство сына. Возок сена он
сам мог бы набросать. А потому свёкр приготовился к рас-
плате за «никольский грех»: хоть в мыслях, но возжелал
сноху; стыд за это как заноза торчал в нём неотступно. По-
этому и не сопротивлялся затее сына.
– Хочу спросить, – Гаврила чмокнул губами, дёрнул вожжи,
и Орлик с удовольствием наддал. – Даньке учить-
ся надо. После святок отвезу его в уздную школу. Как?
Пантелея прошиб пот. И ответил он впопыхах, не думая:
– Конечно…
– Поездил я, потёрся, посмотрел – неграмотному беда.
– Оно так, – неопределённо ответил Пантелей, прихо-
дя в себя.
Орлик перешёл на шаг, и Гаврила снова дёрнул
вожжами.
– Но сумнение у меня: справимся сами? Данька хотя
и не работник ещё, но уже помощник. Да пара Катиных
рук уйдёт. А землица требует… Осилим?
– Нет! – Пантелей ответил неожиданно резко, будто
думал уже об этом. – Никак не осилим! – Он представил ма-
лолюдность в избе: Гаврила на извозе, Ванятка и Даша гу-
ляют, Аграфена одна – и испугался. – Слабеть я стал. Нет.
– Да-а… Жизнь, – Гаврила вздохнул. – Может, и не
надо: три зимы ходил в школу – читать, считать умеет.
– Вот! И я о том же! – воспрянул Пантелей.
– О чём?
– Ну, что… не справимся сами… А он – скотину любит.
Загрузились и вернулись без проишествий. И уже у
самых ворот Пантелей попросил Гаврилу:
– Не увози Даньку….
…Ближе к вечеру собрались все Погореловы во дворе,
стали вокруг большого вороха соломы, и Гаврила от свечи
поджёг его. Огонь быстро охватил всю кучу, стало жар-
ко. Все молчали. Где-то витали холодные души умерших
предков. Пусть согреются: этот огонь для них.
Младшие Погореловы ещё никого не теряли, кроме баб-
ки Степаниды, но тоже стояли строгие, глядя на старших.
В других дворах тоже полыхали костры из соломы:
кто-то сегодня исполняет обычай, кто-то сделает это за-
втра с утра.. Искры огня взвивались высоко в темнеющее
небо и гасли. Каждый думал о своём, каждый мысленно
общался с умершими родителями.
Гаврила поворошил палкой огнистый пепел и не сго-
ревшую под ним солому. Пламя снова взметнулось, и
Пантелей, прикрыв лицо рукою, отошёл в тень, шумно
втягивая носом воздух.
Звёзд не было видно, но солнце село: темнело быстро и
густо. Пантелей, Гаврила и Данька остались во дворе убирать
пепел, а остальные члены семейства отправились в избу.
– После свадьбы отвезу тебя в уездное училище, – ска-
зал Гаврила сгребавшему пепел Даньке.
Тот остановился. Застыл с метлою и Пантелей.
– Хочешь учиться?
– Мне дома хорошо. А как же… Орлик? – Данка пос-
мотрел в сторону сараев. – Как же…
– Значит, не хочешь?
– Нет.
– Идите в избу.
Гаврила отнёс пепел в огород, потёр мягким снегом
сажные руки и вошёл в избу.
Всё уже было готово: перед иконой горела свеча, на
лавке в красном углу, расстелена солома, на ней скатерть,
а на скатерти – сноп необмолоченной ржи и кутья в мис-
ке. Стол обильно уставлен едой; посреди стола – каравай
с зажжённой свечой. Вся семья стала перед иконой, пере-
крестилась, помолчала.
– С Рождеством Христовым! – произнёс Гаврила, и
все сели к столу.
Начали с кутьи и ели молча. А уж после кутьи разго-
велись и разговорились. Когда все насытились, Пантелей
сказал внукам:
– Под стол! Окромя Катерины – она невеста.
Дети смеялись и цыкали под столом цыплятами, а
Пантелей приговаривал:
– Вот так! Чтобы куры хорошо водились!
После ужина Аграфена собрала всем детям по узелку
с кутьёй:
– Несите своим крёстным. И ты, Катя, последний раз.
Дети ушли. Пантелей взял у снохи первый, специаль-
но оставленный блин, и понёс его овцам. Гаврила же по-
шёл кормить скотину: сегодня у неё тоже праздник, всю
ночь будет обильная кормёжка.
А по селу уже из конца в конец двигались колядов-
щики. Шумно гремя в сковороды, пустые вёдра, со свис-
тульками и трещётками. Младшие Погореловы быстро
обернулись с визитами к крёстным (только Катерина за-
держалась) – ждали дома колядовщиков.
И только успели управиться по хозяйству, только-
только пришла и разделась Катерина, как постучали в
окошко с улицы:
– Колядовщиков принимаете?
– Заходите!
Вошли шумные ряженые – в масках, в вывернутых
шубах – стали хозяев хвалить да добра желать. А к концу
колядования пригрозили:
- Не дашь пирога – мы корову за рога,
Не дашь блинка – будет свадьба далека!
Всего дали: и пирога, и сала, Даже несколько пятаков
Гаврила не пожалел. Попробуй не дай! Прижимистым хо-
зяевам и воду в печную трубу зальют, и ворота брёвнами
завалят, а то сани увезут за околицу да бросят там.
Аграфена уложила детей спать, а сама с Катериной
взялась перематывать клубки пряжи. Наматывали туго,
чтобы кочаны капусты выросли тугими.
До полуночи шумели колядовщики. Затем Крутояро-
во стало затихать. Улеглись и Погореловы.
Но ещё до заутрени разбудила Аграфена детей, за-
жгла и поставила свечу в шестиконечную, на шесте, звез-
ду и отправила «христаславить».
Встали и Пантелей с Гаврилой. Оделись в новые рубахи.
На Рождество обязательно надо быть в новых рубашках, ина-
че будет неурожай. Затем мужики спутали верёвками ноги…
столу, чтобы скот летом не убегал, расстелили шубу на лавке
для первого гостя и занялись хозяйством. Никакой другой
работы на Святки делать нельзя. До самого Крещения.
По селу плыли огоньки шестиконечных звёзд. Небо
очистилось и тоже мерцало в утренней заре бледными
звёздами. И вдруг ударили колокола на колокольне, по-
лыхнуло солнце, сжигая зарю, и Гаврила невольно зашеп-
тал: «Рождество твое, Христе Боже наш, возсия мирови
свет разума ...»