Случаи на охоте

Эдуард Вигерчук
    Вспоминается забавный случай в моей охотничьей жизни.
В каком году это было, я уже не припомню. Помнится, что после обеда, как обычно мы отдыхали. Я увидел, как над лагуной пролетел, снижаясь табунчик уток.  Схватив ружье, я побежал к воде в надежде на трофей. Но уток не увидел. Возвращаясь, дошел до скрадка Николая Ивановича и присел перекурить на лежащий, на берегу баллон от трактора «Беларусь» - «стульчик» охотника.
    Сижу, курю и вдруг слышу: «Чап, чап, чап!» Кто-то идет по тропе.
    Оглянулся. Собачонка. Ну, думаю, сейчас появиться охотник, наверное, из местных. Посидим, поговорим.
    Собачка поравнялась со мной, посмотрела на меня и пошла дальше по тропинке. А я продолжал ждать охотника и даже встал, чтобы скорее его увидеть.
    Никого! Подождал еще. Шагов не слышно.
    И тут до меня дошло, что это за «собачонка». Это же енот!
    Эта наглая живность не побежала, не юркнула в траву, а преспокойно прошла, чуть взглянув на «охотника», который в жизни никогда не видел этого самого енота, и принял его за охотничью собачку местного охотника.
    Что енотов в этих местах водится много, мы знали, так как часто натыкались на места пиршеств этих «собачек». Обычно добычей енотов становились подранки, которых не находили мы.     
               
    Вспомнился очень грустный для меня эпизод из путешествий к местам  охоты.
    Это было, наверное, 1967 или 1968 году. Запомнилась дата – 18 октября и запомнился довольно холодный ветер той ночью, когда мы дружно вышли из вагона на станции Хасан и тронулись в путь длиною 13 км к месту охоты.
    Часы показывали без пяти минут час ночи.
    Сразу за станцией, вдоль путей и, естественно, поперек дороги была канава, заполненная водой. Канава была не широкая, метра 2 – 2,5. Через канаву был мосток, до которого нужно было пройти вперед вдоль канавы метров полста, а потом возвращаться обратно.
    Петр Ильич и Николай Иванович, как всегда, и пошли к мостику. А я, увидел, как местная дивчина ловко перебежала эту канаву по бревну, оставшемуся от бывшего, когда-то тут мостика.
    Я подошел и осмотрел место переправы девушки. Бревно вполне внушало доверие!
    Решив, что я тоже смогу перейти канаву, как девушка, шагнул на бревно.
    Сделав пару шагов по бревну, почувствовал, что на третьем шаге нога сорвалась с бревна и я, теряя равновесие, заваливаюсь влево. Чтобы не плюхнуться в воду боком, я, оттолкнувшись от бревна, спрыгиваю в воду. На спине тяжеленный рюкзак, на рюкзаке мешок с двухместной палаткой и сверху между моим затылком и палаткой ружье в чехле.
    Спрыгнул! Воды по грудь! Сделав несколько шагов по вязкому дну, начал выбираться на берег. Подошли мои друзья и стали помогать утопленнику.
    Меня вытащили. Конечно, мои старшие товарищи на чисто русском языке выразили свое отношение к происшедшему и лично ко мне тоже!
    Я чувствовал себя очень виноватым перед ними! Стоял как мокрая курица, кляня себя, на чем Свет стоит!
    Но нужно было снимать с себя всю мокрую одежду. Вот поэтому мне и запомнился сильный холодный ветер той ночью! Все пришлось делать при свете фонариков.
    Я с помощью Николая Ивановича стащил с ног болотные сапоги. Став мокрыми внутри, они не желали сниматься. Добравшись до содержимого рюкзака и на ощупь, найдя сухую рубашку и трико, я переоделся. Запасных штанов у меня не было. С помощью друзей выжал свитер, портянки и ватник.
    Вы выжимали, когда-нибудь ватник?! О! Это занятие! Сколько не крути – все равно из него вода течет!!
    Хорошо, что содержимое рюкзака, представляющее стратегическую ценность в походных условиях, было уложено мной в непромокаемый мешок, иначе беды не миновать. Намокло бы все – патроны, хлеб, печенье, сахар, сигареты и прочее, тогда  мне бы пришлось отправляться домой!
    Душевных страданий добавило еще то, что перестал работать собранный мной накануне охоты карманный приемник, который лежал  в кармане моего ватника и намок. Тошно было у меня на душе! Ой, как тошно!
    Собравшись с помощью своих товарищей, закрепив штаны и свитер поверх рюкзака для просушки, откатав раструбы болотных сапог, я был готов продолжать путь. И мы пошли.
    Потом меня удивило то, что, пройдя против ветра в мокрой одежде весь путь в 13 км, я даже не чихнул! А карманный приемник высох и заработал снова!

    В те годы еще не было в пользовании у нас полиэтиленовых пакетиков и мешков. Не было и пластиковых емкостей в виде бутылок, баллонов, банок. Поэтому народ выходил из положения по принципу: «Голь на выдумку хитра!». У меня, например, в рюкзаке всё, чему вредна вода, были уложено в непромокаемый мешок. Этот мешок я сшил на швейной машинке из прорезиненной ткани. А швы промазал резиновым клеем. Эта ткань называлась – «перкаль». Из такой ткани серебристого цвета делали оболочку аэростатов. Моя ткань была желто-оранжевая. Позже я сделал себе болотные сапоги, приклеив к обычным резиновым сапогам «раструбы» из этой ткани. Тогда и болотные сапоги моего 46 размера были дефицитом!
    Сейчас современным людям, наверное, трудно понять охотников, рыбаков 70 -80 годов, сетующих на отсутствие в те годы у нас многих необходимых вещей. Нет, купить кое-что из охотничьего, рыболовного снаряжения было можно. Но дефицит был! Я покупал многое, чего нельзя было купить во Владивостоке, будучи в командировках в Москве или в Ленинграде. Из Москвы почтой отправлял коробки папковых гильз. А на почте требовали, «чтобы в посылке не тарахтело» и мне приходилось перекладывать гильзы газетами, иногда и конфетами. Из Ленинграда, помнится, отправлял ледобуры, вызвав насмешки работников Главпочтамта. Я отправлял сразу пять ледобуров – заказ коллег по работе. Я купил их в магазине на Невском проспекте, и тащил это «железо» за Исаакиевскую площадь на главпочтамт.
    Вот мы и носили на Хасан соленые помидоры или огурцы в 3-х литровой стеклянной банке, обвернутой газетой и вставленной в металлическую банку подходящего размера для безопасности. Для удобства переноски Петр Ильич приделал к банке ручку. Точно так несли и 2 литра спирта. А как без него на охоте! Моя пайка была, правда, не в банке. Мой спирт был в литровой солдатской фляжке, что гарантировало его сохранность при транспортировке.

    Вспомнилось еще об одном моем купании в Хасанских водах.
    Это было в первых числах ноября 1970 года. Как обычно на ноябрьские праздники приходилось закрытие охотничьего сезона на водоплавующую дичь в Приморье.
    Я уже побывал на охоте со своими дорогими учителями в октябре месяце. Но тут у хорошего товарища Лёвы Третьякова появилось новое ружье, и очень стал уговаривать свозить его на Хасан, так как мест он там не знает, ну и все такое…!
    Учителей своих я беспокоить не стал. Пригласил Володю Баранова, и мы втроем отправились на Хасан. Быстро пролетели три дня охоты, и мы довольные весомой добычей в виде крупных уток возвращались на станцию Хасан. Пройдя треть пути, решили напоследок, еще поохотится.
    Было время вечерней зорьки. Мы разбрелись вдоль берега залива Вудунупты в ожидании пролета уток. Слышно было, как стреляли мои товарищи.
    Кто из нас и сколько стрелял, и чего добыл, я уже не припомню. Уже темнело, и мы, окончив зорьку, выходили к дороге. В месте, где мы пробирались, протекал очень извилистый ручей. Мы шли, освещая путь фонарями. Ручей заставлял нас постоянно менять направление. Оставалось пройти пару изгибов ручья, и мы бы вышли на дорогу.
    Но случилось то, что случилось!
    Очень хорошо помню, как я, посветив фонарем впереди себя, крикнул: «Ребята, стойте! Вода!»
    Только я произнес предупреждение и повернул на 90 градусов от увиденной воды, как уже стоял на коленях в этой воде!
    Рюкзак придавил мне голову так, что я мог пускать только в воде пузыри, пытаясь позвать на помощь! Я стоял в воде на коленях, опираясь руками в дно. В правой руке держал ружье, но поставить ружье на приклад и опереться на него я не мог, так как был придавлен рюкзаком.
    Ребята были рядом, но они не сразу поняли, в чем дело.
    Наконец я почувствовал, что мне слева подсунули приклад ружья. Я схватил поданное ружье левой рукой, и меня подняли из воды.
    Нужно было срочно выходить на дорогу и переодеваться.
    Лёва Третьяков вынул из рюкзака и дал мне сухие шерстяные носки и комплект белья «Дружба». «Дружба» - так называлось мужское нижнее белье с начесом китайского производства.
    Пока я снимал мокрую одежду и надевал сухое белье, ребята выжали свитер, ватные штаны и ватник. Я оделся, поблагодарил их и «рванул» на станцию.
    Шёл, не останавливаясь три часа. Когда вошел в зал ожидания станции, то не мог разогнуть в локтях руки – рукава ватника промерзли. Мороз тогда был 6 или 7 градусов.
Так, я в мокром ватнике и приехал домой.

    Прошло уже много лет со времени моей первой поездки на охоту, а мне все кажется, что слышу шум свиста утиных крыльев. Такого количества пролетающих уток я представить не мог! Картина наблюдалась такая – куда ни глянь, всюду огромные табуны уток, летящих в поднебесье и табунчики, летящие ниже. И слышен только свистящий шум крыльев.. Этот шум стоял в ушах еще долго после возвращения с первой охоты на Хасане!

    Много разных событий, связанных с охотой на Хасане было у нас за 22 года!
    А закончилась моя охотничья жизнь неожиданно! Будь-то, кто-то скомандовал: «Стоп!». Видимо это происходит и с самой жизнью! Кто-то скомандует: «Стоп!» И все! И полетела душа...
    Мои дорогие учителя-товарищи уже постарели. Когда они взяли меня первый раз на Хасан, им было по 52 года. 22 года мы проохотились вместе, и к 1988 году моим учителям было под 75 лет! Трудно топать с рюкзаком 13 км - здоровье не то! Да и глаза уже плохо видят. Перестали охотиться мои добрые учителя.

    Последний раз я съездил на Хасан в конце октября 1988 года. Но это была поездка на незнакомые мне места и, главное, уже без моих учителей.
    Поехал я с двумя коллегами по прежней работе в СКБ «Индикатр». Это были Николай Рассказов – мастер спорта по стендовой стрельбе и Леня Доценко. Вот они и привели меня в незнакомые места. Как было сказано – «К прожекторам!»
    В тех местах, где я охотился прежде, мы обитали в обычных туристических палатках. На новом месте меня привели в бетонное сооружение со стенами толщиной в метр. Наверное, это было когда-то построено для хранения бочек с топливом в обеспечение жизни пограничной заставы. Теперь в этом помещении предстояло ютиться нам.
    Что меня позже очень сильно удивило, так это постоянный холод. Не спасал даже костер, который горел прямо в помещении.
    Мне было все время холодно. Не помогал согреться костер, горячий чай и даже водка. Я в этом каземате переночевал две ночи и уехал.
    Мой директор Семен Дмитриевич в прошлом сам охотник внял моим просьбам и отпустил на охоту. Тогда я уже работал начальником ОКСа и занимался организацией строительства нового здания для нашего проектного института.
    Я просился, как всегда на пять - шесть деньков! Но отпустили только на четыре дня. Это с дорогой вместе! На охоту оставалось всего два дня! Что за охота на два дня?! Так, морока одна! Это же только ехать на поезде почти день!
    Отпустил начальник - спасибо ему!
Так выглядело «поле моей деятельности» в новой должности начальника ОКСа.

    Об этой охоте и рассказывать нечего. Для меня, ее просто не было. Придя к воде, я определил себе место охоты и выставил чучела.
    Замаскировать себя нормально я не мог, так как камыш, который рос в этих местах, был высотой около метра и притом очень редким. И другого я придумать ничего не мог, как стоять в воде на коленях. Скажу честно, эта поза доставляла много хлопот. Стоять на коленях в болотных сапогах одетых на ватные штаны, удовольствие малоприятное. Все время пытаешься найти более удобное положение ног, только бы не было больно под коленками. Действительно: «Охота пуще неволи!»
    Так я стоял в воде, пытаясь быть не заметным для уток, которых я так и не увидел. Днем стала портиться погода, пошел снег. Я покинул свой «скрадок» и отправился в каземат, не желая мокнуть.

    Вернулись мои коллеги, добыв по паре уток. Они в этих местах уже не первый раз охотятся и знают «тонкости» здешних мест, чего не знал я.
    Оказывается, они в прорезиненных костюмах перешли «по грудь» на другой берег протоки. Ружья при этом они держали над головой. Там они поохотились.
    А к вечеру разыгралась настоящая буря. Всю ночь бушевал ураганный ветер и шел снег с дождем. Ну, а мы коротали ночь у костра с выпивкой, болтовней и попыткой согреться и уснуть.

    Утром, выглянув из своего убежища, мы поняли, что все стихло. Снегу выпало немного, а ветер прекратился вовсе. Решив идти на зорьку, мы быстро разошлись по местам.
    Когда я пришел к своему месту, то удивился отсутствию чучел. Ни одного чучела из 18 не было на месте. Я понял, что все чучела унесены ветром, бушевавшим ночью. Идти искать свое добро, накопленное годами, я не мог, так как протока глубокая и широкая.
    Стало понятно, что чучела утрачены!  Это обстоятельство сильно огорчило меня. Пробыв на охоте три дня, не добыв ни одной утки, потеряв все чучела и замерзнув в этом чертовом каземате, я отправился на станцию.
    Это была моя последняя поездка на охоту. Ребята подарили мне в качестве утешения две утки. Спасибо им! В таком плохом настроении я ни разу в жизни с охоты не возвращался.
   
    Потеря драгоценного охотничьего инвентаря – чучел уток я тогда воспринял почти как трагедию, не предполагая, какие испытания ждут меня в последующие годы. Но, видимо, «жизненный планировщик» оставил будущие мои огорчения на более поздний период моего существования.