Телефон не отвечал.
В душе поселилось какое-то беспокойство. Интуиции я доверяла всегда. И, если «душа поднывала», старалась хорошенько обдумать своё поведение. В те дни, впервые в жизни, я стала присматриваться к знакам. И очень часто оказывалось, что они подсказывали мне правильный выбор, и пренебрежение к этим подсказкам усложняло мои пути.
На всякий случай я открыла «Книгу перемен»: «Не ждите помощи от соседей».
«Стало быть, что-то я делаю не так. Может быть, я должна побыть в уединении?»
Как говорил князь Мышкин: «Я продолжаю не постигать».
Теперь-то я понимаю, что человек, который начинает острее чувствовать и больше «вмещать» в себя, должен, хотя бы по возможности, попытаться уйти «в схиму». «Враг не дремлет». Мир несёт в себе много искушений, и только закалённое и мудрое сердце может справиться с ними и не наделать ошибок. И больше всего искушений приходит в общении. Вставшему на путь ученичества какое-то время необходимо побыть одному. В тиши сердца и ума можно отыскать истину, ибо творение не терпит суеты, в тиши ума рождаются мечты.
Но, неугомонная, я-таки дозвонилась до Александра, который вскоре пришёл ко мне.
Не перебивая, Александр слушал меня без малого три часа. Наконец я умолкла и испытующе, долго смотрела на него. Не выдержав, через некоторое время заговорила первая:
– Ты тоже считаешь, что психушка плачет по мне?
– Я что-нибудь сказал? – на удивление спокойно ответил он.
– Нет, но ты так глубокомысленно молчишь, – занервничала я, – что вывод напрашивается сам собой.
– Для этого вывода поводов я не давал. И вообще, паника здесь неуместна. Есть же люди, живущие в состоянии патологической ненависти.
– Стало быть, ты хочешь сказать, что я нахожусь в состоянии патологической любви?
– Любовь, на мой взгляд, патологической быть не может, – сказал он.
Услышав это, я вдруг поняла, что уже несколько часов вполне сносно разговариваю, не впадая в патетику и речитатив. Но состояние души было приподнятым. Хотелось не говорить, а вещать. Подходящей трибуны рядом не было, был только «верный идальго» Сашка, и, как я теперь понимаю, в те дни ему досталось. Мало того, что среди ночи я могла разбудить его из-за пришедшего мне на ум при лунном свете откровения, так ещё, испуганная очередным приступом барахтанья с трудом приспосабливающегося к новым жизненным ритмам сердца, я вызывала в спешном порядке его дружескую скорую помощь.
И он часами просиживал до утра со мной на кухне, слушая мои написанные за день стихотворения, или рассуждения на тему наступившего, по крайней мере, для меня, Судного дня.
Иногда я сама удивлялась его терпению. Но я привыкла к его постоянному присутствию подле меня и не заметила, как оно стало необходимым. Наше общение было таким естественным, мы так искренне радовались друг другу при довольно частых встречах, что очень трудно было не принять эту невероятную душевную близость за взаимную влюблённость.
«Машка, не зарывайся!» – говорила я иногда сама себе, но Сашкины глаза манили. В те дни его душа часто поддерживала мою, и в наших отношениях я постигала науку побеждать самоё себя, и своё несовершенство в общении с людьми.
Я всегда слышала от него то, что было необходимо услышать. Если я была кем-то, на мой взгляд, несправедливо обижена и приходила понурая, утратившая в очередной раз веру в человечество, Александр находил такие слова для объяснения поступков этих людей, что спустя недолгое время я понимала, что они достойны скорее сострадания, чем осуждения.
Мы были слишком, если можно так сказать, друзья, чтобы променять эти взаимоотношения на что-то иное. И, однажды, подробно обсудив наши отношения, мы пришли к выводу о том, что похожесть наших душ настолько очевидна, что только по какому-то странному недоразумению мы не родились в одной семье близнецами. Но, слава Создателю, всё же встретились и не лишены этого замечательного общения.
Мы часто виделись в то время.
Невероятно близки были наши души. Влечение без слияния с душой друга уже никогда не будет желанным. Но душевная близость, царящая между нами, не была признаком любви плоти.
Разные имена у чувств, которые испытывает человек к ближнему – любовь, дружба. Они не могут быть истинны – одно без другого, но всё же не могут подменить друг друга. И показав нам близость наших душ, Бог не стремился сделать общей и нашу жизнь. И то наш был выбор. Дружба такой была, какой должна быть любовь. Когда всё общее – стремленья, прогулки, мечты. Мы часто за любовь принимаем влюблённость. Но когда приходит истинная любовь, её не перепутаешь ни с чем.
Всю жизнь мы ищем любовь. И порой краткие остановки души принимаем за истину. Но часто то бывают всего лишь передышки.
Сейчас я понимаю, что гармоничного союза люди редко удостаиваются на земле, потому не понимают настоящей цели брака. Думаю, что он – в развитии, в стремлении к совершенству. Но не через желание переделать другого человека «под себя», а изменение обоих через собственное стремление каждого победить всё дурное и низменное в себе. «По капле выдавить из себя раба», – как говорил Чехов. И нужно делать это, сохраняя в любой ситуации по отношению к другому любовь и терпение. И желать при этом счастья для него, а не для себя.
Перемены во мне так захватили меня и казались мне столь необратимыми, что я была уверена в повсеместном наступлении всеобщей гармонии и счастья. Но днём меня посещали настроения, отличные от вечерних. Иногда моя правота казалась понятной только мне одной, и, наталкиваясь на непонимание и осторожность даже близких мне людей, мои мечты казались несбыточными.
И Александр не очень разделял мои восторги и часто пытался отрезвить меня:
– Маша, неужели ты не видишь, что в мире, да и в нашей стране, по-прежнему льётся кровь, гибнут невинные. Толстосумы, бывшие партийные, комсомольские чиновники и иже с ними, несмотря на народный ропот и вялые оправдания правительства, с согласия и с помощью которого всё это творилось, хамски «прихватизировали» то, что создавалось трудом десятков миллионов людей. То, что является народным достоянием – недра, леса, и даже теперь водоёмы – служит источником обогащения единиц, а сотни тысяч стариков, чьим трудом восстанавливалось, защищалось и строилось государство, влачат жалкое, унизительное существование. При этом их пытаются усыпить обещаниями, что –де завтра будет лучше. А задумываются ли наши уважаемые «отцы народа», что для многих из них завтра уже не наступит?
Возражать было трудно.
Я вспомнила, что несколько дней назад во время рабочего перерыва сидела за столиком летнего кафе. Дело было сложным, события в процессе развивались несколько иначе, чем мне бы хотелось, и я задумалась, размышляя о возможных сюрпризах с «противной» стороны. Рассеянно помешивая кофе, я обратила внимание на невысокую, очень худенькую, в чистой черной одежде, пожилую женщину. Взгляд её был растерян, она как-то странно оглядывалась по сторонам до тех пор, пока я с ужасом поняла, что она, стараясь делать это незаметно, заглядывает в мусорные ящики в поисках съестного. Я подошла к старушке и извиняющимся жестом, неловко, скомкав бумажки, вложила ей в руки деньги. Когда она увидела эту, не очень-то значительную, сумму, женщина от волнения покачнулась и стала терять сознание. Окончательно растерявшись, я с трудом удержала её.
– Милая моя, спасибо вам. Я смогу что-нибудь купить поесть. И до пенсии доживу. Я не ела уже несколько дней. Муж у меня умер давно, а теперь вот и сына единственного похоронила. – При этих словах выражение её лица стало потерянным, уголки губ горестно опустились вниз. – Спасибо, – опять повторила она.
– Простите нас, простите, не благодарить нас нужно, а стыдить, что допустили с вами такое, – расстроенно проговорила я и быстро ушла, скрывая слёзы, оставив на столе недопитый кофе.
Воспоминания об этой и множестве похожих встреч снова наполнили мои глаза слезами.
Но вслух я сказала:
– Саша, я поняла, что переустройство мира через революции и изменения общественного строя – это и есть настоящая утопия. Город Солнца может быть только там, где души людей освещены светом осознанности. Никакая общественная, направленная на смену одной власти другой, идея не может сделать счастливыми всех. Даже этих олигархов, которые могут купить роскошные замки, но не знают порой куда себя в них деть от тоски и отсутствия родной души. Они могут приобрести тело красивой женщины, но не её любовь. Они также подвержены несчастьям, болезням. Насилие, в какой бы форме оно не проявлялось, – ветхая основа для всеобщего счастья.
– А у тебя, конечно же, рецепт есть, – иронично произнёс Александр.
– Он не оригинален, Сашка. Посланными в мир сынами своими Бог всегда зовёт нас к любви. Другой вопрос, что декларировать её можно, но не все мы в силах пока удерживать душу свою в бескорыстной любви к людям. Это удавалось единицам, да и то от искушений и от людей бежали они в схиму, леса, чтобы, сохранив чашу любви своей нерасплесканной, в зрелой мудрости, иногда возвращаясь в мир, делиться ею с нами, несовершенными.
– Уж не в монастырь ты, подруга, наладилась? – друг полувопросительно взглянул на меня.
– Нет, это мне слабо. И я слишком люблю жизнь, а это уход от неё. По крайней мере, для меня. А может, это просто пока недоступная для меня высота.
– У меня есть другие соображения, – продолжила я, – и, знаешь, я думаю, что этот путь будет успешным. И убеждают меня в этом три обстоятельства.
– Маруся, можно не так официально, а то я чувствую себя, как в судебном заседании, – перебил меня Саша.
– Не перебивай, я и так волнуюсь. Как всегда, «доброе, разумное, вечное» я почерпнула из книг, – продолжила я. – Во-первых, конечно же, Библия, а именно, – Новый Завет. Помнишь, как Иисус Христос иногда казался пугающе категоричным в своих высказываниях и оценках. После пережитого мне кажется понятным его поведение. Понимаешь, когда в душе человека наступает Царство Божие, его границы простираются до всей Вселенной, и ему кажется, что это чувствуют, или вот-вот почувствуют все. «Но время разбрасывать камни, и время собирать их». Христос – Великий Зодчий храма человеческой души. Его добровольная жертва – на алтаре этого храма. Но не время было. И он это знал. С самого начала знал. Но человек в нём молил Отца о чуде, мечтал о нём. «Но чего Ты хочешь, а не я», – смирился.
Горло перехватило от волнения и любви к Великому Сыну.
– Нет и не будет в моём сознании выше подвига, чем Его подвиг, ибо Он смог подняться над страхом и смертью ради жизни и осознания других людей. А теперь взросли семена, верю. Время пришло. Читал сказку о спящей принцессе, уколовшейся веретеном? – И, не дожидаясь ответа, я вдохновенно произнесла: – Не потому пробудилась, что принц поцеловал. Принцу слава спасителя её подарена была. Заслуженно, незаслуженно, кто знает. Но проснулась оттого, что сказанные в заклятье «сто лет», которые принцесса спать будет, прошли.
– Время пришло. – опять повторила я. – Бог столько раз приходил в мир в детях своих с любовью, и её на земле и в небе накопилось столько, что хватит с избытком на все наши несовершенные души. Я однажды в одном из журналов прочитала статью, которая окончательно меня убедила в возможности приобщения всех душ к пониманию гармонии и пожеланию наступления Рая.
– И о чём же там писалось?
– Удивишься: речь пойдёт об обезьянах.
– Так ближайшие же родственники, – засмеялся Саша.
– Или яркий пример того, к чему может привести деградация. Но спорить не буду, – разговор не об этом. Так вот, место точно не скажу, но на одном из островов, а точнее, на нескольких сразу, ученые наблюдали жизнь этих забавных и так похожих на нас ужимками своими животных. В экспериментальных ли целях, или по доброте душевной, но люди стали прикармливать мартышек сладким картофелем, – бататом. Чтобы родственники не мучались животом по причине поедания нестерильной картошки, – пошутила я, – бататы их научили мыть. Причём обучение осуществлялось постепенно в количественном отношении. Сначала научили одну-две обезьянки, потом троицу, десяток, двадцать и т.д. И когда картофель научилась мыть сотня обезьян, вдруг это стали делать все. Причём не только на этом острове, а и на соседнем тоже. Интересно то, что какого-либо сообщения между приматами с разных островов не было.
– И в чём это должно меня убедить? – иронично спросил Александр.
– Так и подмывает сказать словами незабвенного Остапа Бендера: «Шура, глядя на вас, начинаешь думать, что вы произошли не от обезьяны, как все люди, а от коровы, – настолько туго соображаете».
– Сказала, и дальше что? – справедливо обиделся мой друг.
– Не обижайся, я же шучу. Итак, открытия я не делаю, – это всем и тебе известно. Но окружает нас всех некое информационное, торсионное поле. Называй его как хочешь. И когда определённой информации в нём набирается критическая масса, она становится безо всяких усилий доступной всем.
– И какова же критическая масса для человечества?
– Не знаю. «Я знаю только то, что я ничего не знаю». Я даже не уверена в своей правоте по поводу последнего примера. Но поверить в него заманчиво. Тогда останется надежда на то, что «и один в поле воин». И всё не зря. Хотя в том, что никакие благотворные усилия не пропадут даром, я и так уверена, – произнесла я твёрдо.
– Мария, не тебе говорить, – не мне слушать. Сколько их, – совершенных, в конце жизни разочарованных тем, что их борьба со злом успехом так и не увенчалась, и, умирая, они с прискорбием признавали, что, несмотря на все их усилия, мир не стал лучше, – возразил мне Саша.
– Совершенные так думать не могли. И на этот счёт я расскажу тебе притчу, которую придумала не сама. Молодой философ, кажется индус, каждый день начинал с молитвы: «Боже, помоги мне сделать совершенным этот мир. Одари меня талантом так выражать мысли свои, чтобы люди понимали собственное несовершенство и научились жить в гармонии и любви». Но не отвечал ему Бог. Шли годы. Этот человек обзавёлся семьёй, и домочадцы часто огорчали его. И молился он уже так: «Господи, я о многом просил тебя. Одному человеку невозможно изменить мир. Но разреши мне переделать отношение членов семьи моей к миру и ко мне. И буду я счастлив». Но и тогда молчал Бог. И, подойдя к порогу дней, отпущенных ему на земле, взмолился просветлённый: «О, неразумный я и не о том просил. Мне помоги, мне измениться. И вправе я просить лишь за себя, а мир и так прекрасен. В нём соразмерно всё». И отвечал Творец: «Увы! Об этом молишь ты меня напрасно, и жизни уж твоей пришел конец. О, если б попросил меня с начала об этом ты, порадовал Отца. И был бы счастлив сам». Грустная история, но поучительная.
– И что же из неё следует? – спросил мой собеседник.
– Убей дракона в себе самом. И воцарится в тебе любовь и гармония. И тогда ты увидишь, как прекрасен этот мир.
– И что, тебя перестанут преследовать неудачи, разочарования, болезни, предательство ближних, наконец? – разочарованно не поверил Александр.
– Горе смягчится пониманием Истины и любовью, заполняющей всё твоё существо. Ты не будешь так болезненно воспринимать несовершенство ближних, потому что поймешь, – его истоки идут от тебя самого. И если у тебя хватит любви и терпения, твои отношения с ними изменятся очень быстро.
– А смерть, твоя собственная болезнь, или утрата близкого тебе человека тоже будет восприниматься философски, «дескать, Бог дал – Бог взял»?
– Да, потому что Бог вернёт его тебе в другом. Если бы только я смогла тебе объяснить, как на самом деле мы связаны друг с другом. И если в одном месте убыло…
– То прибудет в ином.
– Да, Саша, да!
Я надолго задумалась. Тем, что я говорила, я убеждала не только Александра. И моя душа нуждалась в утешении и убеждении.
Я вспомнила вчерашнюю ночь. Мне было очень плохо и страшно этой ночью. Опять стала она схваткой за жизнь.
Я не могла понять, почему преследуют меня эти состояния. И пришло прозрение, что, убивая любовь в других, в чём бы это ни выражалось, я совершала преступление против собственной жизни. Я уже не имела права гневаться, ненавидеть, обижать и обижаться, – настолько чувствовала свою связь с каждым человеком, – тут же моё действие страшной расплатой оборачивалось против меня самой.
Ужас охватил меня. Рыдая, на коленях я молила Творца за свою несчастнейшую или счастливейшую жизнь.
И в отчаянии я написала: «Боже мой, почему ты оставил меня! Я любила мужа своего, но он принимал мою любовь и не дал мне своей. Я любила детей своих. Но они выросли и покинули меня. Я пришла в Твою церковь, и не самый худший из сыновей Твоих, избравший служение Тебе своей профессией, вместо слов любви и ободрения, сказал мне слова назидания.
До того как он подошёл ко мне, я стояла и смотрела, как совершает он обряд крещения. Привычно выполнял он свою работу, лицо его было светло, но слова он произносил, казалось, без трепета, и они, сказанные без вдохновения, падали на каменистую почву.
Мне казалось, – не чувствуя любви в доме Отца, дети плакали и вырывались из рук матерей своих, а те, растерянные, и все, как одна, в брюках, оглушенные детским криком, ждали окончания обряда. Но не были светлы лица их. И подумала я: «Нет таинства в доме Твоём, Господи! Сердце мое жаждало любви, и обратила я взор свой на лик Твой и в душу мою, где я взываю к Тебе. Я ищу Тебя на путях жизни своей и жажду услышать Слово Любви, но наши мужчины научились пользовать данное нам Тобой, Господи, Слово и они научились «пользовать любовь», называя её скользким словом «секс».
И сказал Ты мне: «Вот так и Я прихожу к вам, но не нахожу любви в сердцах ваших, света в очах ваших, вдохновения в песнях ваших. И ожесточается сердце Моё на земле живущее. Но не опускайте очи долу, взывайте ко Мне в небесах, взывайте ко Мне в душе своей, и не покину Я вас вовеки. И дарите десятину, Мне предназначенную, друг другу. И не считайте, что Слово Истины живёт только в церкви. Как Я везде, так везде Слово Истины и Любви найти вы можете, ищите и обрящете.
Это право не одного или нескольких, – это право всех. Право на десятину – не одного или нескольких, – это право всех. Право на любовь также принадлежит всем, и право сказать Слово Истины Господь может подарить, кому хочет. Любящее сердце поймёт, кому принадлежит это слово. Каждый из вас ищите Слово Любви в своём сердце, и оно и будет Словом Истины, Веры и Надежды».
Измученная битвой за мою душу и жизнь, я уснула глубокой ночью. А утром, едва поспав 2-3 часа, я была словно разбужена другом неведомым.
В сознание стали приходить строки молитвы, и, несмотря на внезапно настигший меня страх, прошептав: «В руке Твоей, Господь, навеки жизнь моя и жизнь Твоих людей», – я записала слова: «Я ли, Господи, убоюся, ежели со мной Господь, я ли, Господи, убоюся кого, ежели со мной Господь и крест Господень и Иисуса Христа, я ли, Господи, убоюсь кого, ежели со мной силы небесные и благословение Господа. Прости мне, Господи, грехи мои, прости мне, Господи, нечестивые дела мои. С тобой я, Господи, в скорбях дней моих, с тобой я, Господи, в радостях. Щит и ограждение моё от лукавства – истина Господа в делах и словах моих, в речениях моих. Свет Господа – Истина Его. Огнь небесный – щит и ограждение Его. Не убоюся я ночи, когда всё время горит Огнь небесный и попираются Господом Нашим силы адовы и грехи человеческие. Душа и жизнь человека в Руке Господа, дела человеков в Руке Господа. Тело людей вручено Господу. И не страшно ничего с Господом моим, ибо люблю, Господи, Тебя больше жизни моей. Господь мой, не гаси огня небесного и смерти я не убоюся, лишь бы глядели мы все в глаза Истине. Помоги, Господи, всем пережить зло и придти к Истине, ибо Истина в Тебе – в делах праведных. Помоги, чтобы руками нашими не творилось дел неправды. Аминь.
Слава Тебе, Святая Мать Господа. Сын её, порази во мне врага и во всех и навсегда. Тобою лишь, Господь, дела Твои вершатся. Слов Господа очень мало. Остальное пусто. Отдели, Господи, пустоту»
Я вспомнила это, а вслух сказала:
– Царь – любовь, мы – подданные её. Царица – природа, мы – лишь дети её. Отец – Бог, мы все братья и сестры. И мать – тоже он. Я верю в то, что в наши времена проявляется прежде всего его материнская сущность. И знаешь, Сашка, я не хочу иной короны, кроме его любви ко мне. А она есть у всех нас.
– Тогда откуда столько несчастных?
– Они забыли об этом. Они забыли сами себя. Они забыли, что слова только тогда имеют силу сотворения, когда произносятся в любви и истине.
– То-то вы, женщины, уходите к мужикам, которые плетут вам с три короба, – не согласился со мной друг.
– Мы уходим к мужчинам, которые произносят нам слова ободрения и восхищения, – возразила я. – Потому и «любим ушами». Мы помнили, мы всегда помнили силу слова. И знаешь почему ловеласы имеют такой успех у женщин? Они помогали нам выстоять. И пусть «в три короба...» И пусть любовь ловеласа – дело ненадёжное, но их слова мы вспоминали в минуты отчаяния. И эти слова поддерживали нас.
Я перевела дух.
– А вы, не ловеласы, воевали, убивали детей наших и друг друга, терзали землю, – с горечью сказала я. – Уж лучше предаваться «сладкой лжи», чем ласкать убийцу. Я не феминистка, но иногда думаю о том, что именно женщины помогли человечеству выстоять и не погибнуть, именно в них есть богатырская сила, и мне кажется иногда, что именно на женщин возложена сейчас огромная миссия, и с нами Бог связывает надежды свои.
– Окстись, Маша, – посмотрев на меня с сочувствием, – сказал Александр, – в наш век более чем когда-либо все процессы в обществе определяет мужчина, и в политике, и в науке. Если хочешь, даже в литературе… Много ли гениев среди женщин?
– Вот-вот, ваша любимая тема. Да, – много. Если хочешь, все женщины гениальны. Мы рожаем гениев, милый друг. Мы – то поле, на котором взрастает ваша гениальность, – убежденно проговорила я. – Эйнштейн не стал бы Эйнштейном, если бы не встретил свою любимую, Дали – свою Галу, Булгаков – Елену, если хочешь, даже Наполеон – Жозефину. И этот список можно продолжить до бесконечности. Я недавно случайно открыла книгу Александра Клизовского «Основы миропонимания нашей эпохи», – а он жизнью заплатил за право сказать это, – и он в заключение книги пишет: «Именно женщина есть душа человека, душа народа... Унизив женщину, человек убил свою душу, унизил себя и свой народ… Человечество стоит на краю бездны. Спасти его от падения в эту бездну может и должна женщина». И это было сказано в 1938 году. И Даниил Андреев тоже считал, что значение женщины в спасении судьбы мира и жизни огромно.
– Слушай, твоя праматерь не с острова Лесбос случайно? – попытался перевести в более легкомысленное русло беседу Александр.
– Что ты имеешь в виду?
– А зачем тогда мужчины? Для размножения и только, а потом «мавр сделал своё дело, мавр может умереть», – с иронией добавил он.
– Нет, конечно же, нет. И прости меня, если в моих слова было чувство превосходства. «И мы друг в друге». Если хочешь знать, мне жаль, что среди женщин не нашлось никого, кто смог также воспеть любовь к мужчине, как скажем, Петрарка к Лауре. Да, пожалуй, это не мы, женщины, это – любовь – то поле, на котором взрастают и гении и сама жизнь.
– Интересно, интересно, продолжай, – мартовским котом выглянул Саша.
– Да если хочешь, я восхищаюсь нашими мальчиками. Сколько героизма в их поступках! Сколько их полегло в Афгане, в Чечне! Сколько их гибнет, спасая детей, женщин. А во время терактов! А наши поэты, певцы! Цой, Игорь Тальков! Концерты Талькова я до сих пор без слёз смотреть не могу. Он же жизнью заплатил за свою смелость открыто говорить о том, о чём в его времена ещё далеко не все решались даже думать! «Поэты ходят по лезвию ножа...»
– Помнишь его – «Родина моя, ты сошла с ума»?
– Помню. Только не сошла с ума наша Родина, – тихо проговорила я. – Она силы копила, чтобы, как остриженный предательством Далилы Самсон, стряхнуть разом с Земли-матушки всю нечисть. И это тоже пел Игорь Тальков: «Я завтра снова в бой сорвусь, но точно знаю, что вернусь, пусть даже через сто веков, в страну не дураков, а гениев…» Знаешь, я недавно обнаружила такую странную закономерность. Я люблю в последнее время расшифровывать слова. И сделала для себя, не претендую на звание первооткрывателя, – улыбнулась я Саше, – открытие, что самые, на мой взгляд, прекрасные слова: дитя, друзья, семья, – содержат на конце букву «я». «Друзь-я, семь-я, дит-я». Как будто Бог хочет сказать, здесь вы и Я. И в слове Росси-я тоже.
– А ещё скамья, ладья, воробья и так далее.
– Сашка, ну не будь ты такой ехидиной! Я уж не говорю о лавровом венке, хоть бы листок от венка дал отщипнуть, так нет же.
– Ладно, не горюй, первооткрыватель. Я тебя-таки порадую.
Я с надеждой воззрилась на Александра.
– Я недавно прочитал в периодических изданиях два интересных сообщения. В первом говорилось об английских студентах, вознамерившихся выяснить, какой язык самый древний. Они «засунули» в компьютер кучу всякой литературы, и по наличию каких-то признаков, – вроде бы количеству словообразующих корней, оттенкам в них воспроизводства чувств и понятий, обнаружили, что самый древний язык – русский.
– А второе? – подпрыгнула на месте я.
– А вторая интересная новость, – это обнаруженный на Крите, так называемый пелазгический диск.
Я с нетерпением смотрела на Сашу.
– Письмена на диске содержали как будто бы неизвестный язык. Но содержание диска и признаки его языка и древности таковы, что получается, что, похоже, – это утраченный язык славян, замененный грамотой Кирилла и Мефодия, о котором говорила Анастасия. И что культура славян древнее культуры и греков и римлян и другой какой-либо европейской культуры.
– Если бы я не была горда за всё человечество, я бы сейчас возгордилась. Но как едины все народы, рождённые Отцом и Матерью землян, так и мужчина и женщина, единое мы целое. Анастасия прекрасна. Но её слова до людей донёс Мегре Владимир.
– И ты тоже веришь в эту сказку?
– Я верю в то, что это не сказка. И мне не нужно знакомиться с этой мужественной девочкой, чтобы поверить в то, что она есть. Её слова – более чем реальное её подтверждение, – тихо, но уверенно произнесла я.
– Да я что хочешь тебе наговорю. И где гарантия, что Мегре не придумал эту историю?
– В силе влияния слов Анастасии не только на читателей, а и на самого автора. Посмотри, как меняется от книги к книге его слог, как меняется его мировоззрение, как изменилась вся его жизнь, – убеждала я Сашу.
– Не факт. О его жизни мы знаем с его слов.
– Не только. Но, дружок, своими спорами ты плавно уводишь меня от темы.
– От какой? – прикинулся непонимающим Сашка, очевидно, решив, что в этом споре открывающаяся для него истина умаляла роль «венца создания», каковым себя считают почти все мужчины.
Но я его разочаровала:
– О предназначении мужчины на земле. Слушай, что это за кухонные разговоры. Пойдем погуляем? – вдруг обратила внимание я на яркое солнце за окном.
– Идея замечательная.
Мы вышли на улицу. Во дворе нас встретили два цветущих деревца вишни. Они были такими юными, что облако из белых лепестков казалось неожиданным нарядом, и этот нежданный подарок казалось бы неуютного двора моего лёг на душу щедрым даром.
– Машунь, у меня идея. Поехали на озеро, где мы когда-то праздновали мой день рождения.
– Гениально.
Мы доехали до небольшой деревеньки и остановились у летнего кафе под названием «Ноев ковчег».
– «Мин херц», как говаривал Алексашка Меншиков Петру, мы просто обязаны откушать в харчевне с таким символическим названием.
– А для чего, ты думаешь, я остановил здесь машину?
– Нет, определённо, мужчина – это друг человека.
– Будешь ехидничать, – заставлю платить за обед.
Я притворно испугалась.
– Не погуби, благодетель. У не печатающихся поэтов денег не может быть по определению.
– Ладно, с первого гонорара отдашь.
– Великодушный вы наш!
Пока ненавязчивый сервис окружал нас своим вниманием, мы наслаждались видами природы. Через открытые настежь окна были слышны пение птиц и шелест листвы. Окружающие нас люди, их разговоры не мешали. Я уже давно стала замечать это за собой.
Мы отобедали с Сашей, некоторое время посидели на берегу озера, наслаждаясь прекрасным его видом и отражающимся в озере небом, потом медленно пошли к машине.
– Такая красота, – прошептала я, – что все слова кажутся бессмыслицей.
– Ты совсем забыла, а как же разговоры о предназначении мужчины на земле, – напомнил мне Александр. – Очень интересно узнать твоё представление об этом.
– У меня есть стихи о том, что мужчина прежде всего – защитник. Защитник любви. Но сейчас я смотрела вокруг и думала о том, что, как и врачи, мы все, и мужчины прежде всего, должны руководствоваться только одним принципом – не навреди, так гармонично то, что нам изначально подарено. И целью жизни должно быть желание – не привнести дисгармонии в эту красоту.
– Машка! Тебя из огня да в полымя, – возмутился Саша. – Вот сяду сейчас на берегу этого озера и, распустив слюни от блаженства, буду сидеть и упиваться этой красотой. Тебя-то кто кормить будет, стихоплёт? А детей моих?
Я вспомнила наши вкуснющие посиделки по вечерам, когда стол был завален всякой снедью, при этом высшим блаженством было есть овощи и фрукты, не отрезая, а откусывая от их круглых спелых боков пахнущие летом и солнцем куски, и принимать из Сашкиных рук огромные краюхи тёплого ещё хлеба, который он «преломлял» щедрой рукой и передавал мне, заботливо приговаривая: «Ешь, матрёшка, опять ничего небось не ела и строчила целый день, как пулемёт, сидя за компьютером».
– Не хлебом единым… – спряталась я за известную пословицу.
– Машка, не лукавь, – понял и не принял мою игру Саша.
– А то от стола отлучишь?
– Глупостей не болтай, – слегка дёрнул меня за «ушко» приятель. – Пока меня самого носят ноги, тарелку супа я тебе налью, так что с поэтами все ясно, ну а меценатам-то что делать?
– Покровительствовать любви. Да я, правда, не шучу, – сказала я, увидев удивлённо-вопрошающий Сашин взгляд.
– Это в тему. Знаешь, мы какие покровители. Какие мы покровители, – опять сладко зажмурился Сашка. И неожиданно добавил: – А вы нас почему-то бабниками за это называете.
Я взвизгнула и всем весом возмущённой души, которая находилась в довольно упитанном теле, обрушилась на него, колотя кулаками по спине.
– Машка, откормил я тебя на свою голову, – отмахивался от меня Саша. – Завтра же пайку для тебя сделаю чуть побольше блокадной.
– Ой! А у меня как раз стишок в тему есть. Слушай, плейбой: «Мой сын! На долгих странствиях души ты встретишься с любовью. Не спеши её лишь в человеках ты искать, не то козлёнком станешь ты опять. Козлом земным – не баловнем судьбы, кто зажигал лишь ложные костры. Не зажигай любовь напрасно, друг, иль пустынью увидишь всё вокруг. Ты чист душой и телом будь ты чист, иначе станешь чёрта трубочист. И вновь изменятся небесные черты. И вновь сгорят… Нет, могут лишь мосты… Пусть мост наш до Всевышнего стоит. Душой Всевышний с нами говорит».
– Какие-то очень сомнительные достоинства у этого стишка. По-моему, я совершенно напрасно создаю тебе условия, – притворно задумчиво покачал головой Саша. И с ехидством добавил: – Что за рифма, что за выражения, Марья. Уж сказала бы просто, – козлы вы, мужики. А то такой пасквиль ещё стихами называет.
– Да ладно тебе, – не обиделась на заслуженную критику я. – Зато идея-то хороша!
– У тебя что-нибудь поприличнее в тему есть?
– Сейчас поищем, – я запустила руки во взлохмаченную голову.
Неожиданно Сашка залился смехом:
– Знаешь, на кого ты сейчас похожа – на Козьму Пруткова.
Я вспомнила нескладный залихватский облик Козьмы по иллюстрации из школьного учебника, примерила его на свою внешность и тоже захохотала. Насмеявшись, почувствовала прилив вдохновения и не удержалась от соблазна экспромтом поразить Сашку:
– Сейчас я тебе докажу, что критика необходима. Тоже стишок в традициях Пруткова.
– Интересно, читай, – откликнулся приготовившийся послушать друг.
Я встала в позу памятника и продекламировала:
– И снова книга пишется моя, хотя, казалось, всё уже сказала, что помнила, что знала я всегда. И, кажется, что ничего не знала. Писала я не ручкой, а душой. Душой своей писала эту книгу. И не хотелось б мне увидеть фигу. Увидеть фигу от себя самой. Я постараюсь в мир нести красиво всё, что подарит вдохновенье мне, не стану я от прелестей спесива, и в этом нет, не может быть сомне… В самих нас грех, в самих соблазны мира, нам помоги, сознанье, побороть самих себя, и вечною сатирой белить-белить не только душу, – плоть.
– Шарикову больше не наливать, – оценил мой творческий порыв Александр.
– Какой ты меценат, – притворно обиделась я. – Где восхищенье моим недюжинным талантом?
– Ты от темы отвлеклась, талантище. Сей давай разумное, доброе, вечное.
– Что-то сомневаюсь, что на тебе это благотворно скажется, – не удержалась от колкости я.
– Ты спасибо скажи, что тебя хоть кто-то слушает.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что ещё и несёшь бесплатно обязанности психотерапевта, – выговорись, дескать.
– Ну что ты, деточка, ты у нас умненькая девочка, – сочувственным голосом психиатра отозвался Александр.
– Ах так, значит, слушай. Хотя вообще-то ничего нового я не скажу.
– Вот те раз.
– У нас у всех одна задача, Саша, – поддерживать друг в друге любовь. И воевать только с собственным эгоизмом. Всё остальное – тривиально. Конечно же, защищать слабых, жизнь, – свою и чужую.
При этих словах Александр оживился.
– Знаешь, меня давно волновала такая тема, как треугольник. Интересно, оправданна ли в глазах Бога любовь, ради реализации которой люди разбивают семьи, делают несчастными бывших супругов, бросают собственных детей.
– Я так же, как и ты, могу только рассуждать на эту тему. Но думаю, что у совершенных людей такой проблемы возникнуть бы не могло.
– Почему ты так думаешь? – Саша был явно не согласен.
– Давай порассуждаем. У Бога есть много имен, но в Библии часто говорится, что он есть Любовь и есть Слово. Так?
– Похоже.
– Сказано также: что Бог связал, человек да не разлучает. Так?
– Яснее.
– Значит: слово, сказанное в любви, человеком предаваться не должно.
– Но ведь изменяем же мы слову всё равно, – откликнулся друг.
– Потому что произносим его, не будучи осознанными. Меня поразило, как Анастасия полюбила Владимира Мегре. Она произнесла Слово, и за ним устремилось её чувство, а затем и её жизнь. Так и было у наших предков. У первого человека, я имею в виду. Могло быть слово произнесено первым, или слово шло за чувством, но они были неизменны и неразрывны. Одно порождало другое.
– Послушай, а ведь и Христа называют Словом Воплощенным, Словом Явленным.
– Да, а ещё его называют Любовью. И ты знаешь, какова была реализация его слова.
Я помолчала немного, потом, вспомнив Евангелие, громко воскликнула:
– Ты помнишь, как Христос говорил: «Я есть Воскресение и Жизнь». Ты знаешь, как с греческого переводится имя «Анастасия»?
– Знаю, воскресение. Вот чудеса! Ты, что, хочешь сказать…
– Молчи, молчи. Знать всё не можем мы с тобой, – заговорила я от волнения стихами. – И чьего воинства герой она, а может, кто другой не время знать для нас с тобой. Людей Богами называть… – зачем? По разному назвать мы можем эту дочь Богов. Господь один. И он готов прийти в сей мир любым из нас. Лишь только зорким храни глаз, лишь только сердце добрым будь, лишь будь готов пуститься в путь за счастьем ты для всех людей. Лишь помни – первый враг злодей – твой эгоизм, простись с ним ты, и к небу воспарят мечты. И богатырь – ты тоже сам. Есть в жизни место чудесам. Есть в мире вечная краса, и есть любовь как чудеса. Ты сам Рустам и сам Меджнун, а Люся – Лейла и Зухра, и Марья – русая коса, Любава – девушка-краса. Сам можешь в жизни воплотить все сказки мира.
О мысль и Слово! Воплотись в реальность! И в радости для всех. И воплоти в успех то, что задумал наш Отец.
Его дитя! Навеки помни и никогда не забывай, – нельзя неправды слово молвить, и обижать отца и мать. Прекрасно друга и подругу, и даже малую зверюгу, и даже доку-журналюгу любить и молча призирать. Не презирать, не ненавидеть. Худым чтоб словом не обидеть, – самим побольше нам молчать. А говорить тогда, как сможешь доставить радость ты другим. С одра поднять, коль слово молвишь, или хоть словом тем обнять его хладеющую душу, чтобы наполнить светом вновь и друга – батюшку, подружку, дружка, но не злодейку- кружку, чтоб снова «выпить за любовь». Она себе пробьёт дорогу, не надо водкой устилать ей путь. И понемногу ты будешь к водке остывать. Но не к воде, – живой, целящей, что в слове ласковом живёт, тогда и свет свой настоящий увидишь, друг мой, наперёд. Тебе твой путь осветит Слово, и жизни, правды и добра, пускай, язык мой – друг мой снова – слова навеки, навсегда.
Внезапно я подумала о том, что говорить нужно вообще как можно меньше. Всегда ли знаем мы, соответствуют ли действительности наши ощущения и обозначают ли наши слова то, что мы хотим обозначить. И достанет ли сил нам идти за произнесённым словом!? Ох, верна порой бывает пословица – «назвался груздем, полезай в кузов». Человек – не Бог. Он может почувствовать в себе его присутствие. И потом, Господь неизмеримо, несравненно больше, ибо Он – есть всё.
– Как можно говорить, я – Бог, и я – любовь! Она живёт во мне и только, и ты наполнен ей настолько, насколько в жизни верен был. Она – твой царь, она – твой гений, – твоя любовь. Тогда Евгений ты, друг мой, будешь на века, коль не сваляешь дурака.
Мы оба замолчали. Саша первым прервал паузу:
– Евгений в переводе с греческого –хорошо рождённый, так?
Я кивнула головой.
– Маша, а ты согласна с утверждением, что дети отвечают за грехи родителей своих? – Вдруг спросил меня Александр.
– Да, согласна, но несколько в ином, не в общепринятом смысле, – немного помолчав, ответила я.
– У меня есть повод с тобой поспорить с приведением убедительных доказательств.
Саша торжествующе посмотрел на меня:
– Иезекииль, глава 18.
– Напомни, о чём там.
Я читала Библию, но её знатоком, который может в любой момент щеголять выдержками из неё, отнюдь не являюсь.
– «…душа согрешающая, та умрёт». И «…сын не понесёт вины отца, и отец не понесёт вины сына…»
Неожиданно для Александра я легко сдалась:
– В этом я абсолютно с тобой согласна.
– Ну, мне так не интересно, ты так легко дала себя победить, что в следующий раз и не представляю, как у нас в споре будет рождаться истина.
– Друг мой, не печалься, истина рождена уже давно, мы можем только придерживаться её и служить ей по мере сил, – по традиции возразила я. – А что касается моего взгляда на проблему преемственности кармических долгов, то мне представляется, что эти долги на подсознательном уровне переходят к наследникам в виде слов, которыми отцы и матери, дедушки и прадедушки выстраивают судьбу своих потомков. Огромно значение Слова.
Я вспомнила и рассказала Александру случай о том, что, бывая в командировке в Москве, я часто ходила в Третьяковскую галерею. В один из таких походов я долго стояла перед портретом Пушкина кисти Кипренского. Правда или нет, что портрет хранит энергетику того, кто изображён на нём, но, созерцая
высокий лоб, спокойный взгляд поэта и музы силуэт направо от чела, я поняла, – не только на портрете, – и в жизни муза с Пушкиным была. Он исполнял своё предназначенье – будить глаголом дух, который крепко спал, и он бессилия испытывал мученья, и от борьбы со злом он уставал. В миг роковой он встретился с гадалкой, в судьбе увидел смерти ранней рок, и как, служению бесстрастному весталка, он на дуэль и смерть себя обрёк.
Не верь гаданьям, друг, не верь волхвам. Свободен в жизни выбор твой и гений. Коль Бог за нас и Сына жизнь отдал, не заберёт у нас предназначений. И выбор жизни – в наших лишь руках, и мы вольны построить путь далёкий по замыслам своим, своим чертам, придав желаемые силуэты року.
После этой встречи, а я восприняла общение с портретом поэта как диалог, я перестала верить гаданиям, предсказаниям, гороскопам и т.д. И вскоре после этого мне представился случай доказать, что воля человека сильнее любых предсказаний. Ведь они ограничивают свободу, а не мог Бог допустить этого, родив нас свободными!
Подруга уговорила меня сходить вместе с ней к предсказательнице, отчаявшись устроить свою жизнь. Не сумев её отговорить, я отправилась «за компанию», сама не имея намерения воспользоваться услугами провидицы. Но оная, решив, что я явилась к ней с этой же целью, дала расклад предполагаемых событий моей жизни на долгое время. Я не особенно вникала в происходящее, полагая, что меня это не касается, пока не поняла, – на сей раз речь обо мне. Стало неприятно. Но, стараясь сохранить спокойствие, довольно дружелюбно я сказала: «Я не верю в предсказания. Но верю в то, что они вредны и для того, кто слушает, и для того, кто говорит, если только слушающий имеет волю не допустить в свою жизнь волю чужую». Женщина не обиделась и на моё замечание о том, что
свою судьбу творю отныне я, и лишь Господь в делах моих судья, и Он же – мой провидец, толкователь, а не чужой звезды гадатель, который и в своей судьбе не знает ничего.
– Но с нами Бог, и пусть хранит нас всех и даже и его, – закончила я свой рассказ.
– А дальше-то что? – обратился ко мне Саша.
– Как что? Эта дама ни словом не обмолвилась о грядущих событиях. Но я сама пожелала совершенства для себя, пусть в муках. Зато предсказанные ею перемены в указанный срок точно не произошли.
Но Александр опять вернулся, как «кума, у которой болит», к интересующей его теме треугольников.
– Я, кажется, сообразил, почему Лазарев в своей книге «Диагностика кармы» всё-таки рекомендовал людям идти вслед за своей любовью.
– Знаешь, а я никогда в этом с ним не соглашалась. Это совет для тех, кто не способен на большее – бескорыстную любовь, а она сейчас просыпается у всех.
– Обоснуй, – четко проговаривая слоги, произнёс Александр.
– А как же чувство любви в детях, в бывшей жене? Оно ведь подвергается при этом серьёзным испытаниям. И некоторые всю оставшуюся жизнь потом не могут преодолеть отчаяние, страх перед отношениями и недоверие. Хотя я могу понять, почему он, то есть Лазарев, так сказал, – слишком много в космос устремлено негатива, а человек в любви – носитель и отражатель позитивной энергии. Так сказать, сноп света. Но ведь дети, на мой взгляд, самые мощные земные светлячки. А знаешь, сколько разводы, размолвки между родителями привносят негатива и беды в их сердца и жизнь?
– Ну уж нет. – не согласился со мной Саша. – А жизнь во лжи лучше что ли?
– Разве я к этому призываю?
– А где же выход?
– В любви. Но не в страсти. Когда ты стремишься к тому, чтобы преодолеть чувство, которое может разрушить жизнь других людей, когда других ты любишь не меньше, чем себя самого, когда счастье другого человека важнее для тебя собственного счастья, тебе поможет Бог. И если Он любовь, значит, в этом случае борись с Ним, и Он будет на твоей стороне. Он любит тебя, но Он любит и других так же. И если ты сделаешь выбор, отбросив свое эго, Он будет с тобой. – Я говорила это, но пока не видела в глазах своего друга понимание.
– Ты говоришь парадоксами, Маша.
– Я имею право сказать это, Сашенька.
– Ты хочешь сказать, что уходила от Славки, любя его?
Я смотрела на Сашу, не отвечая, потом, чтобы не расплакаться, опустила голову. Сашка понял. Он прикоснулся рукой к моему плечу и сказал:
– Маша, как же нам всем сохранить то, что мы имеем, когда вступаем в брак – любовь и страсть, желание всем поделиться и окружить любимую заботой, разделить с ней и беды и радости…
– Не соглашаться с пословицей «милые бранятся, – только тешатся». Вот именно «тешатся». А жизнь, любовь, – не потеха. Серьёзнее быть ничего не может. Только превратно не пойми. Здоровый юмор и шутка, сказанная вовремя, наоборот, смогут разрядить ситуацию. И снизить накал страстей.
– Вот именно, - «страстей». А если страсть ушла? – сел на «конька» Сашка.
– Саня, долгая семейная жизнь показала мне, что любовь и страсть – это не одно и тоже. Я бы даже сказала, что они ничего общего друг с другом не имеют.
– Мадам Колумб, Америка уже открыта, – попытался показать мне несостоятельность доводов Александр.
– И не пытаюсь. Знаешь, я давно убедилась в том, что страсти цикличны. То схлынут, то накатят. А любовь – чувство само по себе ровное, если основа отношений – не страсть. Но как мне уже было сказано – «покой в душе хранит любовь». А с ежедневными «разборками» какой уж там покой?! Между прочим, терпение, точнее, смирение, которое близко по значению, в ряду христианских добродетелей занимает главное место. И, конечно же, важна любовь, но не как к предмету страсти, а просто к человеку. И, скажи мне, Саша, часто ли мы просим у Бога любви к тому, кто рядом? И часто ли мы просим терпения?
Когда мы расстались, я подумала о том, что не сказала Александру нечто очень важное: если у тебя достанет сил бороться с любовью и собой во имя других, Бог всегда утешит тебя, и ты обязательно встретишь того или ту, с кем вы предназначены друг другу.
Как только я открыла дверь, зазвонил телефон. В трубке раздался голос дочери, которая едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
– Мам, я развожусь, – стараясь говорить спокойно, поведала мне она.
Я собрала всю волю, чтобы не разразиться восклицаниями:
– На это есть серьёзные причины?
– Мы больше не любим друг друга, – довольно вызывающе произнесла моя дочь.
– Твой муж стоит рядом и полностью поддерживает твоё мнение? – осведомилась я.
– Ну, конечно же, не стоит, но при чём тут это! Я же не слепая, и всё прекрасно вижу и чувствую! – почти выкрикнула Александра.
Я вздохнула – выяснение, кто виноват, да ещё в другой семье, – труд бесполезный и неблагодарный. В таких ситуациях всегда лучше придерживаться ответа на вопрос – что делать.
– Это вряд ли, если только он не стоит с плакатом с надписью – «Жена, я уже не люблю тебя». И вряд ли ты можешь взять смелость на себя утверждать, что твои чувства улавливают малейшие оттенки движений его души, в которых человек и сам-то подчас разобраться не может, – стараясь быть рассудительной, сказала я.
– Мама, я хочу жить в любви и счастье. Жизнь одна, и я не хочу её тратить на унылую семейную жизнь, – настаивала на необходимости перемен дочь.
– Я уверена, что в этом твой муж абсолютно разделяет твоё мнение. И он тоже хочет быть любим и счастлив. А твой, и не только твой, сын?
– Ты же не знаешь, как мы живём! – голосом, не предвещающим мирного течения разговора, возопила дочь. – Да он как чёрная дыра, – сколько его не люби, обратно ничего не возвращается.
– А ты не жди «сдачи». Просто живи, если ты действительно любишь. А может, и прорехи ещё не залатаны, – мягко возразила я.
Моя девочка так удивилась, что даже перестала кричать.
– Какие прорехи?
– Ты же понимаешь, что до тебя у него была какая-то другая жизнь, в которой, возможно, было горе, предательство, разочарования, обиды, а главным образом, проявления его собственного несовершенства, возводившее преграды к безмятежному счастью.
– Ты это к чему? – уже спокойно осведомилась Сашка. – И тогда при чём тут заплаты?
– Образ преград между вами и счастьем можно назвать как угодно, – это не меняет сути, – старалась объяснить я, – главное то, что в минуты вашей встречи и последующего, ещё не отягощённого бытом общения, ваше чувство, большей частью основанное на страстях, не давало почувствовать бреши, образовавшиеся до вашей встречи. А теперь этими взаимными претензиями вы ещё больше увеличиваете стену между вами, или, если хочешь, рвёте наполненную суму, в которой вы несёте свое счастье. Вот оно и просыпается. А его надо увеличивать, – по зернышку, дорогая моя.
– И что?
– Чтобы испечь прекрасный каравай, и себя им накормить и детей, и всех, кто рядом будет.
– Мам, ты взрослая женщина, – устало проговорила дочь, – а у меня ощущение, что ты всё какими-то сказочками живёшь.
Я старалась быть настойчивой.
– Сашенька, каждый человек, как сосуд.
– Ну вот, теперь ты уже гончар.
– Гончар небесный нас лепил, и в свет пустил он нас без дыр, мы сами полнили сосуд, блудили много, – там есть блуд, солгали, – ложь в сосуде том, и ей наполнен и наш дом, а полнили его теплом, заботой, нежностью, добром, – и ими полон и наш дом. Тем угостит, чем полон он.
– Хайям, что ли, – спросила Александра. – По-моему, какой-то неудачный перевод, где ты его откопала?
Моя дочь была достаточно начитанна.
– Скорее, в подражание Хайяму. Не очень удачно, мало известный поэт, – скрыла свое экспромтом проявившееся авторство я. – Я тебе прочитала его, потому что по сути оно выражает то, что я хочу тебе сказать.
– А что ты хочешь мне сказать?
– Любовь, – это, действительно, то богатство, которое нетленно. И она никуда не исчезает. Если ты даришь её кому-то, она пребудет в человеке, которому ты её отдала, и она останется в тебе.
Я очень хотела, что моя дочь была счастлива. Она выходила замуж по любви. И чувство это не ушло. Оно лишь чуть поблекло от бытовых проблем, однообразия семейной жизни и, главное, оттого, что оба они с мужем не видели цели, ради которой стоило эти трудности переживать. Как в коротком разговоре объяснить дочери моей, что настоящее счастье может быть только в желании и осуществлении желания сделать счастливым другого, ибо не желал наш эгоизм мириться с такими утверждениями?!
Не мысли о возвращении даров и любви должны нами руководить, а бескорыстная радость за другого человека. Любовь без претензий – самая огромная движущая сила. Если она, конечно, есть.
Ты спасёшь своим теплом другого, а потом оно спасёт тебя, добротою мир воскреснет снова, и мы сможем выжить, лишь любя.
– Может, ты влюбилась в кого-нибудь? – вдруг проницательно заметила я.
– Ну, мам, – протянула дочь и замолчала.
Было непонятно, попала ли я «в точку», но на всякий случай сказала:
– Не ищи любовь, меняя объект своей чувственности. Посмотри в себя и приди сама к себе. И в своём сердце и в своей душе ты обретёшь то, что ищешь.
– Мама, ты неисправимая идеалистка, но ты забыла, что я иду по твоим стопам, – уже спокойно ответила дочь.
Трудно было возражать. Моя жизнь действительно не могла служить образцом для подражания, – я тоже не смогла сохранить семью. Я попыталась оправдаться, сама же понимая тщетность этого.
– Понимаешь, есть мужчины с недостатками которых можно «мирно сосуществовать», и наоборот. – Я помолчала. – Впрочем, может быть, ты и права, и мне не хватило любви для того, чтобы выстоять самой и поддержать твоего папу. И всё-таки я думаю, что бесполезно мечтать об иллюзиях и о том, что кто-то даст тебе то счастье, которое не дал твой муж. Мне очень хочется, чтобы ты стала сильнее меня. И если кто-то вчера огорчил тебя и ты не можешь забыть об этом, – улыбнись и прости его. Может быть, ты огорчена, потому что в твоём сердце мало любви. Полни сердце своё, и ты увидишь любовь и в других.
Кому предназначалась моя отповедь? Уже на следующий день я убедилась, что «нет предела совершенству», и я далека от него. С подругой поехала на соревнование школ верховой езды. Поездка была бы интересной, если бы соревнование стало ареной борьбы свободных людей и животных. Но люди и лошади нервничали. Седоки нахлёстывали своих верных друзей, а те, в свою очередь, затравленные грубыми окриками и опасаясь очередного удара, опасливо косили влажными глазами на наездников. И какие уж тут могли быть результаты и праздник для души! Эти картины оставили и в наших душах тяжёлый след.
Подруга попросила остановить машину в центре. Парковка была неудобной, и я решила сдать назад, не заметив, что она без предупреждения открыла заднюю дверь. Задев придорожное дерево, дверь вывернулась до залома. Я была расстроена, чтобы не сказать рассержена, хоть и пыталась это скрыть. А на мою подругу было жалко смотреть. Она сидела на заднем сиденье в состоянии полного отчаяния, что было видно по её согбенной фигуре. Но я и не подумала утешать её и быстро уехала.
Полная возмущения, со словами, «как только она появляется в моей жизни, у меня тут же начинаются всякие неурядицы», я вбежала в квартиру Александра. Он тут же пристыдил меня и успокоил одной фразой.
– Если бы ты знала, сколько раз мои друзья ломали машину мне. Но я рад и горд, что они дарят мне радость, садясь в нее, и даже позволяют себе что-то в ней сломать.
Гнев тут же улетучился, и осталась неловкость за то, что он возник, и отчаяние, что мне некуда позвонить, чтобы утешить свою подругу. И я тут же всё поняла и устыдилась. Благословен тот союз, в котором мужчина и женщина поддерживают друг друга в минуты падения духа и укрепляют друг в друге чувство любви. И такой союз радует и Бога и людей.