Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Я на своём опыте убедилась в верности поговорки: “Что ни делается, всё к лучшему”.
Отец у меня был глухонемой. Наверное, маме с ним было трудно. Она ретировалась, а меня взять забыла…
В пятилетнем возрасте я самостоятельно ходила от одной бабушки Маши к другой бабушке Маше. Одна жила на горе, другая под горой; очень далеко друг от друга.
Из семерых детей Марии Алексеевны выжило только трое сыновей: старший Николай, младший Павел и средний Михаил, мой отец. Николай и Павел учились в московских вузах. Бабушка поехала к ним. После её отъезда я почувствовала себя никому не нужной и одинокой. Одна гуляла по Воронежу, проходя большие расстояния. Однажды пошла в ларёк за продуктами. Ко мне подошла добрая женщина и обрадовала:
— К тебе приехала бабушка Маша! — Бросив деньги и продукты, я помчалась к самому дорогому человеку:
— Бабушка, милая, больше никогда меня не бросай. Мне было так горько!
— Я хочу взять над тобой опекунство. Я ездила к Николаю, чтобы посоветоваться. — Старший сын всегда имел решающий голос.
Дядя Коля получил комнату под Москвой. Я и бабушка переехали к нему. Мария Алексеевна работала бухгалтером. Когда уходила на работу, оставляла меня на попечении соседской девочки, а вскоре устроила в детсад, куда я ходила одна, хотя расстояние было немалое.
Приехал отец. С собой он взял только два высоких ведра. Одно доверху наполнил воронежской вишней, в другое положил старинный фарфор. Прекрасная посуда не выдержала дальней дороги: отец привез ведро черепков. Так сказать, черепки семейной жизни. Мой отец отлично рисовал и обладал пространственным мышлением. Эти способности помогали ему зарабатывать кройкой и шитьём.
Я стала называть свою бабушку мамой. Бабушка-мама рано научила меня читать и писать. Я хорошо танцевала, читала стихи.
В воскресенье, 22 июня 1941 года, я с бабушкой гостила у дяди Паши. Павел еще не успел сменить гимнастёрку, придя с Финской войны. Услышав по радио выступление Молотова, дядя Паша снял с гвоздика кепочку и объявил близким:
— Не знаю, увидимся или нет. До свидания! — Его отправили на фронт воентехником. Призвали и дядю Колю.
Отца на фронт не взяли, но он опасался: если придут немцы, не поверят, что глухонемой, расстреляют. Поэтому на время эвакуировались в Орехово-Зуево, взяв с собой только смену белья. Вскоре вернулись.
Страшное зрелище: небо, чёрное от обилия немецких самолётов, летящих на Москву. В другой раз проснулись от страшного грохота. Даже глухой отец услышал и испугался. На столе подпрыгнули чашки и самовар. Фашистский самолёт сбросил бомбу на краю ближней деревни Чёрная (в давние времена здесь ходила чёрная оспа). Бомба упала на сарай.
И ещё одно воспоминание, связанное с воздушной угрозой. Я была дома одна. Услышала сильный гул. Выглянула в окно: летит бомбардировщик. Меня пронизала мысль:
— Ладно, я погибну, но как же бабушка! — Впопыхах перепутала калоши, поэтому бежала по пустому городу, спотыкаясь. Раздался взрыв. Немецкий пилот сбросил бомбу на ткацкую фабрику…
Как и все дети, я рыла окопы, работала на колхозных полях. Жили очень голодно: ели очистки от картошки, отруби. Как-то бабушка-мама принесла из магазина отруби. В комнате стояла сложенная отцом печка. На ней я испекла лепёшки и разделила на троих. Бабушка-мама была голодна. Съев свою порцию, она взяла мою лепёшку.
— Это моя! — воскликнула я.
Отец жестами показал: “Неужели тебе не стыдно, пожалела для матери!”, а обиженная бабушка торопливо произнесла:
— Да кушай! Ты растёшь, а я уже старая! — Ей тогда было шестьдесят лет.
Мне до сих пор стыдно за этот поступок, как вспомню, наворачиваются слёзы.
Когда объявили о капитуляции Германии, во всех окнах зажглись огни. Дети от радости прыгали. Я была счастлива, что скоро вернутся дядя Коля и дядя Паша. В тот день, когда состоялся парад, я с дворовыми друзьями поехала в Москву. На Красную площадь нас не пустили, мы бродили по столице, вместе с народом сопереживая радость Победы. Бросались обнимать военных, радуясь, что те вернулись живыми. Денег с собой было мало, поэтому купили по четвертинке мороженого. Продавец разрезала брикет ножом на четыре части. Домой вернулись на подножке поезда: много людей ездило в этот день в Москву…
Я была уверена: у химии большое будущее, поэтому поступала на химфак МГУ. Не хватило одного балла. Последним был экзамен по литературе. Преподаватель долго меня уговаривала:
— Милая девушка, зачем тебе химия?! У тебя прекрасное сочинение. Я готова хоть кого просить, чтобы тебя взяли на филфак МГУ.
— Нет, я буду химиком! — заупрямилась я, хотя уже знала, что на химфак не пройду. Что-то подсказывало мне стоять на своём. Видно, судьба! Ведь иначе я не познакомилась бы с Володей, моим добрейшим, изумительным мужем!
Успешно сдавшим абитуриентам, не добравшим балла, предложили другие вузы. Я выбрала институт тонкой химической технологии. Володя поступал в Физтех, но из-за нехватки одного бала оказался студентом того же вуза, что и я.
Как-то я получила задание по черчению. Стояла со связкой деталей, не зная, что с ними делать. Вошёл чудесный парень с большой шевелюрой.
— Ой, у вас такое же задание?! — так мы и познакомились.
Когда бабушка-мама первый раз увидела моего избранника, не удержалась от восторга-совета:
— Володя!!! — Дяде Коле он тоже понравился.
На пятом курсе мы поженились. Шестого июня я первой из сокурсников защитила диплом, а десятого родила дочку. Нас с мужем направили работать на завод. Для меня это была потрясающая школа: и производственная, и общественная, и отношения к людям.
Позже работали в научном институте. Я защитила кандидатскую диссертацию, Володя — докторскую. Сейчас моя задача — сохранять в доме творческую атмосферу, ведь муж продолжает научную и преподавательскую работу.
У нас дети, внуки и правнучка София. Надеюсь, что девочка оправдает своё имя и будет умной. А я в своей жизни всегда старалась следовать совету бабушки-мамы. В октябре 1941 года на обороте своего снимка она написала:
«Ниночка! Будь умной и честной девочкой! Работай и не пропадёшь!»