Хозяйка Вишневого сада
Марина Влади. «Мой вишневый сад».
«Лампу с красным абажуром она не зажигала. Любовь Андреевна неподвижно лежит в сгустившихся сумерках. Сквозь стрелы до¬ждя за окном вагона плывут знакомые пейзажи дорогой ее сердцу России. Вот уже два дня она едет так, то лежа, то сидя, и голова ее бессильно покачи¬вается из стороны в сторону на жесткой обивке дивана, а из широко открытых глаз катятся слезы. Она бросила все — близких, родной дом, Вишне¬вый сад. Ей снова и снова слышится стук топора. Каждый оборот колес отдается стоном гибнущих вишневых деревьев и все дальше и навсегда уносит ее прочь от дорогого, любимого, чудного ее сада. Дочь Аня вырвала у нее обещание скоро вернуться. Но Любовь Андреевна уверена: эта поездка в Па¬риж будет в один конец. Она знает, что мужчина, к которому она едет, не оставит ей ни малейшей воз¬можности уехать обратно.
Год назад она сбежала от него в свою страну, к дочери, к русскому языку, к прошлому. Разлука лишь обострила неистовость чувств, привязавших ее к человеку, который стал для нее палачом. Сжимая в руках ридикюль со всем своим богатством, Любовь Андреевна принимается рыдать с новой силой. Уни¬жение, которое так давно жжет ее каленым железом, становится невыносимым. Чтобы уехать к любовни¬ку, ей пришлось выпрашивать необходимые пятнад¬цать тысяч у графини — ее двоюродной тетки, живу¬щей в Ярославле. Эти деньги не смогли бы спасти Вишневый сад — долги были слишком велики. Она вспоминает позорную продажу имения с торгов, злорадство Лопахина, которому теперь принадле¬жит Вишневый сад, и начинает рыдать в голос.
Осторожный стук в дверь купе заставляет ее взять себя в руки. В приоткрытую дверь просовывается набриолиненная голова камердинера Яши, которо¬му достаточно беглого взгляда, чтобы рассмотреть во всех деталях расстроенное лицо хозяйки.
— Звали, мадам?
Ему хорошо известно, сколько горя пришлось пережить этой женщине. Ее маленький Гриша уто¬нул, жизнь с первым мужем не сложилась, потом — скандальная связь, побег во Францию, жестокость любовника, отчаянная попытка возвращения в свой Вишневый сад, потеря имения — и вот новый побег в Париж. Для Яши это неслыханная удача, ему удалось уговорить Любовь Андреевну взять его с собой.
Теперь у него есть тайный план. Поскольку Любовь Андреевна днем и ночью пьет кофе, а пода¬вать его всегда поручает Яше, то однажды, в самый разгар переживаний по поводу продажи имения, он и предложил, словно невзначай, добавить в кофе капельку коньяка. «Чтобы смягчить кофейную горечь. Ваш отец всегда так делал», — с улыбкой произнес тогда Яша. Любовь Андреевна не отказа¬лась, хотя алкоголь уже достаточно испортил ей жизнь в первые годы замужества. Постоянное пьянство мужа на всю жизнь оставило у нее физи¬ческое отвращение к спиртному.
Но все это было так давно, а эффект от «смягчен¬ного» кофе такой волшебный, что отныне, уже не спрашивая разрешения у хозяйки, а с ее молчали¬вого согласия, Яша щедро сдабривал коньяком ко¬фе, который Любовь Андреевна продолжала пить в любое время суток.
Чтобы покупать этот янтарный напиток, он крал деньги, которые хозяйка часто оставляла на виду. Ей так и не удалось научиться придавать значение рассыпающимся монеткам или банкнотам со стро¬гими портретами — деньги не задерживались у нее, словно утекали меж пальцев. Ей никогда не приходилось зарабатывать деньги, которые она тратила, и она просто не обращала на них никако¬го внимания. И только с потерей Вишневого сада до нее вдруг дошел смысл этих слов: деньги, ценные бумаги, собственность, прибыль, разорение, бедность.
Как далеко остались беззаботность, чувство бесконечной безопасности, презрение к материаль¬ным условиям жизни, которые так хорошо обеспечивались управляющими, гувернантками, прислу¬гой! И все вдруг свалилось на нее — она как чувствовала, даже говорила об этом еще до того, как пришлось продавать имение. Ее тогда охватило страшное беспокойство, ей казалось, что дом вот-вот рухнет и сама она погибнет под обломками.
Ее длинные пальцы вцепились в потертый бар¬хат дамской сумочки. Любовь Андреевна откину¬лась на спинку дивана, и Яша ждет, пока голова ее не начнет снова свободно покачиваться из стороны в сторону, чтобы уже отработанным движением уложить ее спать и накрыть пледом. Потом он ждет еще некоторое время, чтобы она по-настоящему уснула, осторожно высвобождает ридикюль, ловко вытаскивает оттуда несколько купюр, а затем сно¬ва вкладывает его в руки спящей хозяйки.
Яша был реалистом без стыда и совести. Он знал, что судьба его связана с судьбой Любови Андреевны — по крайней мере, до тех пор, пока они не устроятся в Париже. А там — да здравствует Франция! Не сказав никому ни слова, в деревне он оставил немощную мать, которая так и не дождалась его, без предупреждения бросил множество влюбленных в него простушек, а главное — молоденькую горничную Дуняшу. Хотя вот ее-то он бы мог полюбить...
Но Яша сделал свой выбор, и ни уговоры, ни сле¬зы ей не помогли. Он решил, что пришлет Дуняше весточку, если его мечты осуществятся и дела пой¬дут. А мечтой была ночная жизнь недалеко от Мон¬мартра, где он когда-то влачил жалкое существова¬ние и откуда потом вернулся в Россию. Там он познакомился с художниками, с молодыми людьми, приехавшими издалека. Всем им хотелось найти место, где можно было бы встречаться, вести разго¬воры о том, как переделать мир.
Эта особая атмосфера очень нравилась Яше. Он представлял маленький кабачок, наполненный табачным дымом и музыкой. И сам он снует между столами, подавая водку и закуски, а рано утром пересчитывает ночную выручку. Для осуществле¬ния мечты Яше требуется небольшой капитал. Несколько тысяч франков на аренду, обстановку и осве¬щение, на закупку вин и съестных припасов, и глав¬ное — нанять несколько молоденьких дурочек, что¬бы служили приманкой. Деньги, которые Любовь Андреевна наивно прячет в кошельке, очень бы при¬годились... Но надо набраться терпения, подождать, пока они приедут в столицу, чтобы, совершив заду¬манное преступление, бесследно исчезнуть.
Его мечтания о будущем вдруг прерываются сто¬нами Любови Андреевны. Приподняв голову от подушки, она рывком садится на постели, кричит и словно отбивается от кого-то. Перепуганный Яша пытается ее успокоить. В дверь громко стучат. Руч¬ка поворачивается, в купе врывается проводник, набрасывается на Яшу с криком: «Держи вора!» и вяжет ему руки.
Любовь Андреевна очнулась и не понимает, где она. Из кошмарного сна ее вывело вторжение уса¬того мужчины, который зачем-то скручивает руки ее камердинеру и вопит на еле узнаваемом языке. В голове — шум и дергающая боль, резко подступив¬шая тошнота заставляет согнуться пополам. Ей приходится собрать всю свою волю, чтобы глубоко вздохнуть и прийти в себя.
— Оставьте этого человека, это мой слуга, — говорит она по-французски. — Кто дал вам право врываться? Что это за манеры?
(…) Любовь Андреевна требует стакан ледяной воды, глотает пилюлю из коробочки—лекарство прописал ей старый харьковский профессор — и, глядя в окно, снова погружается в невеселые раздумья. А натер¬певшийся страху Яша уходит курить в коридор. До Парижа придется перестать таскать у хозяйки день¬ги, это становится опасным. Ну да ничего, четыре дня терпения — а там и Париж, и красивая жизнь!
Тянутся нескончаемые часы, поезд едет мимо безлюдных равнин, елей и берез, редких деревень, о существовании которых можно догадаться лишь по выступающим над лесом куполам церквей, — изб не видно, они такие низкие, словно врыты в зе¬млю. Любовь Андреевна снова и снова переживает тяжелые моменты прошлого...
Ее старший брат Леонид, оставшийся совсем один, считает себя финансистом, а на самом деле просто служит в банке, и бедная его головушка заби¬та разве что бильярдными шарами. Приемная дочь Варя живет гувернанткой у дальних соседей — Рагулиных, и только глубокая набожность спасает ее от отчаяния. А Шарлотта, ее сумасбродная Шарлотта, которая только и умеет, что возиться со своей соба¬чонкой да показывать фокусы, — что станется с ней? А все остальные, все близкие? Вечно безденежный Пищик с дочкой Дашенькой, их неловкий счетовод Епиходов по прозвищу «Двадцать два несчастья», и особенно Петя Трофимов — вечный студент, за кото¬рого она с радостью выдала бы любимую дочь Аню, при условии, что он хотя бы закончит университет...
Вспоминая всех этих людей, с которыми, воз¬можно, ей не суждено больше увидеться, она не мо¬жет заглушить в себе самую страшную боль: на ко¬го-то оставила она могилу Гришеньки? Она знает, что уже не вернется, не украсит могилу цветами, и когда дом будет снесен, а Вишневый сад уничто¬жен, от прошлого не останется и следа. И как знать, придет ли когда еще кто-нибудь поклониться праху ее родных? Фирс — старый камердинер ее отца — единственный, кому известно это кладбище.
Любовь Андреевна холодеет при мысли о бед¬ствии, обрушившемся на райский уголок, в кото¬ром она жила с самого детства. Вспоминает выр¬ванные с корнем деревья, обвалившиеся стены, уничтоженные кусты и садовые дорожки, вместо которых теперь повсюду перепаханная земля. И этот отгороженный от мира девственно чистый уголок отдан под строительство и превратится теперь в поселок для дачников...
(…) Так и проходят шесть дней путешествия из Москвы в Париж: бесконечная вереница пейзажей милой родины, отрывочные воспоминания о прекрас¬ных временах молодости, смутный страх перед будущим, успокоительные пилюли и сдобренный коньяком кофе, глубокий сон, тошнота при про¬буждении, отвращение к жизни, вкус ледяной воды и — новое возвращение надежды...
* * *
Восточный вокзал. Этот человек уже здесь. Он ждет. Неподвижное внимание серых глаз, застыв¬шее выражение лица выдают напряжение. Словно дикий зверь, он осторожно вдыхает ноздрями воздух, стараясь поймать еле уловимый аромат поджидаемой им добычи. Издали он узнал легкую, тан¬цующую походку Любови Андреевны. Большая шляпа с вуалеткой скрывает ее осунувшееся лицо, и она подходит все ближе; несмотря на все свои опа¬сения, она возвращается к нему.
Жар поднимается в ней откуда-то изнутри и раз¬ливается по всему телу. Щеки розовеют, губы приоткрываются, она ускоряет шаг, у нее перехва¬тывает дыхание, и, почти потеряв сознание, она падает в раскрытые навстречу объятия.
Их толкают другие пассажиры, а они так и стоят обнявшись, будто слившись друг с другом, и молча наслаждаются этими мгновениями ничем не омра¬ченного счастья. Глазами они будто ищут друг дру¬га, губами — находят. И все вокруг исчезает. Из всех чувств остается одно страстное желание. (…)
— Скорее едемте к вам, друг мой, — говорит она, поправляя вуалетку.
Теперешняя его квартира находится уже не в Париже, хотя и похожа странным образом на ту, из которой она уехала год назад: те же желтоватые обои, та же малюсенькая прихожая, две комнаты, загроможденные самыми разными и абсолютно не соответствующими один другому предметами мебели, холостяцкая кухня, гора немытой посуды. Она узнает толстого рыжего кота по кличке Шоколад, который всегда так больно царапался. «Этот любит только хозяина, и сам такой же злой и ди¬кий», — думает она, внимательно разглядывая похудевшего любовника. Он так тяжело болел... Быть может, это немного смягчило его характер?
— Как называется этот квартал? — спрашивает она, стараясь скрыть разочарование. — Кажется, это довольно далеко от центра.
— Какого центра? — ворчливо отзывается муж¬чина. — Здесь дешевле и много русских. Покупать можно в кредит, и церковь совсем рядом.
Любовь Андреевна удивленно смотрит на него:
— С каких это пор вас стала заботить религия?
Она вдруг вспомнила все. Та, другая женщина, с которой он в конце концов уехал, предварительно обобрав Любовь Андреевну, была богатой свято¬шей, вечно приглашала в дом попов и не пропускала ни одной службы... И неприятная квартира тоже, видно, принадлежит ее сопернице. Она припоминает теперь, что уже слышала название Клиши-ля-Гарэн. Это рабочий городок на въезде в Париж, где самые разношерстные эмигранты без особого тру¬да находили жилье.
В это неспокойное время конца века люди толпа¬ми искали убежище в городе, символизирующем для них всю эпоху Просвещения. Многие оседали в пригородах. Ей пока придется смириться еще и с этим унижением — она слишком измотана переез¬дом. Чуть позже она обязательно подыщет другую квартиру...
Любовь Андреевна с грехом пополам устраивается в крошечной спальне. Случилось как раз то, чего она так боялась. Хуже того: за неимением места, она отправила камердинера самого подыскать себе ночлег и, разбирая багаж, вдруг обнаружива¬ет, что большая часть денег, так бережно хранимых ею в бархатной сумочке, исчезла. Яша все же оставил ей несколько купюр — очевидно, из жалости... Горькие слезы наворачиваются на глаза. Мужчина обзывает ее дурой и, приходя в бешенство, пытается отыскать пропавшие деньги в чемо¬данах, для чего вытряхивает все их содержимое на сомнительной чистоты пол. Испуганный кот пры¬гает на буфет, потом повисает на занавеске из молескина.
Любовь Андреевна умоляет любовника простить ее. Она найдет деньги. Можно продать оставшиеся у нее драгоценности. И они снова будут счастливы. Она так хочет этого, она клянется, что все будет хорошо... Золотистый свет лампы освещает запла¬канное лицо, распущенные волосы, вытянутые в мольбе руки. Мужчина, пораженный красотой Любови Андреевны, хватает ее за талию и стаскивает на пол, где валяются разбросанные вещи. Уми¬ротворенный кот ровно мурлычет, свернувшись калачиком в приоткрытом чемодане. (…)
* * *
Так начинается произведение с хорошо известными нам по пьесе Чехова персонажами. Это роман «Мой вишневый сад» (М., 2005), автором которого явилась не менее известная актриса театра и кино русского происхождения Марина Влади. Подлинное ее имя – Марина Владимировна Полякова-Байдарова. Об этой книге — рассказ Марины Влади, без комментариев:
— Я много раз играла в чеховском «Вишневом саде». Однажды мне пришла в голову удивительная идея — продлить жизнь персонажей пьесы, узнать, что случилось с ними после 1894 года. И чем больше я думала над этим, тем понятнее мне станови¬лось, что я могу написать историю собственной семьи. Ведь у бабушки был. под Курском большой вишневый сад. Я представила себе, что Любовь Андреевна — это моя бабушка. А следом за ней и все остальные родные и близкие мне люди легко вошли в текст. Три года я словно сплетала огромную косу, в которую нитями врастали судьбы всех тридцати героев романа. Главная героиня — моя мама. Выпу¬скница Смольного института, попавшая в револю¬цию, потом в гражданскую войну. И мой дед, гене¬рал Белой армии.
В 19-м мама заболела тифом, бабушка везла ее подальше от войны, в дороге они внезапно встрети¬лись с дедом, который ехал в обратном направле¬нии, на фронт. У него была машина, он все бросил и начал выхаживать маму. В 19-м году они уплыли последним английским кораблем из Новороссийска. Оказались на греческом острове, там умерли все маленькие дети. В семье было двенадцать детей, выжили четверо. И мама выжила. Она считала, потому, что любила танцы. Она танцевала перед местными и зарабатывала себе на жизнь, когда другие голодали.... Потом они перебрались в Сер¬бию. Мать стала танцевать по ночам. А дед был звонарем. Он и умер, когда звонил.
Отец мой, Владимир Поляков, был совершенно из иного теста. Единственный сын очень богатой московской семьи, окончил консерваторию. Был гениальным, артистичным во всем человеком, сде¬лал карьеру как баритон русской оперы в Париже. В 26-м году опера была на гастролях в Югославии, там отец и мать встретились и полюбили друг друга. И родилась я.
Книгу я довожу до того момента, как мать приехала вместе со мной в Советский Союз. Встретилась, кстати, с Высоцким. И я этим завершаю круг. Начало книги чеховское: Любовь Андреевна продает имение и уезжает в Париж к любовнику. А конец такой: я играю ее роль перед матерью.
Разговор с актрисой и писательницей Мариной Влади вел Борис Пастернак, сын знаменитого поэта.
— Французам был интересен ваш «Вишневый сад»?
— Французские читатели и критики восприни¬мают это не как историю семьи, а как роман. На книге ведь написано «роман». Они понимают, конеч¬но, что там есть некие правдивые истории, ведь жизнь моего деда и моей матери невозможно приду¬мать.
- Бы ощущаете себя писателем или актрисой?
- Я артистка. Я пою, танцую, выступаю на сцене... Я с четырех лет на сцене. Но уже двадцать лет пишу, так что я писатель. А вообще я не тер¬плю ярлыков. Просто все время работаю. Выходила
замуж, рожала детей, разводилась, теряла близких — и все время работала. Я считаю, что обяза¬на обо всем рассказать.
— Кто сейчас ваши постоянные собеседники?
— После смерти мужа, Леона Шварценберга, я полтора года жила взаперти, почти не говорила ни с кем. Только когда приезжали сыновья. Но они ведь дня на три-четыре приезжают. А в остальное время говорю со своими собаками... Я сделала огромное усилие, чтобы сюда приехать. Грустная нота...
— Прочтите мою последнюю книгу, и вы задума¬етесь: как человек может просто жить, ходить, разговаривать после того, что с ним было? Я жест¬кий человек. И роман вышел жесткий, горький. Двадцать лет назад Симона Синьоре мне сунула ручку в руку и сказала: пиши. Про Россию, про Высоцкого. Тебе будет легче жить. Я перечитала недавно «Владимира». Писать я стала лучше. Тогда писала, можно сказать, девочка, а сейчас пишет старая баба. А умение выплеснуть энергетический заряд у меня осталось. Каждая моя книга — это как хороший удар кулаком.
(Время новостей, 25 июля 2005 года).
* * *
Русский перевод романа «Мой вишневый сад» вышел в Москве в 2005 году.
При чтении невозможно отделаться от ощущения, что ты читаешь не роман, а некий служебный текст - что-то вроде киносценария. Каждая глава начинается как эпизод фильма – с указания места действия и указания на персонаж. Время действия - настоящее. Словно в ремарке, указано состояние или занятие героя. Пример: «Аня сжимает в объятиях пятилетнего чертенка - дочь Милицу». Или: «В столовой горят свечи. Аня и Милица складывают мозаику». Или: «Объявляется неожиданный гость: Лопахин». Или: «Счетовод, а точнее, господин старший счетовод Епиходов, сидит будто кол проглотил, фуражку он держит в руках, колени сжаты, ждет ответа на предложение руки и сердца».
Здесь нет пространных («романных») описаний природы или внутреннего состояния героя. Киносценарная скороговорка охватывает описание исторических событий (мировая война, русская революция) и исторических персонажей. Они иногда появляются, чтобы указать на время действия, они являются фоном для укрупнения героев. К примеру, Аня Раневская, по молодости лет втянутая в революционную работу, встречается в Париже в Лениным и Троцким. В купе поезда она оказывается рядом со Львом Николаевичем Толстым. Дочь Симеонова-Пищика Даша становится большевичкой и по поручению Ленина и Крупской работает над созданием редакции газеты «Правда» в Петербурге. Петя Трофимов оказывается организатором теракта против министра Плеве. 9 января, в день «Кровавого воскресенья», он получает смертельное ранение в живот и ощущает ситуационное родство с Пушкиным, который тоже пострадал от самодержавия…. Тщетно было бы искать историческую достоверность в этих эпизодах. Это условные «романные» приемы обозначения времени и места действия: предреволюционная Россия. Проставляются даже точные даты. К примеру, вишневый сад будет продан в 1894 году. Это «местный колорит», предназначенный для французского читателя и выглядящий в восприятии русского читателя по большей части нелепо.
Можно спорить о правомерности самого главного изобразительного приема писательницы - наделения своих персонажей именами чеховских героев. Стояла ли тут цель - углубить характеристики героев чеховской пьесы? К примеру, Любовь Раневская после продажи вишневого сада едет в Париж, избавляется от надоевшего кровопийцы-любовника, становится там что-то вроде дизайнера дамских шляпок, получает ренту от Лопахина и живет припеваючи. Потом она приезжает в Россию навестить дочь, при раздаче подарков ее хватает удар и она умирает. Ее хоронят на семейном кладбище. Лопахин велит выкопать старую вишню из усадьбы Раневской и посадить возле свежей могилы. Сентиментально? Да. Кинематографично? Да. И все.
Другое дело, что аура чеховских имен и знаменитой пьесы создают пиар для персонажей романа Марины Влади. Вне этой ауры они могли просто затеряться в сотне подобных семейных хроник, написанных бойким пером для быстрого дамского чтения, для горячей слезы умиления. Сама того не ведая, Влади поступает точно так же, как лакей Яша по отношению к бывшей своей госпоже. Он крадет ее деньги, открывает кафе на Монмартре и представляется гостям как племянник Гаева: «Яша де Раневский»!
Как можно определить тип взаимодействия текста Марины Влади «Мой вишневый сад» с «Вишневым садом» Антона Чехова? Самое подходящее определение – литературное паразитирование. Оправданием служит лишь то обстоятельство, что Влади много раз играла Раневскую в спектаклях, вжилась в ее образ, домыслила ее биографию ( особенно парижскую), сама прочувствовала в себе какие-то обертоны ее души, нашла какие-то переклички истории своей семьи («У моей бабушки был под Курском большой вишневый сад»), - это вылилось в так называемую романную форму.
Конечно, небезынтересно узнать, что Гаев почему-то станет либеральным профсоюзным деятелем, что Лопахин станет солидным представителем партии кадетов, а Симеонов-Пищик обретет счастье с Шарлоттой, которая год за годом будет чревовещать и показывать ему карточные фокусы. Интересно и то, что старая большевичка Даша, дочь Пищика, окажется в сталинских лагерях. Интерес же самой Влади в том, что она выстраивает благодаря Чехову свою творческую генеалогию. Внучка Любови Андреевны, она же дочка Ани и Пети Трофимова, названная именем Милица, весьма одаренная девушка, выходит замуж за столь же одаренного русского эмигранта, чтобы породить такое чудо, как Марина Владимировна (Влади). О ней сама мамаша сообщает что «неукротимая младшая дочь» преуспевает в кинематографе и драматическом театре. Вот как описывается ее состояние перед выходом на сцену: «Актриса б о и т с я - ведь вечером она играет!» Далее: «Актриса л и к у е т - ведь вечером она будет играть». Далее: «Актрису п р о б и р а е т д р о ж ь, она бросается на сцену - играть».
Вы догадались, какую роль ей предстоит сыграть на сцене:
«Набрав в легкие побольше воздуху, как перед прыжком в воду, она идет к сцене и... беспечно сме¬ясь, входит в детскую. Она — Любовь Андреевна, вернувшаяся домой после долгого отсутствия. Счастливая, она вновь видит Вишневый сад — весь-весь белый, опять он молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули его.
Вокруг нее — все персонажи пьесы: Леонид Андреевич, Пищик и Дашенька, Аня, Варя, Трофимов, Фирс, Дуняша, Епиходов, Лопахин в желтых ботинках, лакей Яша, шалунья Шарлотта, началь¬ник вокзала, почтовый чиновник, прохожий, кото¬рый так их напугал, и — вишневые деревья, дрожа¬щие от дующего из кулис ветра. И русская земля, куда переносится публика, — далеко, еще дальше, вместе со всеми этими людьми, в голосах которых так ясно слышатся трагические ноты будущего...
Актрисе больше не страшно — она с ы г р а л а!
В первом ряду прямо перед ней сидит Милица, для которой она сегодня старалась изо всех сил.
Для Милицы этот спектакль — воплощение всех ее трудов и стремлений. Она смотрит на улыбаю¬щуюся дочь и шепчет одну из последних реплик пьесы:
«О, мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..»