И скоро, очень скоро мы остались со Славой вдвоём. Я в глубине души надеялась, что это ненадолго, что Саша и Лиза остынут и вернутся. Слава как будто бы разделял со мной эту надежду, но по его настроению я понимала, что между ним и Александром глубокий ров взаимных обид и непонимания.
Проходили дни, недели. Осиротевшие, мы всё же старались держаться друг друга, а если и расставались, уезжая в командировки или уходя в короткий отпуск, перезванивались, спрашивали, как идут дела и не нужна ли какая-нибудь помощь.
Однажды в городе я увидела Славика с юной большеглазой девушкой. Она так преданно заглядывала ему в глаза, что мне стало очевидно, – наш Славка любим и, может быть, даже счастлив.
Вечером я шутливо спросила его:
– Ну и что ты прячешь от меня свою красавицу? Хорошая девочка. Она мне очень понравилась. Правда. И похоже, она тебя любит. Вот тебе и невеста.
Его ответ меня озадачил:
– Машка, скажи, как ты ко мне относишься?
– Друг мой, что за вопрос? Конечно, хорошо.
– Да я не об этом. Я к тебе тоже замечательно отношусь. Ты мне скажи –, ты могла бы влюбиться в меня, как в мужчину?
Я растерялась. Пробормотав что-то вроде: «А у тебя, что, есть сомнения по поводу твоей половой принадлежности?», – я поняла, что сострила не очень удачно, потому что Слава как-то сник, погрустнел и стал быстро собираться домой.
Я подошла к нему, заглянула в глаза и искренне сказала:
– Славка, ты самый замечательный мужчина, которого я когда-либо знала. Но любовь, – это такое ненадёжное дело. И, если б я хотела знать тебя не всю жизнь, я непременно и уже давно влюбилась бы, как кошка. Честное слово. Просто то, что между нами всеми было, я ценю гораздо больше, чем любовные отношения между мужчиной и женщиной. И потом, настоящая дружба, – она ведь тоже замешана на любви. Разве можно говорить о том, что между нами не было искры Божьей? Я люблю тебя, я так люблю тебя, и Сашку, и Лизу, что, поверь, любить сильнее уже невозможно. Мне кажется желать между нами ещё чего-то большего, – это уже запредельность, это уже кровосмешение.
Ты мне как брат. Ты мне гораздо ближе. Ты близок так ко мне, что я уже не вижу, где я, где ты. Ты мне такой родной. Мы словно близнецы и родами одними на свет произвелись. Вот – я. Вот – ты. А вот – мы вместе. Но там, где ты, – там я. И хоть я не невеста твоя, и ты мне не жених, – мы ближе, чем семья. Всегда мы будем вместе. И даже если ты отдашь другой невесте свою любовь, а я другому парню смогу стать верною женой, мы всё равно не будем парией, мой друг. Твоя подруга я. Ты – друг. И пусть не только мой. Нет ревности во мне. И нет желания владеть тобою лично. Поверь, и это всё не признак безразличья. Любовь Вселенская даёт – не отнимает. Даю тебе любовь, но не беру свободу. Где это ты найдёшь?
Кажется Слава согласился со мной. Он никогда и ничего не говорил мне о том, есть ли у него подружка, но несколько раз один и тот же молодой женский голос спрашивал его по имени, а не по имени-отчеству. Я передавала Вячеславу трубку, но из его ответов было непонятно, близка ли ему обращающаяся к нему женщина и насколько близка.
Однажды Слава уезжал ненадолго по делам в соседний городок, расположенный от нашего города в двух часах езды на машине. Там у меня жила родная тётя, и я напросилась в попутчицы. Он высадил меня у дома любимой мною тётушки и пообещал забрать оттуда же через пару часов.
С ахами и вздохами, с горячим обменом семейными новостями после довольно длительной разлуки время пролетело незаметно. Раздавшийся звонок застал меня врасплох, и я побежала к двери:
– Славочка, это уже ты? А мы заболтались, заходи, я сейчас соберусь.
– Ну уж нет. Пойдут смотрины, чаи, разговоры, а нам с тобой нужно засветло успеть доехать.
Насчёт смотрин он был прав. Дверь не успела плотно закрыться, как моя тётя Лида заинтересованно спросила:
– А кто этот мужчина? Интересный. Волосы так красиво лежат. Моя мама, а твоя бабушка, говорила, – мужчину нужно выбирать с красивыми густыми волосами. К старости мужичок сморщится, но если на голове шапка волос, он всё равно будет смотреться импозантно.
– Ну во-первых, много ли понимала наша бабушка. В те доисторические времена, может, и судили о мужчинах по причёске, а современные девушки, – я поправилась, – дамы, больше ориентируются на то, что у супермена под прической. А во-вторых, дорогая моя, он мой друг, и мы друг друга в том качестве, которое ты имеешь в виду, не рассматриваем.
Тётя пробурчала что-то вроде «напрасно», но я наскоро простилась и вышла из подъезда к поджидавшему меня Вячеславу.
Вопреки ожиданию, машину он не гнал. Мы медленно ехали, в салоне тихо звучала популярная красивая мелодия, которая наполнила душу тоской и сожалением, что в жизни личной всё складывалось не то чтобы неудачно, а всё ж –
не так, как в юности мечталось. Что я одна с детьми осталась. Что не хранит меня и их мужчина. Что я грущу как будто без причины. Но есть она, причина, есть! Как хочется поверить мне в мужчину! Что сбережёт свою, жены он честь. Что в жизнь мою придёт он не врагом. Не станет дом он делать полем боя. Поймёт, что тот любви и счастия достоин, кто добр и добротой своей красив. Кто, несмотря на силу, не спесив. И я, как все, желаю очень, очень, чтобы от ночи и до ночи, Господней и земной, меня и всех других девчонок мужчина защищал. Но чтобы был он в чине, – мужьем чине. Ведь он герой, коль он муж-чина. А девочка? Она его жена, то – жен-щина. И как собака, она ему быть верною должна. Но коль он в мужьем чине. Иначе будет «драка». Захочется ли слушаться мужчину, который просто так, – с причиной, – без причины, того, кто предан вам, избил! Рукою сильною, а может быть, и словом. А ей всегда хотелось, чтобы любил её он без причины. Чтоб просто так любил. Чтоб был он с ней заботливым и нежным. Да разве ж и она не оправдает все его надежды, хоть и немыслима надежд тех глубина.
– Ты чего задумалась-то, Маша. Даже непривычно. Обычно тебя только зацепи, потом не остановишь. Мне аж жутко становится от твоего молчания, живая ли ты, – ехидно-участливо спросил Славик, намекая на мою известную всем разговорчивость, чтобы не сказать болтливость.
Мы проехали мимо какой-то обычной деревенской бабёнки в фуфайке, основательно укутанной в грубый платок, которая с усилием везла на тележке мешок с комбикормом. Глядя на неё, я неожиданно для себя ответила:
– Знаешь, Славка, даже такое простое действие может быть наполнено великим смыслом и радостью, если в нём присутствует любовь.
– Это ты к чему?
– Сама не знаю. Но в последнее время я всё чаще прихожу к выводу, что с тех пор, как в моей жизни появились вы с Сашей, я даже влюбиться ни в кого не могу. Всё равно никто не может превзойти вас в моём сердце. Слушай, а может просто лучше вас и нет никого?
– Ты что, сомневаешься в этом? Да как ты смеешь!
Слава шутливо потянулся рукой к моему уху, чтобы потрепать его, но на миг потерял управление, и мы съехали в кювет.
– Здрасьте вам! Суперме-ен, Шумахер, – голосом Михалкова из фильма «Вокзал для двоих» съехидничала я. – Ты чего наделал-то, герой?
– Марья, ты посмотри какой лес! Пошли, погуляем немного. Когда ещё выберемся?!
Я огляделась. И замерла, восхищённая. Лес стоял великолепный, весь в снегу. Мохнатые еловые лапы провисали под его тяжестью, длинные ветки лиственных деревьев были перевиты серебряными нитями сверкающего инея. Дух захватывало от этой сияющей красоты. Я повернулась к Славе:
– Спасибо тебе, Славка. Вот так вот крутишься, крутишься, а причины для восторга близки и так доступны.
– Глупая, ты ещё не поняла, что самые высокие радости ничего не стоят. – И, перехватив мой вопрошающий взгляд, добавил: «Я имею в виду, что счастье за деньги не купишь, а самые большие радости – любовь, здоровье, общение с природой доступны и без денег».
Мы вышли из машины. Уступив своему другу роль первопроходца, по колено проваливаясь в снег, я с достоинством, как цапля, высоко поднимая ноги, вышагивала след в след. Довольно быстро озябнув в своих лёгких сапожках, стала «просить милости» у автовладельца – запустить меня в эту самую собственность погреться. Славик начал куражиться:
– А что мне за это будет?
– Машину помогу выталкивать из кювета.
– Ну, из кювета-то мы с моей «Антилопой» и сами выберемся, а поцеловать слабо?
– Неужели тебя интересуют мои посиневшие губы? – намеренно некорректно в свой адрес отшутилась я и тут же забралась на заднее сиденье автомобиля. Вячеслав завёл мотор, включил печку и попросился сесть рядышком.
– Давай посидим, поболтаем. В последнее время мы что-то редко практикуем наши философские споры о смысле жизни.
– Смысл жизни в самой жизни. Живи и радуйся. Это – как дышать. Попробуй начни размышлять, как ты это делаешь, – задохнёшься, – парировала я.
– Машка, я тобой восхищаюсь. Твои лозунги – «я люблю тебя, жизнь», и умение радоваться в любой ситуации приводят меня в восторг. Дождь идёт – хорошо, что не вьюга, а вьюга, – так будешь веселиться, что снег, который бьёт в лицо, всё ж не песчаная буря. «У природы нет плохой погоды», – по выражению любимого тобой Рязанова, но неужто в жизни тебя ничего не огорчает? Ты хоть бы поделилась когда, пожаловалась. Может помощь какая-нибудь нужна?
Я с благодарностью взглянула на Славу:
– Знаешь, от какой помощи я, действительно, не откажусь?
– Пока нет, – внимательно посмотрел на меня Вячеслав.
– Не жалей меня, Славка. Я ведь сильной не родилась. Сильной меня жизнь сделала. Не за кем было быть слабой. Не выводи меня из этого образа. Тяжело потом будет, – тихо проговорила я.
– И почему ты решила, что тяжело будет? А если я этот образ вечно буду охранять? Ты сама не знаешь, какая ты. Неужели ты не замечаешь, сколько мужиков на тебя заглядываются? Да только ты отпугиваешь их статью своей богатырской. Но меня ты не отпугнёшь, я-то знаю, какая ты на самом деле.
Он взялся обеими руками за воротник моей шубы и притянул к себе. Это было так неожиданно, что, увидев перед своим лицом славкины глаза, полные любви, я закрыла свои от ослепившего меня света. Его поцелуй был таким страстным и одновременно нежным, что я не смогла не ответить и оттолкнула его только тогда, когда стала задыхаться в его объятиях.
Смущённые, мы долго не могли взглянуть друг на друга. А когда наконец подняли глаза, чувство снова бросило нас друг к другу. Никогда в жизни до этого я так самозабвенно не целовалась и, по признанию Славы, – он тоже. Мы словно пили живительную прану из уст друг друга.
О милый друг, о брат мой и отец! В твоём лице, в лице любви прекрасном, в тот миг слились в моём воображеньи весь мир, все радости его. В руках твоих, – в кольце их окруженьи счастливою была такой, что никогда, – я думала тогда, – не будет мне так счастливо и тихо. Так на душе светло. И мне казалось, сквозь эти руки не пробьётся лихо ко мне. Но всё иначе оказалось. Мечтаем мы порой, не сознавая, что чей-то замысел, а, может быть, судьба, готовит нам удар. И расставаться с тобой, мой милый друг, и нам пора. Не все получены ещё уроки. Точны они. Связь с ними – наш же шаг. И «не пеняй на зеркало». В судьбы ударах ты сам и виноват. Мы призываем сами свет и радость и кликаем и горе, и беду. Но не горюй, – нам жизнь с тобой досталась счастливая, мой друг, и не в аду. Мы болью зажигали свет для друга – своей души. Горит любви звезда. И пусть другая у тебя супруга. И я с другим, – я верю, – навсегда. Но наши чувства осветили души тех, кто с нами был иль рядышком прошёл. И никогда и никого не слушай, что без любви жить очень хорошо. Так хорошо. И так спокойно, тихо.– То смерти тишина. В ней жизни нет. В душе неси любовь – через любое лихо. И рано или поздно и твой придёт рассвет.
Чувства захватили меня целиком. Я совершенно доверяла Вячеславу, – ведь основанием любви была наша дружба. Наверно только резкая перемена в статусе наших отношений не позволяла переступить нам последнюю грань. По крайней мере, я так думала. Моя сдержанность была понятна. Но, возможно, причина поведения Славы крылась в другом. Мы много времени проводили вместе. Но иногда, правда нечасто, Слава куда-то уходил, уклоняясь от ответа на вопрос – куда именно. Эти отлучки почему-то неприятно задевали меня, хотя собственницей я никогда не была и признавала за ним право на отдельные от моего существования интересы и жизнь.
– Слава, сегодня приехал любимый мной и тобой ансамбль, – однажды сказала я и назвала знакомые имена. – Пойдем сходим.
– Сегодня не могу.
– Ну и ладно, пойду одна, – обиделась я. – А может, и не одна. Тут кое-кто давно уже в компаньоны стремится, – намекнула на наличие соперника я.
Мой друг сначала насупился, потом неожиданно заявил:
– Я знаю, после меня будет он.
Тут я уже обиделась не на шутку.
– Что ты из меня Мессалину-то делаешь? Можно подумать, у меня только флирт на уме.
Я стала нервно хватать вещи, собираясь домой.
– Машенька, не обижайся. Я не хотел тебя уколоть. Просто у меня, – он поправился, – у нас проблемы. И мне нужно серьёзно с тобой поговорить. Я не мог до сих пор решиться. Но теперь уже нет смысла оттягивать. Всё равно узнаешь.
Вячеслав выглядел измученным. Я испугалась.
– А может, не надо? Мне почему-то стало страшно, – остановила я его.
Причина моего страха мне была понятна. После своего неудачного замужества я не строила с мужчинами слишком серьезных отношений, удерживая их «на расстоянии вытянутых грабель». Но в отношениях со Славкой я всё же «потеряла бдительность». Славка был таким родным и близким, что было непонятно, где кончается моя душа и начинается его.
Он действительно был мне всем – отцом, другом, братом, возлюбленным моим. И я уже не представляла своей жизни без него. Меня даже пугали перемены в наших отношениях, потому что, оставаясь только друзьями, даже в случае ссоры мы нашли бы возможность для примирения.
Влюблённость делала нас гордыми и строптивыми. Почти все влюблённые совершают одну и ту же ошибку – стараются сохранить достоинство в любви, а в любви нужно хранить любовь. Я не имею в виду, что по поводу и без оного нужно «падать ниц» перед избранником или обожаемой подругой. Но в отношениях с любимыми всегда нужно хранить терпение и помнить об этом третьем и нелишнем, или нелишней, как сказать, что вновь цветущей веткой вишни ложится в сердце как печать. Он – это Эрос, это чувство, души порывов волшебство. О, как нам надобно искусство любить и принимать любовь! Равно по смыслу их значенье – двух этих чувств – они равны. И отреченья от этих чувств нам не нужны. Вот знанье на восходе жизни, а мы утратили его. Но дань любви, как дань Отчизне, отдать нам снова суждено. И нашей Родиною станет земля, где ты родился, рос, и раем вновь в душе восстанет любовь – венец прекрасных грез. Мечтай о ней, а не о знаньях. Вершины в жизни нет иной, чем сотворенье в созиданье. Вот так, любимый мой герой!
Видимо Слава увидел в моих глазах и этот страх, и готовность проявить, в случае необходимости, гордыню, и он сказал только:
– Машка, я думаю, что у нас ничего не получится.
– Почему ты так решил?
– Да ты посмотри, около тебя мужиков вечно вьётся тьма. Что мне, всю жизнь от них отбиваться?
– Зачем ты меня обижаешь? Ты же знаешь, я не даю им повода. Просто это наша с тобой любовь привлекает людей на огонёк. А ты разве сам не замечаешь, что женский пол по отношению к тебе стал проявлять активность. Оленька постоянно названивает, – я махнула рукой, увидев его предостерегающий взгляд. - Её чувства мне понятны. Сердцу не прикажешь. Хочется, видно, услышать ей твой голос, но очень уж как-то по-хозяйски в последнее время она тебя спрашивает. Право имеет, что ли?
Мне показалось, что после этих слов Слава смутился:
– Не выдумывай. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
Я действительно это чувствовала всем своим существом. Его звонок перед сном был последним, а с утра я не успевала проснуться, как телефон требовательно и настойчиво призывал меня к себе.
Привет, любимая! Моя лентяйка, сонька. И надо было в детстве называть тебя Софией. Вечно ты спросонья. И вечно «глаз не можешь ты продрать». А я томлюсь от зависти. Ты дрыхнешь, а за штурвалом жизни я стою. И где же ты таких клиентов ищешь? Ты спишь, но – при деньгах. А я не сплю. Пашу, как хлебопашец, но – без денег. Томит меня безденежье. – Тоска. Найду себе богатую невесту. Вот «попоёшь» ты у меня тогда!
Я только посмеивалась. И, нежась в постели и деланно позевывая, подогревала его «классовую ненависть к лентяям».
На самом деле всё было проще. Славку «изнуряли» его расходы, – какие-то огромные вечные счета за межгород, которые оставляли ему верные друзья, забегая на минутку в офис и беззастенчиво пользуясь деликатностью друга, драконовская плата за квартиру, которую ему приходилось снимать, а также его неистребимая любовь давать взаймы. Долг ему обычно «прощали». Мои стенания по этому поводу результатов не давали, потому что я тоже отличалась этой слабостью и, кроме того, у моего любимого был железный аргумент:
– Выходи за меня замуж, тогда и будешь семейными финансами распоряжаться.
– Очень опрометчивое желание с твоей стороны. Перед его исполнением запасись местом на паперти, а то я свои-то деньги экономлю, а твои буду проматывать как нерадивый племянник дядюшкино наследство.
Слава заливался смехом:
– Я полагаю, ты тянешь с замужеством, зная, что никакое наследство тебе не светит. Но ты вообще-то замуж за меня собираешься?
– Куда я денусь? И не надейся. Ваня, я ваша навеки! – дурашливо шептала я ему на ухо.
– И когда же наступит этот исторический день?!
– Ну ладно тебе, пусть дети подрастут немного, а то с нашей «рачительностью» мы их не прокормим.
– Аргумент веский. Но не забывай, я ещё сам мечтаю размножиться и очень хочется, чтобы ты поучаствовала в этом процессе.
– В моем возрасте люди уже начинают учиться с Богом разговаривать, а ты из меня кормящую мать делать собираешься. У меня дочь уже почти выросла. Имей в виду, мамой и бабушкой я могу стать одновременно. А если я не смогу осилить детородный процесс?
– Я буду молиться, Машка, и у нас всё будет хорошо, – неожиданно серьёзно сказал он.
Но видно он не молился, а я была так беззаботна!
Да и можно ли повернуть реку вспять, если русло проложено, если властным движением руки плотины разрушены и вода стремительным потоком хлынула в подготовленные для неё берега! Ты можешь только стоять на берегу и с сожалением за свою судьбу или с радостью за ближнего, если на это хватит сил, взирать, как мощные воды и крутят, и вертят попавшие в них щепки. И сам себя ты чувствуешь этой щепкою!
Без потрясений, без потерь не обрести в душе свеченья лишь потому, что отреченьем от света грешны мы теперь. Ты в мир идёшь сосудом полным, его расплёскиваешь сам. Мир представал таким огромным и многим место чудесам в нём было, было изначально. И ты не зря стоишь печальным. И сам себе ты – «аз воздам».