Глава 1. Путешествие во времени

Елена Гончарова
   

Ночь. Стрелки часов указали мне на то, что наступил новый день. Вчерашний день был трудным для меня.
Похоже, это не особенно меня удивило. Слишком уж удачно все стало складываться. И новое, внезапно проснувшееся во мне поэтическое творчество, и давно привычная работа, и даже мои изрядно затянувшиеся, без столь долгожданной для каждой женщины определенности, «личные отношения».
Как-то все это не вязалось с привычным представлением о долгое время дремавших и вдруг проснувшихся в тебе дарованиях, которые меняют всю жизнь. Представлялось, чтобы обрести что-то значительное, непременно нужно «отряхнуть прах с ног», «сжечь все мосты» и т.д.
И, наконец, желанные или ожидаемые для меня потрясения наступили. Прежняя, привычная жизнь потеснилась и уступила дорогу новым веснам и надеждам.
Итак, сегодня я сижу без денег, зато с долгами, без работы, зато с уймой свободного времени и без жениха, который решил отдохнуть от «моих вечных вывертов». Зато с чем, или с кем? Ах, да, с надеждами и мечтами. «Оптимистические» сравнения на этом у меня закончились, но зато появился замечательный вывод. В таком состоянии и можно поговорить со своей душой.
И если в уединении приходит осознание того, что вы не одиноки, значит в реальной жизни обязательно есть люди, которые разделяют с вами ваши мысли, образ жизни, которых волнует то же, что и вас. И вы можете нарушить ваше одиночество и увидеть их, своих друзей.

В жизни мне везло и везет на встречи с удивительными людьми. Некоторые из них даже становятся моими близкими друзьями. Как и водится между друзьями, иногда мы встречаемся для общения, чтобы поделиться друг с другом мыслями, или просто поговорить, а порой и поведать что-то сокровенное. В моей жизни есть человек, встречи с которым, точнее, с которой, –это женщина, всегда бывают интересными. Иногда общение дарит нам такие разговоры и такие праздники для души, что время не перестает существовать, но мы не чувствуем его бремени. Оно словно качает нас в волнах своих ладоней, как будто говоря: «Я вечно... Я бесконечно. Не существует времени для пребывающих в светлой энергии Любви и Творчества…»
Такие встречи питали наши души. Мы острее, чем когда-либо ощущала бесценность подаренной нам Творцом жизни, испытывая восторг от того, что в ней возможно такое общение.

Я шла к своей подруге. Как мне показалось, некстати, потому что встретила ее у подъезда.
 – Ничего, ничего, – успокоила меня Вера. Вот тебе ключи. Открой и входи. Посиди в одиночестве. Свечу я зажгла. Музыку включишь. Я скоро вернусь. Не скучай!
Я осталась одна. Зашла в прекрасную и необычную своим интерьером квартиру художника.
 Прошла в гостиную. Села на мягкий диван. Огляделась.
И увидела перед собой Лик Иисуса Христа. Он не был похож на икону. Это был именно портрет в простой деревянной рамке. Голубые глаза, светлые волосы, проницательный, добрый взгляд. Огонек свечи, которая стояла рядом, колебался, и глаза казались живыми, словно вопрошали меня о чём-то. Я долго вглядывалась в Лик Учителя. Потом закрыла глаза, сохраняя в памяти его лицо.
Мыслей не было никаких. Возникли чувства, – любовь, неожиданная боль утраты, – память сердца. Словно ниоткуда, появился вопрос: «Что бы ты хотела увидеть?» Я почему-то знала, что могу попросить о чем угодно и увижу событие из своего будущего, далекого прошлого, или даже прошлых жизней. Но так же мысленно я почему-то произнесла: «Я хочу быть с Учителем в Его последний день». Я подумала о Страстной Пятнице.
Господи! Снова и снова возвращаюсь мыслями в тот страшный День Твоей Голгофы и Вечного Твоего Бессмертия!
Возникло чувство, что кто-то сдергивает с сознания один покров за другим. И вот последняя завеса отдернута.
Полдень. Солнце в зените. Выложенная камнем дорога. На краю дороги у высоких стен, за которыми дворец Ирода, сидит небольшая группа женщин. Они ждут давно. Их взгляды печальны. На тёмных платках и одеждах пыль. Видно, что они пришли издалека. Плечи устало опущены. Женщин семь. Одну из них называют Марфой.
Ожидание становится невыносимым. Марфа поднимается и решительно подходит к невысокой двери, едва заметной в огромных, в три-четыре человеческих роста, воротах. Ручкой в двери служит кольцо, вдетое в ноздри льва, отлитого из бронзы. Бронзовое кольцо и морда льва вытерты от прикосновений и ярким блеском выделяются на позеленевшем от старости металле. Марфа берётся за кольцо и несколько раз стучит им в дверь.
Дверь открывается почти сразу, как будто этого стука ждали. За ней стоит начальник дворцовой стражи – крепкий мужчина средних лет в короткой тунике офицера, кожаных латах. У него круглое лицо, по подбородку подковой пролегает рыжеватая бородка. Он грубовато спрашивает: «Чего хочешь?» Женщина волнуется и отвечает не сразу. Из-за спины начальника стражи появляется высокий сутуловатый мужчина в светлой тоге, конец которой переброшен через плечо. Он выглядит старше. На вид ему около пятидесяти лет. Несмотря на небольшую сутуловатость, он строен, подтянут. Коротко стриженые седые волосы не закрывают высокого лба с глубокими морщинами. Лицо моложаво, гладко выбрито. На щеках жёсткие волевые складки, свидетельствующие о том, что этот человек привык принимать решения и вершить судьбы.
 – Отпустите его. На нём нет вины, – волнуясь, произносит Марфа. Он ни в чём не виноват, – опять торопливо говорит она.
Всем понятно, за кого она просит.
В глазах Пилата, – а это он, – сострадание. Сделав жест рукой, как будто собираясь ласково тронуть женщину за плечо, но не делая этого, прокуратор произносит:
 – Идите с миром. Его отпустят.
Растерянно улыбаясь, прервав в самом начале свою просьбу, которую Марфа настроилась произносить долго и умоляюще, женщина поворачивается к группе своих подруг.
Они тоже привстали в радостном волнении. И вдруг сердце Марфы кольнуло предчувствие беды. А может быть, это колючий взгляд наголо обритого, в чёрных длинных одеждах, человека испугал её? Он быстро прошёл за спиной прокуратора тёмной тенью. Рядом с ним, казалось, витал ужас, который исходил от его мрачного взгляда и всей фигуры. Зловещая тень исчезла.
Пилат, прощаясь, слегка наклонил голову и удалился. Начальник дворцовой стражи закрыл тяжелую дверь перед женщиной. Непонятно откуда, но Марфа знала, что человек в чёрных длинных одеждах – жрец. А истинный организатор судебного процесса над Учителем – Ханан, или Анна, тесть Каиафы.
Это видение сменилось другой картиной.
Людское море перед стенами крепости. От стен отделяются тёмные тени и сливаются с толпой.
Я вижу, как они перемещаются, подходят то к одному, то к другому человеку. Гибкий след их перемещений тут же смыкается за спинами и оплетает невидимой паутиной толпу.
 – Кричите Варавву, кричите освободить Варавву, - шепчут они в ухо то одному, то другому, и когда на площадке, примыкающей к крепостной стене, появляется Пилат и задает вопрос, – «кого освободить в честь праздника», – они начинают кричать первыми, раскачивая фанатизм толпы:
 – Ва-рав-ву, Ва-рав-ву!»
Легко возбудимая толпа податливо взрывается вслед за ними:
 – Варавву, Варавву!
Редкие крики сторонников Христа тонут в общем гуле. Женщины не различают имени, которое превратилось в один длинный вопль, но до них долетает враждебность и ярость толпы, слившейся в едином порыве.
Прокуратор вздымает руки над толпой и демонстративно потирает их одна о другую, давая понять, что он «умывает» их.
 – Кровь его на нас и детях наших, – ревёт в ответ толпа.
Пилат отворачивается и уходит.
Полуденное солнце печёт нещадно. Никто не обращает внимания на то, что от жары и жажды спеклись губы, пыль хрустит на зубах. Женщины продолжают сидеть у ворот, не шевелясь и не разговаривая друг с другом.
Наконец высокие ворота открываются. Выходит отряд центурионов. Их немногим больше десяти. Они в коротких туниках, лёгких кожаных латах, сандалиях. В руках копья.
В кольце солдат тот, кого ждали женщины, – Иисус. При виде Христа единый стон рвётся из их уст. Учитель устал, измучен. На его голову возложен из колючих веток, свитых в несколько рядов, терновых венец. Под глазами пролегли глубокие тени. Волосы спутаны, висят прядями вдоль лица, небольшая косичка сзади почти расплелась и влажным от смертельного пота и крови жгутом висит, доставая концом до одежды. Иисус одет в светлый полотняный хитон, похожий на длинную, ниже середины икр, с широкими рукавами рубашку без воротника с неглубоким разрезом впереди. На одежде пятна крови, продолжающей изредка капать с волос. Он печален, но в глазах нет страха. В них боль, прощение и знание судьбы, неизбежности. Он идет медленно, устало. Видно, что каждый шаг делается с усилием.
К центурионам со стороны подходит человек с тёмным, обветренным лицом хлебопашца. На его плечах тяжёлый деревянный крест, конец которого достает до земли. Человек готов нести его и дальше, но крест отбирают и грубо кладут на правое плечо Иисуса. Он покорно придерживает его руками, но теперь ступает ещё медленнее. Один из охранников, с дерзкими голубыми глазами и рыжей растительностью на лице, вдруг с силой бьёт Иисуса ногой по левому колену. Тот падает. Над ним смыкается отряд воинов, и несколько секунд слышатся глухие удары. Когда Иисусу наконец дают подняться, на его лице кровь, под левым глазом припухлость, которая начинает приобретать синеватый оттенок. Нос, кажется, сломан.
Женщины тихонько воют. Их плач горек и безнадежен. На мгновение Марфа ловит взгляд карих печальных глаз Христа и в отчаянии кричит ему:
 – Господи, почему мы не можем умереть за тебя?
 – Потому что я должен умереть за вас, – тихо отвечает ей Иисус.
Больше до горы он не произносит ни слова, словно бережёт силы.
Вся процессия идёт дальше. По мере продвижения к Голгофе толпа увеличивается, и женщины оттесняются от Учителя. На полпути к месту казни Иисус, обессилев, падает на колени. Кто-то подаёт ему воды. Хорошо одетая женщина из толпы, в высоко завязанном на манер тюрбана белом платке и светлой одежде, не простолюдинка, оказывается рядом и протягивает ему белый плат. Он утирает измученное лицо, на мгновение прижимая плат руками, и возвращает его женщине.
Мужчин в толпе очень мало. Знакомых лиц, друзей не видно. Но враждебно настроенных тоже немного. Больше женщин, больше сочувственных взглядов.
Вот и Голгофа. Крест основанием кладут на землю, верхнюю его часть - на большой камень. На крест заставляют лечь Христа, с которого уже сняли хитон. Привязывают раскинутые руки. Затем соединяют ноги - одна на другую, и обе пробивают огромным гвоздем. Иисус стонет, пот выступает крупными каплями на челе, стекает по вискам. Когда прибивают гвоздями запястья рук, он бледен, но молчит.
Несколько воинов поднимают и устанавливают высокий крест.
Воздух раскалён. Солнце ещё излучает жар, но светит уже не так ярко, словно потускнело от сотворяемого под его лучами зла.
Женщины пытаются подойти к кресту. Марфе это удаётся. Подняв руку, жестом любви и скорби она трогает голые ступни Учителя. Рыдания рвутся из её горла, отчаяние и боль, сильнее которых никогда не знала душа, стесняют её сердце. Один из стражников, отгоняя Марфу от креста, бьёт её копьём в низ живота. Острая боль пронзает женщину. Марфа отходит и в беспамятстве падает на землю.