Я не смогу ничего подарить тебе. Но ты любишь осень. Я дарю её тебе. Спасибо за всё…
Как всегда наступила осень. Небо заплакало, деревья загрустили. Мир под редким солнцем наполнился печалью. Полная чаша печали.
Она смотрела на дорогу, идущую вдаль, она бежала к небу, уходила в него там, где исчезают птицы, где прячется солнце. Не первый раз она думала об этом. Была другая осень… Она могла теперь быть в земле, а не сидеть у письменного стола и стучать наманикюренными руками по клавиатуре.
Её звали Татьяной. Она была довольно молода и красива. Хотя и не той красотой, от которой разгораешься с первой секунды знакомства. Но нечто особенное светилось в её карих глазах, чего не отгадаешь, не узнаешь, но что чувствуешь, как погасающую свечу в тёмном подземелье.
Когда-то это нечто горело много ярче. Не время приглушило этот пламень, а то, что было с ней. То, о чём Татьяна всегда помнит.
Константин, высокий и брутальный, шёл навстречу ей по светлому университетскому коридору. Татьяна им всегда любовалась, с первой секунды, как увидела. Ничего не могла с собой поделать. Уже три года. Мир вращался для неё вокруг их любви. Ей казалось, что она знает его всегда, потому что иначе и быть не могло. Или её просто тогда не было. Или было это совсем в другой жизни.
Но, по системе Коперника, светило в системе лишь одно, а спутников у него много. Таким образом, свет от Константина заливал весь коридор, по которому он шёл, всех людей. И только потом уж Таню. Она же никогда не ревновала его.
У Константина было важное достоинство и важный недостаток: он всегда говорил правду. И даже когда не говорил, он не мог скрыть её. Чувства всегда переполняли его. Не было в нём ничего половинного. Не было полутонов и серого. Только чёрное и белое. Пока он так смотрел на неё, Таню не заботило, что другие тоже наслаждаются его светом. Пусть греются. Она не жадная.
Познакомились они случайно. Никто их не знакомил, люди не соединяли тайком их рук. Судьба задумала это чудо.
Как и всякая маленькая женщина, Таня всегда тайком гордилась своей миниатюрностью. Иногда, правда, она могла сыграть с девушкой злую шутку. Ответственную первокурсницу вынесло в коридор толпой студентов, торопившихся покинуть душную аудиторию. Начало сентября в тот год было необыкновенно жарким. Она же, как и всегда, была обременена стопкой учебников и обширными, далеко не развлекательными, планами на вечер. Таня шла и, глядя под ноги, думала о литературном процессе, как вдруг сильно в кого-то врезалась и, уронив учебники, села на пол. Потирая ушибленное колено, Таня гневно зыркнула на обидчика, который, извиняясь, поднял книги и протянул ей руку. Злость как рукой сняло, даже колено перестало болеть - так вмиг накрыло её какое-то большое волшебство. Так и познакомились.
Теперь они редко вспоминали об этом, но раньше её пресловутое падение и искренний гнев были причиной постоянных шуток Константина.
Никто из них не смог бы вспомнить, как так случилось, что для друзей они стали идеальной парой. Их все женили заочно, ещё до штампа в паспорте. А что? Красивая пара: он высокий брюнет, она миниатюрная блондинка. Он лучезарный, всем светит, а она мудрая: светит лишь ему. Что ещё нужно для удачного брака?
Всё, однако, сделано было мудро. В придачу к двум красным дипломам появилось и свидетельство о браке. Свадьбу гуляли шумно. Пол-университета, все родственники с обеих сторон, просто знакомые...
И стали они жить совсем, как в сказке.
Прошёл год. Таня стала образцовой женой, варила борщи, встречала мужа с работы. Работа была хорошая, денег хватало на всё. Кроме, конечно, того, чего они оба страстно желали. Да и разве купишь это за деньги?
Константин её очень любил и страстно хотел детей. Да и Таня хотела. Она часто мечтала, как родит «Костеньке» мальчика, точь в точь как он, а себе милую белокурую дочурку, чтоб было с кем секретничать.
Но вот беда: Таня не могла забеременеть. Они с мужем самозабвенно лечились, сверялись с календарём, он бросил курить, она старалась меньше нервничать, бросила работу – никакого результата. Так проходило время. В мечтах, неосуществимых желаниях, десятках лживых обещаний.
Больше всего на свете, конечно, после Константина, Таня любила книги, особенно, новые. Каждый раз, открывая новую книгу, она дрожала от удовольствия, аккуратно разбирая пальцами склеенные страницы, вдыхая божественный аромат. Для неё этот запах ни с чем не мог сравниться. Он даже лучше французских духов.
Таня – ребёнок нового, постсоветского типа. Но все, же помнит, как невозможно тяжело было достать новые книги. Их заказывали по подписке, перекупали через вторые руки, доставали по большому блату.
Несомненно, когда берёшь новую книгу в руки – это уже не просто страницы и обложка, а целое сокровище. Это ощущение сохранилось на всю жизнь. Таня и теперь, сидя в коридоре поликлиники, вдыхая аромат книги, купленной в магазине за углом, чувствовала себя счастливой, готовой выдержать ещё один «белый день».
Лучший на свете запах. Она не открывает её, смотрит в окно. Небо в октябре, даже в солнечные дни, кажется каким-то выцветшим, запоздало выгоревшим, как летнее покрывало, вывешенное на просушку.
- Степанова? Где Степанова?
Татьяна встрепенулась, над самым её ухом громогласно возмущалась какая-то пожилая особа, одетая во всё тот же ненавистный, сомнительной свежести, белый халат. Это и называлось у неё «белый день» - день белых халатов. Таня встала и пошла за ней.
Кабинет с большим окном в полстены на третьем этаже, за окном ветка золотистого клёна. Жаль было портить всё это своей затёртой историей, блёклыми и обесцвеченными интонациями, словами, ничего не выражающими. Таня выдохнула и снова начала рассказывать всё по порядку.
Это было как-то глупо и стыдно. Таня даже не смотрела на врача. Она была уверена, что это какой-то седой благообразный профессор, судя по рекомендациям знакомых. Она страшно удивилась, когда молодой голос спросил её:
- Вы любите своего мужа?
Таня подняла глаза. Никакой он был не седой и благообразный, а самый обыкновенный мужчина. Молодой ещё, даже, пожалуй, красивый. Волосы тёмные, глаза серые. Колючие.
- Что, простите?..
- Я спросил, любите ли вы своего мужа.
- Костю? - рассеянно спросила Таня.
- Ну, я не знаю…
Таня скривила губы. Она так хотела улыбнуться, но не получилось. Наверно, впервые в жизни.
- Вы только не думайте, что мне интересно, - развязно произнёс мужчина.
- Зачем тогда спрашивать? – рассеянно произнесла она.
- Иногда это как-то влияет. Наука ещё не подтвердила, но статистика доказывает, что от любимого мужчины ребёнка родить, чаще всего, не составляет труда. Но если вы своего Костю…
Таня побледнела. Как это гадко, когда совершенно незнакомый человек может вот так сказать, что в голову взбредёт. Сделать из её жизни какое-то глупое шоу.
- Да как вы…
Женщина задохнулась, залилась краской и опрометью вылетела из кабинета.
Он догнал её в коридоре, почти у гардероба.
- Извините меня… Я не хотел. Целый день одно и то же. Простите, что я так…
Таня вздохнула:
- Да ничего, сама виновата.
- Но вы, же так ничего мне и не рассказали. Знаете, приходите завтра на приём.
- Спасибо.
Таня вышла во двор поликлиники. Погода за каких-то полчаса переменилась. Небо роняло на город унылые неискренние слёзы. Но ей было легко думать, что совсем уже наступила осень.
Мужчина сидел у стола и аппетитно поглощал ужин. Таня всегда любила смотреть, как он ест. Константин ел так, что ей самой, что бы ни случилось, всегда хотелось сесть с ним бок обок и хоть выпить чаю, просто касаясь его руки. Она так и сделала.
Абажур тускло тлел в своём плетёном теле, освещал их лица неверным светом.
Таня слабо позвала:
- Костя…
- Что?
- А если у нас не будет детей…
- Как это?
- Ну, бывает же, что женщина не может родить. Тогда нет детей. Может, я такая женщина?.. Может, у нас не будет детей?
Таня почувствовала, как что-то горячее и липкое сжало ей горло. Слёзы хлынули.
- Ну, что ты? Будут, конечно, будут…
Она не хотела плакать, но не могла остановиться. Её Костя всегда знал, что сказать, когда она плакала по какому-то глупому поводу. Но теперь не сумел успокоить.
Коснувшись подушки своей горячей головой, Таня не почувствовала облегчения. Он был рядом, но его свет больше не согревал. Впервые она почувствовала, что совершенно одна. Таня осталась одна на краю большой чёрной ямы, которую люди зовут одиночеством.
Ночью почти не спала. Под утро тяжелый сон как-то вдруг закрыл веки холодной жёсткой ладонью. И ничего не снилось. Но на сердце лежал тяжёлый твёрдый, как камень, пласт льда.
Денис Андреевич Фомин, врач с десятилетним стажем и хорошими рекомендациями пациентов, с утра был хмур и чем-то недоволен. Он никогда ни на кого никогда не кричал, потому даже сегодня только злобно смотрел на медперсонал, готовивший кабинет к приёму, беспрестанно курил, выпуская из носа дым пополам с паром в раскрытую форточку, стоя у окна в кабинете. Над землёй серым облаком висел холодный осенний туман, трава и деревья были седы. Казалось, бледная таинственная женщина медленно прошла по улицам города и ненароком обронила свою тонкую, невесомую шаль. Первые осенние заморозки.
Не один раз Денису Андреевичу приходилось говорить пациенткам подобные вещи. Первое время он очень переживал. Разве просто сказать: у вас не будет детей? Ему даже казалось, что он не имеет права такое говорить. Как мама говорила: «Дети даются Богом». Как же можно сказать заранее, какие на этот счёт у Бога планы. Но постепенно врач в нём разбил христианина на голову. Нет – значит, нет. Это надо говорить, чтоб не делать людей несчастными от неоправданных надежд.
Сегодня ему предстояло в очередной раз сказать эти страшные слова. Но Денис Андреевич отчего-то робел, почти боялся реакции этой бледной женщины с карими обманчиво откровенными глазами. В них многое было видно, да ничего не ясно. Как она будет себя вести? Заплачет? Выбежит из кабинета, как во время их первого разговора? Казалось, с того сентябрьского дня прошла целая жизнь, а на самом деле – несколько недель.
Денис Андреевич был разведён. Давно. Больше пяти лет. Но услужливая память всякий раз подсовывала воспоминания, когда он грустил, негодовал или просто был расстроен чем-то. Только от этих воспоминаний сердце мерно замедляло свой ритм, а на душу беспрепятственно ложилась тяжёлая могильная плита. Жена была красавицей, первой красавицей медицинского института, а он был посредственным, молодым и жутко самонадеянным. Жизнь его ласкала, хоть Денис считал, что это была скорее лёгкая трёпка. Увы, на другие ласки, как оказалось со временем, жизнь и вовсе не способна. Брак был недолгим. Денис Андреевич не мог сказать о себе, что когда-то, как и сейчас, был беззаветно предан своему делу. Зато так говорили все другие. Те, кто считал его светилом, молодым гением, «у которого даже бесплодные рожают». Так, кажется, шутили у него за спиной. Сам того не сознавая, Денис Андреевич спас от распада десятки семей, сделав многих счастливыми родителями, но не смог спасти свою семью. Он понимал, что с женой что-то происходит, каждый вечер силился поговорить, но постоянная усталость брала своё. Однажды, вернувшись домой с охапкой роз, он встретил в квартире лишь мёртвую тишину. Она ушла и больше не вернулась.
И какая-то смутная тишина воцарилась во всём мире, словно все часы разом замедлили ход, все лампы стали светить не так ярко, голоса стали тише, ушли куда-то люди, давно знакомые, а теперь ненужные. И он сам знал, что давно пора бы проснуться. Как говорится, из-за одной ошибки жизнь не должна закончиться. Но ему до жизни дела не было, как, по-видимому, и ей до него.
- Денис Андреич…
Голос старой медсестры пробился к нему, как сквозь вату. Мужчина стряхнул задумчивость, торопливо захлопнул форточку и сел за стол. Пора начинать приём.
- Зинаида Семёновна, - произнёс он немного времени спустя, - скоро придёт женщина… мне ей надо сказать, а я не знаю как.
Зинаида Семёновна спустила на кончик носа свои старые очки и внимательно посмотрела на врача своими мудрыми глазами. Против неё он казался мальчишкой. Но Зинаида Семёновна его любила, как могла бы любить своих внуков, которых не было и не будет. Не бывает ведь внуков без детей. Боль её, как старая рана, не давала о себе забыть. Ныла, порой, когда другие при ней хвастали большими семьями, охали от хлопот и забот, когда она улыбалась маленьким детям. Но рана всё же была старая: о ней можно было говорить.
- Так не первый же раз, кажется, доктор…
- Я знаю, - продолжал он смущённо, - но этой женщине я не могу такое сказать.
- Такое? – улыбка – Но это ж не смертный приговор, жизнь на этом не заканчивается. Больно, конечно, это да, - она помолчала, - но боль проходит.
- Она и так кажется такой слабой, нежной…
- Да не нравится ли она Вам?
- Глупости какие, - Денис Андреевич встряхнул головой, - она замужем.
- Что ж она одна всё время приходит?
Мужчина не ответил, задумался о том, отчего она одна приходит. Но ему это казалось естественным. Как-то не соединялась в его сознании фигура этой хрупкой женщины с другой, мужской. Нет, она одна, хоть и замужем. Да что я несу?
Зинаида Семёновна взглянула на доктора и слегка качнула головой. Она была к нему по-матерински снисходительна, но Денис Андреевич этого, конечно, не знал.
Татьяна открыла глаза и в полумраке оглядела комнату. Всё носило синий оттенок, на занавесках плясали искорки рассвета. Она часто в последнее время просыпалась с рассветом. Должно быть, в привычку вошло.
Она почти каждый день ходила в поликлинику. Странно, но в последнее время это не стало ей слишком в тягость. Таня скорее бежала из своей пустой квартиры, напоминающей картинку из журнала. Там было пусто. Константин целыми днями пропадал на работе. Начальство было довольно им, несколько раз отправляло в командировки. Но он вскоре возвращался, всё тот же: сияющий. Озарял их квартиру, свою жену. Но не зажигал её глаз своим светом. Хотя они оба этого сперва не заметили. Её глаза отражали его свет, не пропуская внутрь.
Каждое утро Таня выходила из дома и шла в поликлинику. Даже если было дождливо, она старалась избегать общественного транспорта: от него портилось настроение. Константин всё порывался купить ей машину, но женщина не хотела. Ей не нравилась сама идея траты денег на такую ненужную вещь, из-за которой ещё и столько проблем. Вместо этого она купила себе удивительный маленький зонтик. Он выглядел, как кусочек голубого неба в чудесный летний день. Под ним Таня с удовольствием прогуливалась, вспоминая о лете. Она любила лето. Летом всё было счастливее и проще, а осенью вдруг стало сложно.
Сегодня она оставила зонт дома. Наступил ноябрь. Ночью ударил первый мороз. Над дремлющей землёй лежал волшебный туман. Таня поёжилась и сама себе улыбнулась. День обещал быть ясным и солнечным. В такой чудесный день плохих новостей ждать просто глупо.
Татьяна открыла глаза. Она сидела в коридоре поликлиники у кабинета Дениса Андреевича. Это её удивило.
«Как я тут оказалась?» - спросила женщина себя. Она ещё более удивлённо взглянула в окно, что было напротив. Клён на этот раз был уже наг. Как так случилось, что она и этого не заметила? Таня в задумчивости подошла к окну. Внизу гудел город. Всё жило своей жизнью. В светлом и ясном воздухе слышалось дыхание близкой теперь зимы.
- Девушка!
Таня обернулась. Напротив, на скамейке, где она только что сидела, теперь была женщина. Это она её окликнула. Таня машинально оглядела её. Женщина была одного с ней возраста, очень здоровая на вид. Как говорят, кровь с молоком. У неё был солидный круглый живот. «Должно быть, месяц шестой» - Таня почувствовала, что хочет уйти. Ей стало очень больно. Нестерпимо больно.
- Девушка, у вас красивая кофта.
Таня удивлённо уставилась на свой свитер.
- Вам очень идёт этот голубой цвет.
Таня просто кивнула. Она не в состоянии была спорить о том, что цвет не голубой, а фиалковый. Боль усиливалась от того, что она смотрела во все глаза на эту безмятежную, удивительно простую женщину. Так же ограниченно, как цветовой спектр, эта счастливица воспринимает всё, что её окружает. Это разрывало Таню на части. Она ведь никогда не сможет стать такой. В какой-то момент ей захотелось.
Таня была почти рада, когда медсестра назвала её фамилию. Она не могла больше ждать. И что бы ни пришлось услышать, ей казалось, она была готова к этому.
Денис Андреевич сидел у стола. Таня внимательно посмотрела на него. Он был бледен, как и всегда. Нет, наверно, более чем всегда. Он был серьёзен, но он всегда был серьёзен. Она не могла угадать, что он скажет.
- Здравствуйте, - начал доктор неожиданно бодро и почти не фальшиво, - как себя чувствуете? Как протекает реакция на новый препарат?
- Никак… то есть, я не чувствую никакого дискомфорта, - привычно исправилась она.
- Это хорошо, хорошо, что никакого дискомфорта, - повторил он, видимо волнуясь, - но у меня для Вас не слишком хорошие новости.
В кабинете воцарилась тишина. Таня подняла голову и взглянула на Дениса Андреевича. Он ещё больше побледнел и от того, что он молчал, ещё больше чувствовалось, как дрожит между ними невидимая стальная нить.
- Какие новости, - спросила женщина, чувствуя, как холодно и отстранённо звучит голос.
- Я проверил Вашу реакцию на последний препарат, провёл анализы… извините, но я не вижу никакой возможности, что у Вас будут дети.
- Так, значит, у меня не будет детей? – снова холодно уточнила Татьяна, с удивлением слушая свой голос.
- Нет.
Его ответ в тишине кабинета прозвучал резко, как удар. Не осталось в голосе ни следа прежней тактичности, которая давала надежду, что в следующую секунду он предложит какое-нибудь другое средство. Не существовало другого средства. Конец.
- Спасибо, - холодно сказала она, - я пойду.
Таня поднялась на свои непослушные ноги и медленно вышла из кабинета. Дверь тихо закрылась за ней. Денис Андреевич проводил её взглядом, потом сжал голову. В кабинете снова стало тихо. Зинаида Семёновна первая прервала молчание:
- Что с Вами?
Он поднял голову и дико посмотрел на неё. Потом резко встал и прежде, чем она успела что-то сказать, выбежал из кабинета.
Татьяна не поняла, как оказалась на улице. Только, поёжившись от холода, осознала, что уже во дворе поликлиники. Пальто осталось в гардеробе, но она чувствовала, что не сможет сейчас вернуться за ним. Странно, но плакать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Только, чтоб Константин оказался рядом, обнял и отвёз домой.
Таня дрожащими руками достала из сумочки телефон и позвонила. Трубку долго не снимали. Потом она услышала его приглушенный нервный шёпот:
- Я не могу сейчас говорить. Перезвоню.
Прежде чем Татьяна успела понять смысл его слов, он положил трубку.
Женщина сунула телефон обратно в сумочку и уставилась в асфальт. Она решила, что будет здесь, пока Константин не позвонит, пока он не заберёт её. Холодно, как зимой. Таня огляделась. Поблизости была старая скамейка. Она тихо опустилась на её обшарпанную спину и задумалась. Точнее, не задумалась, а провалилась куда-то. Вывел её из забытья настойчивый голос Дениса Андреевича. Какое-то время Тане казалось, что голос звучит просто в её памяти. Но это было не так. Не дождавшись ответа, врач дотронулся до её плеча. Таня вздрогнула и пустыми, ничего не выражающими глазами уставилась на него. Мужчина сел рядом. Таня снова уставилась в асфальт. Она даже не заметила, как Денис снял свою наброшенную на плечи куртку и осторожно надел на неё. Спустя какое-то время он спросил:
- Вы вызвали такси?
- Что?
- Кто-то приедет за Вами?
Таня молчала, но мысленно ответила на его вопрос: «Нет, никто не приедет».
Он, не дождавшись ответа, произнёс:
- Я сам отвезу Вас.
Таня посмотрела на него снова.
- Не надо.
- Где Ваша одежда?
Таня, молча, протянула ему номерок.
Он быстро взял его, должно быть, боясь, что она передумает, и через минуту вернулся с её пальто. Последнее воспоминание, что осталось в её пустой голове: Денис Андреевич помогает ей надеть пальто, они садятся в его машину.
А потом наступила темнота. Долгая, спасительная темнота.
Таня проснулась от того, что резко хлопнула входная дверь. Она открыла глаза, с трудом оторвала голову от подушки и тут-то всё вспомнила.
Сердце сжалось от боли и тоски: Костя пришёл, нужно как-то всё ему рассказать.
Он подошёл к двери в спальню и легонько толкнул её, вошёл, начал раздеваться.
«Неужели так поздно?»
- Я не сплю, - прошептала Таня.
- Привет.
Таня чувствовала, как он улыбается. Она не могла больше ждать: протянула руку и щёлкнула выключателем ночника. Константин щурился, удивлённо глядя на неё.
- Мне нужно кое-что сказать тебе…
- Ты меня пугаешь, - мужчина продолжал улыбаться.
- У нас не будет детей, - Таня снова удивилась, как холодно звучал её голос.
- Как? Кто тебе сказал эту глупость?
- Это сказал мой врач. Сегодня утром.
- Да это бред какой-то!
- Нет. Это правда.
- Но это не важно, слышишь?- Константин наклонился к ней, чтоб поцеловать. – Мы найдём другого врача, если этот недоумок не может понять, в чём проблема.
Таня отстранилась, ей стало неприятно и немного обидно за Дениса Андреевича:
- Он не недоумок. Он знает, в чём проблема: я бесплодна.
Константин снова наклонился к ней, быстро обнял и приклонил её голову к своей груди. Он был всё ещё холодным, наверно, из-за мороза. И от него странно пахло. Ванилью.
- Костя, - Таня отстранилась, - от тебя пахнет ванилью.
- Ну и что? Разве это такой неприятный запах? – он беззаботно улыбнулся.
Таня поняла: он не лжёт. Ей стало очень стыдно за свою глупую ревность.
- Извини, - пробормотала женщина, снова прижимаясь к нему.
В эту ночь Таня так и не смогла уснуть. Время шло, потом зазвонил его будильник, Костя встал и ушёл на работу. Она снова осталась одна.
- Ничего… ничего, - бормотал Денис Андреевич, нервно перемещаясь по кабинету, - я просто позвоню ей, просто спрошу, как она себя чувствует.
- А если…
Нет-нет, ожидать такого было неправильно, потому что если уж так говорить, то лучше вовсе не звонить ей. Лучше даже не пытаться.
Чтоб не сомневаться больше, Денис быстро набрал номер и напряжённо вслушивался в гудки. Раз, два, три… если через три гудка человек не поднял трубку, значит, он не хочет с вами разговаривать. Это было правило из школьного учебника этикета. Очень простое. Но он не положил трубку.
- Да…
Лучше всё же было последовать правилам этикета.
Голос на другом конце провода явно не принадлежал Татьяне, наверно, это была её мать, больная старушка.
Денис Андреевич представился и попросил к телефону его хозяйку.
- Это я, - ответил голос, не выказывая должного и ожидаемого удивления.
- Как Вы? – спросил он, не найдя окольных вопросов в пустой голове.
- Как? Нормально…
Она равнодушно замолчала без намерения продолжать разговор.
- Если что, звоните мне.
- Да-да, - пробормотала она.
- Я…
Ответом ему стали длинные гудки. Денис положил трубку и задумался. Что сказал бы он? Что с ней происходит? Мужчина знал, что происходит, только не хотел себе в этом признаваться, иначе пришлось бы взвалить на душу камень под названием: «Её боль – моя вина». Причём, рассуждая здраво, он не мог не понимать, что тут он совершенно бессилен. Как говорила мама, дети от Бога. И всё равно, от камня это ни разу не спасло. А на этот раз он вообще нарушил все правила. Ведь если теперь себе не врать, то Татьяна ему нравилась, не только как человек, но и как женщина. Денис не мог игнорировать этот факт.
Но что всё-таки делать? Может, мчаться к ней завтра с цветами, как малохольный студент? Или просто принять всё, как есть, ничего на себя не взваливать, хотя бы потому, что это вовсе нечестно. Ну, нравится… А дальше что? Она мужняя жена, а он развёдённый старый дурак. Да и будет.
Таня никогда не думала, что бывает такая боль. Когда не можешь плакать, кричать, когда нельзя кому-то сказать, как больно. Так больно, что просто сжимаешься в немой комок, который ничего уже не хочет, не может и не знает.
Сколько времени так прошло? День, неделя, год?.. Она ничего не замечала, ей никого не надо было. Константин? Да, он до сих пор был где-то, совсем близко, но не рядом. Он приносил еду, клал её в холодильник, но дома больше не ел. И она почти ничего не ела. Еда портилась и воняла на всю квартиру, а ей было всё равно. Константин приходил, выбрасывал её, приносил новую. Он её больше не целовал, иногда обнимал, но Таня ничего не чувствовала. И он перестал иногда приходить вечером… Часто не приходил.
Таня жгла свет во всех комнатах, засыпала, где придётся, а он приходил утром, укрывал её пледом и садился рядом. Смотрел в окно.
Константин всегда вглядывался в окружающий мир в минуты боли, нерешительности или одиночества. Он где-то читал, что мужчины – существа в большей степени сконцентрированные на себе. А он любил уходить от собственных переживаний в расшторенные окна, на улицы, где всегда кипело людское море, где в каждом встречном взгляде сквозили какие-то таинственные жизни, мысли, помыслы… Он окунался в чужие жизни с головой, забывая о своих нерешённых задачах. Впрочем, одно другому не мешало. Константин возвращался в свой дом, за границы оконной рамы, и здесь уже решал для себя.
Что же он решил теперь, сидя на диване у ног спящей Тани? Ему казалось, что ничего определённого, но… Мир за окном позвал его чётко и требовательно, мужчина знал, что скоро уйдёт, и на сей раз не вернётся к ней.
И он ушёл. Как бы банально это ни было, он ушёл к своей секретарше, пахнущей ванилью. Очаровательной, спокойной, в меру умной, в меру сообразительной. Просто так вышло. Константин чувствовал свою вину, но поделать, правда, ничего не мог. Нельзя жить с человеком, который почти не говорит и всё время сгорает от боли. Сомнения, догадки… это, наконец, утомляет, подтачивает силы не хуже постоянных сцен. И не надо только говорить, что он подлец. Он просто мужчина, человек, который хочет жить. Драмы нет.
Снова наступила осень. Небо заплакало, деревья, поникнув, загрустили. Небо до краёв наполнилось печалью. Полная чаша печали.
Из года в год осень наступает одинаковая, она приносит простуду, мигрень, холодную морось. Но только осень приносит ностальгию, тихую, как шёпот дождя, музыку встречи с тем, кого мы хотим, но нечаем видеть. Только осень приносит с собой и сыплет на землю коллаж прошедшего года, из листьев, как письма тех, кто не напишет нам больше. Размытых красок ушедшего лета. И только осенью можно, гуляя в скверике, шуршать листьями.
Денису новая осень принесла в подарок полную седину. Хотя вряд ли он, правда, это заметил. А если и заметил, то сразу забыл. Время в его кабинете как будто остановилось. В нерешительности, ему не свойственной, время замерло у порога, ничего не разрушив на этих пяти квадратных метрах. Та же Зинаида Семёновна скрипит ручкой, склонившись над документами, слегка высунув кончик языка, как школьница. Тот же стол, и окно, и шторы. А он всё так же курит в открытую форточку, боясь, что очередная пациентка тоже не переносит запаха табачного дыма. Но время, как всегда, обмануло, оно не останавливалось, оно всё внешне оставило как раньше, но всё подточило от корня. Зинаида Семёновна, он, их кабинет…
Денис отошёл от окна. Но от этого ещё сильнее, невыразимо сильно, захотелось стащить с вешалки старую куртку, выйти на улицу и пойти куда глаза глядят. Скорее всего, в ближний сквер, шуршать листьями и ни о чём тяжёлом не думать. Ну, а там… кто знает?
Хотя, в самом деле, если перестать мечтать и придумывать, чем Денис неизменно спасается от постоянной скуки, ничего другого его там не ждёт. Он прошуршит немного листьями и поплетётся в свою пустую квартиру. Пить крепкий чёрный чай, к которому приучила бывшая жена, сумерничать. Сидеть без света до полной темноты, что он сам уже в одиночестве полюбил.
Наконец, рабочий день закончен, мужчина снял с вешалки куртку, попрощался со своей медсестрой и пошёл в любимый скверик.
Денис шёл довольно быстро для прогулки, но так медленно, чтоб не устать. Он, как и всегда, думал и совсем не смотрел по сторонам. Он вспоминал осень несколько лет назад, когда к нему в кабинет ясным сентябрьским утром вошла хрупкая блондинка. Она, не поднимая своих глубоких карих глаз, заговорила о своей болезни, он какую-то глупость, кажется, сказал… А через несколько месяцев ему пришлось сказать этой женщине, что у неё никогда не будет детей. Хоть это одному Богу известно, он сказал. Чтоб она не питала лишних надежд.
Как она? Где она сейчас?
Денис осмотрелся: он был в скверике, шёл одной из любимых своих дорожек, впереди была скамеечка, где он часто сидел в солнечную погоду. А ещё немного далее – книжный киоск. Там всегда самые лучшие книги. Мужчина ускорил шаг и направился за книгой. У входа в киоск Денис пропустил вперёд женщину. Она слегка наклонила голову в знак благодарности, а потом обернулась и позвала:
- Костя! Константин!
К ней подбежал мальчик лет четырёх. Она взяла его за руку и обернулась.
- Здравствуйте, Денис Андреевич!
А Денис Андреевич стоял перед Татьяной и глупо улыбался. Надо же, он ошибся тогда! Он ошибся!
Спустя полчаса они уже все вместе шли по скверу. Маленький Костя то и дело убегал далеко, Татьяна всё время звала его, её лицо изображало смесь волнения и любви. Волшебной материнской любви. Мальчик был как две капли воды она. Те же глаза, как два карих омута, те же льняные волосы.
Они шли и болтали о пустяках. О погоде, о том, какая дивная в этом году осень.
- Простите меня, Татьяна, - наконец решился Денис, - ведь я тогда ошибся. Как я рад, что ошибся!
Татьяна улыбнулась:
- Нет, Вы не ошиблись. Я действительно бесплодна. Но Вы ошиблись, сказав, что я не смогу стать матерью.
Четыре года назад, через несколько месяцев после диагноза, я развелась с мужем. Он ушёл к другой женщине. Потом я стала искать работу. Как вы, наверно, знаете, после двух лет безделья это довольно трудно. В конце концов я с трудом устроилась в дом ребёнка. Там я стала матерью. В тот самый день, когда впервые увидела моего малыша. На него был написан отказ ещё в роддоме. Я назвала его в честь бывшего мужа. Потому что Костя, мой сын, подарил мне свет. Свет, который…
Татьяна вдруг смутилась и замолчала.
- Свет, который осветил Вашу жизнь, - закончил за неё Денис.
Женщина кивнула. Они сменили тему и снова заговорили о погоде.
- А на море сейчас бархатный сезон, - сказала Татьяна.
- Я был на море только раз, да и то…
Они зашуршали листьями у себя под ногами и вошли в лето, сами того не заметив.
Зинаида Семёновна сидела у письменного стола и думала. Она смотрела перед собой на лист бумаги, на котором её правильным почерком было выведено:
«Прошу уволить по собственному желанию».
Она сегодня утром перепутала анализы двух женщин. Всё быстро исправилось, но Зинаида Семёновна знала, что надо уйти красиво. Она знала, что дальше будет только хуже. Она знала, что за осенью неизбежно приходит зима. Для неё зима уже почти наступила…