В лесу стояла обычная шелестяще-шуршащая тишина. Все остальные лесные звуки мягко вплетались в нее, не будоража и не нарушая того особенного покоя, который может подарить огромный старый лес всякому, кто умеет слушать и слышать. А тот, кто способен почувствовать душу деревьев, уловить биение жизни каждого листа, каждой травинки, даже мха, сплошь покрывающего корни лесных долгожителей… Наверное, так чувствовать лес умели только лесняки, ставшие сейчас легендой, в которую мало кто верит, но все же такие люди все еще встречаются на многочисленных дорогах. Однако и они стали так же редки, как и рыцари, которые знают и чтут древний рыцарский кодекс. А когда они встречаются, начинают происходить чудеса.
Звонкий топот копыт не принадлежал голосу леса, но странным образом сочетался с ним. Громкое эхо быстро затихало, теряясь во множестве лесных звуков. Верхом на рослом горячем жеребце по едва заметной тропинке ехал рыцарь, одетый "по старинке". Он был в кольчуге, сотканной из мельчайших стальных чешуек – секрет таких кольчуг уже был практически утерян. На широком поясе справа висел кинжал, слева – длинный меч в кожаных ножнах, расшитых разноцветными шнурами. Шлем рыцаря болтался впереди него, притороченный к луке седла. Темно-красный плащ вольно вился у него за спиной, прихваченный у левого плеча большой серебряной фибулой с выбитыми на ней гербом: меч и факел, окруженные шестью звездами.
Гордо изогнув мощную шею и беспокойно косясь по сторонам большими фиолетовыми глазами, черный конь бежал уверенной четкой рысью, и его длинная грива, иссиня-черная, как и вьющиеся волосы всадника, красиво оттеняли удивительно белую кожу рыцаря.
Повинуясь твердой руке всадника, конь перешел на шаг и, выйдя на длинную узкую прогалину, остановился. Рыцарь спешился, немного постоял, словно к чему-то прислушиваясь, и подошел к огромной березе. На пожелтевшей от времени коре выделялись коричневые зарубки, как старые, давно зажившие рубцы. Рыцарь опустился на одно колено, бережно провел ладонью по жесткой молодой траве у корней дерева.
-Здравствуй, Эртон, - вполголоса произнес он. – Прости, знаю, меня очень давно не было, но зато сегодня я пришел к тебе со свободным сердцем. Я выполнил обет, данный четыре года назад на твоей еще свежей могиле! И кровь последнего из убийц еще не впиталась в породившую его землю. Ты разрешишь мне немного побыть здесь, с тобой? – и опустился на траву рядом с едва заметным холмом, густо покрытом весенней травой. Где-то высоко в ветвях звонко запела лесная птица, теплый ветер принес запах солнца и первой пыли. Весна еще только зарождалась, кое-где в тени лежали небольшие холмики почерневшего снега, но зима уже давно уступила ей свои права.
Рыцарь прислонился спиной к корявому стволу - и картины прошлого замелькали перед ним. Он видел Эртона, живого, умного, насмешливого, гордого, того, с кем дрался на задворках отцовского замка. Не боявшегося ни Бога, ни Дьявола Эртона, который ушел из замка вместе с другом, не обращая внимания на проклятье, брошенное разгневанным отцом вслед непокорному сыну. Того Эртона, который делил с ним горе и радости нелегкой бродячей жизни, сражался бок-о-бок...
Эртон, воспитанник сэра Арвилла, барона южных земель, и Редивар, сын барона. Эта парочка бродила по всей стране, наводя ужас и панику на шерифов и их людей. Где бы они ни появились, немедленно вспыхивали бунты, после которых местный шериф недосчитывался десятка – а то и больше – солдат, а лесная вольница получала пополнение. Они ходили в почете у деревенских жителей, их уважали лесные разбойники, за ними по всем дорогам гонялись королевские отряды, а за их головы сам король назначил неслыханно высокую цену…
Редивар вспомнил тот роковой вечер, когда гвардейцы застали их врасплох в крошечной таверне. Солдат было слишком много и друзьям оставалось только одно – бежать, как ни протестовали их мятежные души. Но разум все же был выше гордости, кричавшей о позоре.
Они уходили в лес. Кони у них были сильные и быстрые, и друзья бы, несомненно, ушли от преследования, если бы Гром, рыжий любимец Эртона, не сломал ногу, споткнувшись о высокий корень, выпиравший из земли прямо посередине тропы. Он не смог даже подняться и Эртону пришлось добить его. Вихрь, черный конь Редивара, понес двоих, но с двойной ношей он не мог бежать так же быстро. Гвардейцы настигали. И здесь, на этой прогалине, друзья приняли бой, прижавшись спинами к этой самой березе.
Гвардейцы, опытные, натасканные специально для подобных стычек, не признавали рыцарских законов боя, предпочитая брать не искусством, а количеством, но друзья пережили сотни стычек и держались крепко, насколько это вообще было возможно при таком соотношении сил. Однако оба понимали, что долго они не продержатся. Несколько не раз испытанных приемов не возымели никакого действия: гвардейцы, видимо, были предупреждены и не обращали на их уловки никакого внимания. Они не давали друзьям ни минуты передышки, сменяя друг друга на первой линии нападения, а мечами они, несмотря ни на что, владели слишком хорошо.
А потом пришла боль, та самая, воспоминание о которой до сих пор сжимает душу в крохотный комок. Боль и беда – две подруги, которых никто никогда не ждет, но которые приходят непрошеными и уходят, уводя с собой тех, кто всегда смеялся над ними. На какое-то время Редивар выпустил друга из поля зрения, - и увидел вновь лишь тогда, когда он падал, заливаясь кровью из смертельной раны. Не помня себя от ярости, позабыв об осторожности, Редивар с рычанием прыгнул вперед, выхватывая меч из бессильно откинутой руки друга. И земля содрогнулась в ужасе…
Дальнейшее представлялось Редивару смутным размытым пятном, словно на прогалину внезапно опустился густой туман. Он помнил четко только блеск алых от крови клинков, удары, зачастую не встречающие сопротивления, глухие вскрики, болезненный звон ломающегося оружия под ногами. Потом свет померк перед его глазами. А когда сознание вернулось, он увидел лесных стрелков, смотревших на него с благоговейным страхом. Они не произнесли ни единого слова, но по их молчанию, по тому, как старательно они отводили глаза, чтобы не встречаться с ним взглядами, он понял все.
Опираясь на потянувшиеся со всех сторон руки, Редивар тяжело поднялся, медленно окинул бестрепетным взглядом залитую кровью прогалину и три с лишним десятка тел на ней и повернулся к березе. Стрелки тихо отступили в сторону.
Эртон лежал на спине, широко разбросав руки, а в его больших, синих как весеннее небо глазах застыло безмерное удивление, словно в последний для себя миг он пытался понять: за что?
В груди Редивара что-то оборвалось, точно лопнула туго натянутая струна, зло хлестнув по израненному телу. Он опустился на колени, бережно закрыл другу глаза и поцеловал в лоб.
А потом, положив ладонь на его разрубленную грудь, как раз напротив остановившегося сердца, поклялся мстить. Он произносил слова клятвы, а лес, затаив дыхание, прислушивался к его голосу, сначала хриплому, но постепенно набирающему силу и под конец звенящего беспощадной Керой, жестоким звоном Стальной Смерти.
Четыре года потребовалось, чтобы найти убийц, но он нашел всех. Всех, кто так или иначе был причастен к гибели Эртона. Четыре долгих года Редивар неумолимо продвигался по цепочке снизу вверх: от того, кто послужил слепым орудием, до того единственного человека, отдавшего короткий приказ "живыми или мертвыми!" – и никто и ничто не в силах было остановить его: ни мольбы, ни слезы, ни деньги, ни посулы, ни человек, ни бог, ни дьявол… Все они отступами в сторону под горящим неизбывной ненавистью взглядом, и в ужасе трепетали виновные перед лицом юноши с беспощадными звериными глазами, глазами человека, потерявшего все…
Вихрь тихонько заржал и Редивар, очнувшись, поднял голову.
-Теперь мы с тобой остались вдвоем, - мягко сказал он, - Но Эртон и Гром все равно с нами, верно? Они были с нами все это время, хотя вряд ли бы одобрили наши с тобой методы поиска этих псов… Впрочем, это уже не важно. Наверное, они оба были слишком молоды и слишком свято верили в рыцарские каноны чести, только… подонков всегда было гораздо больше, чем рыцарей. Они любили играть. Больше, чем это позволено временем, а настоящая взрослая жизнь не любит шутить. Они так и не поняли этого…
Неожиданно кусты громко затрещали, словно что-то большое ломилось сквозь них, не разбирая дороги. Рыцарь мгновенно оказался на ногах, положив руку на рукоять кинжала: сквозь треск явственно слышалось тяжелое человеческое дыхание.
Вскоре из зарослей на поляну выкатился маленький серый комочек, докатился до тропинки и упал. Следом, безжалостно сминая зелень, вылез человек в бело-красной форме королевской гвардии и остановился, увидев незнакомца в кольчуге. Несколько минут они смотрели друг на друга. Солдат, торопливо всхлипывая, старался побыстрее восстановить дыхание, а рыцарь с огромным трудом подавлял жгучее желание безо всяких разговоров метнуть кинжал прямо… нет, не в грудь, не в горло - в бурно вздымающийся живот гвардейца.
Наконец солдат немного отдышался.
-Это королевские владения! – заявил он. – Кто ты и что здесь делаешь?
-А кто ты такой, чтобы требовать от меня объяснений? – рыцарь смерил солдата презрительным взглядом.
-Я солдат королевской гвардии, мое имя Линиск. А теперь отвечай: кто ты?
-Кто я? – Редивар нехорошо улыбнулся. – Тебе ли не знать моего имени, солдат королевской гвардии? Я Редивар!
-Редивар… - Линиск уже увидел фибулу и затрепетал. Его мгновенно охватил панический страх, сменившийся смятением. Сын сэра Арвилла, Редивар, которого убили четыре года назад в схватке с королевскими гвардейцами где-то в этих местах!.. Он мертв… значит, пришел за местью! Но, с другой стороны, живой он или мертвый, раз голова все еще у него на плечах, за нее можно получить обещанную королем награду. Справиться с мертвецом будет нетрудно…
Но все воинственное настроение гвардейца растаяло, едва только Линиск взглянул в мрачные черные глаза и увидел в них ту жгучую, всепоглощающую ненависть, которую не способна загасить даже могила. Теперь он мечтал только об одном: поскорее добраться да своей лошади и… Но Редивар сам шагнул к нему. И швырнул в лицо кожаную перчатку.
-Я даю тебе шанс, хотя ты и не стоишь этого, - презрительно произнес он. – Защищайся!
Линиск похолодел.
-Я не хочу драться с тобой, - залепетал он, медленно пятясь и не сводя взгляда с обнаженного меча в руке Редивара. – Я… я буду молчать, я никому не скажу, что видел тебя…
-Мне это безразлично, - холодно перебил рыцарь. – Защищайся или я просто убью тебя.
-Но почему? Что я тебе сделал?
-Вы убили Эртона! – зарычал Редивар, ненависть в его глазах вспыхнула с утроенной силой. – Вас было сорок человек против нас двоих, но ни один не осмелился принять предложенного честного поединка! Вы просто подавили нас числом! Вы убили Эртона и думали, что отправили на тот свет и меня?! А я остался жить. Я не мог умереть раньше его убийц!
-Меня не было с ними! – воскликнул Линиск, цепляясь за последнюю отчаянную надежду. – Меня там не было, а те, кто был, наверняка мертвы!..
-Ты служишь королю, - немного поспокойнее сказал Редивар. – Но разве хотя бы раз ты задумался над смыслом отданного тебе приказа? Разве ты пытался разобраться в том, что делаешь?.. Нет! Ты просто шел – и убивал, арестовывал или казнил на месте (не правда ли, и такие приказы были?) тех, на кого тебе указали… Пес, натасканный для травли волков!..
На последних словах Редивар вновь возвысил голос и всякая надежда избежать поединка у Линиска пропала. Да собственно, и поединка-то не будет. Редивар – лучший меч королевства, в былые времена это признавал сам король, жалея, что такой непревзойденный боец – мятежник и смутьян. А в гневе он – сам Сатана! Мало кому удавалось выжить после поединка с ним!.. Редивар нахмурился и Линиск, поняв, что сейчас последует удар, безнадежно вытащил меч с криком: "Господи, помоги мне!"
-Господь явно был занят чем-то другим, - заключил Редивар, когда спустя две минуты брезгливо вытирал лезвие меча пучком травы, с нескрываемым отвращением поглядывая на корчившегося на земле солдата. Потом спокойно перешагнул через него, вложил меч в ножны и подошел к серому комочку, который преследовал гвардеец и который все еще лежал в траве возле тропы. Комок оказался маленьким зайчонком с перебитой стрелой передней лапой. Он прижимал к спине непомерно длинные уши, а в его круглых лиловых глазах стояла тяжелая подсердечная тоска.
Редивар осторожно поднял его. Серое пушистое тельце уместилось на одной ладони рыцаря.
-И ты тоже поплатился за свободный нрав, - пробормотал он и ласково погладил зайчонка по спине. – Наверное, поэтому люди и устраивают охоту на волков, лис, оленей, прочее дикое зверье… Мы мстим за то, что вам ведома настоящая свобода, которой мы сами давно лишены и только думаем, что свободны… Вы никому не желаете подчиняться и дорого платите за это. Пойдем со мной, малыш. Не бойся.
Редивар свистнул и к нему подбежал Вихрь. Рыцарь мельком обернулся на поверженного, но еще живого солдата и, не говоря ни слова, сел в седло.
-Добей меня! – прохрипел гвардеец. – Добей, если ты великодушен! Рыцарский кодекс не учит ненавидеть побежденных!
Редивар молча тронул Вихря и конь пошел прочь.
-Ты пожалел зайца! – раненый потянулся следом за ним, но тут же, охнув, упал. – Не делай различий между нами! Докажи, что ты действительно справедлив! Ведь я все равно умру!..
-Не тебе судить рыцарский кодекс, гвардеец! – ледяным голосом отозвался рыцарь. – Нападать вдесятером на одного он тоже не учит. Что касается зайца… Человек не стоит жалости! Никто и никогда, по крайней мере – гвардейцы.
-А крестьяне, которых ты защищаешь? – Линиск не сводил с него умоляющего взгляда.
-Если человек становится Человеком, если у него открываются глаза, чтобы видеть все, что делается вокруг, а не только то, что ему положено видеть, мой меч всегда защитит его. Если же он счастлив в своей слепоте – даже мой меч его не спасет.
-Но заяц! Зверь!..
-Этот малыш ни в чем не повинен, - лед в голосе рыцаря растаял. – Я вЫхожу его.
Солдат бессильно следил за ним, понимая, что обречен и что молить Редивара о снисхождении или жалости так же бесполезно, как и Бога. Не было даже ножа, чтобы оборвать мучения одним коротким ударом - все его оружие Редивар выбросил в журчавший неподалеку глубокий ключ. Солнце лениво карабкалось к зениту, заливая нежным золотом маленькие березовые листочки над головой умирающего человека.
-Не уходи, - прошептали окровавленные губы, но рыцарь уже не слышал его. Когда Вихрь уже вошел в лес, Редивар вдруг обернулся и высоким чистым голосом произнес:
-Он твой, Эртон! Я дарю тебе его душу!
И Линиск содрогнулся, когда возле березы появилась тень темноволосого синеглазого юноши, который с любовью и благодарностью смотрел вслед рыцарю. Призрак плавно приблизился к гвардейцу. Тот попытался отползти, но легкое движение бесплотной руки лишило его последних сил.
-Не бойся, - прошелестел голос, больше похожий на дуновение летнего ветра. – Я не буду мучить тебя. Все произойдет быстро. Ты заслужил покой, а я… Может, мы еще встретимся на этой земле, - и синие глаза снова посмотрели туда, где скрылся черный конь.
Редивар больше не оборачивался и даже не приостановил Вихря, когда сзади ветер донес пронзительный, полный муки человеческий крик, который быстро оборвался. Рыцарь загадочно улыбнулся и погладил зайчонка, смирно лежавшего у него на ладони…
…И снова в лесу наступила тишина.