В этот раз мне снилось нечто абсурдное: перед глазами вертелся огромный танцпол ночного клуба, ко мне приставали какие-то девицы, которых я почему-то боялся и не хотел, я отмахивался от них и пытался сбежать, звал Женю, но тут все девицы превратились в Макса. Окруженный множеством смеющихся Максов, я уже почувствовал панику, но тут пришел Женька, обнял меня, как ребенка, успокаивать, шептать что-то на ухо. Кошмар закончился, и я…открыл глаза. Немного взлохмаченный, с обеспокоенным взглядом, Жека крепко обнимал меня двумя руками, прижимая к груди и шептал:
- Тсс…все хорошо, успокойся, все хорошо, я рядом…
Я глубоко вздохнул и инстинктивно прижался к нему еще теснее, устроившись на его плече.
- Вот черт… никогда больше не буду пить, – пробормотал я, чтобы скрыть смущение. Джен осторожно гладил меня по голове, заправляя за ухо отделившиеся прядки, и мне отчаянно захотелось закрыть глаза, замурлыкать и потянуться за его рукой, а потом дальше, к его губам… От таких мыслей меня бросило в жар. Чтобы не наделать глупостей, я спрятал лицо у него на груди, и стал слушать, как спокойно бьется его сердце.
- Тебе что-то ужасное приснилось? Если хочешь – расскажи, иногда от этого становится легче.
«Рассказать, как я отбивался от девиц, и звал его на помощь? И как испугался Макса? Ну уж нет!»
- Да нет, просто глупости какие-то. Я уже почти и не помню их.
Мы замолчали, рука Жени на моих волосах двигалась все медленнее… Мне показалось, что он ищет какой-то предлог, чтобы не отпускать меня. «Вот я кретин! Надо было рассказать что-нибудь по-настоящему ужасное и длинное! Тогда он бы еще долго меня утешал» - спохватился я, но поздно: Жека осторожно расцепил объятия и начал выбираться из постели.
- Ты голодный? Доверишь завтрак мне или сам пороешься в холодильнике? – спросил он, улыбаясь.
- Доверю тебе, – откликнулся я, почти не задумываясь.
Делать ничего не хотелось. Мне сразу стало так холодно и пусто без него. Я закутался в одеяло, лег на бок, и просто смотрел, как он ходит, потягиваясь, расчесывает волосы перед зеркалом, включает телевизор, что-то достает из холодильника на кухонный столик. Да, я им любовался. Почти не скрывая этого, и мне было все равно, заметит ли он. «А если он спросит, я скажу, что любуюсь. Потому что он красивый до невозможности» - думал я, чувствуя, как во мне разливается тепло, как начинает быстрее биться сердце. Невольно на ум пришел вчерашний вечер. Каким Джен был вчера! Сейчас на трезвую голову я понял, что даже не ревную к этим липнущим к нему девицам – если бы было можно, я бы сам к нему лип… Я опять испугался, и щеки вспыхнули, я даже прижал к ним ладони, чтобы не было так заметно. «Неужели все-таки я хочу его? Не просто секс, не кого-то, кого угодно, а именно его? Ведь если бы вчера мне пришлось выбирать, с кем уйти, я бы точно ушел с ним, наплевав на всех девушек. Я хочу заниматься с ним любовью? С другом? С парнем?»
Мысли теснились в голове, они были такими настойчивыми, как будто уже давно назрели, только до сих пор я не давал им вырваться на свободу. Сейчас я не мог думать ни о чем другом. Я следил за каждым движением Джена и пытался представить, как он обнимает меня, как я мог бы прикасаться к нему, как он мог бы ласкать меня. Вспоминал наш поцелуй и все мои сны, представлял Женю обнаженным. Я словно сошел с ума – я думал о таком в его присутствии, и мне не было стыдно! Я не мог остановиться.
Какая-то часть моего разума пыталась воззвать к здравому смыслу, я ужасался и спрашивал себя: «Что происходит? Я стал геем? Я хочу трахаться с парнями? Я стал одним из ЭТИХ?» Я знал, что, когда наваждение спадет, эта часть будет сильнее, и мне еще предстоит серьезно задуматься о своей ориентации и своей нормальности. Но сейчас мне было все равно, сейчас получалось отмахиваться от голоса совести, и я продолжал мечтать.
Вот если бы я был посмелее…или более бессовестным…неважно, если бы я мог, я бы сейчас позвал его подойти. Потом взял бы его за руку и утянул на кровать. Чтобы не видеть его удивленных глаз или не дать возможности задавать вопросы, я бы сразу же стал его целовать, положив на себя сверху. Я целовал бы его в губы, придерживая за спину, пока он не начал бы отвечать мне. И тогда, пожалуй, я бы поменял позицию…
Мое тело очень недвусмысленно отзывалось на эти крамольные мысли, я закусил губу, чтобы ненароком не застонать, зажал колени, вцепился руками в одеяло, как в спасательный круг. «И что теперь делать? Само по себе это не пройдет… Попросить, что ли, Жеку мне помочь?» - я с трудом сдержал нервный смех. Что-то у меня в голове повернулось не в ту сторону вчера, это явно. Сбрендил я совсем. «Может, они в коктейльчики подсыпают чего? Приворотное зелье, например?» - с тоской думал я, уже мечтая только об одном: как можно незаметнее проскользнуть в ванную комнату.
- Сашка, иди умывайся! Завтрак будет готов через 10 минут! – услышал я бодрый голос Жени. Он отвернулся к холодильнику, а я, быстро вскочив и схватив без спроса теплый махровый халат, завернулся в него и чуть не бегом шмыгнул в ванную.
Когда я вернулся, Женька сидел на кровати рядом с огромным подносом, уставленным тарелками, и с интересом смотрел телевизор. После ставшего уже почти привычным холодного душа, мне было ужасно стыдно своих мыслей, даже совестно было садиться так близко от Джена. «Знал бы он…» - подумалось мне уныло, но я безропотно уселся по другую сторону от подноса.
- Давай, ешь, а то остынет, - проговорил Женя, не отрываясь от телевизора.
Я взял ближайшую к себе тарелку, на которой меня уже ждали яичница, две сосиски и кусок батона с маслом. В том, что Женька умеет вкусно готовить, я убедился уже давно, хотя он предпочитал еду простую и – как сам говорил – «тривиальную». Но у него эта простая еда получалось почему-то вкуснее, чем все, что я пробовал где-либо до этого. Так что я принялся за завтрак с энтузиазмом и удовольствием, переведя взгляд на экран телевизора, пытаясь понять, что так заинтересовало моего друга. К моему удивлению, Жека смотрел модное дефиле. Я, всегда считавший, что эти передачи смотрят только богатые домохозяйки, которые не вылезают из дорогих бутиков, испытал почти что шок, наблюдая, с какой неподдельный заинтересованностью Джен следит за моделями на подиуме.
- Это интересно? – спросил я осторожно, заскучав уже на пятой минуте. Жека бросил на меня вопросительный взгляд и снова уставился в телевизор.
- Вообще, да…если ты этим занимаешься, - ответил он, улыбнувшись. – Я должен знать самые последние модные тенденции, мы же продвигаем начинающих моделей. Меня интересует не столько одежда, сколько мода на прически, макияж, типажи… А конкретно в этом показе участвует моя модель. Девочка, которой я полтора года назад делал портфолио, смогла с ним пробиться в столице, а сейчас живет в Милане, представляешь? Открытки мне шлет на каждый праздник, такая смешная!
Я насупился, ощущая, как в сердце снова шевельнулась ревность. «У него все смешные! То-то они и вешаются на него, что он всем улыбается…»
Передача прервалась на новости в мире моды, я отнес на стол поднос с грязной посудой и вернулся с двумя кружками горячего кофе. Мне захотелось подробнее выспросить про женькину работу – про моделей, дефиле, конкурсы… Если это интересно ему, наверное, будет интересно и мне! Но в это момент с экрана телевизора донесся резкий и жесткий голос:
- Вчера, в возрасте сорока двух лет, скончался президент агентства моделей «Олимпус», Савинцев Олег Георгиевич. Господин Савинцев на протяжении многих лет был неизлечимо болен СПИДом…
Звон упавшей на пол кружки заставил меня подскочить на месте. Я посмотрел на Жеку, и мне показалось, что он сейчас потеряет сознание – таким бледным я его еще никогда не видел. Он сидел, с невыразимым ужасом глядя в экран телевизора и зажав рот ладонью, словно пытаясь сдержать крик.
- Женя, ты чего? Что случилось? – я схватил его за плечо, развернув лицом к себе. Было такое ощущение, что Жека увидел вместо меня чудовище: встретившись со мной глазами, он вздрогнул, вырвался и стремительно, почти бегом, направился в ванную, сшибая на ходу какие-то вещи. Я оторопел. Что за напасть? Может быть, я сказал или сделал что-то не то? Или он вспомнил что-то ужаснее? Или все же… Я снова посмотрел на экран телевизора, на котором теперь показывали портрет немолодого полноватого мужчины в траурной рамке. Но что могло их связывать, чтобы вызвать у Джена такую реакцию на его смерть? Опомнившись, я вскочил, бросил попавшееся под руку полотенце на расплывающееся по краю кровати пятно пролитого кофе, отставил свою кружку и решительно направился в ванную.
К счастью, дверь был не заперта, Жека сидел на полу, прижавшись затылком к кафельной стенке и вцепившись себе в волосы. Лицо его было таким же белым, как раковина над его головой, и я испугался, что ему совсем плохо. Я осторожно сел рядом, боясь, что он снова оттолкнет меня, прогонит, почти неощутимо прикоснулся к его колену и спросил:
- Женя, что случилось? Прошу, расскажи, я все пойму, я помогу, только…не молчи…это очень страшно так… - у меня самого к горлу подкатил ком. Что-то страшное произошло, я это чувствовал, какая-то катастрофа.
Жека медленно опустил руки, посмотрел на них, словно впервые увидел. Потом отвернулся от меня и глухим прерывающимся голосом произнес.
- Этот…мудак…это он изнасиловал меня…тогда на специальном…заказе…он… - Женя повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза пустым, страшным взглядом. – Он был уже болен тогда, понимаешь? Ты понимаешь? Он тогда делал это всю ночь – пять или шесть раз! Думаешь, могло пронести? – Жека сорвался на крик, и я инстинктивно схватил его в объятья, прижав к груди, только бы не слышать этого больше. Он сжался в комок, все его тело казалось каменным, ужасно жестким. Я вжимал его в себя так, что становилось больно ребрам, мне хотелось сделать хоть что-то, чтобы привести его в чувство, и чтобы заглушить собственный страх.
Внутренне я как бы разделился сразу на нескольких людей. Один «я» чувствовал тот же холод и ужас, что и Женя, он словно застыл, превратился в каменную глыбу, как будто уже умер, ни чувств, ни эмоций, ни мыслей – только страх и неотвратимость. Второй «я» был спокоен и рассудителен, он предлагал не нервничать, сесть и спокойно все вспомнить, взвесить, и найти все возможные варианты решения проблемы. Был еще один…который бестолково метался, стукаясь обо все углы, вызывая дикую боль в сердце и голове. Ему хотелось биться об острые предметы, орать, срывая голос, падать перед кем-то на колени и плакать, плакать, рыдать, умоляя забрать меня вместо него…
Того, третьего, я быстро прогнал, запинал, забил в какой-то самый дальний угол своего сердца, мысленно наорав на него, чтобы он не смел даже носа высовывать из своего укрытия, чтобы не мешаться со своей глупой паникой. Стало немного легче дышать. Я инстинктивно чувствовал, что второй «я» сейчас наиболее полезен, поэтому, сделав несколько глубоких вдохов, я стал осторожно гладить Женю по спине и волосам, пытаясь придумать, что сейчас уместнее всего сказать. Когда случается что-то страшное и неожиданное, всегда становится легче, если есть план действий по ликвидацию проблемы. Даже если они сомнительны, или неэффективны, или откровенно абсурдны – это лучше, чем бездействие. Своей первой задачей я определил привести Женю в более или менее живое состояние.
- Женя, Женечка, Жека, ну, что ты? Давай успокоимся, давай поговорим, прошу, доверься мне, - я шептал все, что приходило на ум, чувствуя, что все это чушь, что он может снова вспылить, решить, что я так и не понял всего ужаса… - Жека, ты меня слышишь? Женька, я тебя не оставлю, мы всех врачей поднимем в этом городе, во всем мире, Жень, я всю вселенную перетряхну, но я тебя вытащу, слышишь? – Во мне снова поднималась паника, и это было очень плохо. Сейчас я действительно мог полагаться только на себя. Поэтому я собрал все свои силы, встал, потащив Женьку за собой, заставил его выпрямиться на непослушных ногах, крутанул вентиль холодной воды и сунул Джена головой под ледяную струю. Он был такой ошалелый, что даже не сразу понял, что произошло, забился, отталкивая мою руку, закашлялся, потом резко выпрямился, посмотрев на меня уже осмысленным взглядом. Женя тяжело дышал, холодные струи текли с волос ему за шиворот, его начало колотить от холода и стресса.
Я сунул ему в руки полотенце, приговаривая:
- Вот. Вот так. Мое любимое средство. Ничего, сейчас мы тебя согреем, приведем в чувство и нормально поговорим. А пока…пожалуй… - и я мужественно последовал его примеру, потому что мозги у меня уже начинали дымиться.
Я вытер свои волосы, потом растер полотенцем его, с облегчением отмечая, что он двигается, слабо помогает. Обняв Жеку за талию, я отвел его в комнату, усадил на кровать и закутал в ту часть одеяла, которая не пострадала от пролитого кофе. На экране телевизора уже снова равнодушно дефилировали миланские модели, вызвав у меня вдруг такой приступ ненависти и ярости, что я с трудом удержался, чтобы не запустить в них тяжелой керамической кружкой. Выключив телевизор, я налил в чистую чашку еще теплого кофе и подсел к Жене.
- Давай-ка выпей это. Если бы у тебя был коньяк, было бы вообще круто, но у тебя, наверное, нет? – говорить все, что угодно, лишь бы заставить его включиться, отреагировать, ответить. Женя еле заметно отрицательно покачал головой. – Ну, я так и подумал. А лекарства у тебя есть какие-нибудь? Успокоительные?
Джен отхлебнул кофе, поморщился, потом показал рукой на ящик кухонного стола. Он старался больше не смотреть мне в глаза, но это было и к лучшему, ведь мне надо было держаться. В ящике я нашел кучу разных таблеток, решительно сгреб их все себе в рюкзак – от греха подальше, но предварительно выбрал среди них валерьянку и какой-то снотворный препарат. Искренне надеясь, что одно с другим сочетается, я дал Жеке по таблетке того и другого, затем снова сел рядом, обняв его и положив его влажную голову себе на плечо. Теперь нужно было подождать, когда он заснет, только после этого я смогу сосредоточиться и разобраться в ситуации.
- Ну вот. Давай теперь засыпать. «Утро вечера мудренее», нам эта поговорка не совсем подходит, но ты же понимаешь, что я хочу сказать? Я уверен, ты проснешься, и мы вместе подумаем, что с этим делать. Я тебе обещал, что не оставлю? Я не оставлю. Я весь мир переверну ради тебя, ты меня еще плохо знаешь. Я тебя спасу. Я тебя спасу, чего бы мне этого не стоило. Я тебя…
Уснул. Так быстро, что я даже заволновался – может, я переборщил с таблетками? Но он спокойно и ровно дышал, тело, наконец, расслабилось и перестало дрожать, лицо приняло умиротворенное выражение. Я осторожно уложил его на подушки, подоткнул одеяло со всех сторон.
-…Люблю. Слышишь, Женька? Я, кажется, влюбился в тебя – как в сказочную принцессу…То есть, конечно, в принца. Я люблю тебя. И теперь-то уж точно я не дам тебе умереть. И не надейся… - я шептал эти слова, поглаживая кончиками пальцев его лоб и скулы, всматриваясь в бледное лицо, и чувствовал, что меня заполняет нежность и какой-то восторг. Я улыбался, мне хотелось бесконечно повторять это слово: «Люблю, люблю, люблю, люблю…» Разве может какой-то жалкий СПИД сравниться с тем, что я люблю его?
Я тихонько отодвинулся, бросил еще один восторженный взгляд на своего…любимого… - я почувствовал, что от счастья сейчас полечу по комнате! Но сначала надо решить возникшие проблемы. Сейчас, когда я вдруг узнал, что люблю его, все остальное казалось менее значимым и абсолютно решаемым.
Стараясь не шуметь, я прибрался на кухне, заглянул в холодильник на предмет будущего обеда, позвонил сестренке и, не вдаваясь в подробности, попросил ее привезти кое-какие мои вещи и купить нам по дороге еды. Я уже решил, что не оставлю Женю ни на минуту, пока ситуация хоть как-то не стабилизируется, даже если он меня будет выгонять из своей квартиры. «Если понадобится, я и в институт с тобой пойду» - упрямо подумал я, устраиваясь на кровати, в ногах моего спящего «принца» с его ноутбуком.
Жека проспал почти весь день. Все это время я лазил в интернете по всевозможным сайтам, раскрывающим проблему СПИДа. Ситуация действительно была не радостная, хотя и не абсолютно безысходная. Я наметил примерный план действий, сохранил себе в почту более понятные и инструктивные статьи, выписал телефоны местных клиник и консультаций.
Приезжала Наташка, но мы условились, что она не будет подниматься, поэтому, получив ее смс, я натянул какой-то женькин свитер, и выскочил в подъезд. Я сказал, что Джен заболел и мне надо поухаживать за ним. Она попыталась пошутить на наш счет, но к тому времени мой восторг сменился отупелой усталостью от всей свалившейся на меня информации. Поэтому я просто покивал в ответ и поскорее выпроводил ее.
Когда Женя проснулся, я лежал рядом, глядя на него в упор и прокручивая в голове все, что я должен ему сегодня сказать. Он открыл глаза, заморгал, потом уткнулся вопросительным взглядом в мое лицо.
- Привет, - прошептал я, нежно улыбнувшись.- Есть хочешь?
Он закрыл глаза, медленно покачал головой. Когда он открыл их снова, я увидел в его взгляде уже знакомые боль и отчаяние.
- Нет, - хрипло ответил он. - Сдохнуть хочу.
У меня внутри все сжалось, но я был готов и не к такому. Поэтому я еще шире улыбнулся и погладил его по щеке.
- Ну нет, этот вариант нам не подходит. Я весь день придумывал, как тебя спасти, неужели ты лишь меня такого удовольствия?
- От этого не спастись, - у Жеки задрожали губы, но голос стал чуть тверже.
- Ошибаешься. Давай-ка, сходи умойся, потом мы поедим, а потом я расскажу тебе все, что мне удалось узнать.
«И то, что я тебя люблю» - прибавил я мысленно, слегка покраснев. К моему удивлению, Женька больше не стал упорствовать. Он выбрался из одеяла, пошатываясь, побрел в ванную, потом равнодушно сжевал тушеные овощи, которые я приготовил, пока он спал. Мне не нравилась его апатия, но это было лучше, чем истерика. Пока Жека умывался, я сменил белье на кровати, чтобы больше не раздражаться на засохшее пятно от кофе. Свои вещи я еще раньше припрятал под стол, мне не хотелось, чтобы Джен отвлекался от того важного, что я собирался сказать. После ужина я с ноутбуком уселся рядом с Жекой и показал ему результаты своих изысканий.
- Вот, видишь, вот здесь написано, что процент заражения половым путем – пять из двадцати, даже от матери к новорожденному только тридцать процентов вероятности. Это раз. Во-вторых, у зараженных первые признаки болезни появляются в течение двух-четырех недель с момента заражения. Вспомни – было такое? Увеличенные лимфоузлы, высокая температура, лихорадка? И потом, должны были выпадать волосы, проблемы с кожей, постоянные болезни. А ты прекрасно выглядишь и сам недавно говорил, что болеешь очень редко! Но даже если ты и заразился: только у семи-четырнадцати процентов больных проявляются все симптомы в полной мере, и они умирают в течение двух лет. К этим ты уже явно не относишься.
Женька слушал меня молча и спокойно, склонив голову набок, с совершенно непроницаемым лицом. Я говорил быстро, боясь, что он меня перебьет и я не все успею, показывал ему на ноутбуке сохраненные страницы со статистикой, пытался поймать его взгляд…
- Еще двадцать три-двадцать шесть процентов зараженных испытывают слабые симптомы, они живут дольше, а может и вообще не умирают от СПИДа, если очень оберегать и поддерживать организм. А шестьдесят-семьдесят процентов – заметь, какие цифры! – эти вообще живут, как обычные люди, и являются только носителями, при определенной терапии они вообще не замечают своей болезни.
Жека перевел взгляд с монитора на меня. Он рассматривал меня так пристально, словно видел впервые. Я даже немного смутился под его взглядом, сбился и замолчал. Пауза затягивалась, я начал нервничать.
- Ну вот…то есть…я не говорю, что проблема яйца выеденного не стоит, но не надо отчаиваться раньше времени. Надо первым делом сдать анализы…а потом уж… Но даже если…даже если будет совсем плохое – я не оставлю тебя, я буду дальше искать, мы найдем лекарства, свозим тебя в Штаты…ты будешь нормально жить, если будешь беречься, даже сексом можно будет заниматься!
- Саш…Саша, - Женя остановил мой словесный поток, так и не отводя от меня взгляда.
- Зачем я тебе такой? Зачем все эти хлопоты?
Я задержал дыхание, как перед прыжком в воду.
- Как, я разве не сказал? Я люблю тебя…такая вот ерунда, - последние слова выскочили уже сами собой, видимо, от волнения. Я смущенно хмыкнул и зачем-то пригладил волосы. Жека снова склонил голову на бок, как будто рассматривал в музее редкое произведение искусства. Посмотрев на меня несколько секунд, он спокойно произнес:
- Не скрою, я хотел это услышать…наверное, я был бы счастлив…вчера. Но сегодня, боюсь, ты путаешь любовь с жалостью. А это больно.
Как же хорошо, что он так долго спал, и у меня была возможность подготовиться к нашему разговору. Я предвидел такую реакцию, если честно, я постарался предвидеть максимум вариантов его реакции, и только на одну у меня не был заготовлен ответ: если бы он сказал, что любит другого. Но этого не произошло, и я вздохнул с облегчением. Выдержав его серьезный, несколько настороженный взгляд, я улыбнулся как можно искреннее.
- Прости меня, дурака. Ты же знаешь, иногда я бываю ужасно тормознутым. То, что я тебя люблю, я понял не сегодня, и даже не вчера…просто трудно было признаться в этом самому себе. Но вчера в клубе…знаешь, если бы ты еще минут десять оставался с теми девицами, я бы подошел и поцеловал тебя при всех. Я так ревновал и…хотел быть рядом с тобой…хотел тебя…так сильно, что было бы глупо отрицать… - понимая, что начинаю путаться в словах, я испугался, что все это звучит неубедительно. В таких ситуациях действия лучше любых слов. Поэтому я осторожно придвинулся к Жеке, и обнял, спрятав лицо у него на груди.
- Я люблю тебя. Прости, что так получилось… Но я очень тебя люблю, это сильнее меня, - шептал я, пытаясь не разреветься. Стало вдруг так страшно, что он может оттолкнуть, прогнать, снова заговорить про жалость, про болезнь… Я сжал его сильнее, так, чтобы он не смог меня от себя оторвать, даже если бы захотел.
- Сашка… - услышал я его шепот, такой тихий, что можно было спутать с обычным вздохом. Его рука опустилась мне на голову и начала гладить по волосам – тихо, едва касаясь, медленно, проводя от макушки до самых кончиков, задевая спину, от чего у меня по телу побежали мурашки. Время тянулось ужасно долго, мне и хотелось, чтобы эти мгновенья никогда не заканчивались, но, в то же время, я так ждал его ответа, ждал, как приговора. Наконец, Жека вздохнул, и прижался губами к моей макушке. Я слышал, как быстро стучит его сердце, ощущал, как дрожат его пальцы на моих плечах. «Даже если он ничего не скажет сейчас, пусть хотя бы не прогоняет. Пусть только позволит быть рядом, я подожду, когда он привыкнет ко мне, и может быть потом, полюбит меня тоже…» - думал я, не решаясь сказать это вслух.
- Сашка, ты…ты правда любишь меня? Не только как друга? – услышал я, наконец, до неузнаваемости изменившийся от волнения голос Джена. Я поднял лицо, поймал его недоверчивый взгляд. Нет, я был не в силах больше ничего объяснять. Слегка надавив руками ему на грудь, я уложил Женю на кровать, пристроился рядом, и настойчиво прижался своими губами к его губам. Он вздрогнул, попытался отстраниться, чтобы что-то еще сказать или спросить, но я слишком долго ждал этого поцелуя, чтобы променять его сейчас на объяснения. Поэтому я нежно взял голову Жени обеими руками, прижав ее к подушке, продолжая целовать его, заставляя поддаться мне. Прошло еще несколько секунд, Жека судорожно вздохнул и схватил меня в такие тесные объятья, что мне стало трудно дышать.
Потом мы долго лежали рядом, обнявшись, смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляд, целовались. Я шептал ему все-все, что накопилось за этот день, за все последние месяцы: как я им восхищаюсь, какой он красивый и классный, как я хочу его, какие сны мне про него снятся. Я рассказывал ему все свои планы, как мы спасем его, как мы научимся жить полноценной жизнью, даже если он болен – лишь бы вместе. Жека то улыбался, то плакал, то принимался целовать меня, прерывая на половине фразы. Он пообещал слушаться меня, пройти через все необходимые процедуры, постараться выжить.
- Я буду стараться, Саш, я не хочу тебя разочаровать и…потерять. Я все сделаю, чтобы ты не пожалел… - говорил Женя, прижимая меня к себе.
Это был такой странный день, в нем перемешалось столько событий и волнений. В результате, вместо того чтобы спать, мы всю ночь смотрели фильмы, опустошая женькин холодильник, говорили обо всем, что приходило в голову, стараясь больше не поднимать страшных тем, иногда обнимались и целовались – только нежно, без намека на страсть. Я уже точно знал, что у нас с ним будет секс – будет так, как он захочет, на его выбор. Но сегодня это было бы уже слишком. Жека, как мне казалось, чувствовал то же самое.