Юность из предместий 1-2

(повесть)

Когда Лёхины родители развелись и попилили квартиру, мать уехала с долей денег к сестре в Карпинск. С тем чтобы пропить хрусты и навеки сгинуть в бараках кишащих таким же гнойным рваньём. А отец, с десятилетним Лёшкой остались в пригороде машиностроительного завода. Лёшке было пофиг, более того, появилась ощутимая свобода и отсутствие диктата со стороны вечно заблёванной мамаши.

Отец весь световой день пропадал на заводе. А соседка тётя Маруся, которая должна была опекать Лёшку, ограничивалась чашкой борща и куском хлеба с маслом, справедливо полагая, что жизнь воспитает лучше. Далее пацана принимала в объятия та самая улица. Ну и дружки конечно, братва. Еле высидев нудные уроки, друзья заскакивали домой, и, перехватив на лету кусок хлеба с сахаром, убегали на улицу. С тем чтобы появиться домой уже со звёздами.

Занятия не отличались запредельной фантазией. Ходили на кладбище с западёнками, сидели на веранде детсада с гитарами и передирали друг у друга новые песни и аккорды. Для разнообразия дрались с сопредельными улицами. Пока ещё без заточек. Чисто пустить кровя, за ради спорта.

Лёхины дружки Никола Знамер и Мишка Щепа, такие же уличные босяки, дети места и времени, мало, чем отличались от окружающей действительности. Вечно рваные, с неизменным синяком на той или иной части тела. В перешитых братовых шмотках, со свинчаткой в кармане и литых сапогах с загнутыми голенищами.

А вокруг, то есть по всему посёлку, процветала задорная советская пьянка. Пили все, стар и млад. В местном магазинчике и пойло было подобрано именно под контингент. Дешёвая водка за три рубля шестьдесят две копейки, плодово-выгодное вино, да бутылочное пиво, по вкусу более всего похожее на мочу директора магазина. Хотя не исключено, что продавцы тоже принимали участие в данном действе.

Воровали тоже почти все. От белья вывешенного для просушки, до картохи и солений из овощных ям. Половина посёлка красовалась татуировками самого разного толка. Другая половина готовилась их приобрести. И уж совсем мало было таких, про которых говорили, - богатые. То есть успешные. Это сейчас понятно, что были они такой же голытьбой, просто пили меньше и реже.

В возрасте четырнадцати лет Лёха впервые познал женщину. То есть познал, сказано громко и помпезно. Попробовал познать, так будет вернее. Случилось это вечером на веранде всё того же детского сада. Трое друзей сидели на лавке, курили приму и по очереди мучили старенькую гитару.

Ритка Дудина появилась неожиданно. Просто раздвинулись кусты облепихи, и из них выползло это чудо. Ритка была мертвецки пьяна. Краем сознания, срисовав троицу, она пьяно улыбнулась и с размаху села мимо лавки.
Упав навзничь, она тут же уснула. При этом подол её короткого платьишка задрался, предъявив пацанам совершенно голый треугольничек волос того самого запретного места.

Первым обрёл дар речи Знамер. Поминутно сглатывая пересохшим горлом, он воззрился на обнажённую девку и прохрипел: - Кто со мной?
Двое дружков, ни слова не говоря, подхватили шлюху под мышки, и вся компания направилась в отдалённый уголок садика. Там, за трансформаторной подстанцией прямо на траве лежал старый проссанный матрац, на котором мальки, как на батуте прыгали целыми днями. На дворе стояла тёплая осень, всё как надо. 

Когда Знамер положил Ритку на спину и стал раздвигать ей ноги, шалава только пьяно хрюкала да бормотала что-то бессвязное. И после Знамера, когда на девку полез Щепа, она похоже и не заметила неудобств. Хотя инородное тело уже во всю скакало в её недрах.

Лёха был третьим. Его перевозбуждённый член стоял почти вертикально и тихонько звенел на манер тетивы. Большого труда стоило ему разогнуть непослушное хозяйство и вставить,… вернее попытаться вставить его в Риткину дырку. В этом месте произошёл конфуз. Едва прикоснувшись головкой к обнажённому бедру марухи, Лёха расстрелял свой боезапас. Могучая струя белёсого цвета забрызгала бабе подбородок и нижнюю часть лица.

Шепотом ржали пацаны, пьяно храпела Ритка. Лёха готов был провалиться под землю от стыда. Затем они ещё по несколько раз лазали на Ритку. И, в конце концов, у Лёшки всё получилось. Сказать, что он взлетел либо воспарил, это значит промолчать. Впоследствии у него было много баб. Всех цветов и конфигураций. Но та первая, Ритка, запомнилась на всю жизнь.

***

О рыбалке договорились с вечера. Пока не стемнело, сходили за бараки, где, сбившись в небольшое стадо, стояли сарайки и дровяники татар. Вообще татары, живущие в посёлке бок о бок со славянами, привыкли всё же существовать особняком. И пока их русские соседи пили горькую и прогуливали на работу, прижимистые и хозяйственные потомки Бату-хана, строили себе коммунизм, как могли понятно. Так и появилась эта группа сараев, в которых круглый год мычало, хрюкало и кудахтало на все голоса.
Тут же среди навозных куч накопали червей и, сложив их, в пустую консервную банку сговорились о походе на Каму.

Ранним утром, пока отец ещё спал, Лёха тихонько, чтобы не разбудить главу маленького семейства собрался. Бросил в кулёк кусок хлеба с солью, с оглядкой спёр у отца несколько сигарет Прима, прихватил удочки и вышел в прохладу ночного двора.
На лавке перед домом уже вовсю скучал Щепа, Знамера пока не было.
- Спит скотина, - пожаловался другу Щепа. – Я уже кидал камешком в окно, теперь ты иди. Сам знаешь, какая у него мамаша…

Лёхе повезло больше чем дружку. С первого же камешка распахнулось окно и в него высунулась распухшая как подушка морда Знамеровской мамаши.
- Я тебе покидаю гавнюк, я тебе так покидаю засранец, ноги из жопы достану, так и останешься…
Но тут, слава богу, появился Знамер. Заспанный, но с удочками. Прошмыгнув под носом у похмельной родственницы, он выскочил на улицу и уже с безопасного расстояния крикнул: - Похмеляться надо, чё разоралась?
С этим компания, сопровождаемая матом и угрозами взяв ноги в руки, быстро ретировалась.

Переругиваясь и подтрунивая над не проснувшимся Знамером, резво добежали до Камы, по ходу дела насшибав на остановке у школы знатных наваристых окурков. Река встретила холодом и молчанием. Тишина. В мире все умерли.
По скользким брёвнам, того и гляди, рискуя нырнуть в свинцовые волны, перебежали на плоты. Здесь на насиженном месте и расположились. Вон сухая корка оставленная в прошлый раз. Маленькая, подвялившаяся щеклейка, чудом незамеченная чайками.

Минут пять неторопливо разматывали удочки, насаживали червей. Ну, держись рыба!
А в воде то тут то там вскипают буруны, плещет мелочь. Оно понятно, у окуня жор. Жрет, то есть всё что под руку попадётся. В такое время ловится он с наживкой и без. Иногда как положено за хавальник, иногда за глаз и что уж вовсе странно, даже за жопу.

За полчаса натаскали на нормальную уху. Можно будет на угоре за кладбищем развести костёр и нажраться от пуза.
Лёха закурил, кивнул понимающе на красноречивые взгляды дружков. Оставлю, не ссать.
Шаги заставили троицу оглянуться. Блять! Только этого не хватало. Веденеевские, много! Человек десять, вляпались…

Заводила у Веденеевских, здоровенный как трактор Беларусь татарин Марат. А на подхвате у него верный соратник и шестёрка в одном флаконе, Мишка Юденич.
- Ну, чё православные, много ли рыбки наловили? – сплёвывая под ноги Знамеру, спросил Марат. – И ведь рыбачат на нашем исконном месте, а аренду не платят, - обращаясь к Мишке, пожаловался татарин. Наказания достойны, мне так кажется.

Мишка, ни слова не говоря, в угоду старшему, размахнулся и дал леща тому, кто был ближе всех. А именно Щепе. Откуда бы ему знать, что Щепу даже батя по пьяни трогать опасается. В одно мгновение всё смешалось. Треск кулаков, смачные удары по мордасам, надсадные хрипы…

Опомнился Лёха уже в ледяной воде. Как он там оказался? Помнил только кулак, с неумолимостью электрички закрывший полмира. Крепкий удар и недолгий полёт.
Вода обожгла и отрезвила. Лёха отчаянно забарахтался, но своенравная река уже схватила его жадными ручищами. Лёха бился со стихией не на жизнь, а на смерть, но течение неумолимо стаскивало его под плоты. Слабеющие пальцы хватались за осклизлые брёвна, сломался ноготь, заноза вошла, чуть ли не до пятки. Но Лёшка этого не чувствовал.

Всё его естество боролось за жизнь, за право дышать. А течение, поставив тело почти горизонтально, делало своё дело. Ещё чуть, ещё полминуты…
Рядом с Лёшкой что-то мощно упало в воду. Сильные руки подхватили полумёртвого от страха мальчишку и потащили прочь от плота. А сверху уже тянулись руки, много рук. Ещё миг, сантиметр и общими стараниями парня вытащили на плоты.

Лёху вырвало водой, затем ещё раз. Прокашлявшись, он, наконец, восстановил способность соображать, видеть. Рядом с ним, мокрый с головы до ног. Так же жадно хватающий воздух, сидел его спаситель, татарин Марат.
- Ну, что Чапаев, жить будем? – улыбнулся парень, и дружески хлопнул Лёху своей ручищей по загривку.

***
Утро понедельника началось со странностей. Зайдя в сральник, Лёха вынул твёрдую как черенок от лопаты плоть. Справившись с пробкой, он попытался справить малую надобность. Тут-то всё и началось. Моча пошла, куда бы ей деться, но действо, ранее приносившее удовлетворение, сегодня сопровождалось сильной резью. Так уже бывало, когда Лёшка простудил яйца, катаясь зимой на мопеде. Тогда батя обозвал болячку циститом. И заставил сына пить маленькие жёлтые таблетки. То ли фуразолидон, то ли фурацилин.
Опять что ли где-то простудился? - подумал подросток. Кое-как завершил процедуру и стал собираться в школу.

Перед уроками, когда неразлучная троица курила в школьном саду, Знамер, стесняясь как целка, пожаловался на ту же беду. Щепа, посмотрев на друзей долгим взглядом, нахмурился и выдавил: - У меня то же самое. По ходу трипак мы поймали пацаны. Всё Ритка-сука. Больше не кому. Ладно, не ссать, есть, знакомый лепила. Толька Мокрый? Он в больничке работает санитаром. После уроков сходим.

Еле высидев, пять уроков и, сбежав с последней истории, друзья направили стопы в поселковую амбулаторию, в поисках того самого Тольки.
Толька лет пять тому, с грехом пополам закончил восьмилетку и в силу умственных неспособностей не попал ни в одно учебное заведение. Сердобольная соседка пристроила его санитаром в амбулаторию, где парень и работал, по сей день.

На лавке за больничкой состоялся серьёзный разговор. Пацаны объяснили Тольке свою беду и тот прохохотав минут пять, пообещал помочь.
- Эх вы, салабоны. ****ься полезли, а слово гандон вам о чём-нибудь говорит? Только такие дураки вроде вас, полезут на клячу типа Ритки без резины. Ладно, не бздюмэ, к вечеру что-нибудь придумаю. Готовьте сармак. По червонцу с хари. А чё вы хотели? Триппер, дело не шуточное, и бициллин денег стоит.

Вечерний посёлок огласил истошный визг. Так, наверное, верещала царевна лебедь, когда её в очередь ебли тридцать три богатыря. Среди скопища сараев состоялось очередное убийство. Щепа с Лёхой, притаившись за кучей досок, лежали в засаде. А тем временем Знамер отрабатывал первую часть действа. Над крышей одного из дровяников показался лёгкий дымок. Вот он окреп, стал набирать силу. Показалось пламя.

Кто-то из обрезанных потянул носом, начали поворачиваться головы. И вот уже долгожданный крик всколыхнул застоявшийся воздух. Пожар! И тут же всё пришло в движение, забегало, засуетилось, загомонило.

Лёха и Щепа, не теряя времени, по-пластунски скользнули ближе к разделанной свиной туше. Два здоровенных куска мяса улетели в крапиву за забор.
- Всё, делаем ноги, - скомандовал Щепа. – Да ты не ссы, всё равно они свинину не едят. На продажу закололи, - и пацаны, стараясь не задеть ни одной веточки, кустами ретировались.
Мясо в тот же вечер было продано Мазаю со Стрелки за двадцать пять рублей. А татары ещё долго шумели, выкликая беды на голову бандитов.

Последующие дни запомнились Лёхе болью, и лишениями. Толян, как и обещал, принёс им несколько упаковок с ампулами. На коробке значилось Бициллин-2.
Первый укол сделал сам Толька. Вызвавшемуся Щепе, как предводителю и первопроходцу, пришлось на себе испытать все прелести лечения данного недуга.
Пока Щепа корчился на досках за гаражами и вместе с жопой пытался усвоить зловредное лекарство, Толян разглагольствовал.

- Надо бы вам конечно ещё каналы промыть серебром, но думаю, вам и бициллина хватит. Болячка не застарелая, авось организм сам справится. Неделю будете колоть, пропускать нельзя, а то козе под хвост.
С досок поднялся Щепа. Морда набекрень, в глазах сырость, но голос твёрдый, положение обязывает.
- Ну, так-то ни чё. Поначалу больно, а щас вроде отпустило.
Толян довольно ржанул и закуривая, нравоучительным тоном сказал: - Погоди милок, я на тебя через недельку посмотрю, когда ногу на ногу закинуть не сможешь. Это гавно плохо рассасывается. Ещё и шишки будут.
На том и расстались.

***

Воскресенье началось с пакостей и главной из них был приезд матери. Вот уж кого не ожидал Лёшка, так это канувшую в небытие родственницу.
В семь утра в двери постучали, затем пнули пару раз, затем ещё. Пока Лёшка запрыгивал в старенькие треники и бежал в прихожую, с той стороны продолжали ломиться.

Открыв дверь, Лёшка остолбенел. На пороге, прилично пьяная стояла мать.
- Ну, я так и буду стоять на лестничной площадке или меня всё же пустят в дом? – спросила родственница. И оттолкнув Лёху, вошла в квартиру.
На шум из своей комнаты вышел заспанный отец. Неверяще посмотрел на свою бывшую и буркнул: - Тебя здесь ещё не хватало. Чё припёрлась? Если за деньгами на пойло, то я не подаю. Освободи территорию.

Мать, не слушая отца, нагло уселась в кресло и, обращаясь к Лёшке, сказала: - Воды матери принеси, не видишь, человек с дороги запалился.
Лёшка уже метнулся на кухню, когда резкий окрик отца остановил его.
- Стоять! А ну-ка пойди, проветрись. Минут пятнадцать посиди на лавке у подъезда. Мы тут потолкуем с незваной гостьей, а потом она уедет туда, откуда явилась.
- Бессовестный, - заорала мать. – Как тебя земля носит. А может мне жить негде, может я бездомная. Может меня по квартире в Карпинске кинули…
- Проблемы негра, шерифа не ебут, - ответил отец. Дальше Лёха не слушал.

Позже, когда в водопадах мата и упрёков, мать всё же отвалила, Лёшка узнал от отца следующее.
Бичуя и пропивая последние тряпки, мать дошла до того, что попала в поле зрения квартирных кидал. В пьяном виде подмахнула необходимые документы и привет семье.
Её коммуналка в Карпинске благополучно отошла другим людям, причём по закону. А она, получив тысячу рублей ещё неделю гусарила с такими же подзалупницами.

Поскитавшись по углам и баракам, надоев всем и вся, мамаша вспомнила о родных пенатах и, собрав копейки на поезд, поехала давить на жалость.
Но отец всегда был человеком твёрдым. Про таких говорят, крутого нрава. Поэтому после двадцатиминутной перепалки, он просто дал своей бывшей хорошего поджопника. Пообещав при следующей (не дай бог) встрече, переломать рёбра.

Вечером того же дня у них состоялся разговор. По кухне дежурил отец. Нажарив полную сковородку хлеба с яичком и заварив чай, он быстро накрыл круглый старинный стол в большой комнате. Нарезал сала, колбасного сыра. Минут пять чавкали молча. Когда первый голод прошёл, стали насыщаться размеренно, по-мужски. Пришло время чая, вот тогда и состоялся разговор.

- Пойми сын. Мы с твоей матерью прожили десять лет. И за эти годы она превратилась в самую настоящую бичовку. Да ты и сам многое помнишь. Я пытался её лечить, а она воровала у меня деньги и напивалась. Я увозил её за город от греха, а она выпивала мой одеколон и бодяжила с водой зубную пасту. Терпение человека не безгранично. Пришлось расстаться. Мужик пьёт – пол беды, баба пьёт – беда!

Лёшка сидел, подперев кулаками щёки, и думал о матери. Сколько горя и слёз может принести человек. Нет, такую мать он видеть не хочет. Вслух же сказал: - Ты бать не переживай, я же всё понимаю. Нам ведь с тобой вдвоём хорошо? Ну и всё. А если ты будешь встречаться с женщиной, так ты же ещё не умер?

В ответ на Лёшкины слова отец невесело рассмеялся.
- Эх ты, мудрец мой. Об этом не переживай. Если я и буду с кем-то встречаться, то в дом точно не приведу и тебя ту женщину мамой называть не заставлю Мы не в кино, это жизнь сынок. А вдвоём и, правда жить спокойнее и веселее. Кстати я готовил, тебе посуду мыть. Дерзай.

***


- Бросай всё на хер, ты чё не в курсах что ли? Висимские нам предъяву кинули. Типа на посёлке живут одни бздявые гандоны. Толпа уже собирается.
Щепа ворвался на манер горохового поноса, Лёха не сразу сообразил, в чём суть, а, врубившись, ни слова не говоря, стал одеваться. Висимские, это серьёзно. Исконно враги…

Через десять минут, накинув старые затасканные треники, футболку, подпоясанный армейским ремнём с пятиконечной звездой, Лёшка стоял на улице и поджидал остальных.
Карман трико оттягивала литая свинчатка. По условиям «стенки», ножи, опасные бритвы и иже с ними, возбранялись под страхом всеобщего бойкота.

Лёхин дом крайний у кладбища, дальше неглубокий ложок и погост. А перед ним, словно специально, широкая, утрамбованная машинами и людьми площадь. Место выяснения отношений. Твёрдая, как такыр земля впитала в себя кровь и сопли не одного поколения поединщиков. Дед говорил, что раньше сечу разгоняли городовые, позже милиция. Но иногда, когда страсти закипали не на шутку, приходилось подпрягаться пожарникам.

Ведь это ж только дети думают, что пушка на пожарной машине предназначена для гашения особо злобных пожаров. А на деле сия приблуда создавалась с одной целью. Мощной струёй ледяной воды разогнать толпу. Какую толпу? Ну, вобщем-то не о драках думали комитетские ботаники. Совсем не о драках.

Из-за магазина показалась толпа воинственно настроенных подростков. С дрекольем, с ремнями как у Лёхи. Человек пятьдесят, не меньше. Впереди понятное дело Петух. Он самый рослый и самый буровый. Пацаны ему доверяют, предводитель. Из соседних дворов в общее стадо стекались жидкие ручейки пацанов. Настрой дерзкий. Более года не было стычек с Висимскими, пора бы.

Лёха примкнул к шествию, его обступили со всех сторон. Зловещее пыхтение, топот множества ног и режим полнейшего молчания. Настраивается братва, - подумал Лёха. Да и о чём говорить? Делать надо. Завтра многие не смогут самостоятельно встать с кровати. Иные загремят в больничку с травмами различной степени тяжести. Но это завтра. А сегодня надо показать сопредельным козлам, кто есть ху.

Синхронно, словно на хорошо отрепетированной дуэли, с двух сторон, Висимские и Запрудские начали сходиться на площади перед стареньким кладбищем. Расклад сил примерно поровну. Половина морд с той стороны знакомы, с иными есть отношения. По авиамодельному кружку, по боксёрской секции у дяди Юры. Но война не знает жалости и дружеские отношения ею не котируются.

Вперёд как водится, вышли секачи, предводители. Прям Куликово поле. С той стороны Волчонок, пацан крепкий и до драки злобный. Со стороны Запрудских выступил Петух. На полбашки выше Волчонка, в плечах шире. Но видимый перевес ничего не значит. Лёхе доподлинно известно, что если Волчонок озвереет, то остановить его можно только танком, да и то не всяким.

- Ну, чё ****ося, - начал Волчонок. – У мамки-то хоть отпросился? А то поди-ка ищет тебя по всей избе, сынок, ау. Вот твоя мявкая титя…
- Я-то отпросился, - отвечает Петух. – И у мамки и у папки, а вот тебя-то как отпустили из ветлечебницы. Дед сказывал, что ящур свирепствует. Неужто сбежал? Маму с папой в палате бросил, а сам был таков…

Диалог с редкими вкраплениями русского языка продолжался не долго. Более шустрый на язык Петух, добился желаемого. Коротко рыкнув, Волчонок бросился на врага. Замелькали кулаки, затрещала порванная одежда, брызнула первая кровь.
- Ну и чё стоим православные? – обращаясь сразу ко всем, громко спросил Щепа. – Пацаны во всю резвятся, а мы стоим как девочки на танцах.

С коротким подшагом, он что есть мочи дал в ухо ближайшему Висимскому, и действо началось. Мгновение, и всё смешалось. Как в том Бородино, кони и люди. Ещё миг другой и сеча разделилась на мелкие кучки из двух, иногда трёх поединщиков. Замелькало дреколье, пошли в ход свинчатки, хлынула кровь.

До первой удачной ****юлины Лёшка грелся, но, получив хороший удар по ебучке, рассвирепел. Голова боксёра, его руки и ноги включились в общий хоровод. Удар, нырок, сестеп… Руки автоматически делали своё дело, ноги так же на автомате перемещали тело в пространстве, занимая оптимальную позицию, уклоняясь и контратакуя.

Послышался омерзительный визг милицейских сирен. Уходя от удара, Лёшка глянул через плечо. По просёлочной дороге, подпрыгивая на ухабах, в их сторону летели аж четыре ментовских Уазика. Пора делать ноги.
Два крика слились в один. Кричали Петух и Волчонок.
- Ноги братва, уходим!
- Ещё встретимся пидеры…
- Сопли подбери гандон дырявый…

Лёха нёсся как лось через могильные холмики, перелетал через кованые оградки, таранил головой молодые осинки, продирался через заросли шиповника и малины. Наконец он вывалился из кладбищенских джунглей уже на той стороне. Без остановки влетел башкой в густые заросли сирени, упал и замер.
Пот стекал по спине, и терялся в развилке делящей жопу на две равные части. Прямо перед носом красовался калачик засохшего говна. Дыхание вырывалось с шипением, как из проколотого ската. Слава аллаху, оторвался. Ещё не хватало батю расстраивать. Ему и так достаётся.

***

Не уберёгся. Да и кому бы пришло в голову, что Пирог окажется таким мстительным. Ну, подумаешь, с девчонкой погулял малость. Не приставал, не щупался. Просто проводил после танцулек домой. Так, наверное, любой поступил бы на его месте. Время к двенадцати, уличные фонари в данной части планеты бюджетом не предусмотрены. А Лилька девка хорошая, не красавица, но обаятельная. Недотрога? Вряд ли. Просто свой парень с косичками.

Уже на следующий день, на перемене к Лёхе подошли сразу трое. Пирог и два его кореша. Обступили с трёх сторон, прижав к батарее, и завели старую как сама история песню.
- Ну, чё Лилька говоришь, понравилась? – постоянно сплёвывая через заячью губу прогунявил Пирог. – А ты в курсах, что она моя подруга? Я не для тебя, её по кинам вожу, и не для тебя угощаю.

- Морковкой или капустой? – вырвалось у Лёхи. Он тут же пожалел о сказанном, но слово, как известно не воробей. И быть бы беде, но в этот самый миг подошли встревоженные за друга Знамер и Щепа.
- Чё за кипеш? – лениво поинтересовался Щепа. – Тут никак рамс зреет, а мы и про дела не знаем.
- Утухни сявка, - душа в себе порыв ненависти глухо пробубнил Пирог. – Сами разберёмся.
- Да знаем мы тебя, разборщик, - продолжал наезд Щепа. – ****уй в столовку лучше, пока перемена не кончилась. Там сегодня морковку дают. Тёртую, как ты любишь.

Звонок на урок прервал перепалку. Нехотя, быкующие стороны стали расходиться. Каждая неторопливостью подчёркивала свою независимость и презрение к дисциплинарным взысканиям.
- Встретимся ещё сын прошмандовки, - процедил вслед Пирог.

Последним уроком была физкультура и Петя, памятуя о Лёхином разряде, отпустил парня домой. Эх, отбегать бы вместе со всеми, отпрыгать чё там по программе…
Выйдя из душной школы, Лёшка всей грудью вдохнул вкусный осенний воздух. Лепота! Порылся в карманах в поисках окурка и свернул за угол, по направлению к дому. Здесь его уже ждали.

Маленький перочинный ножик вошёл в живот, а потом ещё раз и ещё. Всё произошло настолько быстро, что Леха даже не успел удивиться. Боль пришла тоже не сразу. Вначале он увидел кровь на светлой рубашке. Кровь и рваные отверстия.
- Эх, последняя нормальная рубаха была, - подумал он, прежде чем осесть по стене на асфальт.

Скорую вызвали проходящие мимо десятиклассницы. Они же подняли страшный визг. На шум сбежалось пол школы. Суетился, расстёгивая ворот рубашки Знамер. Страшно орал на зевак Щепа. Скорая приехала на удивление быстро. Минут через пятьдесят. Рекордсмены мать их. Лёху с предосторожностями погрузили в машину и авто взрёвывая своей сиреной, рвануло в сторону больничного городка.

В белой палате Лёшку положили на стол, предварительно раздев до гола. Обкололи пузо новокаином или ещё какой-то хренью. Потом он просто чувствовал, как в нём ковыряются. Было противно, чуть не вырвало. Наконец он почувствовал, что его зашивают. На протяжении всей операции молодой врач с марлевым намордником пытался разговорить парня. Задавал дурацкие вопросы, короче вёл себя как Петрушка. Уже потом Лёха понял, что хирург просто помогал ему пережить операцию, легче перенести шок, связанный с ней.

- Ну, молись ковбой, что у твоего недруга был перочинник. Таким цыплёнка не зарежешь, не то, что человека, - сказал хирург напоследок и Лёху увезли в палату.
В палате, которая представляла собой комнату метров двадцати, стояли три кровати. Две из них были заняты постояльцами. Старик, сам с собой играющий в дорожные шахматы и ещё один. По размерам подросток. Тот лежал лицом к стене и вроде как спал.

Лёшку с предосторожностями перевалили на кровать, укрыли одеялом и оставили на произвол отечественной медицины.
Старик покосился на вновь прибывшего и сказал: - Иван Александрович, можешь звать дядей Ваней. За что сюда загремел-то?
- Ножиком ткнули в живот, - сказал Лёшка. Голос был такой, словно он его отлежал. – Из-за девчонки повздорили.
- Из-за девчонки, это хорошо. За девчонок можно и под нож. Годится.

С другой стороны, от ранее спавшего парня прилетела фраза: - Он такой дядя Ваня, нормальный пацан. Наш, Мотовилихинский.
Лёшка недоумённо повернул голову на знакомый голос и увидел морду-шайбу с улыбкой до ушей.
- Здаррова крестник, жить-то будешь ли? – На него, смеясь, смотрел Марат татарин. – Вот и свиделись братуха. Значит, Аллаху угодно…

***

В больнице, пользуясь, случаем Лешку, пропустили через все круги медицинского ада. А именно взяли кучу анализов, сделали флюорограмму, посмотрели глазное дно. Лечащему врачу не понравилось содержание белка в Лёхиной моче и с диагнозом очаговый нефрит, его перевели в терапию. Терапевт, не мудрствуя лукаво, назначил парню пенницилин, шесть уколов в сутки и бросил на произвол себя.

Если бы хирургия и терапия не сообщались между собой крытым переходом, то Лёха бы давно удавился со скуки. Раны его неглубокие и вобщем не опасные затягивались как по мановению руки. Страшно чесались и почти не болели. Соседи по палате, в отличие от подростка действительно больные, доставали своими жалобами. Столовая кормила откровенным дерьмом.

Сразу после завтрака и врачебного обхода, закончив с процедурами, новые друзья встречались на переходе и до обеда были предоставлены самим себе.
Лёха уже знал, что Марат на спор подныривал под баржой и распорол себе спину о какую-то железяку. Распорол глубоко, чуть ли не до костей. Парня заштопали, но отпускать не собирались, подстраховываясь на всякий случай.

Сидя в скверике за корпусом, куда не достигали глаза медсестёр и нянечек, парни курили и болтали о планах на жизнь.
- Я Лёшка постараюсь закончить десять классов, чего бы мне это не стоило. Нынче без образования никуда. Есть у меня задумка. Хочу попытаться поступить в Свердловское высшее командное училище. На универ у меня здоровья не хватит.

- А я попытаю счастья в политех, - говорил Лёха. – Нас в прошлом году водили на экскурсию на завод. Чё-то запал он мне в душу, наверное, это потомственное. Батя всю жизнь на мартене пашет. Подручный сталевара. Бабки нормальные рубит, да и уважают его люди. Без стали теперь никуда.

Накануне к Лёшке приходили в гости Знамер со Щепой. Принесли пять пачек Примы, пирожки рис с яйцом и бутылку кефира. Удивлению пацанов не было конца, когда они увидели нового Лёшкиного друга.
- Да это же татарин веденеевский, - только и смог выговорить менее агрессивный Знамер, тогда как Щепа уже комкал кулаки и бычился.

Но в юности враги, как впрочем, и друзья быстро наживаются и так же быстро проёбываются, а по сему минут через пятнадцать все четверо уже непринуждённо болтали и ржали над анекдотами.
- Кстати, а что там с Пирогом? – спросил в промежутке между хохотом Лёшка.
- А Пирогу братуха хана. Закрыли твоего крестника. Правда, потом отпустили под подписку. Его отец постарался. Вернее всего уйдёт на малолетку, - сказал Щепа и странно так посмотрел на Знамера.

- Ну, вы что-то не договариваете, не томите гады, - Лёхе не понравилось, как друзья переглянулись.
- Да чё тебе сказать Лёшик? – Знамер задумался. – К твоему пахану приходил отец Пирога. Ты в курсах, что он мусорянский? Просил поговорить с тобой, чтобы сделать типа самозащиту. Ну, вроде как ты первый начал, а Пирогу младшему пришлось защищаться. Твой папик послал Пирога старшего в жопу и тот пригрозил ему какими-то репрессиями. Фиг знает, менты они такие, начнут прессовать, за что было и чего не было.

Лёшка задумался, впрочем, не надолго. Решение пришло само.
- Вот что пацаны. Пирога я прикрою, лишь бы батя не пострадал. Насрать на этого козла, пусть живёт. Вам оно надо, чтобы он на тюрьму ушёл? Вот и мне не надо. Сделайте так, чтобы этот козёл пришёл сюда, побалакать необходимо.
 
Уже на следующий день, в часы посещений Лёшку вызвала нянечка.
- Иди ранетый, там к тебе друзья пришли. На процедуры не опаздывай. Узнаю что курили, пожалуюсь врачу.
В больничном холле Лёшку ждал не кто иной, как Пирог собственной персоной. От надменности и гонора не осталось и следа. Сейчас парень больше всего походил на Бартовского брошенного зайку. Ещё бы уши подстричь и в самый раз.

- Пошли на улицу, - бросил Лёшка обидчику, не здороваясь.
В сквере они сели на лавку. Пирог суетно достал пачку Космоса и предложил Лёхе.
Закурили.
- Ну, дак чё, ты уже разобрался по поводу Лильки и прочего? – хмуро спросил Лёха.
- Сука не захочет, кобель не вскочит, - трудно произнёс Пирог. – Виноват я перед тобой Лёша. Набуровил дальше некуда. Ты не думай, я не сыкуюсь, просто самому впадляк. Из-за кошёлки такого наворотил. Батя мечется предынфарктный. Мать уже сколь ночей не спит. Я не давлю на жалость. Я каюсь Лёш.

- Эх ты Пирог. Я ж тебе сразу сказал, проводил девку без задних мыслей. Я же знаю что она твоя. Мне делать нече своим пацанам в ботинки срать. К тому же у меня скоро Маринка вернётся. А Маринка для меня всё…
Помолчали.
- Вобщем так друг мой кондитерский. ****уй домой, скажи бате, что я всё сделаю и всё подпишу. Нет у меня к тебе злости и желания посадить тебя, тоже нет. Перемелется.
Парни встали, их взгляды, наконец, встретились. Пирог выдержал взгляд, хотя было видно чего ему это стоит.
- Ну не хворай живопыра, - улыбнулся Лёха. И сделал, то чего сам от себя не ожидал. Протянул недругу руку. А недругу ли?
Пирог пожал протянутую ладонь. Улыбнулся уже смелее и сказал: - Отныне не будет у тебя Лешка товарища вернее. Не за страх говорю, по совести. Если конечно ты когда-нибудь пустишь меня в товарищи. А звать меня Васькой, не Пирог я. Пока брат…

***

Урра! Каникулы! Три месяца дуракаваляния, девяносто дней без войны, в смысле без уроков, контрольных, опостылевших шпаргалок. Банзай!
А с пятнадцатого июля вообще кайф. Весь класс, ну почти весь, уезжает в область, в трудовой лагерь. Место сказочное. Река, большое светлое озеро. С восьми утра и до двенадцати, трудовой порыв на капустном поле, а дальше гуляй домашние!

Щепа ехать в колхоз не хотел, даже отмазку придумал. Уход за больной престарелой бабушкой. К тому же настала пора платить по счетам. А именно переэкзаменовка по алгебре. Но, узнав, что друзья едут, тоже засобирался. Одному в душном городе говно пинать приятного мало. Полтора месяца пролетели незаметно. Рыбачили, купались, исползали все окрестные леса вдоль и поперёк. С рыбалкой на Каме теперь проблем не было. Марат своим заказал трогать новых друзей. Жизнь наладилась.

Четырнадцатого с вечера Лёшка вместе с отцом собрал старый рюкзачок. Сидели на кухне, гоняли чаи.
- Ты там смотри осторожнее с девками колхозными, - подшучивал отец. – Местные приревнуют греха не оберёшься. Помню, мы так же ездили на уборку картошки. Эх, что за времена были. Послевоенные, голодные. Но жили дружно, не было делений на толстых и худых. Все были худыми, всем жрать хотелось. Девяносто процентов щеголяли в перешитых гимнастёрках. Из курева махорка. Из сладостей сахар, да и то не каждый день.
Ладно, давай спать. Поздно уже…

Деревня Черепки находилась в пятидесяти километрах от города. Доехали быстро. Всю дорогу девчонки пытались базланить песни, а пацаны жадно пялились в окна. Всё было в новинку, в диковинку. Стада коров, трактор с тележкой наполненной бидонами. Одно слово, горожане.

Разместили городских помощников в местном клубе. Большая комната, метров пятьдесят квадратных, не комната, а целый зал. Стены бревенчатые, из мебели пара лавок и всё. На грузовике привезли огромную охапку матрасов. Тут же общими усилиями их разгрузили, разложили по полу. Откуда-то появились простыни, подушки, наволочки и одеяла. О кроватях никто даже не заикнулся.

Девчонкам, а их оказалось девять штук, выделили отдельное помещение. Пацаны конечно немного повозмущались для виду. Мол, как это так? А коллективизм, чувство локтя? Пока устраивались, пришло время обеда. Метрах в ста от клуба-общежития, в каменном одноэтажном строении, оказалась местная столовая. Кормили без разносолов, но вкусно и сытно. Много мяса, ещё больше молока. Хлеба от пуза, сколько влезет.

После обеда разбились на группы по интересам. Учительница рисования, она же начальник трудового лагеря и её муж, пребывающий в отпуске и вызвавшийся сопровождать супругу, ушли на реку. Девчонки колдовали на своей половине. Украшали стены цветами, мыли полы. Одно слово, девчонки. Будущие хранительницы. Для которых главное быт и уют. А пацаны почти в полном составе, пошли к озеру. И хотя Лена Васильевна, запретила, но кто же её послушает. Когда вон оно озеро, в каких-то пятидесяти метрах.

Берег оказался песчаным и чистым, как в первый день творения. Когда накупались до посинения, а вода уже выплёскивалась из ушей, на берегу появилась ватага местных. Человек десять.
Щепа, как самый рослый и сильный, пошёл навстречу аборигенам. От группы хозяев вперёд выдвинулся рыжий мосластый парень лет пятнадцати. С минуту молчали, изучая друг друга. Затем рыжий заговорил.

- Короче перемские, привет типа, и слухайте чё скажу. По деревне не понтоваться, в клуб на танцы милости просим, но без выжопливаний. Девок местных по углам не жать, ино у них хозяева есть. На озере не срать, мы за ним следим. Видите как чисто? Вот пусть так и останется. Звать меня Гришкой, с остальными по ходу дела познакомитесь. Как условия?
Щепа исподлобья посмотрел на рыжего Гришку, лихо цикнул слюной сквозь зубы, улыбнулся и сказал, - годится конопатый.

А со следующего дня началась работа. Пропалывали капусту. Какой умник догадался городским труженикам доверить тяпки, теперь уже не установить. Но, по ходу дела капуста летела в межу вместе с сорняками. Больно кому-то надо разбираться. Впрочем, девчонки, в силу врождённой аккуратности делали две нормы, так что производство особо не страдало.

После работы шли умываться в свою «казарму» и сразу же на обед. В плане кормёжки колхоз не скупился. Пища простая, но всё натуральное, без выпендрёжа. И уж если давали котлету, то можно было не сомневаться, что это не русские «хлеб-соль» а именно котлета 100%.

***


Лена Васильевна и её муж Олег, люди ещё довольно молодые, оказались выдумщиками и просто весёлыми людьми. Уже на третий день, когда быт более-менее устаканился, они запрягли всё народонаселение маленькой республики. Посыпались КВНы, капустники. Всё с шуткой, задорно. Не для комиссий из районо, а для души.

- Пойми Миша, ты играешь белого офицера, это нужно сделать вкусно, - увещевала Лена Щепу. – Белая кость, голубая кровь. Покажи это Миша. Надменность, эдакий пуп земли.
- А чё я-то? Вон пусть Знамер играет. Я может, хочу красного командира сыграть, - оправдывался надутый Щепа.
- Нет, Миша, у Коли не получится, у него несколько другой тип лица.
- Тип как тип, нормальная такая вредная рожа. Как раз всяких гестаповцев играть…
- Ты базлань да не заговаривайся, - услышал его слова Знамер. – На свою рожу посмотри. Типичный Лёва Задов. Тебе бы у батьки Махно цены не было.

- Всё мальчики, не ругаться, - видя покрасневшие от злости лица, сказала Лена. – Ладно, пусть офицера играет Лёша, а для вас я что-нибудь придумаю. Но уж потом не отказываться. Договорились?
Знать бы пацанам, что для них придумала выдумщица Лена, бегом бы бросились играть не только белогвардейцев, но и гестаповцев. Знать бы, где упасть.

А ставили не больше и не меньше, - «Сорок первый» по Лавренёву. Танька Колесникова играла Марютку и ужасно понтовалась этим. У парней даже возникла мысль разобраться с ней. Но то, что было хорошо в начальных классах, сейчас почему-то не канало. Выросли девки, обзавелись разными округлостями. Так просто уже даже поджопника не дашь.

Лёхе досталась роль белогвардейца. А чё, нормальная роль, даже интересно. Гвардии поручик Говоруха-Отрок. Эдакая белогвардейская скотина. Надменная и понтовитая.
Ленин муж Олег в выходной смотался в город и привёз оттуда кучу реквизита. В том числе лейтенантские погоны, для Лешки кубанку для комиссара Евсюкова. Где он только её раздобыл?

Репетировали вечерами, в свободной комнате того же клуба-общежития. Орали до хрипа, доказывая свою правоту. Премьера была назначена через неделю, в воскресенье. В этот день должны были приехать родители, просто гости. Друзья из параллельных классов.
Пьесу ставили в усечённом варианте. Обрезанную как крайняя плоть.

И, наконец, настало долгожданное воскресенье. Актёры с утра перепсиховали, перелаялись как собаки. Танька закатила истерику из-за головного платка. По ходу пьесы она, как водится колхозной бабёнке, должна носить на голове платок. И в день премьеры данный головной убор исчезает. Обыскали всё, перевернули все матрасы, вывернули сумки. Как в воду канул. Лена Васильевна еле успокоила «приму», отдав ей свой шейный платочек. Не бог весть что, но Танька успокоилась.

В импровизированный зал набилось народу, не продохнуть. Родственники, друзья и ещё пол деревни из числа сочувствующих. Лавок не хватило, и люди сидели просто на полу. Наконец, когда страсти раскалились дальше некуда, занавес, собранный на живую нитку из старых одеял, медленно распахнулся. На сцене, на фоне нарисованных песчаных гор появилась Лена Васильевна.

- Дорогие друзья, - волнуясь, заговорила Лена.
- Соотечественники, - прибавил театральным шёпотом кто-то из зала. И этому «кто-то» тут же дали леща.
- Сегодня, - продолжила Лена. – Мы покажем вам пьесу известного русского драматурга Бориса Лавренева, под названием «Сорок первый»
Заранее прошу простить нас за костюмы и игру. Мы не профессионалы. Но всё что сделали, сделано для вас. Мы начинаем!

Через безводные пески, такие же обезвоженные пробирались малиновый Евсюков, его небольшое воинство и Марютка. На привалах, когда бойцы отдыхали, раненый Знамер добавлял экспрессии и надрыва своими стонами, - пить-пить…
Марютка читала бойцам стихи собственной выделки, срывая при этом шквал смехо-аплодисментов из зрительного зала.   

Ленин герой наш пролетарский,
Поставим статуй твой на площаде.
Ты низвергнУл дворец тот царский
И стал ногою на труде.

А тем временем с другой стороны приближался караван. В этом месте старые одеяла откинулись, и на сцену выехал Лёха-поручик. На чём выехал, спросите вы? Внимание!
Под ним стоя на карачках и время, от времени бия «копытами» гарцевал Мишка Щепа.
Чем уж Лена заманила его в столь не притязательную роль, не известно. Но рысак получился знатный. Зал рыдал.
- Кажись красные? – говорил поручик Говоруха-Отрок. И верный конь сурово отвечал, - игго-го…

Финальная сцена, когда Танька-Марютка с огромным удовольствием стреляла в любовника, довела зал до исступления.
Выстроганная местными умельцами из доски винтовка нацелилась в бегущего поручика, за сценой Олег что есть мочи ударил линейкой по письменному столу, и Лёха раскинув руки, упал навзничь.

Марютка-Колесникова подбежала к нему, упала на колени и стала покрывать поцелуями Лёхины щёки. Сказать, что им обоим это не нравилась, не берусь.
- Родненький  мой!   Что   ж   я   наделала?   Очнись,   болезный  мой!
Синегла-азенький! – причитала Танька. Зал плакал.
Спектакль имел огромный успех, а белогвардейский конь Щепа загадочно улыбаясь, думал о переэкзаменовке, которой не будет.

***

С местными установились дружеские отношения. Никто ни кого не задирал, горожане и
сами на рожон не лезли. Монастырь чужой, стоит ли? Но без финальной драки всё же не обошлось. Из-за чего? Так ясно, из-за девок конечно. На этой земле причин подраться не особо много. Деньги, сама земля собственно ну и бабы.

Дней за пять до дембеля, пацаны начали соображать. В смысле СООБРАЖАТЬ. Достали дрожжей, сахару. И под лесенкой ведущей на второй этаж, в небольшой, но активно засранной старьём кладовочке, поставили бражку. Цинковая фляга из-под молока как нельзя лучше отвечала требованиям изготовления национального продукта.

В последний день пребывания в трудовом лагере, когда Лена с мужем ушли в клуб, парни торжественно сняли пробу. Брага получилась молодая, сладкая и ужасно газированная. Выпив по кружке, подростки слегка захмелели.
- Бражка говно получилась, - голосом специалиста изрёк Щепа. Молодая. Пока закосеешь, уссышься в усмерть.

Пропустили ещё по одной, покурили.
- Не вставляет сучка, - проворчал Знамер. – Может ещё догонит?
Потом пили ещё и ещё. А когда пошли в клуб, поняли. Догоняет. Первым, как самого дохлого на это дело, повело Лёху. За ним, как ни странно начал расклеиваться Мишка Щепа. На что уж самый здоровый, а вот, поди ж ты.

В клубе гремела музыка. Магнитола в связке с большими колонками изрыгала из себя «Песняров» вперемешку с «Поющими сердцами» Блеял Мулявин. Ольцман с Харакидзяном рвали глотки, как перед смертью…

Кто тебе сказал, ну кто тебе сказал,
Кто придумал что тебя, я не люблю…

Щепу штормило конски. Лена с благоверным где-то пропала. Не исключено что молодые люди осваивали секс в условиях сеновала. Из старших никого не было, одни подростки. Божья троица, то есть Щепа, Знамер и Лёшка, прошествовали ближе к эстраде. Там уже тусовались человек десять из местной братвы. Конопатый, как и положено старшаку, сидел на стуле, а вокруг него толпились нукеры.

- Привет артисты, - поздоровался Гришка. – О, да я смотрю и главный артист здесь! Как Миха, на овёс не тянет? – приближённые старательно захохотали.
- Ну и не я начал, - угрюмо рыкнул Щепа. Его пудовый кулак, закалённый в баталиях с Висимскими, с сочным чмоканьем врезался задире аккурат в центр лыбящейся хари.
- Понеслась, - грустно изрёк Знамер, захлёстывая на запястье солдатский ремень…

Лёху колбасило. Предметы и люди то расплывались, то фокусировались в его отравленных зельем глазах. Почему-то ему представилось, что он на ринге. Дядя Юра проводит отборочные спарринги перед чемпионатом Урала. Надо выложиться, - сказал парень сам себе. Дальнейшее походило на массовое сумасшествие. Когда на следующий день Лёшке рассказали, что он вытворял, парень едва не провалился под землю.

- А я смотрю, у Лешего крышу сорвало, - рассказывал Щепа. – Не знам чё и видит. Шурует по залу и только успевает ****юлины выдавать на право и на лево. А главное совсем не фильтрует, мужик перед ним или баба. Верку знаете, рыженькая такая? Смотрю наш «Вася Соломин» ей со всей дури свинга выписывает. Девка только смяргала. Если бы я его бутылкой по башке не приложил, так хер знает, чем бы всё это закончилось.   

С местными замирились на поляне за клубом, распив остатки браги. Поменялись адресами и замяли инцидент. А Лена до самой Перми не разговаривала с мальчишками. Обиделась, стало быть.

***

Десятый класс, выпускной. Двери в какой-то там мир. Педагоги уверяют что светлый и радостный. Сами-то себе верят ли?
Лёшкин батя, без объявления войны привёл в дом женщину. Казалось бы, Лёха поводов к конфронтации не давал, учился средне, но крепко. И тут на тебе!
Пришлая женщина с первой минуты не понравилась Лехе. Чем? Да всем.

По-честному, так обычная женщина, каких много. Скромная не понтовитая, и по всему трезвая. Когда Лёшка пришёл вечером с тренировки, она уже была в наличии.
По началу парень подумал, что это какая-то гостья или родственница. Но отец внёс ясность.

- Привет сынок, знакомься, это Нина Васильевна. Если ты не против, мы будем жить вместе.
А Нина Васильевна, мягко улыбнувшись, добавила: - Володя немного преувеличивает. Мы попробуем жить вместе. Вдруг да получится.
Потом, уже после отбоя, Лёшка долго копался в себе, пытался анализировать. Наконец с трудом уговорил себя и с мыслью, - да нормальная баба, домашняя и спокойная, - провалился в сон.

Наступившее утро озадачило парня. Отец с Ниной уже ушли. На кухонном столе лежали два варёных яичка, бутерброды с маслом и колбасой. Лёшку прямо таки повело от злости. Ишь выслуживается примачка. Но, коротенькая записка лежащая здесь же, озадачила его ещё больше:
Приятного аппетита Алексей, завтра твоя очередь дежурить по кухне. Нина.
Принципиально позавтракав куском хлеба, посыпанным сахаром, Лёха решил. Бутеры отдам Ваське из третей квартиры, у него родаки опять забухали, стопудов голодный.
Ну, суки, вы у меня попомните, - выругался он и ушёл в школу.

После уроков встретил соседа Тольку Мокрого. Толька был старше лет на пять, но не выжопливался и отношения с Лёхой поддерживал товарищеские.
- Привет труженик, поздоровался Толька. – Чё смурной такой? Давай колись.
Разговор происходил у поселковой бани. Парни присели на лавочку. Толян закурил и предложил товарищу. Лёшка, пользуясь отсутствием прохожих, закурил тоже и глубоко затянувшись, поведал соседу свою печаль.

- Меня не спросили, понимаешь? Ну, я им сукам устрою медовый месяц…
Мокрый подумал, сплюнул себе под ноги.
- А ведь ты козёл Леша. Эгоист и единоличник. Сколько лет твоему бате? Сорок восемь? Так хули же, ты его хоронишь? Я ведь всё помню, при мне происходило, в одном подъезде живём. Помню, как мамаша твоя бухала, помню, как отец твой дядя Вова на тебя всё свободное время гробил. Так неужели сейчас, когда сын повзрослел и уже не нуждается в утиральнике, он не может себе позволить хоть немного пожить и для себя?

Не будь свиньёй Лёха, твой батя заработал немного покоя и бабу нормальную. Ты думаешь, ему сладко целый день ебашить на заводе, а потом метаться по магазинам с котомками, чтобы тебя идиота прокормить? Только попробуй отца подъебнуть и считай, что меня нет. Живи один, дружи с кем хочешь, но ко мне даже не подходи урод!

- Толь, да я ведь ни чё не говорю. Просто поделился с тобой. Думаешь просто это, когда в дом приходит абсолютно левый пассажир? Я же и сам хочу, чтобы у бати было всё хорошо. Чё ты меня поучаешь? У тебя-то дома все родные. И дядя Боря и тётя Тася.
Я попробую Толька. Заставлю себя.
- Да ты мудак сначала к бабе присмотрись. Может она тётка хорошая. Вот запричитал раньше времени. Об отце думай. О себе думать легко и не напряжно. Но так поступают только маменькины сынки, самолюбы и гандоны.

***

Весь август Лёха активно «отдыхал» в местном продуктовом магазине. Заведующая с многими оговорками изволила взять подростка грузчиком, на неполный рабочий день. И естественно с усечённой зарплатой. Тогда парень впервые узнал, что такое эксплуатация. Пахал на равнее со взрослыми мужиками, но получал только половину от их жалования.

С утра хлебная машина, за ней вдогонку молочка. И потом одна за другой центрозавозы. Колбасные изделия, ликёрка, крупы итд. Вечером приходил домой и без сил валился на диван. Полчаса отдыха и на кухню. К батиному приходу надо сообразить пожрать.
Но, молодость брала своё. Пока на скорую руку готовил яичницу или откидывал макароны, немного восстанавливался. Ну а дальше ясное дело на улицу, к друзьям.

- Лёшенька, ты смотрю, исхудал весь, прямо лица нет, - говорила соседка тётя Тася. - Тебя бы молочком, снятым пару неделек покормить. О-хо-хо, дела сиротские…
Но Лёшка упорно ходил на работу, добил месяц и, получив пятьдесят четыре рубля зарплаты (кинула всё же сука) начал готовиться к школе.
В универмаге на Советской купил себе новые брюки и джемпер. Понятно простенькие, ну так не до жиру. Осталось ещё на разную канцелярию.

В выходной день, незадолго до первого сентября, отец проснулся рано. Поставил чайник, и пока тот пыхтел на плите, умылся и побрился. Потом поднял Лешку.
- Вставайте козлы, поднимайте хвосты! – гаркнул он сыну прямо на ухо.
Лёшка давно не спал, делал вид. Но от крика вскочил как солдат.
- Ну, ты чё пап пугаешь-то? Случилось чё?

- Здрасьте-мордасьте! Ты не забыл, что послезавтра первое? – Сейчас завтракаем и едем на Советскую. Надо тебя немного экипировать для трудовых свершений.
Вот здесь и наступило время Лёхиного триумфа.
- Да у меня папа вроде всё есть? Ну, разве что ботинки…
С этими словами он порылся в своем отделении шифоньера и, важничая, достал оттуда свои последние приобретения.

Сказать, что отец остолбенел, значит не сказать ничего. Он долго перебирал огрубевшими пальцами брюки, джемпер и прочие Лёшкины приобретения. Наконец смог вымолвить: - Откуда сынок?
Потом батя курил, а Леха рассказывал ему про работу грузчиком, про центрозавозы и прочее.
- Ну, вот сынок ты и вырос, - грустно сказал отец. – Ладно, раз так, значит сегодня у нас пикник. Ты ничего не имеешь против пикника? А тогда дуй в дровяник, подкачай копыта у наших мустангов.

Минут через двадцать двое велосипедистов уже во всю крутили педали своих стальных коней. До Васильевского пруда доехали минут за сорок.
Здесь надо сказать пару строк о заповедном пруде. Могучие сосны вперемешку с елями обрамляют чашу самого чистого в мире лесного водоёма. Вода ключевая, студёная. Место заповедное, не пуганное. Купаться можно, но только один раз. Потом пневмония и пенициллин. Хариус ходит в светлых водах радостный и ни разу толком не пуганный.

Отец с сыном нашли старое кострище, собрали сушняка с запасом, и через несколько минут весёлый костёр шуганул по углам быстро надвигающуюся ночь.
Жарили на прутиках сардельки и хлеб. Шкворчал жир, капающий в огонь.
- Пап, расскажи какую-нибудь историю, - попросил Леха.
Отец ненадолго задумался, закурил и чему-то, улыбнувшись, сказал: - Ну, слухай. История что и говорить, поучительная. Чем-то похожа на вестерн, но с моралью.

- Давным-давно, более полувека назад, жил в одном рабочем посёлке пацан. Вон как ты, может твой сверстник. Посёлок шахтёрский, не богатый. Как и все мальчишки, целыми днями валял наш Пашка дурака. Воровал яблоки, стрелял из рогатки по воронам и не только. Играл в чику и пристенок. Продолжалось это до той поры, пока не встретил парень одного интересного человека. Звали его Фёдором.

Многим премудростям научил Фёдор своего молодого друга Пашку. Вязать узлы, рифовый и выбленочный. Метко стрелять из нагана. Но главное, матрос Фёдор Жухрай научил Павку драться. С оговорками ясен пень, за правое дело. Но профессионально, по-моряцки.
Уже давно потух костёр, уже небо посерело в преддверии рассвета. А Лёха слушал как зачарованный давно известную историю отца. Батя умело опускал «красную» суть и подчёркивал мужество, целостность и верность слову.

Последние капли чая вытекли из чайника в эмалированную кружку. Лёха, всё ещё находясь под очарованием истории, сходил к пруду, зачерпнул воды и залил остатки костра. Пора собираться.
Жаль, что не все из нас могут похвастать подобными ночными посиделками у костра, под кружку горячего земляничника в прикуску с пиленым сахаром. И под историю рассказанную батей…

***
- Как звать? Чё притух, отвечай, - Щепа с утра был настроен крайне воинственно, а тут подстава, в классе новенький.
- Фима, то есть Ефим Крупник.
- О как! – Щепа расхохотался. – Еврей что ли?
- Еврей, а что нельзя?
- Почему нельзя? Можно. Погоняла есть?
- Кто?
- *** в кожаном пальто. Кличка спрашиваю есть? Точно блять нерусский.
- А не, клички нету.
- Ну, тогда будешь Крупа.
- Годится, - улыбнулся новичок.

Новенький в десятом «А» появился в конце сентября. В класс вписался легко с пол-оборота. В течение месяца выказал недюжинный интеллект и могучие знания в плане математики. Конкретно с кем-то дружбы не заводил. Но общался со всеми легко.
Нормальный пацан, - решило вече. И Крупа был принят в семью.

Десятый класс дело серьёзное. Где-то впереди отнюдь не за горами маячит аттестат. Хочешь или не хочешь, но приходится упираться. Детство в жопе уже не играет, но гульнуть по девкам или бражки попить охота каждому.
Тётя Кира, мать Крупы поставила малиновое вино. Еврей из глубинки ассимилируется быстро. Год-другой и уже смотришь, а кроме грассе и носоклюва никаких отличий от соседей.

Тётя Кира работает на Ленинском, в отделе метролога. С работы приходит в шесть вечера. Вполне достаточно времени, для того чтобы снять пробу с напитка. Сразу после уроков божья троица, ведомая Фимой, направляет копыта в офицерский дом. Так называется жилище, построенное в своё время для офицеров и обслуги воинской части. Находящейся в трёх верстах от посёлка.

Вино разлито в две двадцатилитровые стеклянные бутыли. Процедура проста. Напитку стоять ещё неделю, а то и две. Вскрываются обе ёмкости. Из каждой отливается литра по два. Вода из-под крана в угоду закону сохранения материи возмещает ущерб. Затем пацаны, чтобы не палиться, сливают пойло в пустые молочные бутылки и, зачистив следы преступления, отбывают на свежий воздух.

- Ну, чё за гаражи? -  спрашивает, утверждает Щепа.
Ни кем не замеченные, друзья идут за кооперативные гаражи. В кустах разросшейся акации уже давно стоят несколько пустых водочных ящиков. Конечно, загажено всё по-взрослому. Ну, так не в ресторан пришли.

Пить приходится из горла, по очереди. Кто пил из молочной бутылки с её огромным горлышком, тот знает, как трудно после отстирывать пятна с рубашки. Хуже данной ёмкости только майонезная банка. Там уже полный ****ец со сливом воды и тушением света.

Фима улетает первым. Еврей, а, поди, ж ты как улячкался, - подумал Лёха. Рыгнул и упал мордой в кучу шелухи от подсолнухов.
А Фиму понесло.
- Пацаны, я вот чё думаю. Закончу универ, и всеми правдами и неправдами буду пробиваться в Пулковскую обсерваторию. Вы только вслушайтесь, - Антарес, Бетельгейзе, Альдебаран…
- Ты давай закусывай Альдебаран бля, - хмурится Щепа. – А то тащить такую тушу на руках домой никто не нанимался.

Вино действительно ещё не убродилось, но уже пьянит. И кстати знатно пьянит. Мальки не знают, но люди постарше в курсах о хитром действии медовухи и малинового винца.
Голова светлая, соображается легко и радостно. Но вот, наконец, первая попытка встать и…. А ноги-то и не слушаются. Ватные конечности начинают жить своей собственной, пьяненькой жизнью.
Так чувствовал себя Лёха, после нескольких внушительных глотков приторно-сладкого пойла. И всё бы, слава богу, но как на грех принесло за гаражи местного бичугана, Витьку Маркина. Челу этому было лет тридцать, из которых десятку он провёл в лагерях отнюдь не пионерских.

Пребывание за колючкой на пользу Витьке не пошло. Парни догадывались, что этот идиот на зоне был вернее всего или дырявым или шнырём на крайняк. Не найдя в себе сил трудиться на благо недоразвитого социализма, Маркин пошёл в рас****ос. Бичевал, попрошайничал, собирал пустые бутылки. Устраивался на временную работу с тем, чтобы через месяц другой вылететь с протектором от ботинка на жопе.

- ****ь мой лепень, - осклабился Витька. – Чё у нас тут? Салабоны бухают, и старшакам не подносят? Не порядок!
С этими словами урод подошёл вплотную и взял своей клешнёй полную бутылку с вином.
Никто не успел сказать мяу, пошевелиться. Лёхина рука перехватила бутылку.
- Знамер, держи ёмкость.
А далее в течение минуты, на выдохе, Лёха вколачивал в ублюдка все те навыки, что привил ему старый добрый дядя Юра.

Когда друзья оттащили пьяного Лёшку от Маркина, харя побирушки представляла собой маску смерти. Всё в крови, живого места нет. Не упал Витька только лишь потому, что подпёр своей тушкой стену гаража.
Когда шквал ударов схлынул, Витька качнулся всем телом и рухнул на карачки. Его вырвало.
Щепа как в замедленном кино увидел эту красную рвоту и в ней белые камешки выбитых зубов. Лёха тем временем сидел на ящике и тупо глазел на разодранные в хлам казанки кулаков.

***

Зима. Темнеет рано, с уличными фонарями напряжёнка. Мать задерживается на работе. Фима доделал уроки, собрал к завтрашнему дню необходимые тетради и учебники и пошёл встречать мать. Последнее время в посёлке неспокойно. Срывают шапки с прохожих, отбирают сумочки. Недавно соседа дядю Костю отмудохали так, что мужик попал в больницу. Завелось же какое-то говно.

На улице мело. Начало декабря, пора бы уже. Пройдя чередой кооперативных гаражей, Фима вышел на тропинку, ведущую к остановке. То, что за трансформаторной будкой происходит беспредел, он понял почти сразу. Подобрав с земли огрызок кирпича, он завёл руку за спину. Эх, хоть бы один прохожий. Как назло словно вымерли все. До чего же геройствовать не хочется.

А за будкой разыгрывалась драма. Двое парней примерно восемнадцати лет зажали молодую бабёнку. Один держал ей руки и угрожал ножом, а второй выворачивал сумочку. Всё это Крупа увидел сразу и моментально принял решение. Половинка кирпича, зажатая в его руке, глухо ударила в затылок гопника. Он ещё разворачивался, но глаза уже заволокло туманом. Зато второй оказался быстрым. Очень быстрым.

С коротким подшагом он ударил ножом. Фима отмахнулся, и острая сталь вспорола рукав куртки. Не давая грабителю времени опомниться, Крупа схватил противника за воротник куртки и оба они, не удержавшись, рухнули в снег. С остановки послышался шум подъезжающего автобуса. Шипение открывающихся дверей.

Слава богу, - подумал Фима и в это время бандит ударил ножом. Из неудобного положения, лёжа. Хотел в живот, а попал в бедро. Ослепительная боль пронзила мозг Крупы. Ухватиться бы за повреждённое место, но парень ещё крепче сжал руки на куртке преступника.

А с остановки, привлеченные криками женщины, уже бежали люди. Трое мужчин вязали оглушенного кирпичом, ещё двое обезоружили второго.
Фима чувствовал во всём теле ватную лёгкость. Состояние полёта, эйфории. Всяк грамотный человек знает, что кровь из перерубленной бедренной артерии уходит максимум за минуту. Вокруг Фимы на белом снегу расплывалось большое красное пятно.

Кто-то кинулся в баню к единственному телефону вызывать скорую. Молодой мужик, измазавшись в крови, пытался наложить жгут остановить кровотечение. Навзрыд плакала женщина жертва не удавшегося ограбления. А рядом, в луже парующей крови остывал Фима Крупник. Еврей и нормальный русский пацан.

Похоронили Фиму по настоянию родителей на еврейской половине кладбища. Поставили временный сварной обелиск с Давидовой звездой. Присутствовал весь класс и ещё пол школы. Плакали девчонки и учителя. Скорбели по-взрослому парни.
И уже когда все разошлись и на могилке остались только трое главных персонажей, Знамер посмотрев на шестиконечную звезду, сказал: - Вот она твоя Бетельгейзе Фимка Крупник.

***

Новый год подкрался как-то незаметно, из-за угла. Так вот крутились с вечными контрольными, проверочными и прочей дребеденью и на! Новый год!
Тридцатого, всё через того же Мокрого «божья троица» затарилась главпродуктом. А именно были приобретены восемь бутылок Волжского вина и две бутылки водки. За неимением спецхранилищ и опасаясь санкций со стороны родителей, парни припрятали свои сокровища в огороде у Знамера. Тупо натыкав бутылки в глубокий снег. А прошедший ночью снегопад укрыл следы преступления напрочь.

А на тридцать первое ударил мороз. И не какой-нибудь, а настоящий Уральский. Градусник показывал сорок шесть, но пребывал в растерянности, двигаться дальше или погодить?
С утра Лёшка крутился по дому, помогал Нине. Они на пару сварили картошку, свеклу, яйца. Лёха всё это хозяйство почистил, и на том его миссия закончилась.

- Беги уже, - мягко улыбнулась Нина Васильевна. – Вижу ведь, что не терпится. К столу ждать или мы с отцом брошены?
- Ещё как ждать, - бодро соврал Лёха и тут же покраснел. Ибо до сих пор такой закономерный момент человеческих отношений, как враньё, удавался ему с трудом.
- Ясно, - улыбнулась Нина. – Но мы всё равно будем ждать.

До вечера просидели у Знамера, мать которого, работая в мартеновском цеху, должна была вернуться ближе к ночи. Отец же его, канувший в лету семнадцать лет назад, возвращаться и вовсе не собирался. Гоняли по мелочи в буру и свару. Потом зарубились в секу на щелчки. Лёхе не пёрло и вскоре его лоб украсил замечательный рог, а-ля Гервасио Галлардо.

- Через пару часов мать придёт, - засуетился Знамер. - Они с соседкой решили вместе отмечать. Так что давайте братие, пока не началось. Щепа, метнись в огород, притащи пару Волжского, начнём с мягких напитков.
Ни слова не говоря, Мишка сходил на двор и через пару минут с хохотом брякнул на стол перед друзьями пару стеклянных ёмкостей с кусками льда внутри. Бутылки не разорвало, но то, что находилось за стеклом, можно было разве что грызть.

Поржав, парни поставили эти и оставшиеся посудины к печке. А в ход пошла водка. Но и здесь ждало разочарование. Величайший продукт времён и народов вытекать из бутылки не хотел и тянулся, как хорошие отечественные сопли или скажем тот же недоразвитый социализм. Но через некоторое время парням время всё же удалось выпить.
Лёхин желудок, не подготовленный к данному нектару, сделал попытку покинуть тело. И после непродолжительной панихиды, спиртное было предано земле. Вернее сугробу в огороде.

- Не сыкуйся Лешак, - ржанул Щепа. – Щас точно приживётся. И точно, следующая стопка прижилась. Лёхе стало хорошо, приятная нега наполнила тело. Захотелось обнять весь мир, побрататься с врагами. Накатить по ебучке физруку Пете.
После небольшого перерыва делали ещё два или три подхода. Похуизм, как он есть, овладел мозгами. Припрятав оставшееся пойло так, чтобы не нашла Знамерская мамаша, отроки изволили гулять. Собственно тут всё и началось.

На катушке возле домоуправления собрался весь посёлок. В этом году завхоз не пожалел тёса и горка вышла просто гигантской. В два человеческих роста, широкая и прекрасно залитая. Летали с неё, кто на что горазд. На фанерках, картонках, просто на ногах. Паровозиком, сцепившись на манер тех армян в колонну и по одиночке. Огромная ёлка светилась огнями. Визг стоял такой, что временами закладывало уши.

Петух появился не один, а как обычно со свитой. Все трое изрядно подшофе, а предводителя местного воинства штормило по-взрослому. Итак! Момент истины!
- Мать мою в фуфайку, кого я вижу! Какие люди к нам пожаловали! – обрадовался Петух, но друзья уже поняли подтекст. В Петухе, как в том паровозном котле скопилось немалое количество пару. И для того чтобы агрегат не разорвало изнутри, углану было необходимо срочно высвистеться. И Петух свистнул, да ещё как!

- А вот ты под****ыш, - палец гопника указал на Лёху. – Говорят ты сильно могучий богатырь. Типа бОксер и всё такое. Слабо со мной на кулачки? Ну, давай не сыкуйся. А, понял! У тебя же капы нет и труселей с лампасами гггыыы…. А тут пацаны чешут, будто маман твоя уже в Свердловске на вокзале шалавой подъедается…

Последнее слово Петух сглотнул вместе с мощным хуком и знатной дозой собственных соплей. Ну и собственно понеслась родимая.
Через мгновение всё взорвалось, разлетелось на осколки с тем, чтобы схлестнуться волнами и переплестись клубком орущих, плюющихся, кусающихся и царапающихся змей.

Упав на карачки от чьей-то зуботычины, Лёшка тряхнул головой, взгляд прояснился и перед самым носом он увидел чьё-то колено. Не раздумывая, он со всей дури вонзил во вражескую плоть все свои зубы.
Удар укушенного колена по морде был страшен. Лёху швырнуло в воздух и с размаху хрястнуло спиной об угол катушки. А голос Щепы сверху крикнул, - Лешак, ты, где курва? Они ****и ещё кусаются…
 
Через минуту на площадке под ёлкой мудохался весь посёлок. Смешались таки уже который раз в одну кучу и кони и люди. Двое озверевших гигантов, обнявшись крепче родных людей, катались по снегу, при каждом удобном случае нанося противнику, удары куда попало. На мгновение они разлиплись. Это были отец и сын Наговицины.
- Сынок, Витька, ты сука? – растерянно вскрикнул отец-Наговицин.
- Батя, - ещё более растерянный и обречённый голос сына.
- Так ты отца бить пащенок, на…
Только сошлёпало!

Под самой ёлкой резвились бабы. Ну а чё? Бабы тоже люди, только ***вые. А схватились две вечно враждующие поселковые лярвы. Ритка Дудина, подарившая пацанам секунды полёта с триппером в нагрузку и её вечная антагонистка Маринка Караваева.
Летели клочья крашеной хной шерсти, визг закладывал уши. Пахло удручающе.

Если бы не Знамер со Щепой, то Леху, пожалуй, запинали бы на смерть. Поскольку попал он в самый эпицентр «народного гуляния» Четыре сильные руки ухватили его за ноги и рывком, как вантуз из сральника выдернули из гущи визжащих тел.
Минут через десять, сидя с бутылкой отошедшего Волжского в подвале жилого дома, парни оценивали приобретения.

У Знамера не хватало двух пуговиц на пальто. Щепа же наоборот сохранил все пуговицы, но получил хороший бланш под глаз.
- А ещё какое-то гавно мне колено до крови прокусило. Но я вроде успел его зацепить с ноги по хавальнику.
На Лёху было больно смотреть. Тот самый хавальник распух на манер манника. Губы-оладьи кровоточили. Два передних зуба качались и добавляли крови в общий ручеёк.

Вино допивали в суровом молчании. Закурили. Через минуту или две заговорил Щепа.
- А вобщем неплохо погрелись. Весело. Ну, какой русский не любит быстрой езды?
- Лишь бы не получить потом ****ы, - пробубнил разбитым ртом Лёха. Но пробубнил себе под нос, так что его никто не услышал. Вобщем праздник удался.

***

Как бы не ярились метели, как бы не скрипел мороз своими сапожищами по стылому снегу, в итоге всё равно приходит весна. Неизбежность. Но, какая приятная и долгожданная. После зимнего анабиоза, полусна полусмерти, одним замечательным утром ты вдруг просыпаешься помимо будильника-фашиста от необычных звуков. Что это?
Господи! Это капель…

Март. Левитан. Обычно с этими именами у Лёшки ассоциируется приход весны. Ещё с детства запала в душу картина великого художника. Этот козырёк над крылечком с куском подтаявшего снега. Эта лошадь, ещё грустная, но уже весенняя. Да, именно так. Весенняя лошадь. Ведь есть же зимний единорог?

С утра пораньше, пока квартира мирно досматривала сны, Лёшка был на ногах. Восьмое марта. Нужно многое успеть. Купить подарок Нине Васильевне, приколоться над батей, а как же? Но главное, сегодня приезжает Маринка.
Ещё в сентябре волею судьбы пришлось ей уехать к бабке под Винницу. Родители? А они дома почти не живут. Всё в каких-то экспедициях. То ли Атлантиду ищут, то ли золото Маккены. А Маринка живёт у тётки, лишь раз в три-четыре месяца радуясь краткосрочным набегам родителей-кочевников. Но тут заболела бабка, и пришлось катить за тридевять земель. Надо!

Лёха с пяти утра не находил себе места. Три раза попил чаю, два раза бегал на лестничную площадку курить. С отцом в этом плане было достигнуто соглашение. И не без участия Нины.
- Ну что ты Володя его так плотно опекаешь? Семнадцать лет, дай парню жить. Дай самостоятельности. Ведь курит же, так что ж он по зауголкам-то прячется как босяк?
Лёшка благодарен ей за это, хотя при отце не курит. Дискомфортно как-то.

Не выдержав испытания ожиданием, он одевается и, прихватив сигареты, ныряет в серость утреннего двора. На лавочке перед подъездом сиротливая нахохленная фигурка. Кто?
Так и есть, Васька Мысягин из трёшки.
- Привет отрок, что случилось? – спрашивает Лёшка.
Васька долго сопит, потом трудно выдавливает: - Пьют. Всю ночь.
Лёха закуривает. Васькина рука тянется к сигаретам и Лёха нехотя шлёпает по ней ладонью.

- Слышь Лёшечный, а может меня в детский дом сдать? – говорит Васька. – А то я ещё знаешь, чё придумал? Можно что-нибудь украсть и сесть в тюрьму. Там хоть кормят каждый день, и ботинки дают новые, без дырочек…
Лёха скрипит зубами, подгребает к себе озябшее тельце первоклашки и, укрыв его полой своей куртки, гоняет безрадостные мысли.
Как же надо достать семилетнего человечка, чтобы он добровольно попросился в тюрьму. Нет, сегодня же пойду к Санычу. Он на базе федерации бокса открывает круглогодичный лагерь-интернат для таких вот трудных и неприкаянных детей.
Схожу, авось поможет.


Поезд пришёл точно по расписанию. Лёха, со своим нелепым букетиком мимоз уже час барражировал по перрону. Искурил пол пачки сигарет, испсиховался. Наконец-то!
Внимание! – провозгласил грозный голос из динамика. – Скорый поезд «Кама» прибывает на первый путь Горнозаводского направления.
Встречающих заметно прибавилось. Загомонили, засуетились. Стальное чудовище показалось из-за поворота и, сбавляя ход, отшвартовалось у перрона. Из открывшихся дверей посыпались первые и самые нетерпеливые.

Раздался смех, чмоканье поцелуев. Радостные лица, шутки. Но Лёшка ничего этого не видел. Из вагона номер шесть грузно выпал толстый джигит весь увешанный баулами и мешками. Двое пацанов Лёхиного возраста с рюкзаками и…
Кадр остановился. Навстречу Лёшке, светясь всем лицом и раскинув руки в стороны, как птица, шагала, нет, бежала, летела Маринка! Его Маринка!

Конец первой части


Вторая часть


Вот, казалось бы, уже не мало живу. Две трети если не больше пропито, но так и не привык, что весна всегда приходит неожиданно, без анонсов. Просто просыпаешься утром и понимаешь, - весна! Капель, сосульки, это понятно. Здесь и ухи и глаза сигнализируют.
Но видимо есть что-то ещё, тонкое и не уловимое основными органами чувств.
Тончайший горько-сладкий запах просыпающейся коры? Даже ещё не запах, а его преддверие. Или набухание где-то глубоко под землёй яйцеклетки, призванной проводить в мир первый подснежник? Сладковатый трупный запах прощального снега?
Понимание на уровне инстинктов. Без анонсов.

В школе гон, гонки, спуртовый рывок. Выпускаются три класса, более сотни человек. Уроки уроками, но кроме них факультативы, подготовка к экзаменам, и прочая хрень предваряющая собой пендаль-посыл в большой мир. Времени мало, да кой дьявол мало, его просто нет. А за окном весна-развратница орёт на все голоса. Брось дурак, выйди на улицу!
Пруд искрится в лучах горячего солнца, девки в коротких платьишках и с удлинёнными ногами провоцируют инстинкты. Провались всё пропадом.

Воскресенье, а толку-то. Неразлучная троица, прихватив для собственного успокоения удочки и червей, идёт на реку.
- Лежал бы дома на диване и учил те позорные теоремы, - бубнит не выспавшийся Знамер.
- Не стони, без тебя тошно, - огрызается Щепа. – Щас удочки закинем, и друг другу опрос устроим. И вообще заткнись.
Лёшка молчит. Его мысли далеко, возле Маринки. Последние дни ни о чём кроме неё не думается.

Щепа со Знамером лежат на пригорке. Их удилишки на страже. Поплавки размеренно покачиваются на лёгкой ряби.
- Какую систему уравнений называют однородной, неоднородной? Что называется решением системы уравнений? – докапывается Щепа до друга.
- Откуда я знаю, я чё бог штоли? – крысится Знамер. Я даже не в курсах, что они бывают неоднородными.
- Ладно, идём дальше, - хмурится Щепа. – Ну-ка прохрюкай мне теорему о трех перпендикулярах.
- Я тебе лучше щас в глаз ёбну, - заводится Знамер. Ты чё мне тут Склифосовским заприкидывался? Сам-то знаешь?
Последующие пять минут Лёха мирит друзей и опрос возобновляется.

Сам Лёха, снасильничав воображение, лежит на подстеленной штормовке и пытается учить-повторять теоремы. Перед ним общая тетрадь с вопросами и ответами. Отрешившись от мира с его соблазнами и не слушая пикирующихся друзей, он с грехом пополам движется по лабиринтам билетов.
В правильной четырехугольной пирамиде высота равна 7 см, а боковое ребро наклонено к плоскости основания под углом 45°. Найдите объём пирамиды.

Да где ж я вам его найду? Тоже мне геолога нашли. И не брал и не знаю где лежит. Эх, скорей бы уже экзамены. Один хрен всех выпустят, куда денутся. У них, поди-ка тоже отчётность. Чё-то я ни разу не слыхал, чтобы в десятом выпускном кого-то на второй год оставили. Выпустимся, пошли они в жопу!
Лёха решил поступать в универ, на юрфак, как батя в своё время. А класс разделился на кучки большие и малые. Кто в техникум мылится, кто в политех. Есть два неразлучных друга Сашка с Гришкой, так те решили и вовсе идти во ВКИУ, офицерами ракетчиками будут. Кшатрии, мать их в пердило.

В основании прямого параллелепипеда лежит ромб, диагонали которого равны 12 см и 16 см. Высота параллелепипеда – 8 см. Найдите площадь его полной поверхности…
Здоровенный кусок колбасы со смачным чавканьем залепляет Лёхе глаз. От неожиданности он вздрагивает, и драгоценная тетрадь летит в реку. Слава богу, что течения здесь нет, омут. Круговое движение воды плавно вращает мудрость веков в бумажном варианте.
Через мгновение Знамер допустивший промах (целился в Щепу) летит вслед за тетрадью. А сверху прямо ему на голову рушится и сам Мишка. Над всем этим загибая площадным матом, красный и злой стоит Лёха.

***

Вечером Лёшка с Мариной идут в кино, на последний сеанс и на последний ряд конечно. Какой фильм? Да бог его знает? Кто же ходит на последний сеанс кино смотреть?
В фойе кинотеатра не многолюдно, спокойно. Лёшка берёт в буфете два эскимо и шоколадку Алёнушка. Наличность прекращает своё существование.

Потом они сидят с Маринкой на свободном диванчике и болтают о разных разностях.
- Я Лёша через мамину знакомую подала заявление в институт культуры, класс фортепиано. Надо бы по идее в столицу, но думаю начать всё же отсюда. А ты не изменил своих планов?
- Нет Мариш, я, как и говорил, иду на юрфак. У отца не вышло, так я попробую отомстить.

После третьего звонка молодые люди прошли в зрительный зал и, заняв свои места, принялись дожидаться того момента, когда погасят свет.
Целоваться начали ещё на титрах, самозабвенно, по-Станиславскому. Маринка плыла, просто расплывалась по креслу. Лёха и сам чувствовал дискомфорт, особенно в нижней части своего беспокойного тела.

На экране развивались события. Несчастные девочки-близняшки волей рока разлучённые в детстве. Одна наследница состояния и, по сути, рабыня у своей тётки в собственном доме. Другая уличная цыганка-танцовщица. Озорная и шустрая.
Периодически делая паузы для набора воздуха в лёгкие, ребята всё же посматривали на экран. Постепенно действо, музыка Индии и яркие краски увлекли их. Да и саднящие губы нуждались в перерыве.

Сеанс закончился в час ночи. Об автобусах понятное дело речи быть не могло. Да и какой автобус? Кому он нужен в такую пору и при подобных обстоятельствах. Они гуляли вдоль старого пруда, слушали плеск ворочающейся во сне рыбы. Строили планы на будущее. А потом снова целовались. До ломоты в губах, до спазма.

И когда Марина предложила Лёшке пойти домой к её тётке, пребывавшей в отъезде, он не отказался. Старый домик на окраине посёлка принял их как родных. Словно только их и ждал всё это время. Не включая света, они прошли в единственную комнату. Этот поцелуй был самым длинным. Его бы прервать, но ведь дальше такое! И поэтому он длился дольше обычного. А потом они раздевали друг друга. Неумело, трепетно, путаясь в деталях одежды.

Маленькие и крепкие козьи титечьки Маринки смотрели на Лёшку с испугом. Его разбушевавшаяся плоть была вплотную прижата к её животу. Они гладили друг друга ладонями, пробовали кончиками пальцев. Привыкали к новым ощущениям.
И далее не в силах сдерживать себя, они легли, почти рухнули на расстеленный диван.
Лёшка покрывал поцелуями девичье тело, долго смаковал во рту, как восточную сладость маленький и твёрдый как пуля сосок.

Говорят, что первый контакт с мужской плотью приносит женщине боль, а иногда и разочарование. Всё не так было у Маринки с Алексеем. Вспышка сверхновой поразила их одновременно. Всё взорвалось, разлетелось с космической скоростью в разные стороны. Озарилось пламенем, сожравшим полнеба. Вот оно, состоялось!

***

- Щепу убили! Братва, Фокинские Миху зарезали! – Пирог орал так, что уши переклинивало.
Остался последний экзамен, ещё чуть и прощай школа, здравствуй неизведанное, но такое магнетическое будущее.
Воскресный день, друзья сидят во дворе за столиком, за которым обычно пенсионеры режутся в домино. Покуривают, лениво ни о чём треплют языками. Команда почти вся в сборе. Лёха, Знамер, Анкудиновский, не хватает только Щепы. И тут Пирог с новостями…

- Перестань орать и скажи толком, что произошло, - рявкнул Знамер.
Из последующего сбивчивого, с пятого на десятое рассказа Пирога выяснилось следующее.
Да что там выяснилось? Об этой истории жужжала вся школа и окрестности. Мишка влюбился. Ну, вобщем пора бы, но влюбился не в ту и не в том месте.
С Фокинскими, как впрочем, и с Висимскими издавна тлели боевые действия. Периодически выливаясь в открытые уличные бои. Время от времени то одна сторона, то другая отлавливала на своей территории нарушителя, и тогда его мудохали. Так положено.

Данное правило опять же по неписанным законам улицы не распространялось на отношения полов. И если парень выгуливал свою пассию на чужой территории, ему приветливо кивали головами, могли даже поручкаться. Закон есть закон. Но стоило только неосторожному Дон Жуану проводить девчонку до дому и остаться одному в дебрях враждебной территории, как тут же вступал в действие закон территориальности.
И дай бог «экстремисту» нарушившему демаркационную линию быстрых ног и попутного ветра в жопу. Отмудохают и фамилию не спросят.

Тут бы надо оговориться о том, что Щепа выпал на свет странным уродом. Дело в том, что данному индивиду было совершенно не свойственно чувство страха. Ну, нет его и всё.
Поэтому, гуляя со своей возлюбленной, Мишка даже и не заметил, как быстро стемнело на улице. Не обратил внимания Мишка и на то, что уже давно углубился в глубь «индейских» территорий дальше некуда.

И когда, попрощавшись с подружкой, он развернул стопы по направлению к родным пенатам, его уже ждали. Человек десять, не больше. А больше-то и не надо.
Навстречу нарушителю конвенций вышел Плохиш, заводила Фокинских. Детина под метр девяносто, немного уже в плечах и весом под центнер.
- Привет Мишка, - вежливо поздоровался Плохиш. – Какими судьбами в наши края? Случилось чё?

Щепа уже избавился от эйфории вызванной любовными фантазиями и теперь судорожно прикидывал расстановку сил и пути отступления. Страха, как я уже говорил, Мишка не испытывал. Но и лезть с голым хреном на эскадренный миноносец тоже не след.
- Привет Серый, да вот гуляю, воздухом дышу, - ответил Щепа закуривая. – Сам-то как?
- Да у меня-то всё гуд дорогой. С тобой вот что делать кумекаю.
- Ну, ты кумекай, а я пожалуй пойду, а то совсем темняет, а мне ещё по воду идти…

Чёрт его знает, может и прокатило бы всё без мордобоя. Не мальчишки, через год в армейку заберут. Ан не тут-то было. В дело вмешался господин случай в виде местного задрота Феди Морозова.
- Мы тебя Щепа щас немножко от****им, - гнусно лыбясь прохрипел Мороз. – Это чтобы ты знал границы и не борзел.
- Ага, а я в штаны по быстрому обосрусь, - съязвил Мишка. – ****ильщик нашёлся. Ты лучше уроки учить дёргай. Мать, поди-ка волнуется. А где там мой поскрёбыш недоделанный?

Не надо бы Мишке так буровить, авось и проканало бы. А может и надо? Присутствующие не успели моргнуть глазом. Вообще никто ничего не понял. Только вдруг Мишка побелел лицом, странно ойкнул и начал оседать на пыльную траву. По его рубахе в области живота расплывалось ярко алое пятно крови.
Первым спохватился Плохиш. Левой рукой, схватив идиота за загривок, он что было мочи ударил Мороза коленом в зубы. Нож полетел в одну сторону, Мороз с разбитой в хлам рожей в другую.

Мишка лежал на траве и жадно хватал раскрытым ртом тёплый вечерний воздух. Плохищ рвал свою рубаху и пытался забинтовать рану. Кто-то убежал на телефон.
Команда поселковых и скорая помощь появились почти одновременно. Завывая сиреной, подкатили медики. Врач, мужик лет двадцати пяти, быстро осмотрел рану и велел грузить подрезанного в машину. Смерив тяжёлым взглядом толпу, он сплюнул себе под ноги и бросил: - Скоты, животные и фашисты! Когда вы уже повзрослеете уроды?!

Скорая уехала, а две стороны остались. В сутолоке не заметили, как главный виновник сделал ноги. Только что был, и уже нет.
- Ну, что делать будем Серый? – хмуро поинтересовался Знамер, щупая в кармане ветровки кистень-гасило.
- Не знаю Никола, Насто****ело всё. В одной стране живём, а как китайцы бля. Если ты имеешь предъяву? Изволь. Но скажу одно, за Мороза писаться не собираюсь. Режьте босяка. Это говно берега потеряло.

Знамер достал из кармана пачку «Пермских», предложил визави. Закурили.
- Вобщем ситуация понятна Серёга, выпуская кольцо дыма произнёс Знамер. – Нет у меня к тебе предъяв. Давайте разбегаться к ****е матери. Ублюдок появится, знаешь что делать.
На том и расстались.

Тот вечер положил конец боевым действиям между Фокинскими и Поселковыми навсегда. Не было бы счастья…
Щепа вышел из больницы через две недели. Сильно похудевший, с жёлтой и вытянувшейся как у Росинанта харей. В этот раз бог миловал. Но только в этот. Кто бы знал, что вечер с поножовщиной был всего лишь репетицией мадам Судьбы перед основным действом. Впрочем, будет это не скоро, так что не станем забегать спередя бронепоезда.

***

Экзамен по математике, тишина могильная. Еле слышное пыхтение и лёгкий шелест мозгов. Класс в полном составе грызёт колпачки авторучек. За кафедрой завуч, Лидия Андреевна, расклада хуже и не придумаешь.
У Лёхи проблема. То ли авитаминоз, то ли возрастное, а только достали пацана печечмени. Прут один за другим. Вот и сейчас такое же гавно нервно тукает болью на веке правого глаза. Тёмные очки, а под стекло подложен носовой платок.

Из пяти вопросов билета, Лёха железно отвечает на два. Ещё один высасывает из пальца. Мало! Муки разума пополам с муками совести, да болячка на глазу. Класс!
Вот что-то же вертится в мозгах, вроде чуть и Лёшка ухватит за хвост непоседливую мысль. А на втором этаже идёт ремонт. Бригада ремонтников меняет сгнившие полы. Грохот не даёт сосредоточиться. Визг выдираемых гвоздей когтями скребёт по нервам и сердцу.

Ну, здесь сумма кубов, это понятно. А дальше? Лёха не видит, и не видит никто из аудитории, что по потолку проходит извилистая трещина. Трещина ширится, пускает ростки во все стороны света. А бля! Вот же оно как должно быть! - ликует Лёха.
И в это время не слабый кусок штукатурки покидает родной потолок и слегка помедлив, рушится парню на голову. Слава богу, что это всего лишь сухая и достаточно лёгкая штукатурка.

В первое мгновение Лёшка думает, что началась война. В голове гудит, весь стол, как впрочем, и контрольную и всё вокруг застилает слой крошки. А парня посещает долгожданное состояние просветления. Ментальный разряд откуда-то с поднебесья вонзается в его голову, пронзает позвоночник и с шипением уходит в крашенные половицы.
Вот оно! Самадха, турийя, озарение!

Через несколько минут, в течение которых класс перебазируется в свободную аудиторию, а завуч непечатно орёт на бригадира мастеров, Лёхина контрольная готова.
С гордым и независимым видом сдав злополучную работу на стол завучу, Алексей идёт в умывальник. Закуривает и с чувством исполненного долга начинает чистить брюки и рубашку.

Это ****ец! Свобода, полнейшая! Да именно так, свобода не может быть частичной, скованной обязательствами и ограничениями. Ещё пара-тройка дней и аттестат перезрелости на руках.
Детский сад всем составом выехал в летние лагеря, на дачи. А на двух стоящих друг напротив друга верандах кипит праздник. Собралось полшколы. Участковый дядя Ваня памятуя прошлый год, когда вот такие же оболтусы упоили его состояние риз, - своевременно взял отгулы и сбежал за город на дачу.

Пиво течёт рекой, передаются из рук в руки бутылки с тремя топорами. Бренчат гитары, звенят песни. Это ещё не выпускной, это всего лишь репетиция. Преддверие.
Пьют все от мала до велика. В смысле все! Даже мамины дочки, целки и недотроги разговелись за ради праздника.
Две подружки отличницы Надька и Светка уже изрядно под градусом. У Надьки задралась юбка, и голая ляжка нагло отсвечивает прямо в глаза парням. Светка делает подруге замечание, и тут же творит непотребство ещё большее.

- Мальчики, я хочу пи-пи. Темно уже, не подглядывать, - игриво сообщает Светка и вламывается в кусты акации, обрамляющие детскую площадку. Через мгновение оттуда слышится журчание как минимум портативной Ниагары и контрольный венчающий процедуру пердок. Все ржут.
Лёшка с Маринкой тихонечко покидают общество и уединяются на крайней к выходу лавочке. А звёзды такие яркие и ледяные, что душа замирает и зубы ломит, словно от ключевой воды.

За крайней верандой, думая, что их никто не видит, целуются Мишка Щепа со своей пассией. Той самой, из-за которой Миха поплатился частью здоровья, а придурок Мороз ушёл по этапу. Мишкины руки суетливо хлопочут в поисках кнопочек, пуговок и бретелек. А его пьяненькая подружка хохочет и отталкивает любовника.

Из окна крайней трёхэтажки слышится недовольный мужской голос: - А ну по домам полуночники. Успеете ещё, нагуляетесь.
А времена патриархальные, добрые. Люди ещё не успели разозлиться, особачиться. И потому мужику отвечают со смехом, - уходим дяденька, не ари, а то в окно выпадешь.
Дальше хохот, девчачий визг. Молодёжь собирается по домам. Завтра новый день, новые свершения, новые горизонты. А сейчас спать. Если конечно уснётся.

***

Знамер озадачил всех. Борец, драчун, разгильдяй несусветный и на тебе. Ему прочили кто колонию, кто ПТУ с видом на завод. А Никола, в тихушку похохатывая над приятелями, взял и поступил в ВАТУ, - Военное Авиационно-Техническое Училище. Озадачил!
Сидя на лавочке у подъезда Лёшка слушал Знамера и прикидывал свои силы.
- Там Лёха весь упор сделан не на знания, а на физуху. Ну, тут у меня ты в курсах многие отсосут. По чесноку так зачёты у них более чем детские. Сбегал, прыгнул, метнул, подтянулся. В довершение показал им пару-тройку финтов из высокой акробатики.

Так что Лёшич через три года будет у тебя друг офицер. Я Лёшка фильм вспоминаю, - Офицеры. Золотой фильм, слов нет. И герои настоящие, наши мужики! Но вспоминаю не Трофимова и не Ивана Варраву, - конкретные парни, не спорю. Мне слова комэска в душу запали. Есть говорит чуваки такая профессия, - Родину защищать!
Ладно, чё-то я сегодня весь чуйственный какой-то. Пошли ко мне. Мать во вторую, а я знаю, где у неё брагулька заныкана. Отметим моё грехопадение…

Конкурс в Универ Лёха не прошёл, завалил историю, тупо по полной программе. Недобрал пару баллов. В данный момент сидел пацан в сквере на Перми-2, курил и думал думу. До армии год, тупо убивать его жаль. Решено, в ПТУ, а там видно будет.
Слово и дело у Лёшки редко когда расходятся, а посему уже через полчаса он стоял в приёмной ПТУ№1, готовящего мясо для Свердловского завода. Начнём со слесарей, а там по месту определимся.

А жизнь даже и не думала стоять на месте. Кипела, выплёскиваясь через край. Вот уже и осень на дворе. Месяц до училища, чтобы не сидеть на батиной шее Лёшка проработал в том же магазине. Пришёл уже на правах старожила и зарплату взял с заведующей полную, не как первый раз. Всё окружение бухало дико и отвязанно. От заведующей, поддающей в течение смены по чуток, до продавцов и грузчиков. Лёха так и не смог привыкнуть к алкоголю. Одно дело с дружками куражиться, и совсем другое ввести это в жизнь неким правилом.

В обеденный перерыв, когда грузчики сидели на заднем дворе магазина и забивали козла, случился казус. Бугор, мужик матёрый и хамоватый, не знающий о Лёшке ни черта, решил поглумиться над «зеленью» Начал с того, что в разговоре сунул парню пару-тройку шпилек. Лёха смолчал, памятуя о собаке и караване, а бугру понравилось.
- Слышь вольноопределяющийся! Как тебя там, Лёшка? Ну-ка метнись дяде Рафику водички принеси. Только быстро, я ждать не люблю.

Лёшка занятый своими мыслями вначале не понял, что это к нему обращаются. Остальные грузчики посмеивались, предвкушая развлечение.
- А не пошёл бы ты на хер дорогой бригадир? - грустно улыбнувшись, поинтересовался Лёшка. – Там как раз всё готово, только за твоей жопой дело встало.
- Чё ты сказал пащенок? – зарычал бугор. – Да я тебя щас на все стены в округе измажу сопляк бля…

Последующие события запомнились присутствующим крепко. Боль, не лучшее средство для утверждения своей правоты, но именно она запоминается надолго. Так уж мы устроены.
Не успел Лёшка глазом моргнуть, как здоровенная клешня бригадира схватила его за воротник рубашки. Ветхий ситец затрещал, парень нырнул под руку обидчика и вот уже тот стоит посреди двора и комкает в руке оторванный ворот. Ржут мужики, глаза татарина наливаются кровью.

Ну, держись щенок, сейчас я тебя научу старших уважать, - кричит бугор и делает шаг навстречу своей гибели.
Лёшке хватило полуминуты, чтобы привести разбушевавшегося «Фантомаса» в состояние грогги. Апперкот, хук, коронный свинг и вот уже туша под кодовым названием дядя Рафик грузно валится наземь. Татарин пытается встать, его взгляд впивается в глаза обидчика. В них такая ледяная ярость, что мужик в растерянности остаётся лежать на земле.

Лёшка подходит к нему вплотную, впрочем, не забывая следить за ногами поверженного противника. Слава богу, в подворотне вырос, все уличные припарки знакомы с детства.
- Вставай бригадир, а то *** простудишь, - говорит он и протягивает мужику руку.
Одно долгое мгновение бригадир и Лёшка смотрят друг на друга. В глазах мужика появляется некое понимание. Руки встречаются.

Вечером после смены они сидят на завалинке частного дома напротив магазина. У бугра бутылка пива, Лёшка пробавляется крем-содовой.
-  Лихо ты меня унянчил засранец, - добродушно улыбается Рафик, потирая ушибленную челюсть. Я, честно говоря, вначале подумал, что под электричку попал. Кто ж знал, что ты чемпион Урала по мордобою?
- А знал бы, полез? – смеётся Лёшка.
- Всяко полез бы, - отвечает татарин. – Морду лица нельзя терять при любом раскладе Лёша. Гавняно это и для потенции вредно.

***

Откипели выпускные балы, отзвенел смех на Камском мосту, очередная партия соискателей на звание строителей коммунизма отбыла в светлое послезавтра. Началась суровая рутина, нет, ещё не сама битва за металл, но артподготовка.
Лёшка со Знамером, как ярко выраженные рас****яии не попав в ВУЗ, бросили свои кости в ПТУ завода Свердлова.
Авиадвигатели нужны стране, - уговаривал себя Лёха. На заводе трудится несколько тысяч человек, и нельзя сказать, что все они неудачники, чмушная никчемность. Если где-то зажигаются звёзды, значит, это кому-то упёрлось?

Училище находится почти у самой проходной завода-гиганта. Для завода и предназначено. По советским меркам стипендия более чем крутая. Восемьдесят рублей с училища да плюс сороковник заводская доплата. Итого сто двадцать ржавых как с куста. Конечно, её ещё надо получить, но это как говорится дело техники.

Группа разношёрстная, нельзя сказать, что все сто процентов недоделанные совхозники. Есть и такие, например Витька Евдокимов, которые принципиально загрубили и пошли наперекор родительской воле.
- Евдокимов, а кой хрен ты в ПТУ намылился? Тебя ж маман с папиком в любой ВУЗ запихали бы и не мяргнули.
- А ты меня спроси Лёха, мне оно надо? С садичного возраста заебали. Ах, сынок, ты не знаешь своего предназначения. Ты рождён не для стояния у станка. Мы сделаем из тебя человека…
А меня спросили? И вообще понятие человек много шире, нежели то с каким живут мои шнурки. На хер, всё сам сделаю.

Вот так порой родители, желая, безусловно, лучшей доли для чада с младых ногтей отбивают у него всякое желание участвовать в ихней модели построения будущего. Отталкивают сына-дочь, с тем, чтобы потерять его уже навсегда.

Расим Нигматуллин, -  из крепкой зажиточной семьи. Мать, заведующая торгом, отец не слабый начальник в райздравотделе. Придя, домой после выпускного вечера, Расим  застал семейный совет.
- Сынок, - торжественно заявил отец. – Мы тут с мамой посоветовались и решили. Только в университет. Кстати с проректором я уже договорился. Так что изволь завтра явиться в приёмную комиссию.
Расим хлопнул дверью и впервые в тот день нажрался до состояния свиньи. А ещё через день написал заявление в ПТУ.

Танька Механошина, из славного роду-племени Коми-Пермяков, вообще всё детство провела с парнями из своего двора. И пока девчонки сверстницы пеленали куколок и хвастались платьишками, Танька облазала все заборы, освоила рогатку на уровне мастера спорта и дралась наравне с пацанами. Танька – свой парень!

Первый день, первое занятие. Пока ещё не урок, но знакомство. Мастер-наставник группы, Кривдин Александр Вячеславович, живчик лет сорока. Фигура атлета или танцора. Весёлый, жизнерадостный и ужасно ироничный. Палец в рот без видимой необходимости лучше не вставлять.

- Всем привет, племя молодое и пока незнакомое! Ну что начнём помолясь? – улыбнулся наставник. – Я знаю, что все вы в силу каких-то причин были, не совсем искренни, поступая в данное заведение. Кто-то из вас уйдёт в армию и вернётся уже совсем в ином качестве и с иными приоритетами. Другие пойдут дальше по стезе «железного образования» Но сейчас у нас следующая задача. Стать членами общества. Получить ремесло.

На перемене, когда перезнакомившиеся парни курили в умывальнике, к ним подошли пять человек. Все пятеро местные, крутизна. Вожак парень крупный с наглой самоуверенной улыбкой вышел вперёд.
- Привет гости дорогие! Говорите из Молотилихи? А чё курить никто не предлагает?

Лёха уже смекнул, что это самый тупой наезд, очередная делёжка территорий. Но не проявил себя. Спокойно стоял за спиной Нигматуллина и курил. А события развивались.
- Ну, так мне ещё раз, что ли спросить сигарету или может сразу начать чистить хари? – тон заводилы из как бы мирного, превратился в угрожающий, зазвенел ножами.

И тут Нигматуллин озадачил всю курящую братию. С интересом, глянув на накатчика, он глубоко затянулся и спросил: - Слышь уважаемый, а *** сосёшь губой трясёшь? Только честно?!
Не всёкший тему гопник состроил независимую харю. Далее, примерно минут пять ржали все. И свои и чужие. А предводитель местных ехидно улыбаясь, сказал следующее: - Представь себе, не трясу, а что?

Поняв, что сморозил несусветную глупость, парень на минуту смутился, но статус заводилы ко многому обязывает. Здесь промедление подобно гражданской казни а-ля Чернышевский.
Лёха срисовал как видавший виды кулак вожака, со свистом рассекая воздух, пошёл на стыковку с Нигматуллинским фейсом. Лёшка не успел испугаться за одногруппника. Нигматуллин, очевидно владея кое-какими навыками мордобоя, качнулся в сторону. И костлявая оконечность руки нападающего со скоростью бронепоезда врезалась в Лёхин глаз.

Через две минуты, когда благодаря соборным усилиям, Лёхин шифер вернулся на место и парень обнаружил себя на земле, в умывально-сральной комнате царил разгром. Подобное могло бы случиться, промчись по помещению стадо охуевших от страха диплодоков.
Обидчик, тот, что категорически не трясёт губой, лежал с разбитым лицом на кафельном полу. Ещё один корчился над унитазом, являя обществу свой завтрак. А третий вооружённый вантузом, стоял в углу и кричал: - Только подойди сука, только попробуй, я тебя всего говном вымажу.
Собственно это был день первый, круга первого.
 
***

- Юрий Александрович, я этого не могу понять, а раз не понимаю, значит боюсь. Такое ощущение, что в момент боя я схожу с ума. Как говорят у нас, - шифер сносит. Тело работает само, что характерно, делает всё исключительно. Но я сам после поединка ничего не помню. Как будто и не было меня с вами. Страшно это Юрий Александрович. Жутко и опасно. Ухожу.

Разговор тренера и ученика происходил в спорткомплексе «Трудовые резервы» в тренерском кабинете. Стены в грамотах, кубки на столах, тумбочках, подоконниках. Старый тренер помолчал, что-то обдумывая, и сказал: - Жаль Лёша, а у меня на тебя были серьёзные планы. Я ж тебя с Гриней к России готовил. Что теперь делать, ума не приложу. Может, всё же подумаешь?

- Нет! Всё решено. Боюсь закончить в психушке или ИВС. Такое уже было. Вспомните хоть Солому. Училище добью и в армию. Буду проситься в спецуру, придётся козырнуть спортивной закалкой. Надеюсь, пойдут на встречу, быть может в горячем месте с меня безбашенного проку будет больше.
***

Васька! Что же ты наделал маленький поросёнок?! Как же так? Полчища взрослых дебилов в соцзащитах и комитетах по защите детства и материнства, сидят целыми днями в кабинетах. Перекладывают бумажки с места на место. Ковыряются в жопах да сплетничают. А тут живой человечек, ребёнок!

Известие принёс Мишка. День был трудным. Учёба, тренировки, марш-бросок по магазинам в поисках продуктов. Лёха лежал на диване с томиком Боккаччо и релаксировал. Дверь как обычно на предохранителе. Заходи кто хошь.
- Лешак, всё лежишь лежун херов?! – Щепа ворвался портативным цунами. – Слыхал, что твой сосед из трёшки учудил? Сына своего Ваську, ну мелкий такой, цыганам в барщину продал…

Лёхе показалось, что он ослышался. – Как это продал? Ты чё городишь поносник? Давай подробнее, да сядь не мельтеши.
Из дальнейшего рассказа выяснилось, что в конец, упившийся родак Васьки Мысягина, полностью слетев с катушек, сдал своего сына цыганам в аренду. И те использовали его в качестве батрака, попрошайки и прислуги по дому. Продолжался сей беспредел всего сутки, а утром, когда ромалы собирались на «работы», кто-то из их браги обнаружил маленькое тельце Васьки висящим в туалете.

Благо, что детские мозги не сообразили, как правильнее сотворить суицид. Повесился Васька на длинном вязаном шарфе, это его и спасло. Когда цыганский пахан, достал мальчонку из удавки, тот был ещё жив. Надо отдать должное кочевнику. Тут же была вызвана скорая помощь и ребёнка госпитализировали.

- Да ты чё с лица-то весь сбледанул? Жив он! – засуетился Мишка. – Ну, полежит малёхо в больничке, хоть отъестся. Власти уже занимаются его вопросом. Аркаша Лебедев, староста у ромов, сам лично ходил в соцзащиту, просил усыновления. Не дадут, конечно, но процесс-то пошёл?! Так что угомонись, может и к лучшему?
- Слышь Щеп, - немного успокоился Лёшка. – Время есть? А давай сходим к пацанёнку в больничку? Печенек там купим, бутылку лимонаду. Нам пох, а мальчишке приятно. Пусть верит, что он не один.
- А и то дело, - оживился Мишка. – Щас кубышку тряхану, у меня рубля два наскребётся. Он кстати на Грачёвке лежит, у меня там тётка медсестрой пашет. Прорвёмся Лешак.

***

Через полчаса, преодолев заслон в виде медсестры, друзья входили в палату к потерпевшему Ваське.
- На фига ты ей петушка сосательного дал? - ворчал Щепа. – Ей другого петушка сосать пора. Лучше бы дитю отдали. Придурок бля.
Палата оказалась одноместная, маленькая и уютная. Васька лежал поверх одеяла и занимался тем, что отрывал крылья мухе.

- Ну, я смотрю, тут процесс познания мира идёт полным ходом, - расхохотался Мишка. – А зверушку не жаль полпотовец?
- Васька ни на кого, не глядя и всё так же продолжая калечить судьбу бедному насекомому, буркнул себе под нос: - Не я первый начал. Чё она мне ногу нюхает, да ещё ладошки потирает гада.

И только тут до пацанёнка дошло, что в палате он не один. Подняв взгляд, он мгновение всматривался в посетителей, и дальнейшее повергло ребят в ступор.
- Наши! – заорал что есть мочи Васька и кинулся на шею Щепе. Запрыгнув на Мишку как на отца, он обхватил его шею своими ручонками, уткнулся лицом в плечо и надолго замолчал.

Двадцать секунд продолжалась эта сцена или минуту, - неизвестно. Ошалело молчал Лёшка, а у Щепы, да-да, у того самого Щепы, которому чёрт не брат, по щеке бежала слеза. Искалеченная муха, кстати, тоже молчала. От греха подальше.
Потом все трое ели печенье и пили лимонад. Вернее ел Васька, а парни тактично делали вид.

- Я бы больше съел, - похвастался Васька, - да у меня горло болит. Наверное, простудился, ангиню.
Друзья смолчали. Они уже были предупреждены сестрой, что у мальчишки амнезия, то есть не помнит ничего. Что ж, и не надо. Для дитёнка это безусловное благо.
Просидев час, парни засобирались домой, пообещав Ваське прийти завтра. На выходе из больничного городка друзья закурили.

- Ты вот что Лешак, о том, что видел, помалкивай. А то не посмотрю на твои разряды, зайду со спины и отвёрткой в почку пырну, - сказал Щепа, глядя в глаза другу.
- Дурак ты Щеп, как есть дурак. Да разве о таком говорят? Пошли домой мокрушник, меня Маринка ждёт. 

***

- Тема занятия, - «Рубка металла». Ощепков, я сказал, пишем, а не в окно прёмся. - Закрепить полученные знания и умения. Нигматуллин, покинь аудиторию. А потому! Семнадцатилетний человек, корчащий рожи за спиной преподавателя, называется дебил. Папе расскажи, угу. Свободен, как Людвиг СвОбода.
Кто хочет составить компанию Нигматуллину? Нет желающих? Тогда работаем.

Костицин Иван Иванович, мастер-наставник по слесарному делу. Калач тёртый и прожженный, как его пиджак, на который он вечно трухает пепел из вонючего Опала. Лет ему, наверное, столько же, сколько и Советской Власти, а то и больше. Говорят он шикарный мастер, говорят он душевный мужик, но пока этого не заметно. Гайки затягивает молодняку, кстати, тоже понятно.

Две пары слесарного дела это, пожалуй, много. Минут пятнадцать аудитория пыхтит, старательно записывая теорию. Затем все дружно встают и под предводительством «Вани» перемещаются в мастерскую. Два ряда верстаков с принайтовленными к ним слесарными тисами. Стены в стендах с поделками изготовленными руками предшественников. Пэтэушники занимают места и ожидают дальнейших указаний.

Ваня раздаёт каждому по квадратному куску чугуния серого. На каждом верстаке появляются зубила и канавочники, в среде продвинутых именуемые крейсмесселями. Молотки, эх лучше бы они были резиновыми.
Сам же Ваня садится за учительский стол и блеет своим омерзительным меццо-сопрано:
- Итак, мои дорогие! Сейчас вы зажмёте данные кубики в тисы, сделаете двенадцать фасок, по числу граней, а после на любой из поверхностей вырубите по всей длине канавки, ну, скажем, пять миллиметров глубиной. Для фасок предлагаю использовать зубило, для канавок крейсмессель. Вата и зелёнка у меня на столе. Дерзайте, да откликнется.

В течение последующих двух часов в аудитории стоит неумолчный грохот и довольно таки частые вскрики, сопровождаемые русским непечатным. У стола с зелёнкой отметились уже все присутствующие. Некоторым до того понравилось, что бегают на бис. В последующие несколько дней всё училище может с точностью до сотой доли указать пальцем на новичков. Зелёнка, - она же зелёная! 


ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ — наука о законах, управляющих производством, распределением и обменом жизненных благ в Социалистическом обществе на различных ступенях его развития. Проще сказать говно, с которым придётся жить, мириться и хавать его пригоршнями на протяжении всей жизни.

По разумению Щепы, человека, вернее ублюдка придумавшего сию дисциплину, четвертовать и то мало. Расстреливать каждый день, и обязательно до смерти.
Предмет ведёт скучное серое и какое-то бесполое существо с кодовым названием Ким Семёнович. Сама по себе дисциплина не из простых, да тут ещё Оно с сиплым голоском-шелестом. Монотонно, как осенний дождь отстучит в подоконник подростковых мозгов тему, и был таков.
Вот так в юности закладываются в нас основы. Важно кто это сделает и как. Благодаря Киму, политэкономия в компоненты Лёхиного краеугольного камня не вошла.

А Кривдин, оказывается, обалденно рубит на гитаре. Суббота, всего одна пара, металловедение. Предмет забавный, а ведёт его Александр Вячеславович. Казалось бы, чего тут долго растекаться? Ну, металлы, ну сплавы и чё? Но Слава рассказывает с таким жаром, с экскурсами о тех же Амосове, восстановившем секреты русского булата или Славянове с его сваркой. А после уроков Кривдин вдруг загадочно улыбается и говорит: - Ну что пролетарии, хотите экскурсию под названием «Двойная жизнь мастера Кривдина»?
Пацаны заинтересованы, а Слава подливает масла.
- Ну, решайтесь, всё одно сейчас приедете домой, и будете до вечера балду гонять.
Через полчаса всё подразделение, ведомое наставником, входит куда? Во дворец им. Свердлова.

Танцевальная студия дворца, оказывается, объехала пол мира. Везде нарасхват, от приглашений отбоя нет. И Кривдин в ней танцует соло. Во как! Теперь ясно, откуда у него такая осанка, пружинящий шаг, собранность. Полчаса толпою ходят из студии в студию, интересно. В кружке гитары кто-то из пацанов хватает инструмент и пытается сбрякать мелодию.

Кривдин морщится и говорит: - Ну что ж ты гитару-то как бабу тискаешь. Да и баба не каждая вынесет такое обращение. С ней ласково нужно обращаться. Трепетно.
С этими словами он берёт инструмент и через минуту пацаны понимают, что их потуги в садике на веранде не что иное, как игра медведя на расщеплённом пне. Мастерски играет Слава, плюс ему.


- Чё ты сказал? Таньку?! – Лёха временно потерял дар речи. – Изнасиловали или попытались? А кто хоть известно?
Из дальнейшего рассказа Щепы выяснилось следующее. Танька Механошина, - свой пацан, шла вечером через Горьковский сад. Время позднее, в районе двенадцати. Ну и как водится, нормальные граждане сидят дома перед телевизором и наливают бельма пивом, а всё говно тянется на улицу. Народ посмотреть и себя беспрецедентного показать.

Вот с такой подогретой разливным вином кодлой и столкнулась Танька. Мальчики все сытые, мажорные. Закон не писан, а если и писан, так ихними же папиками для быдлоса, и только для него.
Окружив стаей одинокую фигурку, ублюдки пытались затащить её в ремонтирующийся павильон настольных игр. Понятно, что не в шахматы поиграть. Первый же агрессор получил коленом в яйца и надолго выбыл из строя. Зато остальные навалились скопом и, наверное, у них всё получилось бы, не появись в парке трое бойцов самовольщиков из «Красных казарм». Спугнули.

Танька отделалась синяками да разорванной кофточкой. Заявлять не стала, позорно же. Казалось бы финита? Хрен там, размечтались. Финита, это когда закопают, а в нашем случае было продолжение. Громкое.
На перемене между парами в сквере за училищем состоялся серьёзный разговор. Присутствовали трое друзей, Танька, Лёха и Щепа, присоседился Нигматуллин и его не прогнали.

- Я точно знаю одного из нападавших, самого козлячьего. Он меня по мордасам ударил кулаком  - говорила Танька. Его отец большая шишка. А сам он утром овчарку у нас в садике выгуливает. Но не это главное. Не понимаю, за каким чёртом, но он учится у нас в учаге. Наверное, папик подтасовывает ему рабочую юность.
- Так сажать гандона и дело с концом, - вспылил Лёшка. – Чё ждать? В петушатник сучару. Я если чё дяде Лёве скажу, он маляву в первый номер нарисует и хана засранцу. Используют по высшему классу.

Всем известно, что Лёшкин дядька, материн брат, в тюрьме бывает чаще, чем на воле. Пользуется авторитетом у «синих» и является постоянной мигренью мусорянских.
Ребята задумались.
- А не слишком жестоко? – спросила Танька. – Ни чего же не успели сделать.
- А ты хотела дура, чтобы успели? Щас лежала бы себе в морге распотрошённая как корова и улыбалась любвеобильному патологоанатому. На хер, резать тупым ножом в пузо, чтобы подыхал больнее, - Лёшка разошёлся не на шутку. – Вы как знаете, но я это говно так просто не оставлю. Вы чё такие правильные-то стали? Павлики Матросовы блять!

Неожиданно Лёшку осенило. Не надеясь на взаимопонимание, он всё же поделился с товарищами. Предложение вызвало смех, озадаченность и, наконец, восторг. Ещё полчаса ушло на уточнение деталей карательного рейда. Хотели прогнать Таньку, но девица закатила такой скандал, что мужчинам пришлось скрепя сердце принять её во внимание.

 
Поздняя осень, темнеет рано, Валерик шёл домой с тенниса. До дома, - «Обкомовского гнезда» оставалось метров двести. Через сквер, подворотню с вечно порющимися кошаками и вот он дом. Именно в подворотне его и ждали. Двое неизвестных с чулками на лицах вышли ему на встречу. Валерик, как и всякая мразь, отвагой не страдал и потому обернулся в поисках отступления. Две такие же фигуры перекрыли ему выход на освещённую улицу.

В голове испуганными мандавошками метнулись мысли. Гоп стоп? Кто такие, залётные? Один из налётчиков выдвинулся вперёд. На полголовы выше Валерика, широк в плечах.
- Ну, привет красавчик, - пробасил он с ужасным горским акцентом. – С нами поедешь милашка, хозяин будет доволен. Он таких гладеньких да славных очень любит. Небось, на масличке воспитан?
Валерик хотел крикнуть, бежать. Но голос осёкся, а ноги словно вросли в асфальт. Страшная мысль пронзила мозг. Неужели?!

Сильнейший удар в челюсть бросил его оземь. Последнее что он почувствовал перед полной темнотой, это мешок, одеваемый на его голову. Далее был мрак.
Ещё через пару часов зам. председателя облпотребсоюза, товарищ Щербина, пошёл перекурить на лестничную площадку. Там он и обнаружил своего сына Валерку, в совершенно невменяемом состоянии. То есть в хлам.   
 
В понедельник в ПТУ №… были сорваны напрочь все занятия. День начался с того, что во всех аудиториях, классных комнатах и спецкабинетах некие пожелавшие остаться неизвестными личности, разбросали фотографии исключительно скабрезного содержания.
Студенты ржали в голос, матерились видавшие виды мастера-наставники. Директор уже полчаса сосал валидол и ожидал группу оперов из УВД.
На его столе лежало несколько криминальных фото. Голова разрывалась от непонимания. Что это?! Как такое вообще возможно?!

На снимках в самых разнообразных позах был запечатлен не кто иной, как учащийся ПТУ и сынок исключительно известной городской персоны. Парень был совершенно голый. Вот он лежит на диване, раскинувшись на спине. Его губы накрашены помадой, глаза подведены. А вот он же в позиции «Китаец на прополке риса». Его тело лежит на диване, тогда как нижняя часть спины выставлена на всеобщее обозрение. Крупным планом взята зелёная баночка с надписью Вазелин.

Директор плюнул прямо на пол и закурил очередную Беломорину. Какой-то кошмар!
Вечером того же дня Валерика, мальчика-колокольчика достали из петли. Два санитара унесли суицидника в машину, а доктор задержался в квартире.
- Нужна длительная реабилитация, жить будет, - сказал он разом постаревшему и осунувшемуся отцу. Но душевного здоровья в данном случае не гарантируем. Всяко может обернуться.

Через неделю, когда опера, стоптав пару витрин ботинок, покинули ПТУ ни с чем, а директор наконец-то немного успокоился, произошла заключительная фаза действа.
С вокзала станции Пермь-2 отправлялся скорый поезд Кама. В одном из вагонов, в двухместном купе сидели отец и сын.
- Ты Валерочка только не переживай. Тётя Офелия встретит тебя как родного. Будешь жить у неё. Я обо всём договорился. До весны обживёшься, а там мы тебя в МГИМО или Баумановский пристроим. Всё будет хорошо сынок.

Но сынок Валерочка не слышал отца. Его взгляд был прикован к перрону, на котором стояла неразлучная троица с Танькой в придачу. Трое парней держали свиток бумаги. Увидав, что провожаемый наконец-то обратил свой взор на них, ребята суетливо развернули своё бумажное полотнище. На котором крупными буквами, жирнючей гуашью было написано всего два слова: ДОСВИДАНИЯ ПИДАРАС!   

***

- Ну, как у тебя Васька? Нравится тебе в интернате? Да ты рассказывай, я никуда не тороплюсь.
Лёшка встретил своего соседа в холле дома спорта. Мальчишка радостный и разгорячённый стоял в кругу таких же шибзиков и о чём-то жарко спорил. Увидев Алексея, он ужасно обрадовался и стремительно бросился к своему другу-соседу. Но в последний момент засмущался и перешёл на степенный шаг.

Потом они сидели на кожаном диванчике, и Васька взахлёб рассказывал свои новости.
- Мы знаешь Леша, как здорово живём, как в коммуне. Я щас читаю книжку такую про Ваню Гальченко, так там у них самый настоящий коммунизм. Дядя Юра у нас самый главный, вот только для бокса мы ещё маловаты, так он нам нанял тренера из «Молота» по гимнастике. Я уже умею кувыркаться и делать мостик. Хочешь, покажу прямо тут?

Лёха не успел опомниться, а Васька уже действительно делал мостик. Потом чтобы уж вовсе поразить друга выполнил кувырок-страховку через одну руку, собрав при этом всю пыль и грязь с пола.
- Ну что ж ты шебутной такой? - пенял мальчишке Лёха, отряхивая с него сор и пыль. – Молодец конечно, но вещи нужно беречь, ты же коммунар, а не какой-нибудь босяк уличный. Давай брат берись за ум. Если всё получится по времени, я к тебе на той неделе в гости заскочу. Ну, бывай.

Васька посмотрел на старшего товарища грустными чистыми глазами и совершенно неожиданно спросил: - Лёша, а ты ведь мне почти как брат? Можно я буду друзьям говорить, что ты мой брат? Что мы потерялись, а потом нашлись.
Лёшка смутился, но тут же оправившись, потрепал вихрастую голову пацанёнка и, улыбнувшись, сказал: - Можно Васька, это можно. Ну, до встречи брат!

На улице Лёху ждал сюрприз в виде хмельного Знамера.
- Колян, чё случилось? По какому поводу празднуешь?
- Да мне нах ваши поводы, хочу и праздную, - Знамер был зол и походу искал жертву.
- Ну не хочешь говорить и не надо. Домой идёшь?
- Иду, за тобой да не пойти! Ты где учишься мудак, в ПТУ? А я где учусь? Ты со своими ****скими похождениями всё забыл. Друзей забросил, дом забросил, никто тебе не нужен. Не боишься за бабу всё в одночасье потерять?

Лёха на тираду друга только растерянно хлопал глазами не в силах уловить суть.
- Да что, наконец, происходит? – Лёшка схватил друга за грудки и что есть силы, встряхнул.
- Да нихера! Баба тебе белый свет застила. Ты же ничего кроме неё не видишь. Я ж в ВАТУ не пошёл из-за тебя чучело, чтобы одного не бросать, а ты… Чмо блять!
Знамер развернулся и, махнув рукой, направился в конец улицы, а Леха в сильном смятении чувств остался стоять с разинутым ртом.

***

- Лёшенька, ты только не переживай сильно, может всё ещё как-нибудь образуется. Я беременна.
Уже полчаса Лёха пребывал в состоянии коматоза. Сердце билось, химические реакции в организме имели место быть, лёгкие всё так же насыщали кровь кислородом. Но самого Лёхи не было. А вот так, не было и всё!

- Доигрались твою мать! Как же так Маринка? Мы же предохранялись, всё по науке. Не понимаю. Ты только не подумай что я менжанулся, ни капельки. Я тебя люблю, и сейчас, наверное, ещё больше чем вчера, но такая неожиданность…
- Не знаю, как сказать тётке, - Маринка надолго задумалась. – Это же какая истерика будет, кошмар! Родителям настучит однозначно. Лёшка, а может сходить к старой Талызихе на аборт?
- Ты чё Мариш?! Упаси бог. А если плохо сделает, а последствия?

Тётке говорить пришлось так и так. Скандал, разразившийся вслед за сообщением, можно было сравнить по бризантности разве что с падением «Толстяка» на Нагасаки. Такого воя, мата и свинячьего верещания округа не слышала давненько. Соседи радовались как дети. Додумывали подробности, развивая тему в меру собственной испорченности.

А ещё через три дня, бросив все дела, в город прилетели Маринкины родители. Что уж они говорили дочери, неизвестно. Но только Маринка перестала появляться на улице. А в один далеко не прекрасный день, когда Лёшка возвращался с заводской практики, на подступах к дому его уже ждали. Это были, конечно же, Маринкины родители.
Описывать их нет желания. Люди как люди. Обычные. Просто когда они шагнули к Алексею, он почему-то сразу понял кто перед ним. Разговор, состоявшийся на лавочке возле подъезда, попробую восстановить и передать без искажений.

- Так вот ты, каков герой-любовник Алексей?! – вместо приветствия сказал Маринкин отец. Мать промолчала, но по её лицу было видно, что молчание это даётся ей с великим трудом. А отец продолжил:
- Ну что сынок, давай договариваться. Того, что случилось не поправить. Насколько известно миру, нельзя быть чуть-чуть беременным и само оно, к сожалению не рассасывается. У нас с матерью к тебе коммерческое предложение.

- Итак! Задача проста до изумления, ты уезжаешь из города. Насовсем, надолго? Пока не ясно, там видно будет. Мы с матерью, устраиваем тебя учиться в один из престижных ВУЗов северной столицы. Делаем место в общежитии. Раз в месяц ты будешь получать на почте денежный перевод, ну скажем сто рублей. То есть все твои проблемы, мы берём на себя. От тебя требуется единственное, оставь нашу дочь, забудь о ней. Дай ей жить!

- Да и вот ещё что, - вступила в разговор мать. – Здесь записка от Марины, в ней исчерпывающие ответы на все твои вопросы. Читай, а завтра в это же время огласишь нам своё решение. И ещё. Если вдруг по каким-то причинам тебе захочется взбрыкнуть и ослушаться, знай. Я тебя посажу, ну скажем за изнасилование. Возможностей у меня для этого хватит. Имей ввиду, я никогда не говорю пустых слов, и всегда выполняю обещания.

***

Этот обрез они нашли с друзьями ещё прошлым летом. Пошли по грибы, всё тем же неразлучным составом. Когда переходили Марьюшкину гать, Знамер, как самый «ловкий» поскользнулся и, пробежав пару-тройку метров, запнулся о корягу и рухнул как подкошенный белогвардейской пулей красногвардеец. Тут же вскочил на ноги и рухнул вновь. Его нога почти до колена провалилась в яму. Хорошо хоть не сломал.

Стали разбираться, и нашли старинную (кто в ней хоронился?) землянку. А в самой землянке обёрнутый в несколько слоёв промасленной ветоши лежал, ожидая своего часа самый натуральный обрез. Долго рылись у Мишки в старинном справочнике красноармейца и выяснили. Что обрез сей принадлежит к славному племени русских Мосинских трёхлинеек образца 1891 года.
Так же в землянке был обнаружен порядком заржавленный штык, но главное две коробки с патронами к винторезу.

В тот раз отстрелять оружие не удалось. То одно помешает то другое. Так и лежала данная приблуда до поры до времени у Лёхи в дровянике. Спрятанная так, что даже при желании найти её не удалось бы никому.

Записка от Маринки была короткой и хлёсткой как «нахуй». Лёшка перечитал ее, наверное, сто раз и помнил наизусть.
Прощай Лёша, - говорилось в ней. -  Не ищи меня, я уезжаю из города навсегда. Моё увлечение тобой можешь считать бабьей блажью. Надо же было с кем-то попробовать. Любить тебя неинтересно, ты скучный и серый человек. Смеюсь. Прощай…

Не отстрелянная винтовка сработала как часы. Генерал-майор Мосин туго знал дело. Пуля пробила грудную кость, походя, миновала сердце и, выйдя со спины, разбила кафельную плитку стены…
***
В этом месте повествования буквы расплываются, словно бы авторучка начала мазать либо влага попала на тетрадный лист.
Хоронили Лёшку всем посёлком. На самом видном месте кладбища. Откуда открывается чудесный вид на цветущие клевером поля, синюю ленту речки Мотовилихи и сам посёлок.
Тот самый посёлок, в котором прошло его детство. С драками улица на улицу, с набегами на мичуринские сады обывателей. С милым домом, в котором остался горевать старый одинокий батя.

Поздно вечером, когда народ давным-давно разошёлся, и поминальные столы были растащены по домам, а посуда вернулась к соседям, на лавке у подъезда сидели двое.
- Ты знаешь Миша, - очень серьёзно и по-взрослому хмурясь, сказал Васька. – Когда-нибудь, когда я вырасту и получу образование, я постараюсь сильно-пресильно и напишу об этом книжку. Про всё что было. Про наш двор, про ребят, и про нашего Лёшку.

Юность из предместий-2

Пролог

Шёпот назойливо, подобно голодной ебливой комарихе лез в ухо. Васька попробовал сунуть голову под подушку, но мать давно знала все его уловки: - Вставай стакановец, девки уже все ворота обоссяли.
Сделав нечеловеческое усилие, Васька с треском открыл глаза. Часы показывали четверть седьмого.
- Шевелись, - потребовала мать, - только отца не разбуди, у них в цехе аврал, пришёл в два часа ночи.

Матерясь про себя и натыкаясь на мебель, Васька кое-как дошёл до туалета. Кричащей не разгибаемой утренней плотью справил нужду, умылся, пару раз скребанул отцовским станком с зажатой в него «Невой» по скулам и под носом, решил, на сегодня достаточно.
Отец с матерью, вот уже два года, с момента ухода Васьки в армию, совсем не пили спиртного. Это было странно и удивительно. Воспоминания детства порой тревожили, но тем приятнее было видеть родителей трезвыми и работящими.

Оделся быстро, холодная вода пробудила к жизни. На кухне мать уже ставила на стол стакан с горячим чаем и блюдце с парой рабоче-крестьянских бутербродов. Батон с маргарином посыпанный сверху сахарным песком. Васька их любил, да вобщем в те времена особо-то и нечего было любить.
Наскоро утилизировав завтрак, Васька набросил куртку, армейские берцы и, буркнув, матери что-то похожее на пока, вышел в промозглое осеннее утро. В кармане звякали шестьдесят копеек. Двенадцать копеек на дорогу, тридцать на обед и ещё хватает на пачку «Лани» именуемой мясом.

На лавке перед подъездом, смоля сигарету, уже сидел друг Серёга: - Привет морда, чё так долго? Ещё раз опоздаешь, и я не жду.
- Не стони, успеваем же, - бросил Васька, - пошли, а то ещё автобус штурмовать.

Пару недель назад парни дембельнулись из рядов Советской армии. Серёга из Шауляя, где два года тянул лямку в спецподразделении, и Васька из разведбата ЦГВ.
Две недели парни сорвавшись с катушек, перебирали юбки, и пили всё, до чего дотягивалась рука. Пару раз заходил мент с райотдела, с настоятельными просьбами подумать о работе в органах. Мудак! Нашел, кому и главное где предлагать. Иди центровых мальчиков блатуй, а здесь резерват. Потом без позора на улицу не выйдешь…

А затем появилась эта бабушка-одуванчик, вербовщица с ЗИЛа. Долго не мозолилась, просто сказала, - через неделю на заводе открывается новый цех, идёт набор, не упустите своего счастья детки.
А счастье заключалось в том, что, как и везде в стране бесплатных советов, на заводе имелась очередь на жильё. В которой, не включив должной сноровки можно было, и умереть, не дождавшись вожделенной квартиры. А здесь новый цех, очередь с ноля, чем не шанс?
Посоветовавшись с Васькиным отцом (Серёга безотцовщина) парни поняли, лучшего варианта не придумать, да и бесконечно висеть на шее у еле перебивающихся родаков, тоже не кайф.


Автобус брали штурмом, пару остановок пришлось ехать с открытыми дверями. Водитель матерился, грозил остановиться и вообще не ехать, но ехал, куда он в жопу денется.
За остановку до завода, пришлось срочно десантироваться. Ушлая кондукторша всё же протолкалась на заднюю площадку и потребовала свои законные шесть копеек. Щас!

В проходной многолюдно и суетно. Искомая кабинка занята похмельным мужиком и двумя поперёк себя шире ВОХРовками, арестовавшими типажа.
Мужик клялся, что это последний раз, но овчарки стояли карацуповски жёстко.
- Девки, клянусь вам Володей Ульяновым и его невинно убиенным братаном, больше не буду! – юродствовал не глупый мужик.
- Маме своей покойной расскажи алкаш, - не сдавались ВОХРовки.
 
Наконец друзья прошли лязгающий стальными челюстями вечно голодный турникет и, вздохнув, вывалились во внутренности завода. Отойдя метров на двадцать, остановились, закуривая, и тут же напоролись на пожарника.
- Молодые люди, да-да, вы! Вас инструктировали, что курение на территории завода разрешено только в отведённых местах? Позвольте ваши пропуска и пройдёмте со мной.
Утро таки началось…

Глава-1

Когда-то давно, ещё в розовом детстве, отец поучал Василия: - Запомни один раз и навсегда. В пиковой ситуации, прежде чем что-то сказать или сделать, выдержи паузу и сосчитай про себя до десяти. Это поможет избежать скоропалительных решений и избавит тебя от нежелательных последствий. Васька научился считать до ста, ибо до десяти его не хватало…

- Ну, так что же это мы молодые люди? Вас ведь в отделе кадров инструктировали, курение на территории разрешено только в строго отведённых местах. А теперь мне придётся писать на вас представление в ваш цех.
Пожарник был не молод, судя по глазам хитёр и ехиден. Мыльная рожа, - так про себя прозвал его Васька. Он задержал дыхание, сосчитал до десятка и, глядя на этого огнеборца, сказал: - Конечно, пишите дядечька, раз уж у вас такая работа. Труд писателя, он тоже кому-то нужен. Может, когда-нибудь прославитесь, как Пушкин, или ещё какой де Бальзак…

Серёга сидел на дерматиновом диванчике в углу, в диалоге участия не принимал, а только лишь комкал кулаки, временами посматривая на потенциального покойника в фуражке с топорами.
- Что же мне с вами делать-то рекруты остроумные? – пожарник задумался. – Эх, семь бед один ответ, идите на работу, для первого раза прощены. Помните доброго дядю Толю.

В цех парни успели только-только. Табельщица, пряча их пропуска в ячейки, сделала скорбную, ответственную за весь мир мордаху. Немолодой мастер Евгений Палыч, проводил их в материальную кладовую и, сдав кладовщице, сказал: - Жду на участке, а? Долго не прохлаждаться, а?
Впоследствии парни узнали, что Евгений Палыч, как впрочем, и все ключевые фигуры цеха, имеет кличку. Собственно в стране победившего тоталитаризма удивляться не чему. Зачем животным имена? Евгена Палыча за его пристрастие к аканью весь цех звал «А».

У кладовщицы были крупные титьки и могучая как Отечество жопа. Васька додумал остальные детали и спотел внутриштаново.
Она оказалась насмешливой и довольно острой на язык бабой лет сорока пяти: - Ну, чё молодёжь, на осеменение к нам прибыли? – улыбаясь, спросила она.
Друзья переглянулись, ответил Серёга: - Не знаю, про что вы говорите, но мы комсомольцы и вообще…
Кладовщица Люся хохотала как стадо некованых калмыцких лошадей. Отсмеявшись, женщина ласково погладила Серёгу по плечу, сказав при этом: - Идите уже труженики, время. Палыч заругается.

До обеда ребята сидели в курилке и читали самые тупые в мире инструкции, отгадывали кроссворды и глазели по сторонам.
Цех был действительно у самых истоков. Корпус старый, станки и остальное оборудование тоже бывалые. Многие механизмы только выгружены и ещё не установлены на свои пьедесталы. Людей почти не видно.

Ближе к обеду появился Палыч, а с ним ещё один мужик, представившийся Иваном Михайловичем, которого стоит описать подробнее. Итак, Михалыч. Среднего роста, с неимоверно широкими плечами и настолько гигантскими кулаками, он сразу внушил парням уважение: - Привет пополнение, инструкции выкиньте, у многотиражки «Мотовилихинский рабочий» бумага мягше ггыыыы…. Пойдёмте со мной, сейчас будет цеховое собрание.

Цех молод, ребята поняли это сразу. На собрании кроме начальника цеха, его зама и главного бухгалтера присутствовали ещё человек пять.
Начальник, мужик лет пятидесяти долго не растекался: - Итак, друзья мои, цех как вы уже убедились, находится в самом начале. Это видно из ваших табельных номеров (Васька вспомнил свой номер - 007) Заниматься мы с вами будем нестандартным оборудованием, это любые приспособления, которые могут понадобиться заводу. Ну и с богом…

В обеденный перерыв друзья сидели в курилке, когда подошёл Михалыч, а с ним ещё трое работяг, мужиков в возрасте.
- А чё Витя, - обратился Михалыч к сварщику, - травани какую-нибудь байку, я знаю, у тебя, их много.

Витя, татаро-башкир лет сорока, неторопливо прикурил Беломорину, затянулся и спросил: - Вам как с картинками или без?
- Без картинок я дома по телевизеру посмотрю, - ответил Михалыч, - жарь с картинками.
- Ну, как хотите, Витя на секунду задумался…

Случилась эта история в моём райцентре, С…ске, во времена столь давние, что и ворошить особо не хочется. Компания старинных друзей, развелась на происки Генки Микрюкова, балагура, заводилы и вообще человека шебутного до семяизвержения.
Была зима, дело близилось к Новому году, однокашники собрались в уютной кафешке с тем, чтобы поболтать за жизнь, остограмиться и просто увидеть друг друга.
Тему поднял Генка, кто же ещё?

- Вобщем так парни, есть у меня идея. Чем в выходные дома отсвечивать, у баб под ногами путаться, да метаться на побегушках, давайте-ка мы с вами на охоту рванём. Не бздюмэ! Я всё устрою. Понимаю что не охотники, ну и что? Я сам ружьё последний раз в руках держал лет триста назад, да и то духовое…
Пойдём на медведя, у меня егерь знакомый, он спроворит. Ну, чё мордахи скисли? Медведь один, а нас вона сколь, и все орлы… с куриными жопами хххааааааа…

После третьей бутылки идея уже не казалась глупой, и когда расходились, мужики были готовы не то, что на медведя, а на динозавра с каменными топорами. Короче заметали.
Братья близнецы Толя и Коля, ерничая, затянули русскую народную песню, пьяная ватага подхватила напев…

На медведя я друзья, на медведя я друзья,
Выйду без испуга.
Если с другом буду я, если с другом буду я,
А медведь без друга…

К означенному времени, а именно к утру субботы, охотничий азарт пошёл на спад, но как известно, дал слово, держись!
Собирались на территории автохозяйства, где «промысловиков» уже ожидал армейский Урал с утеплённым кунгом. Генка метался именинником, отдавал какие-то распоряжения водителю, созванивался с другом егерем. Остальные же четверо охотников робко жались к открытой двери вездехода, словно вот прямо сейчас из-за угла выскочит прайд разъярённых медведей, и только скорость спасёт их от расправы.

Наконец друзья погрузились в тёплое нутро автомобиля и с обречёнными лицами отправились навстречу неминучей гибели.
На металлическом столике появилась газета с неровно нарезанной колбасой, несколько кусков хлеба, а Генка уже разливал в эмалированную кружку напиток времён и народов, - водку.

Пить на ходу было не совсем удобно, но скажите мне, где тот человек, что откажется от водки? Вы его видели? Уже умер? Ну вот!
После третьего захода стало легче, зазвучали шутки, один из близнецов попытался петь, и его поддержали.

Второй же, назовём его Коля, грустно думал: Куда еду, кой хрен дома не сиделось? Баба сейчас пирожки стряпает, с мясом. В холодильнике стоит литра водки. Ну, чё к чему?! Щас бы жахнул стакан, закусил нормально и рубился с сынишкой в карты. Старый мудак!

До охотхозяйства доехали без приключений, и знатно набравшимися. Генкин знакомый егерь встретил их на крыльце своего рубленого дома, состояние бойцов укрылось от его сознания, ибо сам егерь был не сказать что мертвецки, но порядком пьян.

После пятиминутных приветствий, выпивки за знакомство и братаний, вся компания погрузилась всё в тот же Урал и выехала в известный леснику распадок. Ехали минут сорок, которые знамо дело даром не пропали. Наконец егерь Миша скомандовал остановку.
Быстро выгрузившись, мужики по команде егеря сбросили с себя всё лишнее из одежды. Две мощные промысловые лайки Лёха и Нина крутились тут же, словно понимая, что вот от них-то и зависит жизнь этих городских разгильдяев.

- Ну, теперь парни своим ходом, тут недалеко, с километр будет. Зверь нынче не сторожкий, чует гнида, что в моём заповеднике его никто не зобидит, кроме меня ххыы…
- А может, я попробую подъехать ближе, - подал голос шофер Федя, - всё же у нас вездеход, чё ноги мозолить?
Егерь на мгновение задумался: - А чё, можно. Вот эта просека, видишь слева завал из деревьев, до него по целине доберёшься? А там метров триста всё вниз и вниз. Лог глубокий, весь в таких же завалах. Это когда просеку для высоковольтной били, засрали всю округу.

Урал легко пробил глубокий снег и остановился возле означенной горы рукотворного бурелома.
- Нашумели-то как, - мявкнул Коля.
- Не ссать Шурхенды, - гоготнул егерь Миша, косолапый спит щас как наркоман, лапу поди-ка сосёт. Особливо ежели медведица, так сам бог велел. Сосёт и во сне не знам чё и грезит…
Мужики расхохотались, водка сделала своё чёрно-белое дело.

- Внимание! - сказал Мишка. - Топтыгин обычно харей на восток ночует, а выскакивает зачем-то на юг. Хрен его знает, может ему так ндравится.  Располагаетесь полукругом, строго на юго-восток. Зырьте, чтобы по веткам не попасть, пуля уйдёт. Сразу обживите место, снег упинайте как следоват. Если чё не так пойдёт, то собачки зверя придержат, главное не суетитесь.

Спускались в режиме полнейшего радиомолчания, проинструктированные Мишей и расставленные по номерам. Большой завал увидели все сразу. Миша шёпотом и знаками показал на проталину. Снег от тяжкого дыхания зверя пожёлтел, и обледенел по краям.
Охотники приготовили ружья, карабины, а Генка не весть, откуда достал гранату. Глаза присутствующих полезли на лоб, но момент истины настал.

Миша егерь, ещё раз показал всем и каждому означенные места, потом зачем-то обтоптал лыжами снег в южном направлении и туда же увёл лыжню. Сделав это несколько раз, он приблизился к берлоге и поднял руку в знаке «внимание». Взяв тонкую жердину, мужик запустил её в лаз, одновременно подав команду собакам. Те словно того и ждали, их звонкий лай, наверное, был слышен на дальнем востоке.

Коля стоял, ни жив, ни мёртв. Он как ему было велено, утоптал под собой снег почти до земли и, выставив перед собой ружьё, откровенно потел. Вначале ничего не произошло, как вдруг жердь в руках егеря вздрогнула от тяжкого удара и начала уходить в берлогу. Готовый к выходке косолапого егерь, тащил своё орудие на себя. Борьба продолжалась несколько секунд, как вдруг Мишка, не удержавшись, отлетел в сторону, в его руках был жалкий половинчатый огрызок жерди.
- Откусило сука! - Вскрикнул он.

И в это время логово словно взорвалось. Зверь выметнулся резко, настолько резко, что никто ничего не успел понять, а ведь ждали…
Выстрелы один за другим разорвали тишину, рёв раненой скотины полоснул уши Коли, заливались лаем собаки.
Только наверху, возле Урала Коля понял, что постыдно бежал, но приключения не кончились. Зверь, страшно всхрапывая, ломился следом за мужиком.

Истерично заверещав, Коля рванул дверь машины на себя, - хрен там! Заперто! Он судорожно кинулся прямо с подножки на лесенку, ведущую на крышу кунга, и тут зверь настиг его. Жадные кривые когти вцепились в стеганые штаны, жуткий торжествующий рёв огласил округу. Мочевой пузырь и кишечник горе-охотника опорожнились одновременно, дружно так, на ура.
Рычал зверь, жалобно и пронзительно кричал Коля. Его вопли всколыхнули зимний лес, ворвались в синее небо: Я не стрелял, я не стрелял, - кричал-плакал обосравшийся промысловик, - я не стреляяяяяяяяя…

- Что ж ты братуха? - уговаривал Толя своего близнеца. - Успокойся, всё уже позади. Как же ты мне валенком по харе саданул. Выпей-ка водки, да пойди состирнись, дюже крепко от тебя пахнет. Кстати повороти башку, вона какого обормота завалили.
Коля послушно посмотрел в указанном направлении. Буквально в двадцати шагах от него, натужно ревел мотор Урала, зачаленная лебёдкой туша зверя вспарывала снежную целину. Ни мало не сомневаясь в своей правоте, Коля покакал ещё раз…. На бис так сказать.


Ржали все присутствующие, громче всех Михалыч. Его громогласный хохот гулко отдавался под высокими сводами ещё полупустого цеха: - Ой, не могу, ну Витька сука! Кому он орал-то, медведю? Я не стрелял…

Глава-2

Ещё в школе Васька с Серёгой договорились, что как бы ни сложилась дальнейшая жизнь, но своих будущих сыновей они назовут только в честь друга и ни как иначе.
Ну что тут можно сказать? Мужская дружба отличается от женской, как не самый толстый фломастер от члена. Вроде длинный, твёрдый, дырочка есть, а вот, поди, ж ты, чего-то не хватает. Мужики с вечера во хмелю разругались, начистили друг другу морды, а утром под тёплое пиво братаются вновь, и вновь навеки! Если же разлаются две бабы, читай, на всю жизнь. Примирение возможно только после справления малой нужды на могилку оппонентки…

Васька сидел на высоком вращающемся стуле перед верстаком и тупил. В тисах была зажата алюминиевая отливка. Вся в облое и заусенцах. Парень при помощи кучи напильников, шабера и нескольких шарошек с приваренными к ним горизонтальными ручками, приводил это говно в божецкий вид. Снимал заусёнки, делал фаски итд. Работа бесила…

Вчера на пустом месте разругались с Серегой. И ведь как говорится, проблема выебанного яйца не стоит. Серёга с детства заика. Немного, но есть. Но если разволнуется, туши свет.
- Васька, я с по-по-по…
- Споёшь? – Васька был в хорошем настроении и решил приколоться.
- Я с по-по-подругой познакомился, хо-хо-хо…
- Познакомился с подругой и хохочешь?
Серёга неожиданно психанул и скороговоркой выстрелил: - Хотел тебя с ней познакомить, а теперь вижу, гандон ты, не стоишь того…
Эх, надо мириться, нахера обидел человека?

В обед, когда вся бригада находилась в курилке, а сварной Витя, как обычно травил свои вечные байки, дверь в помещение отворилась.
Вот скажите мне, кто любит парторгов? Не знаю, каким извращенцем нужно быть, чтобы испытывать симпатию к этим деятелям.
В курилку вошёл Илья Николаевич, парторг и нормировщик в одном лице. Поясню для тех, кто не знает за нормировщика.

К примеру, токарь вставляет в патрон своего 16К20 заготовку, а в это время притаившийся за колонной нормировщик включает секундомер. Трудяга вынимает из патрона готовую деталь, и соответственно секундомер отключается, ну а далее сей деятель начинает резать расценки. То есть чем лучше работаешь, тем меньше получаешь.

Илья Николаевич из той серии, где самый худший тип партийного лидера наслоился на главного цехового десятника. Рассказывают, что в конце прошлой зимы, когда два соседних цеха на заводских автобусах выезжали на лёд, с целью поудить рыбки, парторг чуть не утонул.

Мужики сидели кучками возле своих лунок. Кто-то рыбачил, иные, собравшись по интересам, выпивали горькую. Илья Николаевич сидел особняком, чуть дальше всех остальных. И здесь непрочный весенний лёд подломился под «лидером», тушка парторга начала погружаться в холодную воду. Что характерно, тонул Илья Николаевич молча, справедливо предполагая, что кричать бессмысленно и некого.

Кто-то из дружественного цеха орал: - Мужики, ваш-то дядька тонет!
На что ему отвечали несколько голосов: - Да хер с ним, пусть тонет. Это наш нормировщик, не мешайте ему.
- Ох, ты ж сука, ещё и держится!!!

Илья Николаевич вошёл в курилку, и присев на свободное место обратился к Ваське: - А что Мысягин, не пора ли тебе подумать о партии?
Вопрос застал парня врасплох, и он едва не поперхнулся дымом от Примы.
- Ну, я вообще-то об этом не думал, рано.
- Как это рано Мысягин? – Илья Николаевич сел на любимого конька, и слазить не собирался ни за какие пряники, - Тебе двадцать лет, самый возраст.
- Илья Николаевич, голубчик, а может рано, не губите, а?

Мужики начинали посмеиваться. Согласитесь, в нашей державе отношение к КПСС, всегда было, мягко говоря, не тёплым. Собственно русский человек и к вере Христовой относится так же. Вот же она есть, исконная, родная, а для чего, кому это надо? Ну, пусть лежит, пока ись не просит…

- Давай Мысягин не забивай себе голову, бюро решило принять тебя кандидатом в члены КПСС. Может быть, у тебя есть какие-то вопросы ко мне, так спрашивай не стесняйся, здесь твои товарищи.
- Есть вопрос Илья Николаевич, - Васька помялся для приличия, - а правда, только не ругайтесь, что Владимир Ильич Ленин был евреем?

В курилке грянула оглушительная тишина, только слышно было, как парторг от нехватки воздуха, делает ртом резкие глотательно-сосательные движения.
- Мысягин, - голос парторга пресёкся от возмущения, - да ты, да я, да как тебе не стыдно, ты же комсомолец! Как можно такое даже просто подумать, Владимир Ильич еврей?!

Васька последний раз затянулся сигареткой, аккуратно затушил её о край железной мусорницы и, глядя прямо в глаза Илье Николаевичу, в звенящей тишине спросил: - А что Илья Николаевич, евреем быть очень стыдно?

Вопрос о приёме комсомольца Мысягина в члены партии автоматически отложился до неизвестных времён. Илья Николаевич затаил смертельную обиду, а наш герой приобрёл серьёзный авторитет среди соратников по зубилу и пассатижам.

В конце смены давали аванс. Всё та же рыжая табельщица сидела в своём окошке, люди подходили расписаться в ведомости и получить свои копейки. Ваське с Серёгой дали по пятьдесят рублей, сказочное состояние.
Парни уже намыливались до дому, однако не тут-то было. Сварной Витя и ещё человек пять мужиков из бригады, караулили парней на выходе из цеха.
- Ну что вновь преставившиеся? – Витя улыбался всеми своими тридцатью железными зубами, - первая зарплата, проставиться полагается…

Василий плохо помнил, как он сидел у подъезда на лавочке, как вышел отец и ни слова не говоря, взвалил тушу сына себе на плечо. Утром он вернее всего будет пугать унитаз, но сейчас рабочий класс гулял свою первую зарплату!

Глава-3

В этом месте, пожалуй, стоит немного вернуться назад. Хотя бы для того, чтобы объяснить не знающим, что есть «проставиться»
Пивнушка, под названием «Колос», ничем не отличалась от миллиона подобных колосьев, как мухоморы рассаженных по просторам «великого и могучего», и служащих для сброса давления мужского народонаселения Советского Союза.

Тот же не очень чистый зал, извечная очередь, пиво в пол-литровых кружках, солонки на столах, да бутерброды с селёдкой, умершей ещё во времена НЭПа.
К вечеру, то есть к окончанию смены на Заводе, служащие пивнушки суетились активнее, и на прилавке появлялись пирожки с мясом за десять копеек, иногда чебуреки с той же начинкой. Цена утрачена, прошу прощения.

Вот в такую «разгрузочную камеру» привели бывалые работяги наших начинающих героев напильника и бормашинки. Первая зарплата, новички платят, остальные мудро вкушают.
Выстояв изрядную, человек семьдесят очередь, страждущие отдохновения добрались до прилавка. Банковал, впрочем, не своими деньгами, Витька сварной.

- Фируза солнышко моё башкирское косолапое, дай-ка нам пятнадцать кружек пива, столько же пирожков и пару, ну ты сама знаешь…
Фируза дежурно улыбнулась завсегдатаю, взяла чистую???.. кружку, открыла кран, и процесс пошёл.

Курить и отливать бегали на улицу, все подворотни, заборы и редкие кустики акации были опрысканы пивом-отработкой, как на засолку. Менты, по секретному распоряжению властей, сюда не ходили (пущай пролетариат излишек давления стравит), что впрочем, не мешало им зверствовать в квартале от пивнушки.

Васька курил в одиночестве, остальные рассредоточились по кустам, «привязывая своих взбунтовавшихся аргамаков».
- Привет молодёжь, курево есть? – человек, обратившийся к Василию, был одет не по сезону. Трико и майка на голое тело, которое в свою очередь было жутко разукрашено наколками. Васька вырос в резервате и уж в чём, а в татуировках естественно толк знал.
- Держи, - протянул он пачку Примы мазурику. На что тот ни слова не говоря, убрал всю пачку в карман и собрался уходить.

- Стой гопник, нюх, что ли потерял? – нетрезвый Васька заводился с полтыка. Но, не успел он сделать даже двух шагов, как могучая рука сзади подхватила его за горло локтевым сгибом, а большой и вполне грамотный нож легонько упёрся своим жалом в его нижнее веко. С боков подошли ещё двое. Попал…

Колотый в майке весело осклабился: - Ну, чё герой соцтруда, ку-ку? Чей такой буровый, откедова?
- Запрудский я, - процедил Васька, гоняя при этом в голове план освобождения, - сявку сзади убери, пока я его не травмировал. Удар в почку был ему ответом от «сявки».
- Тихо там, - рявкнул колотый, - и, обращаясь к Ваське, - так наш значится пацанчик? А чё взрослых не уважаешь?
- А взрослые не гопничают, как шпана из подворотни. По крайней мере меня так дядя Лёва учил, Чазов, может слыхал?

Колотый посерьезнел: - Так ты Лёвика племяш что ли? Ну, так в жопу же моего плаксивого участкового, чё сразу не сказал?!
По его сигналу, нож исчез, Ваську отпустили, чем он тут же не преминул воспользоваться. Его левая рука ушла под правую, захватив сзади чужую курточку, а правая с поворотом через плечо, сверху вниз, подобно колуну врезалась в чей-то литой череп.

- Брек суки! – заорал старший, - оставили пацана в покое.
Только сейчас Вася смог разглядеть того заднего. Вот оно! Что называется «п..дец подкрался незаметно»! Ну, здравствуй меньшой брат Вова…

- Ладно, Мыс-младший, похулиганили и будя, - блатной в наколках, - Васька уже знал, что его кличут Фотей, широко улыбнулся, сверкнув фиксами, - Давай за дружбу народов накатим и разбежались. Вечному бродяге Лёвику, кстати привет.

Из кустов подтянулись Васькины друзья, но, видя, что всё хорошо и повинуясь его отрицательному жесту, ушли в пивнушку.
Фотя щёлкнул пальцами и один из «быков» исчез в недрах питейного заведения. Васька и его визави присели на пустые водочные ящики. Брат Вовка прикладывал чистую тряпицу к разбитой в хлам физиономии.

- Чем занимаешься коршун? – спросил Фотя закуривая.
- Да вот на завод устроился, на шее у родаков сидеть, не приучен, - ответил парень.
- Логично! А чё ты возьмёшь с завода Мысёнок? Квартиру через двадцать пять лет, Запорожец к старости, да мичуринский курятник в шесть соток. Оно тебе надо?
- Дак, а чё делать-то? Я ж до армейки на слесаря учился в первом училище, от Свердловского завода.
- А в армии, чем занимался? – продолжал допрос Фотя.
- Так в разведке служил.
- О! В разведке, - обрадовался бандит, - давай ко мне в дело, не пожалеешь…

Тягостный для Васьки разговор продолжался бы ещё, но один из шестёрок вдруг выглянул между забором и будкой пивзаведения, сделал страшную морду и резко бросил: - Атас, облава мусорянская…
Блатные исчезли быстрее ветра, а Васька от греха шмыгнул в пивнуху, к друзьям. Менты пошныряли в округе, внутрь заведения заходить не стали, и друзья продолжили возлияния во славу двух новобранцев.

Глава-4

- Ну, чё, сразу в дыню дать, или объяснишься? – Васька зажал младшего брата за дровяниками. Младший был килограммов на двадцать тяжелее и выше сантиметров на пять, и со стороны было не понятно, кто кого зажал, однако слушался пока беспрекословно. По крайней мере, до сих пор особых разногласий не было.
- Не молчи овца, колись. Как с урканами снюхался, чё за интерес имеешь?
- Да я Васяня тово, я ж ничё?
- Я вижу что ничё, большое такое ничё, весом в девяносто пять килограммов. Короче слушай меня. Если ещё раз увижу с той компанией, вешайся сам, не помилую. Если усёк, мотни башкой…


В цех потихоньку подтягивался дембельнувшийся народец. Все как на подбор молодые, только сбросившие с плеча солдатскую лямку. Многие, в силу бедности родителей так и ходили в армейской одёжке. Кто брюки парадные донашивал, кто от ботинок отделаться не мог. Васька и сам до сих пор щеголял в армейских корочках, куда денешься, деньги на деревьях не растут. Но он уже знал что сделает, главное, чтобы родители на пару дней куда-нибудь отвалили.

Сегодня в обед, по настоянию начальника цеха, Илья Николаевич провёл комсомольское собрание, на котором лесом, ну ладно, перелеском рук в количестве двенадцати штук, Мысягина выбрали комсоргом.
Что-то жужжал парторг, чуть поумничал Михалыч, а у Васьки была единственная мысль, скорее слинять. Куда? К Ленке конечно, к ней…

Ленка появилась в жизни случайно, как-то вдруг. Двое неразлучных друзей после работы сидели на лавочке перед подъездом. Был конец ноября, холодно.
- Васюхин, а чё на новый год придумаем, может, у меня соберёмся? – Серёга посмотрел на друга с надеждой, - у меня мать к бабке уезжает, там праздновать будет, хата свободна.
- Классно! Так и сделаем, - Васька на минуту задумался, - девчонок бы каких-то позвать, без них не праздник.
- Можно сестёр Мясниковых позвать, - предложил Серёга, - а чё, девки нормальные и говорят, дают всем без разбору, не выжопливаются ххааа,… а сосут…мммм…
- А откуда знаешь?
- Так пацаны рассказывали.
- Ну, хоть не показывали и то хлеб…

Васька хотел что-то добавить, но не успел. К остановке, находящейся почти у самого дома, подошёл автобус. Выгрузились пару старух, пьяный мужик и…она!
Васька знал точно, это именно ОНА! Такой он её представлял, тоненькой и летящей. Дыхание перехватило, вот же, как оно бывает…

Тем временем на обочине разыгрывалась стандартная, штатная для посёлка драма. Мужик пытался взять девчонку на абордаж, хватал её под-руку, что-то говорил, ветер сносил слова. Девчонка попыталась вырвать руку, за что тут же получила шлепка ладонью по ниже спины.

- Всё Серый, я погнал, - бросил Васька другу и сорвался с места. В несколько прыжков он преодолел расстояние до тех двоих. Мгновение, и мужик, получив классический апперкот, летел в сугроб. Вот она дяди Юрина выучка! Девчонка во все глаза смотрела на своего избавителя, и вдруг поступила вопреки здравому смыслу. Мужик обидчик ещё ползал вокруг себя, оставляя на снегу кровавые сопли, а незнакомка уже нагнулась к нему, достала из кармана платочек и пыталась остановить кровь из разбитого носа.
Логика. Да какая к дьяволу логика может быть там, где есть женщина? К тому же правду говорят люди, - русская женщина всегда на стороне побеждённого.

Васька пытался что-то сказать, но взгляд серых глаз пригвоздил его к месту: - Не стыдно, здоровенный лоб, нетрезвого человека победил? – голос был мелодичный, как стая колокольчиков, - чего встал как истукан, помоги!
Вася суетно подхватил мужика подмышки, начал поднимать, за что тут же и поплатился. Надо бы знать, что такое Запруд, Василий знал, но под взглядом серых глаз расслабился. Отвертка, зажатая в кулаке люмпена, пробила тонкую куртку и застряла где-то в недрах живота. Боли не было, только изумление, а потом разом навалилась слабость, в животе разгорелась маленькая, но ужасно колючая звезда, Васька поплыл…

Очнулся он почти сразу, мужик сбежал, а над ним хлопотал Серёга, девчонка метнулась на телефон-автомат,  вызывать скорую помощь. В кишках сидел маленький, но весьма хищный зверь и грыз эти самые кишки, урча от вожделения. От дома спешил отец, в тапках на босу ногу.
Наверное, в окно увидел, - подумал Васька. Потом приехала скорая, парню поставили укол и он забылся.

Бабушка вязала носки и пела-рассказывала сказку: - И они жили ещё очень долго и счастливо, а умерли в один день…
Парень проснулся от взгляда. Палата, это он уже понимал, четыре койки, все заняты, а напротив него на стульчике, конечно же, Серёга, кто ещё?
- Очухался командир раненый? – Серёгину морду озарила улыбка, - а мы тебя уже хоронять собирались…
- Размечтался засранец, - прохрипел Васька, - так вот я всё бросил и давай ласты склеивать хаа…

В больнице он пролежал четыре дня, рана была не глубокой, органы не пострадали. Дырку врачи заштопали и, продержав хворого для галочки под контролем, выпнули на все четыре стороны. На пузе, сантиметров на пять левее пупка и чуть ниже, красовался небольшой шовчик, заклеенный пластырем. Только и всего. Эх, только бы шрам остался, можно будет незнакомым говорить, что дух штыком ударил…

Но главное и судьбоносное событие всей этой истории называлось Лена, Леночка, Ленка!
Все четыре дня она приходила к раненому в больницу, приносила сок и яблоки. Сок был персиковый, перелитый из трёхлитровой банки в бутылку из-под молока, а яблоки были ватные и невкусные, но кто же смотрит на такое фуфло, когда перед тобой сидит само совершенство!

Глава-5

Мать с отцом на три дня свалили в гости, значит, до понедельника не жди, - супер! Василий давно уже договорился с начальницей домоуправления, и момент истины настал.
Квартира пуста, грузчики подойдут минут через двадцать. Чтобы скоротать время, он принёс табурет, открыл крышку пианино. Пальцы сами нащупали знакомую мелодию. По квартире поплыла токката Поля Мориа.

Когда-то в розовом детстве, когда мать с отцом ещё не пили, а батя зарабатывал приличные деньги и ещё не был исключён из партии, появилось это старинное пианино, с золотым вензелем на передней крышке - «г. Молотов»
Тогда же маленького Васю сдали в музыкальную школу, в которой он благополучно отучился пять лет. Ван Клиберн из него не вышел, пришли иные времена, и гитара в подворотне заменила собой Грига и Клементи.

В дверь стукнули, ещё раз. Васька впустил в квартиру домоуправляющую, большую громогласную бабень и четверых грузчиков из местной шелупони.
- Маловато вас, - хмыкнул он, глядя на трясущихся пролетариев.
- Да где других-то взять, - вяло бросила дама.
- Ну, тогда смотрите, чтобы этих лутонюшек сим гробом не задавило.
- Ой, бля чё тут тащить-то? – хохотнул алкаш Шишига.
- Да там одна арфа знаешь, сколько весит? – рассмеялся Васька.
- На арфу мы не подряжались, только за пианинку уговор был, - встрял ещё один бич.

Минут двадцать ушло у синяков на то, чтобы вытащить инструмент из тесной прихожей и не менее тесного подъезда, по ходу пьесы они уронили старинный фикус, сломав его при этом. Семь бед один ответ, - подумал Васька, собирая землю и остатки растения в холщовый мешок. Грузчики, жутко матерясь, выравнивали стены подъезда, а Васька тем временем получил с домоуправляющей искомые триста рублей.
- Мужайся женщина, - бросил он ей, глядя на суету муравьёв-грузчиков вокруг Молотовского чудовища, и прикрыл двери.
Теперь с такими деньжищами можно на зиму экипироваться, а там глядишь, и сам начну зарабатывать.

Мать с отцом приехали в воскресенье вечером. Отец поставил чайник и сев в кресло занялся газетами, а мать долго смотрела на пустое место, занимаемое раньше музыкальным инструментом, наконец, до неё что-то дошло.
- Отец, ты ничего не замечаешь? По-моему у нас стало как-то просторно?
- Отец бросил на мать взгляд поверх очков и буркнул, - а я тебе давно говорил, выбрось ты этот фикус, только пыль от него, одно слово, рассадник астмы…

- Володя, ты не понял меня, или смотреть разучился. Тебе вот это пустое место у стены ничего не напоминает?
Отец в сердцах отшвырнул газету и буркнул матери: - Да наклеим мы с пацанами новые обои, чего ты пристала, дай спокойно посидеть…. И тут его глаза начали вылазить из орбит.

Васька закрылся в туалете и на всякий случай шуршал газетами, когда в двери постучали, и строгий голос отца сказал: - Вылазь Сальери, до утра всё одно не просидишь. Кому говорю, выходи?!
Ещё через несколько минут все трое хохотали над выходкой сына. – Да бог с ним, - смеялась мать, - всё равно никто уже не пользовался, а сейчас хоть приоденешься, но у меня условие. Вовке нужны зимние ботинки, так что придётся делиться.
А через минуту, когда с улицы вернулся Вовка, хохотали уже вчетвером.

В понедельник позвонили из завкома комсомола и предложили Ваське до конца недели провести комсомольское собрание на тему смерти Садата. В обед он собрал активистов и сказал короткую речь: - Вобщем так камса, завтра у нас собрание, проведём его на пруду, в лодочной станции. При себе иметь по рубль пятьдесят, на мероприятия.

До вечера следующего дня ничего актуального не произошло. После смены, умывшись и переодевшись, все двенадцать комсомольцев во главе со своим лидером, шагали на лодочную станцию.
- Серый, ты самый ушлый, хватай Валерку, и дуйте в магазин. Четыре бутылки водки, и пол-ящика пива думаю, донесёте?

Дядя Лёва, выйдя из очередной отсидки, плюнул на прошлое и устроился сторожем на означенную лодочную станцию. Ребят он встретил тепло. А когда увидел Серёгу с пивом и водкой, его сшитая из киргизских мудей физиономия обозначила подобие хлебосольной улыбки. Расселись прямо на перевёрнутых лодках, в середину поставили большой фанерный ящик, и комсомольское собрание началось.

- Друзья мои, - начал Васька, - Недавно в Каире во время праздничного парада был убит друг всего бля прогрессивного человечества, Раис (не путать с Раисой из инструменталки) Египта, Анвар наш бляха муха Садат. Помянем чувака стоя!

Парни торжественно встали, выпили водки, занюхали плавлеными сырками «Орбита», а Васька продолжал: - Таким образом, мировой империализм очередной раз замахнулся своей гнусной лапой на мир во всём мире. И мы, как прогрессивная часть человечества осуждаем выходку проегипетских наймитов. Ведь осуждаем же?

Дружный хор голосов поддержал комсорга: Осуждаем, Урра Войцеху Ярузельскому, нет нейтронной бомбе, Рейган сука!!!
Забулькало спиртное, зашелестели обёртками сырки, комсомольское собрание продолжалось.

Глава-6

Новый год подкрался незаметно, пушистыми заснеженными аллеями, деревянными горками, срубленными силами УЖКХ, ёлками, там и тут пустившими свои временные корни.
Васька работал в цехе уже три месяца, за которые многое произошло и многое изменилось. Во-первых, Васька, да нет уж, Василий бля, стал членом заводского бюро, во-вторых,… но стоп, всё по порядку.

Был ничем не примечательный четверг, близился конец смены, когда к Ваське подошёл Михалыч: - Вася, ну-ка сходи к шефу, чё-то он из-под тебя хочет.
Васька отложил шабер, которым только что приделывал разметочную плиту и, вытирая руки ветошью, спросил: - Михалыч, а не знаешь, чё ему надо?
- Иди, давай, сюрприз. Да не боись, ничего плохого.

В приёмной у начальника было пусто, секретарша Танька куда-то запропастилась, и Вася, постучав в дверь, выждал паузу и вошёл в кабинет Варияна: - Здравствуйте Вартан Ампарович, вызывали?
Начальник цеха сидел за столом заваленным бумагами, в центре которого на приказе за подписью директора завода, стоял ботинок примерно сорок третьего размера, из которого торчала хомутная игла с продетой в неё дратвой. Вариян, ни мало не смутившись ситуацией, отложил сей предмет обуви в сторону.

- Ну, здравствуйте мастер первого участка? – глаза армянина улыбались.
Васька растерялся: - Э, кто простите мастер?
- Ты товарищ Мысягин, ты! Есть приказ о твоём назначении сменным мастером на участок №1, если ты не против, то я его вот прямо сейчас и подпишу.
Видимо что-то уловив, Вартан быстро подписал приказ и, глядя на Ваську всё теми же смеющимися армянскими глазами, сказал: - Ой, подписал! Как же я так, даже тебя не выслушал? Вай мэ…

На участке Ваську встретили хмурым молчанием, и только Серёга на правах друга сурово спросил: - Ну что, на горох ставить будешь или пожарных вызовешь, чтобы пороть значица?
- Неа, он нас рублём замордует, - вставил сварщик Витька Шайморданов, - введёт штрафы, а чуть что, сразу в холодную…на шпицрутены…

Васька уже понял, что друзья валяют дурака, а бригада, все пятнадцать человек вдруг хором заорали: - Поздравляем новоиспечённого мастера, Урра!! К нам приехал, к нам приехал, Василь Владимирыч дарагооой!
Васька вздохнул, сегодня с Ленкой вряд ли увидеться, опять пьянка, опять батя ругаться будет…
Могилка, находившаяся на самом краю кладбища, за те десять лет откочевала вглубь, вернее, с краю кладбище обросло новыми постояльцами. Серёга с Васькой обмели снег с лавочки, присели. Серёга достал из внутреннего кармана куртки чекушку водки, налил в складной стаканчик на палец и плеснул на заснеженный холмик: - Привет Лёша, как тебе спится?

Парни по очереди выпили, каждый задумался о своём. Васька вспоминал то переполненное событиями время, когда мать с отцом запивались вусмерть, и когда Лёшка пристроил его в секцию к дяде Юре. Брат, да именно брат лежит здесь под толстым слоем земли. Эх, Лёша-Лёша…

Сегодня было ещё одно событие, которое скажется в будущем, пока Васька не осознавал его значимости. После работы он как обычно заглянул в завком, благо, что это рядом с проходной. Секретарь заводского комитета, Миша Коровцев долго по древу не растекался: - Привет камсюк, как дела как жизнь? Мы тут посовещались и решили тебя задвинуть в бюро заводского комитета. Взамен выбывшего Валеры Коньшина. Ты в курсе, что он уехал на БАМ? Ну вот. Так что работы тебе прибавится, но не горюй, если сегодня тебе тяжело, завтра будет ещё хуже. Теперь каждый вторник будешь прогуливать, при профкоме открываются курсы, типа комсомольской школы. Рекомендую послушать, лишним не будет.

А дома Ваську ждала ещё одна новость, перечеркнувшая все его планы на светлое будущее. Едва он вошёл в квартиру, как мать огорошила его: - Привет труженик. Ты в курсе, что Элькины уезжают из страны?
Васька едва не упал от этой новости: - Как уезжают, куда, зачем?
- В Израиль уезжают сынок, на постоянное место жительства. Ты же, наверное, слышал, что Павел Львович уже несколько раз писал заявления в ОВИР, ну вроде как дали добро.

С этой чумной новостью Васька и вышел из дома. Серёга на его сбивчивый рассказ покачал головой и бросил: - Жди меня, я сейчас.
А после они пошли на кладбище, и Серёга привёл Ваську на могилку ихнего Лёши.
Много позже Васька понял для чего. Чтобы не повторить страшную ошибку старшего друга, но это позже, а сейчас Васька тихо, внутри себя вешался и перегорал…

Глава-7

Ленка так и не вышла из дому, просто не вышла, да и всё. Мать обозначилась в дверях с уже откочевавшим лицом, и они вдвоём, мать и лицо, пояснили Ваське, что встреча-прощание совершенно ни к чему.
С того дня Васька сделал в голове ещё одну меточку, - Бабы-суки! Конченные!

С фортепианных денег удалось одеться и обуться. Конечно не заграница, но и «Пермодежда» шьёт не хуже, иной раз лучше на много, другое дело что оснастка, оборудование, да и технологии устарели безбожно. Но как говорил старшина Волосович, - «Безобразно, но однообразно».

Тут же вспомнилось детство, голодное и несуразное. Обноски за старшими двоюродными братьями, да что греха таить и сёстрами тоже. Если бы не бабушка, великая рукодельница, то и этого не было бы. А бабуля делала из говна конфеты, обшивала и обвязывала подрастающее поколено, пока родители отдавались во всех позициях зелёному змию.

Потом, когда состоялась та злосчастная комиссия и глазам временно отрезвевших родителей предстала безрадостная картина лишения прав, в головах родственников случился перелом. Такое бывает редко, но всё же бывает. Да и запили-то не от счастья. Тогда у матери была недостача. Васька помнит, как метался отец, как он распродавал шикарную домашнюю библиотеку. В условиях ужасающего дефицита книжной продукции, Лонгфелло, Ремарк, Шолохов и Гюго, улетали со скоростью мысли, даже не коснувшись прилавков.

Тогда же родители начали пить. От безысходности? Вернее всего. Если честно, Васька не понимал, как от безысходности можно пить? Человек должен собраться, попытаться преодолеть тот забор, что мешает двигаться вперёд. И уже потом, на вершине можно позволить себе расслабиться.  Но усугублять то, что и так хуже некуда? Непонятно…

***
- Как доваривались, тёлки будут из ЦПХа, - Серёга от переизбытка чувств весь подпрыгивал, - я тебе Васо такую коровушку сосватал, пальчики оближешь. В смысле она оближет гыы…
На дворе декабрь, скоро новый год. Серёга, у этого деятеля слово и дело никогда не расходятся, как и обещал, познакомил Ваську с девчонкой. Но, то ли торопился, то ли под рукой ничего другого не оказалось, однако девчонка оказалась двоюродной сестрой друга.

Лида. Ну, что тут поделаешь, за неимением гербовой, придётся писать, на чём попало. А Лида оказалась нормальной, ни чуть не закомплексованной дамочкой, старше Васьки на три года. Тем лучше. По крайней мере, не будет детско-юношеских охов и слёз невинности. У Васьки были самые приземлённые планы, оно и понятно. Двадцать лет, за спиной два года каторги на Устинова икорпорейтид, а плоть по утрам кричит в голос и чего-то настырно намекает.

Вдоль маленьких домиков белых,
Акация мать-перемать.
Хорошая девочка Лида,
Ох, надо её пое…

Вечером после работы Васька, не заходя, домой помчался к Лиде. Поход в кино – дело серьёзное. Такие мероприятия , за неимением койко-места, заканчиваются как минимум поцелуями при луне. То же не плохо, надо же с чего-то начинать?

На экране Драпеко-Бричкина хавала болотную жижу и громко по-Станиславскому кричала-хелпала, старшина Васков усиленно боролся с коричневой чумой в отдельно взятом регионе, а Васька уже в третий раз трудоустраивал свою ладонь на тёплое колено Лиды.

Они ели пирожки с капустой и шёпотом комментировали фильм до тех пор, пока на них не шикнули, дальше сидели молча, занимаясь самой древней игрой на земле. Васька, всё так же трудоустраивал руку на голое коленко, а Лида вроде как бы гневно убирала её. С каждым разом, разрешая длани полежать чуть дольше…

После кино они стояли в Лидином подъезде и целовались. Когда целования зашли настолько далеко, насколько мог представить Васька, а его руки превысив должностные полномочия, ползали под кофточкой в поисках груди, щёлкнул замок, открылась Лидина дверь.

Хмурый мужик, посредством которого двадцать четыре года назад Лидина мама ухитрилась забеременеть, грозно посмотрел на метнувшихся в стороны молодых людей и бросил: - В избу заходите, а то уже все панели вышоркали…

Они, то есть Васька и Лидин отец дядя Коля, сидели на кухне и пили сидр.
- Чем дальше думаешь заниматься? – дядя Коля отбросил напускную суровость и оказался нормальным пятидесятилетним пацаном. – Всю жизнь слесарить? Нет, дело конечно достойное, однако время не стоит раком, нужно учиться. Ибо без бумажки ты какашка, помнишь?

Далеко за полночь дядя Коля в ответ на собирающегося домой Ваську, в своей бурчливой манере бросил дочери: - Хорош в пионеров играться. Куды ты его в такое время? Хочешь, чтобы кавалеру башку снесли? Чай в Мотовилихе живём. Стели на пол, но чтобы у меня ни-ни!

Ночью Васька делал попытку встать и мышечкой подкрасться к Лидиной кровати. Дверь в маленькую комнату, в которой он ночевал, была заботливо приоткрыта дядей Колей, и попытка страждущего была моментально пресечена грозным шёпотом: - Ну-ка брысь на место! Я щас встану и кому-то доподкрадываюсь…

Глава-8

В обед как обычно сидели в курилке, настроение было мрачнее некуда. Михалыч уже орал, Вариян ходил по цеху чернее ночи и по своему обыкновению удручающе молчал. На носу новый год, ёлки, застолья и…авралы. Настроение паталогоанатомическое, нецензурное.

- Ну что притихли бракоделы, лодыри и алкоголики? -  Васька напустил на себя самый беспечный вид. – Да нешто первый раз обсираемся? Ох, развесили нюни. А давайте по рецепту древних японских хулиганов, совершим массовую сеппуку? Жизнь-то кончилась, мы ж план не выполнили. Как жить?!
Эх, смотрю на вас и понимаю, почему Америка впереде…. С таким электоратом в морге хорошо. Молчат себе, да говностоком булькают по-тихой.

- Ну а чё ты предлагаешь камсюк? – Витька Шайморданов прикурил новую сигарету от тлеющего бычка, - может, просветишь увечных?
- И просвещу, - Васька ехидно подмигнул сварному, - план мы с вами сделаем. Ах, у нас времени не хватает? Значит и сегодня, и завтра остаёмся во вторую и в ночь. Спим по очереди в раздевалке. Пятеро пашут, пятеро спят по два часа. Кто со мной?

- Пожалуй, я с тобой, - помолчав, буркнул Серёга, - сам знаешь, у меня очередь на барак. Мы с Наташкой скоро в загс идём, тянуть уже некуда.
- Ну, так и я не отстану, - заявил ещё один, сварщик Сашка Праздников, за дурной характер, пришедший с армейки в начале декабря.
- Вот и замечательно, голосуем? – Васька первый поднял две руки.

Настроение у бригады немного поднялось, пошли смешки, робкие улыбки.
- Слухай Вась, ну-ка травани армейскую байку, у тебя шибко хорошо получается, - Витька-татарин подмигнул комсоргу.
Вася задумался. Да пожалуй, есть одна мрачная история, коли из комы вышли, так слушайте.

В ….сятом году, пребывая на пленэре с группой товарищей, поимел я среди местного населения дурную славу живопыры и фашиста. Здесь бы оговориться. Зная местных, их нравы, жестокость и мюридский непримиризм, целкой себя сохранить практически не возможно. Вобщем поступал я с апачами адекватно, чем и заработал свою персональную реанимацию.

Попал тупо, просто ночью пошёл к знакомому духанщику за добавочным пойлом. Пошёл один, хотя и понимал что это как минимум глупо. Очнулся лежа на холодном полу, с мешком на голове. Вокруг голоса, много! Гэлгэкают на своей суахиле, по отрывочным знакомым словам понимаю, будет расправа. Вселяет надежду мешок на голове. Прячутся от взглядов, знать-то не убьют. Не убьют?

Не убили, избивали ногами, долго, минут сорок. Запинывали, садились отдохнуть и снова тот же хер. Сколь раз я всплывал и нырял обратно в беспамятство, не знаю. Последнее что помню, слова на ломанном русском, сказанные шёпотом, дабы я не вычислил говорящего: - Всё понял гяур? Будешь кровью срать в фарфоровую птицу, вспоминай нас. Всю жизнь вспоминай…

Очнулся я уже в реанимации. Приборы, три койки, интерьер так себе, колхозный лазарет с претензией на госпиталь. Отлежав в сих апартаментах трое суток, я был переведён в общую небольшую палатку.
В палате двое. Прапор, впоследствии я узнал, что сей фрукт, помирал от солитёра или ещё какой-то подобной херни. А второй водила командующего, не удержавший машину на скользком склоне. Прапор весь сизый, худой как кошелёк моего папы на третий день опосля получки, и по всему не жилец. А водитель Витька, бодрый и румяный, явно выздоравливающий.

Говорить мне тогда было тяжело, да и тягостно. Отмудохали как розового первогодка. Но на пару вопросов своих «сокамерников» я всё же ответил.
Ближе к обеду два санитара затащили в палату ещё одну койку, а вслед за койкой явился он. То, что пацанчик псих, мы поняли сразу. Едва войдя в помещение, он заявил санитару: - Мои вещи любезнейший, прошу не распаковывать, я сам разберусь. И принесите мне чай с лимоном.
При этом парень сунул в ладонь санитара фантик от барбариски и царственно пронёс себя к свободной койке.

Усевшись на койку, новичок оглядел соратников и важно бросил: - Корчагин Павел, тот самый. С кем имею честь? Впрочем, молчите, нас могут подслушивать.
Мы уже потихоньку начали догадываться, что имеем дело с идиотом, либо закосом. Дальнейшие события подтвердили наши догадки.

Как я понял, парень был переведён с какого-то периферийного лазарета с целью освидетельствования у специалиста. Местные эскулапы расколоть жулика не смогли, хотя у них были многие опасения в его, мягко говоря, нечестности. Ждали светило районного масштаба. Кандидата наук специализирующегося на «самострелах» и дезертирах подобного рода.

Ближе к обеду в коридоре почувствовалось оживление, шум многих голосов. Дверь палаты распахнулась и внутрь в окружении не хилой свиты, ворвался дядька лет пятидесяти. Спортивный, быстрый, с живыми и необычайно хитрыми глазами.
Кандидат, а это был именно он, подвинул стул и уселся на него перед своим клиентом, закинув ногу на ногу.
Я живо представил киношную ситуёвину. Как гений психиатрии задумчиво глядит на больного и спрашивает: - Ну,с батенька, что у нас?

А врач, словно подслушав мои мысли, откашлялся и, глядя на лже-Корчагина, спросил: - Ну,с батенька, что у нас?
В ответ герой Боерской узкоколейки сел и укоризненно покачав головой, сказал: - Так-то вы условия контракта выполняете уважаемый. Мне вам, что каждый день напоминать, что лес кончается, гвоздей кот наплакал, раствор опять не подвезли…
Кандидат с нескрываемым интересом посмотрел в глаза пациенту. Я физически ощутил его мысль-импульс, - «сейчас я тебя милый расколю до самой жопы и даже много глубже»

Вслух же врач сказал: - Так, давайте по порядку. Я вижу, мои предшественники мне не всё доложили. Может, просветите тёмного, что за лес, какой раствор. В чём дело?
«Больной» вздохнул, и зачем-то поковыряв пальцем в заднем проходе, придирчиво осмотрел перст, понюхал его и выдал: - Говорю последний раз, нет памяти, записывайте на бумажку. У меня в заднем проходе идёт строительство дачного кооператива. Сроки поджимают, катастрофически не хватает материалов и средств. Смету составлял Плюшкин с семьёй. Где то, что я заказывал? Где?!

Врач задумался, подавил естественный позыв, абсолютно естественного же смеха и только хотел что-то сказать, и здесь ситуация мягко говоря вышла из-под контроля. Наш Павлик Корчагин резко вскочил с койки и ничего, не объясняя, бросился в угол к одиноко стоявшей швабре с круглой деревянной рукояткой.

- Говорил же блин, материалы заканчиваются, тваю мать! Щас перепьются, потом на работу хер выгонишь…
С этими словами парень, на глазах у охуевшей палаты схватил ту самую швабру и с треском переломил её об колено. В его руках остался черенок, длиной примерно сантиметров шестидесяти. Идиот, ни мало не смущаясь присутствием сестёр, сбросил штаны и на глазах потерявших дар речи врачей и сокамерников-палатников, стал засовывать сей предмет себе в задницу…

Когда вошло сантиметров десять, а по ляжкам радеющего за производство «прораба» потекла кровь, кандидат пришёл в себя: - Санитары!!! Вязать и в дурку, срочно мать вашу растак!


Рыдала бригада, Витька сварной лежал на боку прямо, на недоваренном сейфе. Лица парней были в слезах… 
 
Глава-9

Двадцатое декабря и у Лидкиной матери именины. Васька приглашён, ему понятно, что застолье в определённой степени имеет отношение и к нему. Смотрины?
Купив в галантерейном магазине какую-то ужасную коробку с духами, пахнущими трусами и цветочной клумбой, Васька к пяти вечера выдвинулся по искомому адресу.

Двери ему открыла Лидка: - Привет, что так долго, наши уже почти все собрались. Проходи и раздевайся.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Васька прошёл в большую комнату, в которой уже паровал закусками раздвинутый стол-книжка.
На диванах и стульях разместились гости. К Ваське навстречу бросилась Лидина мать, толстая пожилая женщина лет сорока с хвостиком.

 - Здравствуй Васенька, здравствуй женишок наш милый, - обращаясь больше к гостям, нежели к парню, проинформировала дама. – Проходи, присаживайся вот сюда, рядом с Лидочкой.
Васька сразу понял суть данного цирка, его светят родне, как наиболее вероятного претендента на дочкин расстегай. Ну-ну, посмотрим…

Пировали уже третий час, изрядно набравшиеся гости пытались голосить песни, Лидкин отец уже несколько раз вытаскивал Ваську курить на кухню.
- Пойми Василий, - втирал предок, - мне важно, чтобы у моей дочери было всё как у людей. Хочешь, я тебя устрою к нам помощником машиниста на тепловоз? Слесарюге наша зарплата с перепоя не приснится. Я, как машинист получаю около пятисот рублей в месяц, а мой помощник Стёпка примерно рублей четыреста.

- Эх, Васёк. Вот обженим вас с Лидкой, я вам свой деревянный дом на Висиме отдам. Москвича справлю для начала, а там встанешь на ноги и гуляй рванина. Как тебе такой расклад?
Ваське расклад, безусловно, нравился, однако была во всей этой истории некая гадость. Словно бы покупают его за зарплату с Москвичём.
- Я буду сильно думать, - затягиваясь беломором, сказал Васька.

А гости уже отвязались по полной программе. Гремела радиола, топали каблуки по крашеному полу. Кто-то громко ржал, из-под неплотно прикрытой туалетной двери слышались звуки рыголетто. Чей-то желудок, не справившись с выпитым, активно опорожнялся в унитаз.

- Вась, а поехали на Висим, я там сегодня с утра была совершенно случайно, ну и на всякий случай подтопила печь, - Лидка держала парня за руку и по-собачьи заглядывала ему в глаза. – Поедем, а? – ладонь девчонки проникла под Васькину рубашку и гладила его живот, осторожно мизинчиком проникая под резинку семейных трусов. Лидка была изрядно пьяна.

Моментально собравшись, молодые люди выскочили на улицу и, поймав такси, уже через двадцать минут подъезжали к означенному дачному домику.
В доме было действительно тепло и уютно. Лидка распаковала сумку, заботливо собранную с собой. На столе появилась бутылка водки, нарезанные сыр и докторская колбаса, а так же две бутылки газировки.
- Давай Васенька выпьем за нас с тобой, - голос Лиды чуть подрагивал, - пусть у нас всё получится.

Они выпили, запили газводой, занюхали бутербродами. Васька сидел на диванчике, а Лидка напротив него на стареньком стуле. Вот она встала, обошла круглый стол и жарко дыша, склонилась над парнем. Её руки сплелись у него на шее, губы встретились.
- Вася, я очень-очень тебя хочу, пойдём…

Через мгновение они стояли в маленькой спальне, где кроме двуспальной кровати и тумбочки не было ничего. Они раздевали друг друга. Впоследствии, вспоминая этот вечер, Васька поймёт, что в отношениях мужчины и женщины, быть может, самым важным и главным является прелюдия, вот с такими раздеваниями, трепетными и горячими.

Там дальше будут жаркие засосные поцелуи, сплетения рук и ног, собственно сам акт спаривания, но прелюдия!!!
А Лида, уже полностью голая, осторожно снимала с Васьки последний, так скажем бастион, - его плавки. Потом она опустилась попой на кровать и, взяв его плоть в свои руки, принялась покрывать раздувшийся от притока крови член поцелуями.

В свои двадцать лет Васька не был девственником, но так получилось, что явление, именуемое минет, было, ему не ведомо, да и само слово тогда ещё не звучало. А вот так! Не довелось. И поэтому, когда его дрожащий как тетива сарматского лука член попал в рот подруги, он понял, что умирает.
Потом они как-то сами собой оказались в постели, и Васька целовал крохотные, совсем девчоночьи Лидкины титечьки.

На секунду, отстранившись от парня, Лида прошептала: - Вася, я должна тебе признаться, у меня был парень, но его убили на Даманском в стычке с китайцами. Мы хотели пожениться, так что…
Васька слушал и не слышал, он находился в другом измерении. Сейчас главной его задачей было донести и не расплескать.
Много позже, когда мозги наконец-то изволили заработать в нужном направлении, он понял. В 1969 году, когда на известном всему миру полуострове произошли кровавые события, Лидке было всего десять-одиннадцать лет…. Но, сейчас Ваське было не до этого. Он имел женщину! Или ****ь…


На следующий день в курилке между друзьями состоялся разговор.
- Ты Васька мне конечно друг, но уясни. Лидка моя двоюродная сестра и порочить девку я тебе не дам, - Серега был серьёзен и даже зол.
- Да кто порочит-то? – Васька искренне удивился, - там до меня всё так круто опорочено, что хоть бинт на конец не подматывай…
- Ты чё сука, трогал её что ли?! – Серёга начал привставать с лавки.
- На стене висит ружьё, я **** твою сестру, - Васька многозначительно посмотрел на друга, не складно, за то правда…

Глава-10

- Быстро конспектируй, что у тебя приключилось, - Васька собирался с Лидой на каток, и времени на Вовкины блеяния просто не было.
- Да у меня братишка серьёзные проблемы, - Вовка мялся, комкал в руках шапку и активно потел.
- Ты говори, я слушаю, - Васька сунул в пакет термос с чаем, - не тяни уже…
- Вась, я попал в неприятную историю, меня, наверное, убьют…

От неожиданности Васька выронил приготовленный пакет с термосом и коньками «гагами» прямо на босую ногу. Вспомнив всех непечатных матерей на свете и попрыгав на одной ноге, он сел на край дивана.
- Слушаю!?

- Вась, я разбил чужую машину, насмерть, - на Вовку было больно смотреть, - меня попросили перегнать её на стоянку, а я не вписался в поворот и врезался в «Волжанку» какого-то начальника из ДРСУ. У нашей машины нет хари, а у той бочина всмятку.
Теперь меня грузят с двух сторон. Фотя и тот начальник из дорожного управления. Ментам чё, они зафиксировали да и уехали, а эти волки сказали, - если через два дня не будет денег, меня зарежут. А потом накажут мать с отцом…

- Чего?! – Васька на мгновение потерял дар речи. – А причём тут мать с батей?
- А им Вася всё равно, Фотя ни перед чем не остановится. Ты же знаешь, он положенец, ООР.
Васька задумался: - А сколько денег грузят?
- За всё про всё выходит полторы тысячи рублей Вась…
- Бля! Красиво покатался мудак! А сейчас куда мылишься?
- Так у меня встреча с Фотей, обещал помочь, правда отрабатывать придётся.

Васька на секунду задумался: - Вобщем так гонщик, сидеть дома, ждать меня. Не дай бог выйдешь из квартиры, глаз на жопу натяну, усёк?


Не объясняя подробностей, Васька извинился перед Лидой и, получив гневный взгляд, быстро ретировался.
- Привет дядь Лёва, как жив? – Васька присел на лавку пропитой в хлам кандейки сторожа лодочной станции. – Я к тебе по делу, беда у нас походу.
Дядька, ещё не старый пятидесятилетний кряж, со скрипом поднялся из автомобильного кресла, приспособленного на козлы, закурил.
- Ну, здоров племяш, рассказывай.

Васька за пять минут изложил свою болячку, и с надеждой уставился на старого урку.
Дядя Лёва ходил из угла в угол и молча смолил папиросу. Наконец присев на свой «трон» внимательно посмотрел на племянника и сказал: - Хреново дело Васёк, ты ж в курсе, я от дел отошёл, хотя развести попробую. Сейчас ступай к Фотинскому, скажи, я его видеть хочу.
- А если он не пойдёт? – Васька с волнением уставился на родственника.
- Да куда он на хер денется фуцан? Бегом побежит углан. Иди и скажи, а дальше мои дела.

Минут через сорок в помещении лодочной станции было людно. Дядька и Фотя, красные и распаренные, словно после бани, пытались убедить друг друга в неправоте.
- Я Лёвыч в твои дела не лезу, и ты мой хлеб не щипай. Парень накуролесил, пущай ответ держит. Памятуя о старой дружбе, скажу одно, - никто его пальцем не тронет, но отработать заставим. Пусть не всё, но пащенок должен знать, что в этой жизни бесплатно только в петушатник прописывают.

- Ладно, Фотя, так тому и быть, дай хлопчику работу, но в свои делюги не тягай, он мой.
- Договорились бродяга, а парня обижать не дам. Припашу, но по-божецки, как свой своего.
После этого разговора два старых ООРа выпили символическую чекушку, обнялись и к обоюдному удовольствию скомканно расстались.

Васька спешил домой с приятной для братишки новостью. На душе полегчало. По дороге встретил Серёгу, договорились на вечер попроведовать старого школьного учителя-историка. В подъезд входил королём и спасителем. Открыв подъездную дверь, он шагнул вперёд, и тут же упёрся головой во что-то большое и мягкое. Поднял взгляд и обмер. Перед ним, на капроновом бельевом шнуре висел его брат Вовка…

Голосила мать, на кухне сидел отец. Чернее тучи, жуткий. Скорая подъехала лишь для того, чтобы констатировать факт смерти от удушения. Мент составил протокол, и отбыл на участок. Откуда ни возьмись в квартиру просочились чёрные бабки-рыдальщицы. Чуют они что ли, как вороньё? Сели по бокам от матери и что-то терпеливо закачивали ей в уши. Может именно это ей теперь и надо?

Васька вышел на мороз, закурил папиросу, не глядя сел прямо на переметённую снегом лавку. Случившееся не лезло в голову, не усваивалось разумом. Казалось сейчас из подъезда выйдет младший брат и скажет: - Чё сидишь братан, пошли в «Огоньке» кроссворд гадать. А то я без тебя чё-то весь неграмотный…
Вовка, ну что же ты сотворил дурак такой, - Ваську душили рыдания. Как же так можно? Поторопился, решил за всех. Эгоист, дурачина, Во-вка…

Глава-11

Новый год отгремел лихими перетопами, отшумел драками, отзвенел песнями о ёлочках и не только. На календаре пятое января, а о празднике свидетельствуют лишь пара-тройка выброшенных в сугробы ёлок с остатками мишуры, лужа подмёрзшей блевотины возле подъезда, да дырка от выбитого зуба в Васькином рту.

Серёга, эта шебутная сволочь, ещё с утра тридцать первого декабря метался по всему посёлку как угорелый. Договаривался о месте проведения банкета, у кого-то взял погонять гитару для Васьки, признанного песенника, взамен его разбитой в хлам «Кремоны».
Этот злой гений договорился с девчонками, неизвестно что он им наплёл, но те как проклятые готовили салаты и заедки. Старенький фотоаппарат ФЭД был заблаговременно заряжен и ждал своего часа, дабы увековечить кончину великого восемьдесят первого года.

В восемь вечера вся компания собралась в частном доме у Мишки Щепа, старшего товарища и друга давно ушедшего незабвенного Лёшки. Сам Щеп выпил с ребятами глоток шампанского, посмеялся анекдоту и отправился в гости к очередной подруге, а жилище с оговорками было предоставлено молодёжи. Из цеховых были только Серёга и Сашка Праздников, - зам и помощник на все случаи жизни.

Лидка вместе с её причиндалами на новый год обломилась. Буквально за сутки до праздника, великий машинист нажрался в машиниста же, и был встречен супругой не ласково. Разгорелся скандал, в ходе которого папик отоварил Лидкину маман мясорубкой по башке, и так раз пять. Таким образом, мамаша угодила в травму с травмами несовместимыми с нормальной жизнедеятельностью. Отец присел в следственный изолятор, а Лидка, как дщерь вынуждена была дневать и ночевать возле мамки, скрашивая её одиночество и карауля зловредную мамину кукушку, пытающуюся иммигрировать в тёплые страны.

Сёстры Мясниковы, Венера и Гюльнара, почти не выделывались. Лишь спросили, много ли будет народу и вина. По первому пункту слушали невнимательно, а, узнав, что водки и пива будет до усеря, ответили решительным да. 
Васька с  другом трое суток не вылазили с рампы товарного двора, того, что на железке. Разгружали вагоны, качали мышцу. Ну а где ж взять столько денег бедному слесарю?

- Слышь Серый, Мясниковы у нас живут недавно, я видимо что-то упустил. Поясни, почему фамилия русская, а имена татарские?
- А чё тут объяснять Васо, - Серёга присел на ящик, закуривая, - батя у них был русский, а маман чистокровная татарва. Так видно и сговорились. Раз мол, твоя фамилия, то имена пущай наши носят.
 

Итак! Шёл новый год, шёл-шёл, и наступил! За овальным старинным столом набралось восемь человек. Все парами, как и положено в подобной обстановке.
Девчонки расстарались на славу. От закусок и заедок рябило в глазах. Перечислять штатный советский набор новогодней пьянки, нет смысла. Кто был, тот в курсе, кто не был, пусть спросит у первых.

- Ну что народец православный, - слово, как главбалагур взял Серёга. – Давайте наполним наши ендовы мёдом, да и вздрогнем за год уходящий. Пущай унесёт он с собой всё дерьмо мешавшее нам жить и трудиться на благо трижды краснознамённой Родины. Наливай!

Забренчала посуда, забулькала наливаемая водка. Вы спросите, а как же девочки? Да так же! Вы просто либо не знали, либо забыли, что такое советская женщина. Попробуй такой в присутствии водки налить вина. Обидится? Ну, это мягко сказано. Можно и ночных радостей на пару недель лишиться.

Ближе к двадцати трём часам народ был готов к свершениям. Эх, Турксибы с Магнитками, ну что ж вы поторопились? Вас бы прямо сейчас. Народец разогрелся настолько, что готов был детскими совочками выкопать Беломорканал, и при помощи садовой тяпки построить Боерскую узкоколейку. Всё чаще бегали в холодные сени курить, всё громче звучали смех и голоса.

Васька вышел в ограду и, приоткрыв двери, решил справить малую нужду прямо с крыльца. На улице завывало, снег, и метель ****увшимися Эсымбаевыми кружили над посёлком. Васька достал приспособление и неторопливо, сладострастно подвывая начал мочиться в сугроб. Множественные отметины-проталины от горячей мочи свидетельствовали о том, что сугроб уже не мальчик и Васька у него не первый.

Парень быстро отряхнул орудие преступления и, развернувшись, врезался в Гюльнару Мясникову. Девчонка во все глаза, по-Варлеевски смотрела на Васькину приблуду. Васька смутился и хотел, было убрать своего ахалтекинца, но не тут-то было. Цепкие пальчики перехватили преступника, а Гюльнара зашептала жарко и пьяно: - А вот я тебя и поймала красавчик ты наш недосягаемый.

Ещё через минуту они были в холодном овине. Васька стоял у стены, а девчонка, опустившись перед ним на колени, измывалась над его меньшим другом. Ещё через пару минут всё было кончено. А дальше? Ну, а дальше был новый год!

Глава-12
 
Примерно к трём часам ночи пары уже не по разу сходили в овин и его глухонемые окрестности. Дальняя комната, тёплая и оборудованная диваном, была на вес золота и на неё установилась негласная очередь.
Васька сидел на табуретке и терзал гитару…

Ты мне не снишься вот уж неделю
Сны пролетают белой метелью
Сны пролетают, синею птицей
В облаке тают как небылицы…

Пьяная толпа, сплотившись вокруг песни, дружно подпевала…

Ты мне не снишься, я тебе тоже
И ничего мы сделать не можем…

Серёга в состоянии, превышающем все виды опьянений, уже по второму кругу вёл свою подругу в сени. Причём если первый раз это была Венера, то теперь с ним ласково щебеча, дефилировала Гюльнара. Гитара, мяргнув подбитым из пулемёта Бюль-Бюль-Оглы, полетела в угол. Друзья дёрнулись остановить Ваську, но опоздали.

А в сенях разыгрывалась драма. Серёга стоял в углу, прижавшись спиной к доскам, а перед ним на коленях стояла Гюльнара и, пыхтя, расстёгивала молнию его ширинки.
- Так вот ты Серый, каков друг? – вскричал Васька и что было дури зарядил предателю кулаком в незащищённую челюсть.
Серёга исполнил классический пируэт, ну ладно, половинку и сбрякал башкой в крашеные половицы. Гюльнара с визгом отпрыгнула в сторону и спряталась за самого мощного из компании, Лёньку-Плохиша. Васька сунулся, было и к нему, пьяному же море по колено, вы в курсе. Но тут надо оговориться.

В десятом классе Лёнька попал под замес в махаловке с Висимскими, и получил половинкой ножниц в печень. Его тогда спасли, но обмен веществ нарушился, и парня распёрло как тот сратостат воздушного заграждения над Ленинградом. Вдобавок его батя, гиревик и спортсмен, зарядил сына в секцию тяжёлой атлетики, полагая, что спорт лечит всё. Итог – сто пятьдесят килограммов мышц и нрав пьяной электрички.

Итак, Васька сунулся к Плохишу, за что и получил ленивого тычка, от которого, пролетев три метра разделяющие его и входную дверь, парень вышиб оную головой и в фейерверке щепок рухнул в сугроб-мочеприёмник. При этом верхняя часть его тела вошла в означенный сугроб полностью, оставив миру жопу и две слабо трепыхающиеся ноги.

А на улице устаканилось, кончилась метель, унялся ветер. Снег падал большими пушистыми хлопьями, в свете единственного на всю улицу фонаря можно было наблюдать скульптурную композицию «Ответ Карбышева нацистам».

Просыпался Васька трудно, с ухищрениями, предварительно стиснув голову ладонями, он присел на кровати. На кровати? Фиг там! Ноги почему-то не доставали до пола, ну и кровати пошли. В открытую форточку тянуло холодным воздухом, голова начала чуть проясняться. Где я?
Упершись руками в своё лежбище, Васька потянулся и едва не рухнул на пол. Вестибулярный аппарат, отравленный, как и вся не малая тушка, жалобно вскрикнул и попытался бросить тело на загаженный пол. Рука попала в чашку с остатками винегрета, Васька спал на кухонном столе.

Болела грудь, в которую как вспомнил парень, угодил манипулятор Плохиша, саднила расцарапанная о ссаный наст морда, хотелось похмелиться и упасть задницей на унитаз. Во рту было мерзко от наполовину свернувшейся крови.
Васька кое-как переместил тело на пол и, нащупав взглядом, осколок зеркала на стене, принялся изучать свою наличность.

Губы-оладьи ехидно и очень услужливо раздвинулись, явив миру, щель вместо утраченного зуба, лицо словно побывало в пескоструе, красное с множеством мелких царапин. Рубаха мятая, двух средних пуговиц недостаёт. Одного носка нет, второй в белой засохшей субстанции.

Глаза отыскали на столе трёхлитровую банку с остатками пива. Напиток был тёплым и мерзким. Наверное, так должна выглядеть по вкусу моча пресловутого молодого поросёнка. Однако после двух стаканов напитка, голова сжалилась и решила вернуться к жизни. Васька сел на табурет и задумался.

Скоро двадцать один год, ужас! Так и жизнь пройдёт, а ни хрена не сделано, ни для Родины, ни для себя. Завод – дом – ****ки – завод…. Замкнутый круг! Надо что-то делать, хватит сидеть на жопе и ждать милостей от природы. Тут говорят, некоторые в более зелёном возрасте полками командовали. Пропаганда конечно, но дыма без огня не бывает. Один в шестнадцать толпу народа в атаку на пулемёты вёл, другой в двадцать пять написал своего «Героя евонного времени» и к двадцати семи успел от пули Мартынова пинетки склеить. Третий вовсе в тридцать три года в пророки выбился. А тут сидишь с похмелья, после перетраха с какими-то шмарами, да ещё и ссать хочется как из гранатомёта…

Мудрые размышления Васьки прервал ворвавшийся на кухню Серёга. По его лицу Васька смекнул, случилось нечто незаурядное. Как минимум пришествие Христа, либо в поселковый магазин мандарины привезли.
- Что опять? – Васька еле разлепил ссохшиеся губы.
- Вась, ты только не ругайся и не дерись, а то знаю я вас Мысягиных с похмелья.
- Не тяни кота за яйца Цицерон бля, ну?!
- Вась, война началась…

Остатки сна, взвизгнув от ужаса, дезертировали под кухонный стол, а Васька, ошарашенный известием, впился взглядом в лицо друга. Да нет, вроде не разъебает.
- Говори!
- Вась, сегодня в четыре часа утра, без объявления войны, Удмуртия напала на Советский Союз. Два танка и пятеро автоматчиков на самокатах уже осадили областной центр и требуют водки, зелёных помидор и годовую подписку на Комсомольскую правду…

Ещё через мгновение Серёга рыбкой выпрыгивал в окно, а вслед ему нёсся отборнейший мат, утро Нового, 1982 года началось с позитива.

Глава-13

Зуб, как трофей военных событий нашёлся не где-нибудь, но внутри гитары. Как он туда попал теперь уже не ясно. Гораздо интереснее было узнать, как он исчез изо рта. Именно этим в данный момент занимался Васька, устроив опрос местного населения.

- Пойми чудак человек, - горячился Серёга, - никто тебя пальцем не тронул, вон даже Плохиш, на что уж ****утый (чо ты Лёнь, я ж шутейно) а и то тебя не трогал… почти. Ты себя пьяного в зеркало видал? Ну вот! А я видал, - натурально фашист. Ты ж сам перед девками выёрзывал, - ой девочки, я вам щас такой рондат-фляг организую, обдрочитесь…

- Ну и чо я там с рондатом перемудрил? – Васька пальцем ковырял на месте выбитого зуба, свистулька получилась не хуже ментовской.
- Перемудрил?! Тебе ж всегда мало овалов, по жизни ирод углы рисуешь. Ах, давайте мне с отягощением, да щас я вам высший пилотаж покажу. Коккинаки бля.
- Не тяни резину, - Васька начинал закипать, и Серёга это срисовал.
- Короче штатный рондат, как Владимир Михайлович учил когда-то, только через табуретку. Ну и состыковался мордой лица с оным предметом. Да не грузись, пошли пиво пить.

На веранде, одевшись потеплее сидели все участники торжества. Плохиш усадил себе на колени обоих татарок Венеру с Гюльнарой и втирал им что-то вкрадчивое. Васька хмуро посмотрел на казанову, представил, как Лёнькин кулак врезается в его незажившую губу, и отвернулся в другую сторону.
Кто-то мучил гитару, на улице блевали, звуки напоминали чукотское горловое пение, тот самый похрип. Падал снег.

В два часа дня, когда компания опохмелилась и логично перешла к русской осадной пьянке, - появился Мишка Щеп. Пьяный, но вполне коммуникабельный.
- Привет честному народу, - радостно провозгласил старшак. Как вы тут без меня? Чем богаты? Все ли живы, сколько беременных?

Мишка открыл объёмистый барский портфель из свиной кожи и как волшебник начал доставать из него яства. На столе как по мановению Хоттабыча появились три бутылки водки, пузатая бомба «Чашмы», какая-то сладкая мелочь и палка колбасы по два двадцать.
Васька сидевший особняком и думавший как бы свинтить, тяжко вздохнул и пробормотал про себя, - прости Лида, я нечаянно…

Пили за Новый Год, дружбу народов, Советский Союз и Анджелу Дэвис, - бабонегра и друга СССР. Немного подрались, не без того. Плохиш всё же доскоблился. После очередного поцелуя с Гюльнарой, Васька встал, и, памятуя о весовых категориях, прихватил со стола пустую водочную бутылку. Присутствующие заорали и Плохиш начал поворачиваться на крик, но не успел. Бутылка разбилась о его рубленную колуном башку. Плохиш мгновение подумал и как Павлик Матросов под Дубосеково, рухнул под стол.

Ближе к вечеру, когда Васька проанализировал все без исключения Гюльнарины дырки, порвал уздечку и был пьян, как тот самый Осип, случились две вещи. Венера исполняла Щепу соло на его кожаной флейте и по рассеянности, а может с голоду, укусила парня. Крик, и последовавший за ним смачный шлепок, ознаменовали конец пирушки и начало суровых будней. А второе событие поразило Ваську до мозга костей и даже чуть глубже.

Щеп, тогда ещё не укушенный, позвал Ваську с собой к соседу, за фильмоскопом с порнографическими картинками, с целью позабавить население и завершить вечер позитивом.
Прямо через огород, пробив ботинками снежную целину, парни прошли к дому Пирога. Дверь была не заперта и Щеп на правах доброго соседа и товарища, вошёл внутрь без спросу.

Махонькая прихожая встретила их вешалкой с двумя польтами. Одно явно принадлежало Пирогу, а второе напомнило Ваське что-то знакомое, но времени и мозговых способностей для анализа не было. Из маленькой комнатки, отгороженной от кухни дощатой заборкой, доносились невнятные звуки. То ли храп, то ли стоны.

- Пирогу плохо, - Мишка бросился на помощь товарищу. Васька скользнул следом. В комнатке было всего два предмета мебели, большая кровать и прикроватная тумбочка. На тумбочке стояли недопитая бутылка рома «Негро» и тарелка с нарезанным лимоном. Зато в кровати были аж двое, и, судя по всему им было жуть как хорошо.

Щеп моментально оценил обстановку и бросил Ваське: - пошли братуха, мы тут явно лишние.
Однако Васька так не считал. Дело в том, что Пирог был своим парнем, местным и надёжным, но это не давало ему повода трахать чужих девчонок.
Волосатая жопа Пирога ходила вверх и вниз, выполняя древнюю и всем известную работу, а под ним, извиваясь и томно постанывая, кувыркалась Васькина подруга Лидка.
Картина Репина? Она, бля буду!
 
Глава-14

Четвёртого января был понедельник и начало рабочих будней. Васька уже пришёл в себя после длинного выходного и теперь со всем пылом и комсомольским азартом отдавался строительству недоразвитого социализма. В районе десяти часов утра его пригласили в табельную к телефону. Кто бы это мог быть, - думал Васька, шагая к аппарату.

С той стороны провода оказался секретарь завкома Миша Коровцев, разговор и последующие события запомнились надолго.
- Привет подрастающее молодое поколено, - бодро крикнул в трубку Миша, - как жив после праздников?
- Спасибо Миша, твоими молитвами, то есть я хотел сказать лозунгами и речёвками.

Миша довольно захохотал, потом стал серьёзным: - Вобщем слухай сюда камсюк, у нас неприятности, на тебя пришло заявление от члена твоей комсомольской организации. Ведёшь паразитический образ жизни, все выходные пропьянствовал. Завёл себе свору разнузданных проституток. Вобщем сегодня в пять вечера бюро, ждём!

Полсмены Васька психовал и ещё полсмены уговаривал себя не делать этого. К пяти вечера он уже окончательно расстрелянный, входил в кабинет секретаря завкома ВЛКСМ. «Золотой пятиугольник» присутствовал в полном составе.

- Проходи дорогой, только тебя и ждём, - жизнерадостно заявил Миша. – Присаживайся на «Трагический стульчак».
И началось! Миша коротко доложил ситуацию по тревожному письму комсомольца, впрочем, не назвав его фамилии. А далее примерно в течение десяти минут высказывались члены бюро. Мысягина назвали вольным каменщиком, разгильдяем и повесой. А в конце Миша ошарашил приближённых. Встав со своего места, он выглянул в коридор и позвал: - Заходи!

Васька очень удивился, когда в кабинет вошёл не кто иной, как его зам-пом, Сашка Праздников. А Миша, встав, поздоровался с парнем за руку, и, обозрев присутствующих орлиным взором, сказал: - Вот вам комсомольцы живой пример честности и партийной непримиримости. Если бы этот человек, - его палец упёрся в сжавшегося Сашку, - не настуч..., извините, не доложил нам во время, не сигнализировал, то мы с вами до сих пор оставались бы в неведении, по поводу нелицеприятного поведения комсорга Мысягина.

Сашка краснел, потел и не знал, куда себя пристроить. А Миша уже заканчивал: - Спасибо комсомолец Праздников, если бы не ваш стук, прошу прощения своевременный доклад, организация до сих пор грела бы разгильдяя на своём терпеливом комсомольском теле. Спасибо, вы свободны…

Сашка с облегчением вскочил, зачем-то поклонился и, не глядя на Ваську, ретировался задом.
Члены бюро ехидно посматривали на Ваську, а Миша грозно сдвинув брови, рыкнул: - А теперь встань комсорг Мысягин и выслушай приговор товарищей по оружию.
Ты думаешь, мы сей же час начнём тебя исключать? Заведём на тебя дело? Нет дорогой, будет много хуже, - хотя, честно говоря, Васька худшее даже представить не мог.

- Ты теперь мой милый будешь вздрагивать во сне, потеть во время принятия решения, думать, делать и решать головой, а не тем, чем отличился во время Новогодних каникул. Итак! Ставлю на голосование вопрос о принятии комсомольца Мысягина, взамен выбывшего Валеры Коньшина, членом заводского бюро ВЛКСМ, кто за…против…воздержался? Не понял! Ещё раз не понял!!! Единогласно!

Теперь дорогой мой человек, ты будешь думать не только о своих любимых гениталиях, но и о тридцати одной тысяче заводских охламонов, носящих звание комсомольца. Почему я принял такое решение? Вижу, вижу миллион вопросов в твоих наглых глазах.
Пойми чудак-человек. Мне здесь в активе не нужны маменькины сынульки, воспитанные на сливочном масле боннами и няньками. Мне нужны резкие конкретные мужики, умеющие постоять за себя, коллектив, Отечество, наконец! А мамины сынки хороши в тиши библиотек, вот пусть там и сидят. Ещё не известно на чьих гениталиях потеряют они свою жопную девственность.

Васька летел с бюро как на крыльях, обошлось. Эх-хе дорогой ты мой, а обошлось ли? Тащить на себе проблемы тысяч людей, счастье ли это?
На следующий день, едва войдя в раздевалку, он узнал о том, что Сашка Праздников написал заявление на расчёт и попросил Варияна отпустить его без обязательной отработки. К заявлению он приложил направление на БАМ, подписанное Мишей Коровцевым. Вариян, который как всегда был в курсе всех событий, подписал увольнение без отработки…
Впоследствии Васька не раз вспоминал мудрого заводского комсорга. Его ум и дальнозоркость. Горевал, когда в лихие девяностые Миши не стало…

Глава-15

А мир кипит на манер не самой мелкой скороварки. Испанцы закрыли Гибралтар, у пшеков инфляция, а Ебипетский Мубарак просит помощи у старшего русского брата.
У Васьки тоже новости, ему в обход всех писаных и не писаных правил, выделили комнату в бараке. Где это видано?! Двадцать один год, не женат и своё жильё!

Место конечно захолустное, гора Вышка, с её резерватом для рабочих ЗИЛа. Бараку лет сорок, деревянный, жуткий с виду. Комната большая, двадцать четыре метра, в ней дощатой заборкой выделена микро-кухня. Печное отопление, вода естественно на ключике и в колонке, которую старухи зачем-то зовут калёнкой. Коридорная система. Из общего вестибюля вправо и лево уходят рукава с «квартирами» и двойная лестница, скрипя, топает на второй этаж.

В комнате холодина жуткая! Васька снегоуборочной лопатой сгребает снег со всей округи себе под окно и делает завалинку. Достаёт в заводском ЦПХ списанные матрацы и приколачивает в комнате под окном. Квартира оживает, температура поднимается на пару градусов. Африка бля!

Много позже, уже, будучи окольцованным, Васька в том самом барачном вестибюле будет праздновать с такими же люмпенами праздники. В складчину, кому что господь и Советская власть послали. С гармошками, мордобоем и плясками до утра. Дружно, коммунально, по-советски.

Васька учится топить печь, сей процесс не сказать что в диковинку, половина друзей детства прожили в частном секторе. Однако зловредные малюсенькие головёшечки время от времени имеют место быть. И тогда утром приходится идти на работу с квадратной раскалывающейся головой.

Но есть и плюсы, теперь можно не думая о последствиях, привести к себе в гости любую мадаму. Мать с отцом отдали старый скрипучий диван  и такой же старенький шифоньер. Кроме всего мать набила две гигантские сумки самой разнообразнейшей кухонной утварью. Васька пытался избавиться от половины, но мать настояла, и впоследствии Васька был ей весьма благодарен.

Диван, наученный прошлым опытом, когда на нём занимались «физкультурой», жалобно всхлипывал «ой-ой-ой» и время от времени пытался самопроизвольно сложиться, но это ерунда. Главное, у Васьки было своё жильё. Кто помнит те времена, знает, что это такое, тем паче в столь юном возрасте и без штампа в паспорте.

Лидка сразу после праздника пыталась реабилитироваться перед другом, искала встречи и нашла её. Разборки произошли в подъезде её дома. После этого Лидка навсегда потеряла интерес к Ваське, но приобрела замечательный, в половину лица синяк. Видимо, чтобы хоть как-то уравновесить ситуацию, Лидкин отец, отпущенный под подписку, поставил Ваське такой же. Конечно, если бы парень захотел, то мужик даже не подошёл бы к нему на расстояние удара, но… пришлось поддаться. Политика…

***
- Ты понимаешь или нет, что это госзаказ, военка твою мать! – Васька искал и не находил нормальных слов. – Если каждый будет думать только о своей заднице, государство рухнет.
- Да ни хера не рухнет, - кипел Серёга, - ещё краше жить станет твоё государство. Пусть о себе думают, работать будут лучше.
- Короче! Идёшь в ночную смену или нет? – Васька начал поворачиваться, чтобы уйти.
- Чёрт с тобой полоумный, иду…

Кто помнит, что такое аврал, тот знает, как происходит сие беспримерное действо. Толпа народу собирается в одном месте, будь то поле грязи с втоптанной в него морковкой или цеховой участок. Люди работают по две-три смены, причём большую часть времени одна половина ищет место, для того чтобы поспать пару часов, вторая половина бродит по территории друг за другом и соображает на троих и более.

Ночная смена. Мастер с грехом пополам озадачил рабочий класс, а сам воюет с контролёрами.
- Елена Станиславовна, вы же понимаете, что никуда оно не денется, будет работать. Ну, подумаешь, провалено две сотки, и что? Вы же в курсе, там запасу ещё пять сантиметров. Давайте откроем, а?
- Нет, Василий, - старший контрольный мастер неприступна, как Алькатрас. – Ты без меня знаешь, что техпроцессы и чертежи не на голом месте рождаются. А если у пушки в самой пиковой ситуации в том же Афганистане перекосит затвор? Не дам!
- Так не давайте! Изолятор откройте и на сегодня достаточно…

Через полчаса стонов, упрёков и подлизываний, вскрывается изолятор брака. Елена Станиславовна мудро уходит «покурить», а Васька занимается втиранием очков.
Калиброванное отверстие, допуск сотка. И это самое отверстие провалено. Не выдерживает критики пробкой. То бишь и проходной и не проходной концы летят в него со свистом. Что делать? Ха…

Васька берёт стальной шарик от подшипника большего, чем отверстие диаметра, кладёт его сверху, на срез отверстия и лёгким ударом молотка ставит точку в повествовании. Теперь проходная пробка идёт, а не проходная соответственно нет. Вы говорите – втирание очков? А я говорю – построение очагового коммунизма!

Уже под утро, когда народ валится с ног, и засыпает там, где настигнет Морфей, Витька сварной заговорщически манит Василия пальцем.
На сварочном участке собрались все мужики. Банкует!!! Старший мастер Михалыч. В трёхлитровой банке лениво плещется клей БФ. В сверлилку вставляется электрод, другой конец помещается в банку. Туда же доливается некоторое количество воды. Включается движок. Вокруг вращающегося электрода образуется так называемая шкварка, а по краям плещется мутно-белая жидкость. Минута и искомый продукт – Борис Фёдорыч, он же «Мешай-мешай», готов.

- Сюда бы ещё цедру лимонную или мандарин, как сука Карионов делает, - говорит Михалыч. – Эх, где мои семнадцать лет.
- Вы чё это пить будете? – изумляется Васька.
- Не хочешь, не пей, - говорит Михалыч, я за тебя над желудком надругаюсь. А чё, у меня морда вон какая широкая…
Продукт через чистую марлю разливается по стаканам и кружкам. Морща хари и зажимая носы, бригада вкушает напиток. Тяжкие вздохи, перекошенные лица. Перекур.
Через пятнадцать минут физиономии оживают, разговоры становятся бойчее, звучат приколы.

В семь утра, как снег на голову является сам Вариян. Результаты ночных бдений радуют начальника цеха и он, вопреки своим нутряным установкам, делает звонок в караулку, с тем, чтобы пьяный рабочий класс был выпущен без санкций и арестов.

Васька с Серёгой идут домой пешком, пьяные, но довольные жизнью.
- Эх, Васо, скоро победит Научно-Техническая Революция. Труд рабоче-крестьянина упростится и облегчится. У всех будет персональная машина, баба, квартира. Заживём Васька, как короли. Пить бросим, станем ездить по курортам, девок щупать и наслаждаться жизнью.
Здесь Серёгу настигает спазм, и поборник НТР раскрепощено и независимо, как и подобает Советскому человеку, блюёт на ботинки…

Глава-16

С утреца в понедельник пробежались с батей на лыжах. Оба в ночь, а дома сидеть тупо и бездарно.
До чего ж здоровски, просто оргазм, помноженный на него же. Снег искрится, лёгкий морозец, лыжня поёт. Любо!
Васька как выяснилось, совсем отвык от лыж, плюс крепления Ротефелло, которые он всегда не любил. Батя сделал его на первом же километре, а потом периодически останавливался и насмешливо поджидал опоздуна. Ну, так всё же мастер международник по акробатике, хоть и в прошлом. Потом в родительской квартире пили чай со зверобоем, болтали ни о чём.

Смена начиналась в двадцать три пятьдесят, но Васька, как мастер пришёл к одиннадцати вечера. Перекурил со сменщиком, Гришкой Васнецовым, поболтали о бабах, хоккее, тринадцатой зарплате.

Ночная смена подходила к концу, урок был выполнен, и трудяги расползлись по углам. Кто-то кимарил на лавках в раздевалке, иной прямо за верстаком, уронив голову на руки. Васька собрал мерительные скобы, пробки и прочую хрень. В его обязанности входили функции слесаря-сдатчика, и понёс всё это добро в кладовую.

Как всегда зацепился языками с кладовщицей Люсей. Болтали сидя на диване в кладовой.
- Как тебе работа Вася? - женщина с интересом заглянула парню в глаза.
- А чё? Работа как работа. Пока нравится, а на будущий год буду поступать в техникум, и там уже видно будет, куда и зачем.
- Хороший ты парень Василёк, - Люся погладила Ваську по колену. – Мне бы такого хоть на время. Пусть бы лежал дома на диване, и прокормила бы и обработала так, что ни одной сыкухе не приснится…

Васька понял, что сейчас произойдёт нечто. Ладошки вспотели. А Люся продолжала: - Ты как на счёт этого, не против?
- Очень даже не против, - прохрипел Васька.
- Тогда иди ко мне, я тебе кое-что покажу…

Васька придвинулся к женщине, а она повернулась к нему вполоборота и закинула одну ногу на спинку дивана. При этом подняв свой рабочий халатик.
Теперь Васька спотел уже весь. На него из развилки белых ног смотрел треугольник чёрных волос, поделенный на две половинки аккуратным пробором. Сам пробор раздвинулся, явив миру интимное место.
- Погладь меня мальчик, потрогай, - выдохнула Люся.

Васька нежно как мог, трогал пальцами женские бёдра, кожа на ощупь оказалась удивительно нежной, просто бархатной. Вот его пальцы прикоснулись к самому интимному месту, он почувствовал влагу, а женщина застонала.
- Я больше не могу, - взмолился Васька, - у меня всё трясётся.
- Дай его мне мальчик, - шепнула Люся.

Неожиданно она встала и подняла за собой Ваську. Миг, и её быстрые пальцы расстегнули пуговки на его рабочих брюках. Ещё миг и он стоял перед ней голый по пояс, с той разницей, что снизу по пояс. Его плоть, по-комсомольски надёжная и несгибаемая, привела женщину в яростный экстаз. Все дальнейшие события запомнились ему как череда оргазмов. Сколько их было? Ой, много!

У Люси на удивление, всё же сорок пять лет, там оказалось очень узко, фактически не разработано. Зато бёдра и грудь были такие, что их не хотелось выпускать из рук.
Васька нацеловывал и зацеловывал эту грудь, крепкую, с твёрдыми как орешки сосками.
Удивительно, но ни с одной из бывших у него девчонок ему не было так хорошо. Теперь они казались ему жалкими пародиями. Много позже он поймёт причину. Ведь женщина в определённом возрасте делает всё как последний раз в жизни. Кстати он действительно может оказаться последним. А опыт?!

Весь процесс длился примерно минут сорок, ну час. Потом они лежали на диване, отдыхали. А Люся, вот же неугомонная, играла его членом. Так бы и лежать всю жизнь. Ни горя, ни забот.

- Ты не сердись на меня Вася, - голос Люси был глух, - я не шлюха какая-нибудь, и абы кому не дамся. Как со своим алкоголиком развелась два года назад, так ни разу ни с кем и не было. Не бросай меня так сразу. Знаю что старуха для тебя, всё понимаю. Но может быть какое-то время мы могли бы встречаться, хоть изредка?
А Васька лежал и думал, - за такую женщину можно и на войну сходить. Всё на месте, добрая, ласковая, а уж про кроватные дела вообще молчок!

Вслух же сказал: - Давай собираться, сейчас бригада проснётся, домой пора. Если не против, я зайду к тебе часов в пять вечера. Выпьем то, чего сегодня не успели…

Глава-17

С появлением Люси, жизнь у Васьки изменилась кардинально. Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что вот он, здоровый, молодой поведётся на зрелую женщину, то вернее всего он просто бы расхохотался тому клоуну в лицо.
Однако мы знаем, что жизнь, эта зловредная сучка и не такими приколами богата. Иной раз учудит так, что ни на один член не налезет.

Васька загулял. Загулял так, что уже и дома фактически не ночевал. А Люся старалась во всю. Готовила, жарила, парила как на конкурс поваров. Справедливо полагая, что путь к сердцу мужчины проходит аккурат через холодильник.
Пару раз на горизонте маячила Лида, но с этим Васька завязал полностью. Жить с проституткой, позориться? Увольте! Даманка бля…

Чем бы закончились Васькины похождения с нашей кладовщицей, неизвестно. Однако тот самый подлец случай решил единолично и за всех.
В очередной раз, придя к своей любовнице, Васька застал женщину, мягко говоря, в расстроенных чувствах.

- Привет женщина моей мечты, - с порога поздоровался парень.
- Здравствуй Василёк, - сказала женщина и вдруг горько расплакалась.
- Что случилось? – засуетился Васька, - я что-то сделал не так?
Женщина быстро взяла себя в руки и присев на диван, рассказала о причине своих слёз.

В тот день у Васьки всё валилось из рук. Не работалось, не обедалось, вообще никак. В перерыве надерзил Михалычу.
- Привет Мысягин, пролетарий наш гулящий, - поздоровался Михалыч.
- Здравствуй Иван Михалыч.
- Что смурной ходишь? Беда у добра молодца или бабы не дают?
- Тебя колышет? Что вам всем от меня надо? – взъярился Васька. – Своих забот нет что ли?
Михалыч посмотрел на парня как-то странно, нахмурился и ни слова не говоря, ушёл.

До обеда Васька гонял себя как последнюю скотину. Ни покурить, ни просто словом перемолвиться. Но в обед собрал себя в кучку и пошёл к Михалычу. Старый мастер, перекусив тормозком собранным женой, сидел в ординаторской, как между собой называли работяги комнату мастеров, и листал журнал Крокодил.

- Михалыч, - с порога начал Васька покаянную речь, - прости меня дурака? Проблемы у меня личного характера, а я решил их на людях выместить…
- На людях, это хорошо Вася, это не больно. Люди, они ж иного не заслуживают, - Михалыч улыбнулся. – Полагаю, ты не скажешь мне, что за проблемы?
- Не скажу батя, не мой личный секрет. Ты прости меня а?
- Проехали Вася, важно, что ты понял.

В конце смены давали аванец. К окошечку табельной было как обычно, не продохнуть. Наконец Васька получил свои восемьдесят рублей, и направился к проходной. Серёга сегодня работал в другую смену, идти пришлось одному.
Бредя одиноко и бездумно, Васька услышал сзади приближающийся топот. Судя по шагам, что-то тяжёлое. Так и есть, Гриша Чупин, цеховой энергетик. Тоже нынче отстрелялся, правда, с Тихоокеанского флота. И с тем отличием, что перед армией успел закончить техникум.

- Привет бродяга, - поздоровался Гриша, - куда направил стопы, если не секрет?
- Здоров Гриша, да сам не знаю куда. Наверное, к матери с отцом загляну, давненько не был. Мамка обижается.
- Родители, это хорошо, а как насчёт по кружке «Жигулёвского»?
- Опять без повода?
- Ну, уж и без повода? А если человеку четверть века стукнуло?
- Я его знаю?
- Знаешь мастер, знаешь.

Через полчаса, всё в том же «колосе» парни смаковали пиво и вели беседу за жизнь.
- Пойми чудак человек, - горячился Гриша, - никому дела нет с кем, и каким образом ты проводишь свой досуг. И честно говоря, я даже не догадывался о твоей связи.
- Ну, значит, шифровались хорошо, - Васька высосал сок из креветки и вытер пальцы салфеткой.
- А что теперь Вася? Как быть дальше, помочь чем-то можно?
- Сейчас Гриня одна надежда на облучение. К слову они провели уже два сеанса. По-моему цезий сто тридцать семь, где-то чё-то я читал…

Пили долго, основательно, как и подобает рабочему классу. Тем паче аванс руководство завода приурочило к пятнице.
Просыпался Васька мучительно, трудно. С ерша, пиво плюс водка, жутко болела голова, хотелось пить. Открыв глаза, он увидел крашеный латексом потолок, такие же стены. Два ряда одноместных коек, и почти все они были заняты «постояльцами».

Мучительно долго, целую минуту, он собирался с мыслями. Почему он здесь, что это, почему в одних трусах? С койки, напротив, на него с интересом смотрел мужик лет сорока. Весь какой-то выцветший и мятый.
- Привет рабочий класс, - поздоровался мужик шёпотом. – Ты хоть помнишь, куда тебя занесло?

Васька попытался вспомнить хоть что-то, но тщетно. Отрицательно помотав головой, он уставился на мужика.
- Це медицинский вытрезвитель дорогой ты мой, - ухмыльнулся мужик.
Час от часу не легче. Не было печали, так черти накачали…
- А где тут ссат?
- Да вон в углу параша, в неё и ссуть.
Васька поднялся со своего лежбища и прошёл в угол. Пластиковая мусорница была полна почти до краёв. Не долго думая парень постучал кулаком в железную дверь, подождал и ещё раз, настойчивее.

Через пару минут дверь железно взмяргивая открылась. На пороге стоял сержант цвета хачи. Чурка, одним словом.
- Что хотел, рещще?!
- Параша через край, вынеси, - преодолевая здоровое отвращение к урюку, сказал Васька.
- Чё, я вынеси? Тебе надо, ты и неси. Только если расплещешь, заставлю пол мыть во всей караулке.
Васька кое-как поднял парашу и, матерясь про себя, потащил её как сокровище в сторону указанную хачем. Сами они в неё доссывают что ли? Чтобы потом припахать кого на тему сдачи смены.

Всё же он донёс груз до туалета, вылил и сам опорожнился в забетонированный в пол, расписанный потёками говна унитаз. Под неусыпным взором дежурного, он вернулся обратно в камеру. Едва успев спросить: - А когда нас отпускать будут?
- Жди, щас дежурный вернётся, протоколы, фото на память, и ****уй к маме, - дежурный заржал и захлопнул дверь. Лязгнули замки, аут.

Васька весь в расстроенных чувствах опустился на свою койку. Вот, уже свою! И представил, как он будет объясняться с Михалычем.
- Да не сыкуйся ты так парень, - сосед влез в его мысли, - щас составят протоколы, выдадут шмутки и выпнут на все четыре стороны. Одно плохо, на работу гады сообщат обязательно. Это у них называется общественное порицание. Обструкция бля…

А те, что в профкоме ох порадуются. В очереди на квартиру подвинут, в отпуск зимой, ясен хер. Очередь на садик тоже мявкнется. Хотя какой тебе садик, ты и сам-то, небось, с яслей сбежал. Колись, какая группа?
Васька в то утро к шуткам расположен не был. Секунда и его кулак, со свистом рассекая пропитанный запахами мочи воздух, врезался в морду «педагога».

На крик потерпевшего, прибежали трое «попкарей», мгновение и не особо упиравшегося Ваську распяли на специальное, хер знает, наверное, гинекологическое кресло. Руки и ноги притянули особыми ремнями так туго, что парень понял, полчаса и членам придёт ****ец.

Глава-18

Отпускали его последним, видимо в назидание. Ремни, правда, ослабили, и то слава богам.
Дежурный, капитан лет тридцати пяти, долго и нудно допрашивал его в плане анкетных данных. Узнав имя и фамилию отца, немного растерялся.
- Так-то ты сопляк батьку своего заслуженного уважил? Дать бы тебе ****юлей хороших, эх гадина ты. А ты в курсе, что твоим отцом пол Мотовилихи гордится?

- Короче так! Сейчас ты оденешься, пойдёшь в ближайший магазин и возьмёшь штатный набор для баб из отдела. Твой заводской пропуск уже у них. Если не хочешь неприятностей на службе, выкручивайся. Я им позвоню…
Ваське выдали его одежду, всю мелочь вплоть до ключей от квартиры, что лежала в карманах и две мятых пятёрки денег.

- Э, подождите товарищи, а чё денег мало? – спросил Васька у нерусского сержанта.
- Сколько было ара, столько и получай. Мы тебя в саду Свердлова на лавке подобрали. Кто до нас успел, одному богу известно, - подло усмехнулся апач.
Васька выматерился про себя, но вслух ничего не сказал. Бессмысленно.

В ближайшем гастрономе он купил торт «Сказка» за два рубля шестьдесят четыре копейки, бутылку Шампанского за пять пятьдесят, флакон «Жигулёвского», четыре пачки Опала и ещё осталось двадцать одна копейка на дорогу.
Пиво выпил тут же в магазине, а бутылку поставил в угол, на бедность.

Пройдя мимо ухмыляющегося дежурного, Вася поднялся на второй этаж вытрезвителя. Кабинет с табличкой «Отдел воспитательной работы» он нашёл сразу. В коридоре почему-то воняло мочой и кошками.
За столом сидела могучая дама, комплекцией не уступающая комику Моргунову. Едва взглянув на мнущегося Ваську, она рявкнула: Пакет в угол под стул, фамилия?

Васька назвался, и через минуту получал свой пропуск и протокол.
- Молись богу парень, - басом гаркнула ментовка, - сегодня твоя пьянка прошла без последствий. А будешь продолжать, закончишь в ЛТП. Брысь с глаз!

Отзвонившись Михалычу и без вранья объяснив ситуацию, Васька получил допинг-про****он и ушёл домой отлёживаться. За час до начала второй смены, он подъехал в онкоцентр. У Люси было всё без изменений, разве что волосы…
- Не смотри на меня так Васька, - Люся расплакалась. – Я уже не причёсываюсь, а они всё сыплются и сыплются.
Теперь приглядевшись, парень заметил, что волос и вправду поубавилось. Цезий?

На работу пришёл в дурном расположении духа. Михалыч только глянув на него, скривился и быстро ушёл.
Васька раскладывал на контрольной плите детали подлежащие сдаче, когда старший мастер появился вновь.
- Зайди ко мне, - бросил он хмуро.

Васька доклеймил деталь, и бросив молоток, пошёл в «ординаторскую».
При его появлении Михалыч встал из-за стола, и ни слова не говоря, прошёл к шкафу стоящему в углу.
- Или сюда двоечник, - позвал он.
Васька, начиная догадываться, подошёл к шкафу, а Михалыч уже открыл его и прямо внутри наливал в стакан водку: - Жри и работать!

Остаток смены прошёл гладко, если не принимать во внимание заартачившуюся контролёршу Инну. Но и её он в конечном итоге уболтал. Урок выполнил, детали сдал. Из головы не шла Люся, странные отношения с женщиной годившейся по возрасту в матери. Её недуг и прогнозируемый конец. 
 
До дому добирался пешком, упустив последний, вильнувший жопой автобус. На Бузинской, в логу у пруда, его догнали трое. Васька не обратил бы на них внимания. Молодые мужички, каких много. Однако троица сама обратила на себя внимание.

- Здорово пролетарий! – поприветствовал его один из тройки, - куда путь держишь?
- На кудыкины горы, - Васька не был расположен к ночным диалогам с разной гопотой.
- Слышь пацаны, а он дерзкий?! – заводила как бы недоумённо поглядел на своих подельников. – Может, научим хлопца муму разуму?

Васька уже давно догадался о намерениях тех троих, но ни возмущения, ни дрожи в ляжках действия гопников у него не вызвали. Мало ли таких по вечерам шустрит, поджидая бухих мужиков с зарплатой.
А действо развивалось. Двое начали обходить парня с боков, тогда как третий вихляющейся походкой зоновской проститутки приближался с фронта.

Ещё в армии Васька усвоил науку Валеры-инструктора, которого потом перевели якобы в Афган. Силы нет, дави на глаз. Прикинься дураком, пьяным, растерянным. Сделай вид, что струсил.
Васька начал «покач». При котором тело представляет собой два треугольника, верхний до яиц и нижний, до того же органа, которые пересекаются острыми вершинами и входят друг в друга. Боец при этом движении перемещается вперёд на полусогнутых ногах, с согнутым вперёд корпусом, при этом переваливаясь за счёт таза, как медведь. Со стороны лучше не смотреть, уссышься…. Но те, кто уссался, уже усрались…

- Да он у нас борец, - насмешливо бросил заводила, - и это было последнее, что он успел сказать в памяти.
Васькин «удар-торчёк» разнёс в хлам диафрагму разбойника. Тот ещё падал захлёбываясь соплями и закатывая глаза, а Васька, не останавливаясь, провёл свою коронную «хоботУ» в плечо второго, физически ощутив треск кости и тут же на реверсе «отмашкой» с захлёстом на затылок, вынес мозжечок третьему. Гопник за№2, слабо шевелился, зато двое его напарников по-йоговски глухо игнорировали действительность.

Ни мало не сожалея о содеянном, вообще бездумно, парень обыскал карманы гопников. Обнаруженные шестьдесят пять рублей в какой-то мере стабилизировали настроение. До зарплаты хватит.
Васька закурил и нырнул в тёмный проулок. Ишь гопятина, кого нагреть вздумали, дети асфальта бля. Да тут каждая улица нашими кровавыми соплями удобрена так, что сплошь должны расти одни гиацинты, как на месте смерти того Афинского королёшки…

Глава-19

- Ну что мужики, кому за водкой ехать? – Семён, мастер сборочного участка хмуро оглядел сидящих передним участников трагедии.
- Орлить будем, - откликнулся Васька, - нас тут трое, двое парных не в счёт, а третий садится на кар и едет в синдикат.

В ночь решили отпраздновать именины у Сёмки. Купили на троих две бутылки водки, малость пожевать. Всё это удовольствие Семён положил с торца токарёнка-1К62, и, прикрыв ветошью, ушёл переодеваться. Анфиса крановщица не знала о задуманном мальчишнике, и потому пучок шестигранника положила вдоль прохода, именно на бутылки. Чтобы значится труд станочника облегчить. Облегчила…. Стропаль Мишка, один из участников банкета, не знавший про нычку, аккуратненько отцепил троса, отмахнул Анфисе и ушёл переодеваться. Короче гавкнулось пойло, словно и не покупали.

Семён достал гривенник, и щелчком большого пальца подбросил его вверх, монета, исполнив танец, вернулась обратно, упав на подставленную ладонь. Решка!
Следующим был Мишка, и у него выпала та же масть.
- Да ну вас на хрен, - Васька стал подниматься с лавки, - я и так съезжу.
- Ни фига, орли давай, - возмутился Мишка, - по-честному надо.
У Васьки выпал орёл.

Через пять минут парень уже выгонял из цехового гаража электрокар. Банки заряжены под завязку, хоть до ночи катайся. Правда на улице дубак, а фанерная самодельная кабина укроет разве что от ветра. Одевшись потеплее, Васька взял деньги и провожаемый друзьями, выехал за ворота.

Вы спросите, а что это за фигня, за водкой ехать, пешком слабо? Ну, это у вас от незнания. Дело в том, что ЗИЛ растянут по берегу Кама-ривы, аж на двадцать с лишком километров, пока дойдёшь, ноги в жопу на пять сантиметров вдавятся.
Жмёт Васька педальку, их к слову там всего-то две штуки, одна газ, а другая наоборот. А на дворе метель, зима напоследок злобится. Вот уже и проходная. Заспанный ВОХРовец выглядывает из будки: - Чё везёшь?
- Как обычно Саня, - две водородные и одна нейтронная.
Шутке миллион лет, но оба дежурно улыбаются. Васёк едет дальше, а страж идёт досыпать.

Завод состоит из двух половинок, именуемых Верхняя и Нижняя площади. Между площадями разрыв-проезд на Камскую переправу. У Васьки пропуск-вездеход с маленьким тиснёным портфельчиком и штампом 1-2, то бишь круглосуточно и с выносом документации.
Через десять минут он будит недовольную хозяйку синдиката, покупает у неё в три дорога искомый продукт, и отчаливает обратно в цех. Наученный горьким опытом, он закутывает водку в заранее приготовленную телогрейку, так, чтобы не расколоть.

Уже почти доехав до своего цеха, Васька попадает в переплёт. Железнодорожную колею, по которой тепловозы таскают платформы с орудиями и прочими БТРами, перемело как зимой. Колея глубокая, и вот в неё-то Васька залетает на своём маленьком танке.
Кто в курсе, колёса у электрокара, даже колёсики, маленькие и исключительно лысые.

Стоит Васька шлифует и чувствует, что ещё минут пять и аккумуляторам придёт писец. А тут ещё тепловоз маневровый с платформами. Гудит в свою дудку, сверкает огнями. Что делать?
Машинист с помощником выскакивают из кабины и пытаются вытолкать упрямую скотину, не таранить же? Хрен там!
И здесь на Васькино счастье появляется БРДМ, который гонят с покраски в отстойник готовой продукции. Васька орёт, машет руками и стальное чудовище останавливается.
Из водительского люка высовывается морда в шлемофоне: - Привет пехота, чё застрял?
Ну, дак в такой-то яме и я бы застрял, - ржёт механик-водитель. Давай цепляй свою писдякалку за меня. Тока смотри чтобы у её колёсы не отпали ггыыыы…
Васька цепляет толстый пеньковый трос на клык бронемашины, «танкист» сдаёт взад и электрокар выпрыгивает из колеи, как клизма из пресытившейся задницы.

Через полчаса в цеховой раздевалке стоял дым коромыслом. Мишка, как самый старший банковал. Разлив водку по стаканам, он поднял свою мерку и, оглядев присутствующих, торжественно изрёк: - Сегодня, мы провожаем в последний путь…. простите старого, оговорился. Сегодня мы проздравляем с днём рождения нашего, нихера не побоюсь этого слова, товарища. Да! Семён, расти большой, красивый и толстый на радость маме с папой и социалистическому Отечеству! Ну и вздрогнули?!
Когда водка закончилась, а ведь хотели по-человечески, Семён сделал заговорщическую морду и прошептал: - А вы в курсе, что начальник инструменталки на БээФе себе дачу достраивает?

Сей секрет полишинеля, был известен всем и каждому. Почему барыга до сих пор не загремел в ОБХСС, не известно. Карионов, сука и выжига, каждый вечер замешивал клей БФ, фильтровал его, бросал внутрь ёмкости заботливо принесённую из дома цедру и продукт готов. А по утру, жалкими тенями, к нему стекались страждущие, с мятыми харями, рублёвками и трёшницами.

И вот сейчас у потерявшего берега Семёна появилась идея наказания стяжателя и хапуги Карионова, мозолистой дланью рабочего класса.
- Слухай сюды пацаны! – Семён покосился на сидевшую здесь же в углу крановщицу Анфису.
Фиса лениво повела на него своей цыганской бровью и насмешливо сказала: - Ежели сыкуешься мальчик, то лучше не делай. А я в общаге родилась, у нас стукачей в месячном возрасте подушкой давили.

Было четыре часа ночи, когда трое при помощи «колумбуса», вернее его глубиномера, открыли английский замок инструменталки. Дальше оказалось сложнее. Сука Карионов держал свою отраву в стальном сейфе. Сейф небольшой, отметил для себя Васька. Вернее всего самопальный, даже не засыпной. Он покачал железный ящик руками, на вскидку примерно килограммов тридцать. Подумал, и решился.

- Семён, там, в углу эмалированное ведро, давай его сюда, оно чистое. В него спирт получают для сборщиков.
Ничего не понимающий Семён принёс ведро и уставился на Ваську: - Чё удумал чума?
Посторонись убогие, рыкнул Васька и рывком перевернул стоящий на высокой тумбе сейф. Тот завис, покачнулся и с размаху рухнул на бетонный пол. Мишка с Семеном только чудом успели отпрыгнуть в стороны.

- А щас не медли улитки бля! – Васька подхватил сейф за угол и, покраснев, приподнял его. Ещё ничего не сообразившие парни схватились с другой стороны, но на мордах начало вырисовываться понимание.
Сейф углом взгромоздили на ведро, а из него уже текла обильная струя дурно пахнувшей жидкости. Откуда ж было знать козлу и вечному засранцу Карионову, что пойло в стеклянных банках в сейфе лучше не держать? Это ж мы русичи изобрели скатерть-самобранку, сапоги-скороходы, молодильное яблочко. А тут подумаешь «медведь»? Говна-то…

Глава-20

- Я хочу, чтобы ты понял мальчик, - Вартан Ампарович был как всегда предельно вежлив, - человек должен всю жизнь учиться, совершенствоваться. В Техникуме открывается курс мастеров. Всё то же самое, но выпуск ускоренный. Набираются исключительно бывалые работяги, с головой и по рекомендации.
- А где рекомендацию брать? – пребывая в раздумиях, спросил Васька.
- Ну, если тебе моей не хватит, то я могу с начальником производства поговорить, - улыбнулся Вариян.
Таким образом, вопрос усовершенствования Васьки как боевой единицы, был решён большинством (два) голосов.

После работы Васька сходил в гости к Люсе, и как оказалось последний раз. Женщина была не в духе. Со времени последней встречи она сильно осунулась, на голове, и впрямь ощущался дефицит волос, глаза запали.
- Не ходи ко мне больше, хватит уже. Поигрались и будя, - голос звучал хрипло, мучительно. – Ты ж мне в сыновья годишься? Вобщем не нужна мне ваша жалость, провалитесь вы все пропадом…

После больницы Васька минут тридцать бесцельно слонялся по улицам, замёрз. Ноги сами вынесли его к знакомому домику на Крайпрудской. Здесь жил их старый учитель Алишер Михайлович. О нём отдельно.


Его зовут Алишер Боборахим, а живёт он в самой, что ни на есть  серёдочке России и этим всё сказано. Что сказано? Да всё! В наше время быть чуркой ещё более невыгодно, чем в середине прошлого века быть банту и ошиваться на задворках ЮАР.
Немногие друзья из русских называют его Аликом, он, кстати, не против. Ещё кто-то зовёт Бобо, тоже нормально. Есть и такие, от которых кроме как «чурка черножопая» ничего не добьёшься. И уж совсем мало кто знает, что отец Алика, в своё время строивший  в 1926 году первую гидроэлектростанцию на реке Бозсу и встретивший там свою любовь, - чистокровный русак.

Отец тогда лениво настоял, а мать была не против, и в возрасте десяти месяцев маленького полуузбека окрестили в протестантской церкви и нарекли Александром. И было это сорок лет назад. Давно нет весёлого отца, балагура и страстного рыбака. Нет мамы, которая вслед за сыном приняла христианство. После её скоропостижной смерти глава махалы и местный имам всячески препятствовали её похоронам. В конце концов, мама была похоронена… за кладбищенской оградой. А советские власти сочли нужным не вмешиваться в дела религии.

Алишер-Алик, уже лет тридцать живёт и работает в России. Русская жена Света, русские, голубоглазые и конопатые дети. Учитель географии в школе десятилетке, это много или мало? Зарплата не велика, зато дело любимое. Жена спокойна и нетребовательна. Трезвый, аккуратный, и уж точно не кобель, а что ещё нужно женщине?

Школа, в которой трудится Алик, испокон веку является кузницей кадров Уралмаша. За тридцать лет перед глазами учителя промелькнуло столько лиц, характеров, норовов. Сегодня в классе Алика учатся дети его самых первых выпускников. Забавно…

Дело своё Алик знает и любит. И уж если он ведёт урок, будьте покойны, он его не просто отбарабанит по книжке, но расскажет такое, чего ни одна книга не ведает. Ребята любят географию, а потому что на этом уроке можно спорить с учителем, не нужно тупо зубрить и так же тупо бубнить зазубренное. Отметки здесь ставят не за память и прилежность, а за умение мыслить, дискутировать, отстаивать свою точку зрения.

Сейчас кто-то скажет, мол, география наука точная. Джомолунгма равна 8848 метрам, ну и о чём здесь спорить? Но, Алик рассказывая, скажем о той же Бирме, неожиданно ударяется в экскурсы в далёкое прошлое страны. Нет, чтобы тупо поведать о её местоположении в Индокитае, о  Рангуне и Найпьидо. Но Алику этого мало. Следуют истории одна затейливее другой. О первом королевстве Суварнабхуми, о жутком циклоне Наргис, о войне с Британией, японской оккупации.

А ещё его ученики знают, что Алику ничего не стоит подойти на перемене к главному школьному хулигану, Стрёму, задирающему младших, и спокойно в глаза сказать, - у тебя три секунды свалить по-тихому.
Все видят, как у Стрёма в глазах закипает бешенство. Все знают, с кем он водится, и кто за всем этим стоит. Однако Алику как будто всё равно. Странный тип.

На дворе сентябрь, мягкий и ласковый, а у Алика новый глюк.
- Сегодня мои дорогие, мы с вами проведём урок «en plein air». Директрисы нет, и никто нам не помешает.
Весь класс дружной толпой, сохраняя режим «радиомолчания» покидает школьные стены. До перелеска идти минут пятнадцать. На улице учителя и его команду ждут несколько родителей, видать сговорились заранее.

Оставив скучный и шумный город, вся команда входит под «своды» самого великого творения природы, - леса.
Из сумок родителей появляются печенье, лимонад, хлеб. Уже пылает костёр, на прутиках жарятся сосиски, а Бобо, как будто так и задумано, ведёт урок.

- География друзья мои, наука о земле. Согласитесь, трудно научить доктора всем премудростям по телевизору. Он обязан побывать на практике в госпитале, в прозекторской итд. А мы с вами поговорим о географии на земле. Ведь только в лесу или в горах можно в полной мере ощутить свою причастность к природе, своё родство с ней.
Алик рассказывает, а его слушают с раскрытыми до подколена ртами. Что характерно и дети, и их родители. Они сейчас все ученики.

***

А ещё через несколько дней случились неприятности. Они просто обязаны были случиться.
- Ещё раз увижу, что ты втягиваешь малолеток в свои поганые дела, молись! - Алик не похож на себя, он собран, зол. И тот, к кому обращены его слова, видит это. Видит и понимает, что «ботан» не шутит.
- Ты понял меня дорогой?
В глазах Стрёма плещется целое море ненависти: - Ты не много на себя берёшь пидагог?
- Беру столько, сколько смогу осилить, - отвечает Алик, - а теперь пошёл вон отсюда, щенок!

Семь уроков и факультатив, ноги отваливаются, язык, намоловший за день пару энциклопедий, еле шевелится во рту. Да ещё разговор с директором и предложение места завуча.
Алик как обычно заходит в булочную, затем в молочный и домой. А по дороге его встречают трое на «волге». Засранец Стрем, конечно же, с ними.
- Ну, здравствуй Макаренко, - нехорошо улыбаясь, говорит Стрём. – За жизнь покалякаем?
Алик устал, но к такому повороту в принципе готов: - Говори чиж, что хотел и проваливай.

В разговор вступает один из сопровождения: - Короче слухай сюды ботан, - тон развязный и угрожающий. – Щас мы тебя слегонца полечим, ум вобьём. Будешь метлой щелкать, сдохнешь.
Усталый Алик едва не пропустил удар, но не даром дедушка Абдулло, в своё время известнейший пахлаван, столько времени убил на внука, вколачивая в него премудрости кураша.

Кураш борьба не агрессивная, удушающих и калечащих приёмов в нём не практикуют, но это не значит, что хороший курашир, может быть мальчиком для битья. Двое нападающих летали тряпичными куклами между гаражей, где собственно и произошёл «разговор».
Напоследок, когда Алик отряхнув брюки, собрался уходить, старший из нападавших, высморкнув кровавую соплю, сказал: - Не торопись чурка, разговор не закончен. Завтра в десять утра подгребай на Шувакиш, там, в парке знаешь насосные станции заброшенные? Если не соссышь конечно. Думаю о чём-то договоримся.
Имей в виду, не приедешь, дочериной целке помаши ****юйкой.

Алик ещё стоял остолбеневший, а парней уже, словно ветром сдуло. Всё же я «ботаник», - подумал учитель. Кулаками махать, горазд, а о простых вещах забываю. Глубоко задумавшись, Алишер ушёл домой, не заметив одну деталь.
Когда тупичок между гаражами опустел, из кустов боярышника вылез мальчишка лет тринадцати. Воровато оглядевшись, пацан сплюнул себе под ноги и, покачав головой, быстро пошёл в противоположную сторону.

***

Шувакиш, - озеро-болото. Когда-то здесь купались, плавали на лодках. Но со времени пуска Уралмаша некогда чистый водоём заболотился и превратился в гадость с редкими вкраплениями окон чистой воды. В парке Победы, почти на берегу озера, бесхозно доживают век три или четыре насосные станции. Построенные ещё фашистами в тридцатых годах и убившие своей прожорливостью чистый водоём.

В милицию идти бесполезно, там, у шпаны всё схвачено. Друзей пережил. Да по барабану, не убьют. Алик без четверти десять прибыл на место. Обошёл вокруг крайнего строения, запоролся ногой в чьи-то свежие экскременты, выругался. С монтировкой в рукаве куртки, он был смешён сам себе. А что делать?
Послышалось урчание мотора, стихло. Затем шаги, множество шагов. Алик приготовился ко всему, но из березняка в его направлении шли человек восемь. Все крепкие, литые, молодые. Здоровье так и лезет из всех щелей.

Первым подходил тот, что вызывал на стрелку. Походка важная, не иначе шишка. Алик прикинул свои шансы и понял, их нет.
- Ну, что апач, говорить будем? – Крепыш усмехнулся. – У нас к тебе предложение урюк. Короче ты закрываешь хавальник и не замечаешь наших людей в школе и её окрестностях. За это тебя больше никто пальцем не тронет, и мало того, будешь получать изрядный приварок к своей ссаной зарплате. Ну и как?

Алик думал ровно секунду, в принципе ответ был готов: - Нет! Командовать в школе вы не будете. Так что пошли вы…
Крепыш не оборачиваясь, скомандовал: - Взяли эту зарвавшуюся чурбанину и в насосную. Там скважина с водой, глубокая. Туда его пидера.

Алик вытряхнул из рукава своё орудие и, встав в стойку, приготовился… умирать. Однако его время, похоже, ещё не вышло.
Со стороны дороги послышался шум подъезжающих машин. Больших машин. Бандиты напряглись, а у Алика появилась слабенькая надежда.

Послышался топот множества ног. Через минуту поляна с трёх сторон была окружена, отсекая бандюганов от дороги, оставляя проход к болоту.
Алик хлопал глазами, недоумевал. Миг и его неприятели были окружены примерно полусотней крепких мужиков, в спецовках, монтажных касках, рукавицах. В руках у каждого ломик, кувалда.

Вперёд пробился… Тимка Мокрушев. Господи, - подумал Алик, - сколько же лет я его не видел. А ведь его старший сын учится у меня в классе.
- Всем стоять щенки, кто дёрнется, валите их парни. ***рьте ломом по башке, если кто и сдохнет, - спишем на сопротивление.
Тимка, Тимофей, подошёл к учителю и вежливо поздоровавшись, спросил: - Ну что же вы Алишер Михайлович, всё один да один? А мы для чего? Ученики, друзья, просто люди?! Если бы мой олух не сказал, где бы вы были сейчас?

А ещё через двадцать минут, когда бандитов увезли в казённых машинах, Тимка сознался: - Мой, домой прибежал весь в слюнях, так, мол, и так. Алика (извините) убивать собрались. Ну, дальше дело техники. С нового корпуса смену сняли. Мишка из транспортного, помните такой конопатый? - дал два автобуса. Вот и приехали…

Потом случилось так, что семье Алишера Михайловича пришлось переехать в Пермь. А что? Везде люди живут, везде детки в школах учатся.

Глава-21

Старый учитель сразу же узнал своего «гуманитария» и любимейшего ученика.
- Здравствуй Василий, - радости Боборахима не было предела, - проходи в дом, сейчас чай пить будем.
За чаем, Васька решился рассказать историю своих взаимоотношений с Люсей. Матери с отцом никогда бы не сказал, а здесь особый случай.

Выслушав парня, Боборахим задумался. А ведь он не старик, подумал Васька, с чего я это взял? Ему ж, наверное, лет пятьдесят с копейками.
- Вот что Василий, ситуация и впрямь неординарная. Ну да ты всегда был нестандартным. А нестандартные люди прямыми дорогами не ходят. Тебе ведь правду подавай?

С твоих слов это аденокарцинома в последней стадии. Проводятся сеансы облучения, так? Я знаю, что в этом случае используют цезий-137, это побочный продукт распада урана и плутония. Небольшой параллелепипед, примерно с ластик размером, помещают вблизи поражённого участка ткани. На определённое, строго дозированное время. Принято считать, что радиация убивает только метастазы. Я не очень верю, мне кажется, что ей, радиации, всё равно кого и где убивать. Вот собственно и всё что я знаю по предмету.

- И что сейчас делать? – задал Васька тупой вопрос.
- Ждать мальчик, только ждать. В любом случае всё закончится плачевно. Я мог бы наплести тебе кучу баек о чудесах советской медицины, но мой предмет далёк от сказок. С этим вопросом тебе к тёте Вале Леонтьевой. Собери в себе всё своё мужество, укрепись сердцем. И на меня зла не держи за правду.


Вечером прибежал Серега и в своей извечной манере судорожно как из пулемёта вывалил новости: - Сидишь тут дуркуешь, а наши пацаны в школе подпольную секцию карате открыли. Пошли записываться Васёк, а?
Васька подумал, зевнул и лениво ответил: - А чё я там не видал?
- Вот же ты дятел, - возмущению Серёги не было предела, - неужели тебе не интересно научиться пяткой в лоб бить? К тому же тренер говорят знатный!
- Неа, - Васька тихонечко потешался над горячностью друга, но сам уже заинтересовался. Неплохо бы вечерами пар стравить.

- Не, ну ты как не советский человек! – Серёга завёлся, - сегодня все мечтают стать каратистами, а он сидит себе ни уха, ни рыла…
- Не суетись понос, - Васька, наконец, рассмеялся, - когда говоришь надо идти?
- Дак прямо щас и пойдём, там как раз вся наша брага собирается. Висимские, Гарцовские…
- Во блин! Уже и Висимские стали нашими, сближается мир. Пацифизм мать его так! Ну, пошли уже диарейный.
- Каво?
- Яво! Пойдем, говорю, посмотрим на вашего чудо-тренера. Авось чё-то может.

Через десять минут друзья входили в свою старую школу. – Ты главное со свой спецурой не выжопливайся, не выставляйся Васька, ладно? – суетился Серега. Не понравится, уйдёшь, а людям кайф не ломай, лады?

Спортзал им не дали, зато выделили под занятия большой вестибюль на третьем этаже. Тот самый, в котором проводились все серьёзные школьные линейки и собрания.
В тот момент, когда парни поднялись на третий этаж, стены и воздух общеобразовательного заведения вздрогнули от дружного яростного крика – киай!
- Видишь?! – восторженно спросил Серёга, - а ты идти не хотел уо.
- Да, орут знатно, прям пилорамы, а не люди, - задумчиво уронил Васька.

А в импровизированном зале вовсю шла тренировка, очевидно уже не первая. Каратеки, их было человек двадцать, стояли в два ряда и по команде молодого тренера рубили воздух руками и ногами. На десятом ударе, разражаясь дружными взвизгами во славу всемирного оспортивливания. 

Васька встал к подоконнику и со скепсисом наблюдал сей цирк. Незрелищная рукопашка или та же «Буза» на фоне этой японской пантомимы проигрывают по всякому. Но русским воинам меньше чем кому-либо были присущи такие качества, как показуха и выпендрёж. Быстро и деловито сломать кости, вывести из строя, нанести максимальный ущерб. А понторезки – это для пионэров.

Маленький и ужасно худой тренер, с неимоверно большими ушами, которого Васька тут же прозвал про себя Чебой, остановил учеников и обратился к ним с краткой речью: - На прошлом занятии мы с вами начинали отработку маваши-гери кеаге, то есть в верхний уровень. Сегодня работаем тот же удар, но с кимэ, то есть концентрацией всех сил в точке удара. Для тех, кто не помнит, показываю.

А далее ушастый Чеба изогнулся на манер ранетого в анус Лиепы.  И надо сказать изящно пробил ногой в несуществующую башку соперника. В верхней точке этот виртуоз остановил ногу, зафиксировал её, затем нагнулся и, выглянув из-под своей собственной ляжки, спросил: - Всем видно? Делаем как я,… ить, ни, сан, си…      
Серёга посмотрел на друга, но Васька его опередил: - Не знаю как ты Серый, но я пожалуй, на время зафиксируюсь.

***
Сколько таких Вадиков в своё время существовало на просторах нашего ужасно социалистического отечества? Подвижники, проходимцы, жулики, пытавшиеся срубить денег с лохов купившихся на восточную экзотику.
Вадик денег не брал. Категорически! Свои меценатские выверты объяснял просто: - Кто от кого получает больше, это ещё вопрос парни.

Много позже, уже имея официальный коричневый пояс по шотокану, Васька по просьбе смотрящего, тренировал подрастающих районных бандитов и на деле убедился в правоте сенсея. Эх, Вадик-Вадик…
После того, как подпольные школы карате разогнали, мастер подался на север за длинным рублём. И то ли в Норильске, то ли ещё где, работал на шахте.
Когда появилась эта банда азербайджанцев, обложивших шахтёров данью, Вадик один из первых выступил против черножопых.

Его пытались «урезонивать», по одиночке и коллективно. Конечно же, не смогли. А закончилось тем, что в один из дней по окончании смены трудяги шумным потоком выходили через проходную. Вдруг один из шахтёров ойкнул, схватился за бок и стал падать. Сначала в толчее не поняли, почему мужику стало плохо? А когда вытащили на свободное пространство, увидели. В районе почки у человека торчала рукоять шабера. Скорая как водится, не успела. Это был Вадик. Сенсей, работяга и хороший мужик…

Глава-22

В понедельник в семь утра вместе с Серёгой ходили сдавать кровь за деньги. Кто не прошёл сию процедуру, да ещё по молодости, когда с налом катастрофа?
Областная станция переливания крови встретила их небольшой очередью, голов так в двести. Какой-то ушлый мужичок просветил парней: - Да вы не менжуйтесь ребята, это быстро, главное внутрь попасть, а там партиями, по пять-шесть человек загоняют. Не успеете глазом моргнуть.

Глазом моргали до двенадцати часов дня. Наконец после проверки их подноготины, парней проводили в маленькую кухню. Там в обязательном порядке пришлось выпить по стакану сладкого чаю и съесть по куску белого нарезного батона.

Потом их заставили одеться в смешную робу. Штаны на манер ползунков и рубашки с коротким рукавом. Ваську выкликнули и он, чуть робея, вошёл в операционную. Женщина с повадками мясника велела ему лечь на широкий подоконник и просунуть руку в окошко. Подушечка под плечо, жгут: - Работаем кистью…
Через несколько минут Васька вышел в коридор, где его ждал Серега.

Потом они получили в кассе причитающиеся деньги, двадцать пять рублей, талон на питание в ближайшем кафе и справку на два отгула. Один за день сдачи и второй на любой день в течение календарного года.

В кафешке кормили вкусно, а бутылка красного вина, прикупленная в ближайшем магазине, восполнила утраченные четыреста пятьдесят граммов крови.
Васька взял в буфете несколько заварных и безе для отца с матерью и, попрощавшись с Серегой, ушёл отсыпаться. 

***
Витька опять травил свои безразмерные охотничьи байки. Васька присел, закурил и заслушался…

…дело было после охоты, на боровую дичь ходили. Кое-что подняли, и как водится, развели костерок, выложили на общественный дастархан нехитрую снедь и соответственно увенчали всё это водкой. Вот вы бы пошли на охоту без водки: То-то и оно, нет таких дураков.

Выпили, потом чтобы не захрометь, и ещё разок. Дошло дело до баек. А Валера, тихий такой, из бывших каторжан, сидит и свой Моссберг поглаживает. На эту пушку все зарились, знатная штукенция. Само гладкоствольное, с помпой на семь патронов, да ещё запасной сменный ствол для пулевой стрельбы. Короче не ружьё, а увертюра бля!

И вот так-то сидел Валера сидел, да вдруг и скажи: - Ладно горе охотники, вижу все вы тут Гойко Митричи пополам с Робингудами. Короче так! Кто с сорока шагов вот из этого самого Моссберга попадёт мне в жопу, тому и носить сиё ружжо.

Ну, мы в этом месте, конечно, опешили, даром что под градусами, а всё ж смекнули. Человек настолько идиот, что жопу на ружжо меняет. Сразу несколько человек сказали Валере, чтобы не дурил. Хоть и не Спинозы, однако в жопу, да ещё такую шевиотовую, всяко не растеряемся. В смысле не промажем. Чё ржёте дураки, из ружжа, а вы чё подумали?!

А Валера завёлся: - Что заслабило кролики? Давай кто смелый, ну?!
И сам-то из помпы патроны выщёлкивает, один, два… все скинул, зачем-то в карманы запихал. Потом достаёт один, покрутил в пальцах и в помпу ево родимого. И тут же в патронник загоняет. Ружжо на нас наставил и говорит: - Чё менжуетесь как целки семиабортные?

А мы ж помним, что патрон-то в патроннике. Давай его урезонивать. Сначала тихонько, потом ногами, пьяные же. Но Герка Базаров повёлся. Давай, - говорит, я стрельну, хрен с тобой, и ружжо-то у Валеры забирает.

А тот ни слова не говоря, сопли кровавые высморкнул эдак-то борзо, да и принялся шаги отсчитывать. Он значится, считает, а мы ружжо вертим. Хорошая штука, я тебе скажу. А Герка не будь дурак, патрон-от достал и нам говорит: - Ну, его идиота, я ж с шести лет с батей по лесам шастаю, в такой срандель, да не попасть?

Берёт он евонный патрон, а цвет красный, а мы ж знаем, что тот дурень красным картечь метит. А чё, тайга же? Вдруг косолапый выйдет навстречь или кабан?
Герка губами причмокнул да и сбросил евойный патрон в карман, а сам-то достаёт из патронташу такой же, только с бекасинником, ну вроде как жалеет нашего дурня.
Ну а чё? Мы знам дело киваем ему, мол, душевный ты парняга. Если уж Валера дуб, так не убивать же его за это из ружжа в жопу?

А герой наш уже на рубеже и орёть оттэдова: - Ну, чё Мцыри, стреляйте нито?!
Ну, Герку два раза просить не надо, орёт подрасстрельному: - Поворотись спиной и воронку-то выставь, а то не ровён час, башку отстрелю.

Валерка сделал всё, как велено. Повернулся, согнулся эдак-то собачкой весенней (да чё вы ржёте суки?!) и кричит: - Пали Бекендорфф, всех не запугашь!
Герка-то и пальнул, почти не целясь. А чё там целить-то? Такой пердак, в темноте не промахнёшься. Опять ржут гниды…

Выстрел! И жуткий Валеркин рёв: - Сукаааа! Убил паскуда!
А сам-то упал в траву и ножками так грамотно сучит, как балеринка, ага. Ну мы ж испугались, и к ему вприпрыжку. Подбегаем, а у Валеры вся жопа в крови, ну так бекасинник же?!

Сняли с него штаны, и я как самый активный спрашиваю: - Ну, кто первый? – В смысле первую помощь оказать, а вы опять не знам чё удумали? Дуроки озабоченные.
Короче тот же Герка ему чистой трепицей кровь утёр, кое-как залепил пластырем ранки, да они ж мелкие. А Валерка ревёт весь и причитает: - Ой, вы дураки нелеченые, да кто вас просил патрон-то менять, да у меня же холостой был, для шутейности…
Герка аж посинел весь: - Ах, для шутейности сука? Ну и лежи тут с полной жопой шуток, не друг ты мне, а гандон и хуже того презерватив, вот!


Хохотали всей бригадой до тех пор, пока не пришёл злой как собака Михалыч и не всыпал всем и каждому: - Ну и чо мы тут сидим? Коммунизм на жопе не построишь паразиты.
- А чо там Михалыч случилось, Ленин умер? – Витька сварной сделал озабоченное лицо.
- Ты у меня щас умрёшь прохвост. Ну, ладно это прелюдия была. Парни, там серьёзный госзаказ идёт, придётся напрячься, как следует.
- А когда мы иначе-то работали Михалыч? – Васька закурил и предложил старшему мастеру.
- Да хорошо вы работаете, вот только до сих пор не известно, кто у Карионова из кладовой банку ректификата списдил?

Глава-23

Васька лежал в своей комнате и читал взятого на два дня О’Генри, «Короли и капуста», когда на его голову свалились целых две неприятности…
… Морж и Плотник гуляли по берегу. У берега они увидели устриц. Им захотелось полакомиться, но устрицы зарылись в песок и глубоко сидели в воде. Морж, чтобы выманить их из засады, предложил им пойти…

В двери позвонили и Васька, с досадой отложив книгу, пошёл открывать. На пороге стоял самый обычный мент. В фуражке, шинелке с портупеей и мордой одношкольника Борьки Куприна. Борька был старше года на два, недавно откинулся с Тихоокеанского флота и сразу же написал заявление в милицию.
- Привет Васисуалий, - жизнерадостно поздоровался Борька-мент.
- Привет ментяра, заходи, а то избу выстудишь.

Васька провёл приятеля в кухню и, не спрашивая, поставил на газ чайник. Достал из сушилки пару чашек, одну из них сунул под нос Борьке.
- Ты ведь не поздоровкаться пришёл о Дзержинский моих очей? – Васька, разливая кипяток в кружки, подвинул товарищу заварник и сахарницу.
Васька достал с подоконника пепельницу, недавно они с отцом отвоевали у «квартирного начальства» право курить на кухне, чем в тайне оба гордились.

- И, да и нет Вася, - Борька скинул шинель и фуражку на вешалку и теперь сидел перед приятелем и, закладывая в стакан пятую ложку сахара, всеми силами приближал экономический кризис, - у меня Вася на тебя есть наколка. Ты случайно не в курсах, тут с месяц назад какие-то гопники примерно в двенадцать ночи напали на человека у пруда. В самом начале Крайпрудской, ты знаешь это место?
- Знаю, трави дальше, - Васька, человек-фреон, даже не пошевельнулся.

- Вась, а ты там часом мимо не проходил? Я поинтересовался, ты как раз робил во вторую смену. Может, что видел, слышал, а Вась?
- Нет, Боря, я ничего не видел, не слышал, мимо не проходил, на человеков не нападал. Ты пей чай-то, остынет же?
- Эх, Васька, не доверяешь ты мне, а почему? Ну, вспомни детство не золотое. Или я тебе ни разу не помогал, или ты ко мне, ни разу не обращался? В чём дело братуха? Тебе мешает форма?
- А хоть бы и так Боря. Я ж не знаю что у тебя под ней нынче. Раньше под рваным бушлатом был Борька Куприн, свой парень, а что сейчас?

- Я тебе так скажу Васька, флот и солёный океан из человека дерьмо вымачивают. И если уж я был когда-то Борькой, то им и останусь для своих парней. А наколку на тебя дал один из пострадавших. Так и сказал, мол, был налёт с целью ограбления. Их было трое, а налётчик один. Покалечил, забрал деньги, около ста пятидесяти рублей и ушёл в сторону посёлка. Я покумекал Вася, пропустил перед мысленным глазом всю местную брагу. Только ты у меня и получаешься. Ты ж в спецуре служил?

- Ну, служил, и чё? – Васька допил чай и теперь чтобы занять руки и нервы, споласкивал чашку.
- А то Вася, что человечек, которому стрясли башку, внук главного инженера ЗИЛа. А это брат по военным меркам ажно цельный генерал! Они, таких как мы, с тобой вагонами покупают.
- Может таких как ты, и покупают, - скривился Васька, - но у меня цена слишком высокая, не продаюсь. По крайней мере, пока. 
- И я не продаюсь Вася, не придирайся, но суть ты понял. Крутят меня на всех уровнях. Давай результат!
- Ну, вот и давай Боря, а я не при делах. И откуда у тебя инфа, что я служил в каких-то спецподразделениях? Обычный радист, каких много.
- Вась, не кипешуй, я, прежде чем идти к тебе, пробил твою армейку. Не буду углубляться, но если что вспомнишь, позвони мне?
- Эх, Куприн, тебе бы Борь сесть и написать свой «Гранатовый браслет» или про «Девочку со слоником», чем ты занимаешься матрос? Ладно, не заводись. Клянусь костями твоих предков, как только вспомню, так тут же пулей ломанусь на телефон. А по поводу пробоя моей армейки ты пузыри жопой не выдувай, радист я, так и записано, баста.
   
Борька ушёл, а Василий задумался. Обалдеть какие гопники красивые пошли?! Задумали дело, облажались, получили по соплям и тут же в ментуру сдаваться? Шок!
Васька лежал на спине и смотрел в потолок. На потолке появилась мокрая проталинка, она быстро расплывалась. Появились черты лица, глаза, нос. Васька смотрел зачарованно и тут же загадал, если узнаю лицо, значит, будет интересная встреча.

Однако вместо интересной встречи с кем-то там, произошла встреча с изрядным куском штукатурки. Большой пласт оной субстанции с грохотом рухнул на круглый стол, занимающий центр комнаты, разбив хрустальную цветочную вазу. А за ним радостно и освобождённо хлынули потоки грязной горячей воды.

Сосед сверху, мудрец и сука в одном лице, оказывается, уже давненько решил для себя проблему горячего водоснабжения, врезав обычный кран в радиатор центрального отопления. Вот сей кран, ввёрнутый кривыми руками ботаника, и вырвало к едрене матери.

Глава-24

Природа не терпит пустоты. Банальность скажете вы? Может и так, однако Васька в справедливости высказывания убедился на практике.
Вернувшись, домой с работы, он застал мать бледной и с прокушенной губой. Мать всегда была красавицей. Одни называли цыганкой, другие еврейкой. Впрочем, было в ней что-то и от той и от другой кровей.

Нынче же сорока двух летняя мать вдруг разом как-то осунулась, состарилась что ли? Похороны сына на неё повлияли или еще, какая беда, - неизвестно. Губы вокруг рта обметало сыпью, её постоянно тошнило. Васька, накануне бывший в гостях в онкоцентре, начинал думать о плохом. Его поражала выдержка отца. Вот хоть бы что! Никаких тебе эмоций, жалости…. Железный он что ли?

Наконец как-то вечером, когда все трое находились дома и смотрели по телику «Знатоков» с Томиным, Знаменским и Кибрит-Леждей, - Васька решил спросить: - мама, - он постарался, чтобы его голос был как можно мягче, - а может тебе сходить к врачу? Что ты всё маешься?

Мать с отцом переглянулись. Отец ухмыльнулся, а мама, глядя на супруга, сказала: - Наверное, уже пора Володя?
- Да что у вас тут происходит? – Васька психанул, - молчите себе как рыбы, а я, между прочим, тоже здесь живу, и мне не безразлично здоровье моей матери!
Отец слегка помялся, ушёл на кухню, закурил, и уже выглядывая в приоткрытую дверь, сказал: - тут сынок такое дело, ты только не падай. Скоро у тебя будет сестрёнка, а может и братик…

Васька хмыкнул и задал очень тупой вопрос: - Из детдома, что ли хотите взять?
И тут до него дошёл смысл сказанного. Кубики сложились в картинку. Рвота, плохое настроение, пигментация вокруг рта…. Шок!

***

Васька лежал на полу и, схватившись руками за голову, пытался умереть от боли. Серёгина вертушка прилетела точно в старый шрам, оставленный чехом, вернее чешским кирпичом на той злосчастной танцульке.


До дембеля оставалось дней двадцать, казалось бы, что человеку нужно от жизни? Балдей себе, да поджидай самолёт. Но фортуна распорядилась иначе. У нее, видите ли, свои планы.
Васька сидел в Ленинской комнате, слушал в пол-уха развлекаловку чешского канала и при помощи иголки выводил царапины на бляхе. Мысли были там, на Урале. Пиво, девчонки, мать с отцом…. Поздний вечер с субботы на воскресенье, отцы-командиры свинтили по лебедям, дежурный по части пьян в осипа и спит в каптёрке так, что даже второе пришествие Владимира Ильича его вряд ли разбудит.

Неожиданный шум снизу, заполошный крик дневального, - всё это вывело Ваську из блаженной нирваны. Бросив иглу и тюбик с осидолом на подоконник, дежурный накинул ремень, и привычным движением загнав складки за спину, поспешил вниз.
Открывшаяся его взору картина, ни коим образом не соответствовала его представлению о порядке и покое на вверенной территории.

На мраморном полу, прямо возле тумбочки дневального, сидели двое. Его годки, дембеля Мишка и Стас. Мишкино лицо, если тот растоптанный блин можно назвать лицом, представляло кровавое месиво. Стас же двумя руками держался за голову, из его коротких волос сквозь пальцы сползали струйки крови. Стас время от времени пытался рухнуть на пол, а дневальный молдаван Андрюха Господарь, ловил его и пытался привести в чувства.

- Что здесь происходит, - рявкнул Васька, пустил петуха, откашлялся и, воззрившись на молдавана, спросил уже тише: - Что?!
- В самоход бегали, к чехам пиво пить, - доложил дневальный, - походу возле клуба ****янок отхватили, сами знаете товарищ старшина, чехи щас дюже лютые. Оккупантами обзываются, чуть, что в драку лезут суки!

Мишка, как наименее пострадавший, поднялся на ноги, пошатнулся и схватился за тумбочку с телефоном: - Слышь Васо, мы мимо шли, никого не трогали. Чехи сами забуровили. Меня цепью отстегали, а Стасу кирпичом по голове досталось, я его половину дороги на себе волок. Блюёт и в обморок падает…

Васька думал не долго. Накопившаяся за последний месяц злоба, рвалась наружу. Если не разрядиться, порвёт изнутри. И чехам спускать нельзя. Почуют вольницу, и завтра на улицах тупо резать будут, как баранов бля…
Васька схватил трубку телефона, нажал кнопку вызова и, дождавшись ответа телефониста, бросил: - Парк дай, срочно! Парк? Гриня, ты? Срочно бэтэр на выезд! Жду!

Затем Васька повернулся к дневальному и рыкнул: - Отделение разведчиков, подъём, общий сбор по тревоге! Бегом сука, - задушу!!!
Через три минуты, когда рассказ Мишки смёл с заспанных разведчиков сонную одурь, под окном послышался рокот.
На броню грузились быстро, сноровисто. Миг, и боевая машина пёрнув выхлопом устремилась в сторону местного клуба.

В двухэтажном здании чешского клуба вовсю гремела музыка. Тут и там видны были смеющиеся и обжимающиеся парочки. БТР ворвался на площадку перед заведением, как демон смерти. Разведчики сноровисто попадали с брони на асфальт. А Васька уже подгонял. Бегом, за считанные секунды миновали холл, форсировали лестницу, ведущую на второй этаж в танцевальный зал.

В зале было довольно людно, человек сто парней и девчонок вальсировали по кругу. Звучал вальс вальсов «В парке Чаир». Вот же суки! – возмутился Васька, нашу музыку эксплуатируют. Щас я вам…

Заранее припасённый булыжник с разгону врезался в стоящий в кругу колонок на отдельном столике магнитофон. Музыка хрюкнула и прекратилась. Васька вышел вперёд, настал момент истины.
- Отделение, в одну шеренгу становись! Интервал три метра! Поясные ремни снять, к бою!

Мгновение и в зале воцарился сущий ад. Озверевшие разведчики, особым приёмом захлестнув ремни на запястья, пустили их в ход. Наступали дугой, потом дуга изломалась в клин. Теперь шли уже тевтонской свиньёй. Васька шёл впереди. Глаза заволокла кровавая пена, ремень не знал отдыха. Плечи, руки, ноги, головы. Головы, коротко стриженные и с распущенными длинными волосами. Удар, кровь, стон, падение…
Чехи, те, кто расторопнее, выпрыгивали в окна. Пару раз в Ваську врезались какие-то твёрдые предметы. Пусть! Не дам!

Потом, на следующий день и все последующие дни, в части работала военная прокуратура. Допросы, протоколы, угрозы…
- Кто вёл БТР?
- Какой БТР? Не было никакого БТРа товарищ капитан.
- Не ври мне сука, сгною…
- Честное комсомольское товарищ капитан, шли мимо, а тут нападение, сами знаете, они сейчас озверели, всех собак на нас вешают…
- Распустил вас Бахтей зверьё…

Чем бы всё закончилось, одному богу известно, не вмешайся тогда начальник разведки ЦГВ. Мытьём ли, катаньем ли, однако история вдруг сошла на нет, а Васька, уже и не чаявший увидеть Отечество, сел в самолёт и умчался домой, к маме.


Васька лежал на полу и, схватившись руками за голову, пытался умереть от боли. Серёгина вертушка прилетела точно в старый шрам, оставленный чехом, вернее чешским кирпичом на той злосчастной танцульке. Над ним суетился Серёга: - Слышь Васо, может водички принести, ты вставай, а то я твоей матери скажу…
- Не психуй, чего раскукарекался? – Васька приподнялся на локтях. В голове гудело, явь и былое сплетались в забавный хоровод.
- Жив я, чё ты суетишься, руку дай…

Глава-25

Ещё с вечера Васька нагладил брюки и светлую рубашку с коротким рукавом. Нести транспарант на первомайской демонстрации, это ж, какая ответственность?! Тем более если за ту ответственность дают два отгула…
Праздничные гаишники в белых рубахах задорно перекрывали дороги и до Рабочего посёлка, - старта всех демонстраций, пришлось добираться пешком.

В Рабочем все улицы и переулки исконно были распределены за цехами и службами Ленинского завода. Давненько Васька не бывал на демонстрациях. Последний раз ещё пацаном ехал на отцовских плечах.
Васькин цех собирался в проулке у «Горного хрусталя», кабак по случаю праздника был заколочен наглухо.
Тут и там кучковались группы пролетариев, временно примкнувших к ним маргиналов и люмпенов. Первое мая, это ещё и повод попить водки, а у кого не хватит на водку, так вон она брага, в каждой уважающей себя ячейке общества.

Васька поздоровался с Михалычем, из-за цеховой машины, украшенной какой-то фанерной халабудой, в форме серпо-молота, - вышел Вариян.
- Хо-хо! Привет подрастающему молодому поколену! – Вартан был чуть подшофе, - Василий, а слабо тебе, как руководителю подразделения, выпить рюмку с начальством?
Михалыч уже наливал в эмалированную кружку напиток времён и народов, откуда ни возьмись, появился «А»: - Меня возьмите, - закричал Евгений Палыч…

Предцехкома, Лариса Поносова раздавала желающим флажки, шарики и какие-то странные веники из крашеного поролона, символизирующие собой цветы весны и мира. Низко, почти над самыми крышами пролетел самолёт кукурузник. Из него как из худой задницы, хлынул водопад листовок. Васька поймал одну из них. Там оказалась целая подшивка. Маленькие, размером со страницу отрывного календаря. На первой, конечно же, поздравлялка. А дальше самый натуральный песенник, с подборкой всего советского репертуара.

Прибежал Серега, в его руках было штук тридцать воздушных шаров всевозможной формы. – Привет бандитская морда! А я на стадион бегал, шары гелием надувал. Держите кто-нибудь, а то я щас улетю.

Откуда-то с крыши послышался громкий треск, сипение, два мощных выперда и вдруг музыка! Громко, на всю улицу, - «Утро красит нежным цветом, стены древнего кремля»
Толпа зашевелилась, передние колонны, ведомые старыми мудрыми баранами, двинулись в путь. Минута, другая и Васькин цех, пристроившись в кильватерную струю, зашагал к победе очень коммунистического труда.

До Октябрьской площади добрались уже «тёплыми». По дороге к ним пристал Миша Коровцев, главный комсорг был весел, жизнерадостен и благоухал вином. А с трибуны вещал секретарь обкома.
Миша тактично похлопал в ладоши и сказал, обращаясь к Ваське: - Вот к нему и пойдём мы с тобой камсюк сразу после праздников.
- К кому? – Васька удивился.
- К Борис Всеволодовичу, ты чё глухой?
- А зачем, Миша?
- За хлебом, всё тебе выложи…

К их разговору уже прислушивались Михалыч, «А» и Вариян. А Миша, как ни в чём не бывало, продолжил: - Есть мнение, что ты Мысягин вырос из шортов, пора тебя брат двигать. Честно говоря, завидую тебе. Это рулетка, кому как упадёт. Из нашего бюро, да что там бюро, из завода, в конторе человек двадцать училось, не больше.
Вариян, кажется, уже начинал догадываться, армянин улыбался. А Миша, чтобы перестать мучить Ваську, наконец, признался: - Ладно, не майся комсорг. Решено ходатайствовать перед Борей, с тем, чтобы отправить тебя в ВПШ по комсомольской путёвке.

Вечером во дворе была знатная пьянка. Взрослые, так Васька по привычке называл родителей и соседей, вытащили во двор столы, быстро накрыли их. Кто-то нёс кастрюлю с бражкой, другой пёр бидон самогона. Простые закуски, для простых людей.
Дядя Петя Кудрин вынес гармонь, и веселуха понеслась!

К часу ночи перепились почти все. А гуляло без малого человек сорок. Уже пустили кому-то кровя, уже тётя Тома унесла на плече своего подгулявшего мужа дядю Лёню. Дядя Лёня брыкался и пытался вырваться, но не так-то просто вырваться из рук бригадирши путейских рабочих. Которая в одиночку голыми руками передвигала железнодорожную стрелку.
- Убью сучка! – кричал дядя Лёня.
- Убьёшь милый,  обязательно убьёшь мой хороший, вот сейчас пописяем и баиньки - добродушно отзывалась супруга.

Васькины родители сидели дома, пробавлялись чайком и со смехом наблюдали в окно за гульбищем соседей. Васька не первый раз удивился твёрдости характеров отца и матери. Ведь спивались в хлам, ан нет, как-то спрыгнули с зелёного змия.  Эх, дай бы бог навсегда…

Глава-26

Старики, наверное, помнят те незабываемые времена, когда каждое подразделение страны советов, просто обязано было иметь своего личного ударника. Не путать с барабанщиками. Так родились дяденька Стаханов, Паша Ангелина и Робин Бобин Барабек…

Брали незапятнанного и незамутнённого, а главное верного курсу партии Ленина человечишку и делали из него Ударника.
Механизм прост, как педикулёз. Будущему стакановцу подгоняют только первую смену (производительность выше, ибо биоритмы) дают лучшую работу, при которой выработка мегатонная, а расценки Дюпоновски расточительные.  На него горбатится вся «подготовка производства», лучший инструмент ясен пень, ему. И вот уже переходящая красная тряпочка гордо полощется на его только что вымытом стиральным порошком ДИП500.

Далее идут фото в заводских многотиражках, архитектурно-важное стояние на трибунах, и кульминация, - депутатский мандат. Его уже не зовут, - эй, Вовка! Его величают Владимир Петрович. Начальник цеха с ним заигрывает, в тайне помышляя о том дне, когда ударник склеит брезентовые ботинки. Но вслух Величает, ибо змея укусила жопу войдя в созвездие Неприкосновенности!

Так было и с Васькиным соседом, дядей Володей Вафлиным. Жил себе человечишко, тихий, начальствопослушный, робкий, и вдруг!
Дядя Вова стал таки ударником. Его фейс засветили в «Мотовилихинском рабочем», дали новенький «Москвич», зарплата понятно выросла в разы. Появился новый продолжатель славных дел, правда, пока не депутат,  но соль земли однозначно. И тут же умер нормальный мужик дядя Вова Вафлин.

После того случая, когда дядя Вова писдил горячую воду из радиатора центрального отопления, отец пошёл на разборки.
Диалог состоялся в подъезде, стахановец не пожелал пускать в свой дом всякое чмо.
- Володя, ты хоть понимаешь, что мог кого-то убить? – увещевал Васькин отец, - а если бы та штукатурка упала мне или матери на башку?
- Ты меня не учи жизни Вова, - отвечал Вафлин, включая ударника, - скажи, сколько я тебе должен и ****уй лесом…

Володя Вафлин, осенённый кумачом, совсем забыл, что разговаривать в подобном ключе с Васькиным родителем не рекомендует Минздрав. Но пламя в его груди, раздутое победизмом и личными пидарастическими наклонностями, диктовало иное. Поставить на место зарвавшуюся сявку!

Тут бы оговориться о том, что Васькиного батю знает минимум половина города. Старый заслуженный акробат, пришедший в сей вид спорта ещё в те времена, когда акробатика была цирковым искусством. Росший вместе с акробатикой, носивший знамя РСФСР на спартакиадах народов СССР перед трибунами мавзолея. Воспитавший столько чемпионов и хороших людей, сколько смогли вместить тридцать два года служения спорту.
Вот этому человеку Вафлин сказал – ****уй.

- Володя, я, конечно, у****ую, но не обессудь. Когда будет горько, вспомни меня, своего соседа, вспомни, как мы с тобой вместе строили этот дом. Как у нас рождались дети. Но главное не забудь вот это своё ****уй…
- ****уй Вова, я всё сказал, - тон Вафлина был развязан по-барски, - и постарайся не попадаться мне на глаза. Посажу…
- Эх, Володя, - Васькин отец горько усмехнулся, - ладно, бог тебе судья, пойду пивка возьму. Свеженькое привезли, ледяное. И народу никого. Бывай.

После этого диалога Васькин отец искурил полпачки сигарет, и, наконец, решившись, вышел из дому. Через десять минут, сделав пару звонков с телефона находящегося в поселковой бане, он сидел на лавке у подъезда.
Минут через пять ожидания, из подъезда вышел Володя Вафлин и торжественно продефилировал в магазин. Любил Володя водочку, а водочка Володю. Такая вот обоюдная любовь. Но больше всего на свете ударник Вафлин обожал пиво. Сей продукт, действовал на него как валерьянка на кота.

Дядя Вафлин сидел в школьном сквере рядом с магазином и умильно поглядывал на полупустой бидон с «Жигулёвским», когда к нему подошли два красивых советских милиционера.
- Добрый день, распиваем? – милиционер неприятно посмотрел на ударника, - а это случайно, не школьная ли территория?
Вафлин, разогретый пивком и чекушкой беленькой не глядя, буркнул: - свали, не подаю…
- Зато мы подаём, - радостно ответил второй милиционер, взяв стахановца под локоток.
- Забери руки чмо, - рявкнул Вафлин и осёкся, но было поздно…

Из вытрезвителя его отпускали на другой день, и не утром (чтобы не успел на работу) а днём, в районе обеда. Наличность передовика и соли земли уральской, украшал замечательный синяк-маска, а-ля Фантомас. Карманы были пусты, один носок утрачен.
А ещё через пару дней флажок ударника откочевал к более достойному представителю славного рабочего класса Мотовилихи. С того дня начался закат Вовы Вафлина, дутого передовика и пакостника. У нас ведь как? Ежели кого поднять, то пара-тройка человек, пожалуй, найдутся, но уж если закапывать, то всем миром выйдем, в выходной, бесплатно…

Глава-27

В воскресенье Васька встал ни свет ни заря. Сегодня же «массовка», два цеха-сателлита на зафрахтованном теплоходе едут отдыхать. Будет музыка, водка, девчонки. Ну а чё бы не оторваться, контора платит.
Васька быстро умылся, оделся и в надежде успеть первым, бросился к другу Сереге. Однако на улице его постигло разочарование. Друг сидел на лавке возле подъезда и от нечего делать дрессировал приблудного щенка.

- Привет раностав!
- Сам привет, - хмуро бросил Серега, - чё долго, я тут уже минут тридцать сижу.
Проходя мимо гастронома, Васька обратил внимание на изрядную очередь. С прилавков начали пропадать продукты. Куда? В стране победившего совхозника и раньше было не важно с товарами первой необходимости, но это воспринималось спокойно. Нету, потому что нету! Однако последнее время ситуация перешла в пике. В стране что-то готовилось. Уже сказывалась нехватка того или иного продукта, и на заводе уже начали давать продуктовые наборы. Странно?!

Сегодня автор, переживший все перестройки и измы, понимает. Столица, а именно правительство уже тогда летом знало, что четырежды герою, «целиннику» и другу доярок всея Руси, до «пепельницы» осталось ***наны. Но тогда народ недоумевал. Куда девалось масло, почему с ним такие перебои, где колбаса? Коровы перестали доиться, а быков СССР постигла массовая импотенция?

Васька с Серегой остановились и в это время двери магазина нехотя распахнулись. Толпа традиционно голодных земляков с задорным матом ломанулась к прилавкам. Парни вошли в торговый зал. Толпа, радостно галдя, занимала очередь в колбасный и молочный отделы.
Друзья прошли к сиротливому прилавку со стеклянными конусами и автоматической мойкой для стаканов.

- Тётя Вера, дай две пачки Дымка и два стакана томатного, - попросил Васька. Соседка тётя Вера молча налила сок, подвинула парням майонезную банку с чайными ложками, наполовину наполненную мутной подозрительной водой и банку с солью. Металлический рубль с Лениным, указующим дланью на время открытия вино-водочного отдела, исчез. Взамен на прилавок сиротливо дренькнув упали сорок восемь копеек сдачи.
Серёга, чтобы не отстать от друга, взял две фруктовые мороженки по семь копеек и гордо поставил одну под нос Ваське. Типа угощаю…

Скоро, очень скоро в магазинах появится водка «Андроповка», а вместе с ней серые личности, изымающие из очереди граждан, упоминающих это название вслух.
Будут подсадные пассажиры в поездах дальнего следования, пресекающие вольности РайХеров и им подобных. Осталось каких-то пять месяцев. Но кто об этом знает?

Васька и Серега, поедая «фанерными» палочками дешёвое фруктовое мороженое, направились на автобусную остановку. Не смотря на выходной день, автобус пришлось брать штурмом. Уже ввели компостеры и абонементы, и упразднили кондукторов. Ну а хреналь? Экономика должна быть экономной, и ниибёт ни разу.
Это была Серегина идея. Берётся блюдечко с водой, в которое замачиваются собранные на остановке проклоцанные абонементы. Затем раскалённый утюг делает своё чёрное дело и новенький, только что с конвейера абонемент готов к употреблению.

До Перми-1 доехали без приключений. На набережной было многолюдно. Прогулочный воскресный народ, чему-то дурацки радуясь, дефилировал вдоль Камы.
«Фёдор Гладков» зафрахтованный руководством ЗИЛа для увеселения ударных цехов, стоял под парами, гремела музыка, сильно хотелось водки.

Через пару часов на корыте, плывущем в сторону Каспия, шумел пир горой. Буфеты работали на перегрузку. Водка, пиво и красное винище лились рекой. Два пьяных в смерть предцехкома пытались навести порядок и соблюсти рамки, но тщетно. Народ разбился по интересам. Кто-то отрывался на танцевальной площадке, иные, рассевшись на лавочках вдоль леера, любовались красотами и трубили зорю в пивные бутылки.

Васька, изрядно пьяный, но пока ещё соображающий, спустился на нижнюю палубу. Разболелась голова, хотелось одного, - спать. Попав в тесный коридор с каютами, он дёрнул первую попавшуюся дверь. Картина, открывшаяся его взору, была заурядна, но по-своему замечательна. Ибо на ней были изображены известные персонажи.

На койке, раскинувшись на спине, лежала Лиза Васильевна, главбух цеха. А на ней, явив миру огромную волосатую жопу, скакал не на шутку разъярённый Михалыч. Его жопа, покрытая буйной тропической растительностью, мерно туда-обратно, колыхалась, выполняя свою работу. На правой булке красовалось большое родимое пятно в форме Эстонии…

Васька посмотрел несколько секунд на действо, пьяно удивился темпераменту старшего мастера и тихонько дал задний ход.
Серёга стоял на верхней палубе в гордом одиночестве и зычно с русским размахом блевал в Каму. Резвые чайки с криками налетали ёбнутыми Юнкерсами и с волны подхватывали царское угощение. С танцплощадки доносилась музыка и гогот сотни глоток.

Глава-28

Васька пришёл во вторую смену и первое, что увидел, это парус из нержавейки. Витька сварной, вырезав, из вулканитового круга округлый стержень, зажал его в дрель и теперь кропотливо, сантиметр за сантиметром, покрывал нержавку рисунком, именуемым, мороз.
Парень хотел, было поинтересоваться на предмет шабашки, но сердце нехорошо ёкнуло.
Предчувствия оправдались. Рядом с Витькой на верстаке лежала эбонитовая рамка, в которой под оргстеклом улыбалась Люся.

В этот день, едва дождавшись ухода высокого начальства, Васька вскрыл материальную кладовую, и, найдя литровую банку с ректификатом, нажрался в смерть.
До конца смены он проспал буратиновым поленом в комнате мастеров. Серёга, который единственный был в курсе любовных дел друга, сделал всё для того, чтобы Ваську не трогали. Справедливо рассудив, что может быть этот литр спиртяги сегодня дороже бочки импортного корвалола.

Последующие дни Васька в сознании не фиксировал, а вернее всего это само сознание, без Васькиного участия распорядилось так. К чему молодому двадцатилетнему парню такие душевные тяжести? Забыть, немедленно и навсегда. Васька понимал, что навсегда не получится, но как-то стереть всё же надо. Как?! И тут у проститутки судьбы очередной раз прохудился её мешок с ништяками.


Подпольная секция карате доживала свои последние дни. Народ потихонечку рассасывался по ведомственным клубам. Очевидно, что в мире рукоприкладств намечалось потепление. Ребята всё так же собирались три раза в неделю и под руководством сенсея Вадика осваивали вражеские ужимки и прыжки.

Васька втянулся, оказалось, что после рукопашки очень даже легко переучиваться в каратека. Уже не болели «порванные» на растяжках связки и сухожилия. Он запросто садился как на продольный, так и на поперечный шпагаты. Ударная и бросковая техника были на высоте. На любовном фронте было затишье. Либидо и эго пришли к некому внутреннему соглашению и не беспокоили парня по пустякам. Удивительно быстро забылась Люся, словно и не было этого увлечения. Даже не саднило.

А дома был содом. В одну прекрасную ночь, матери стало «плохо» и отец, вызвав скорую, отправил её в роддом. Оттуда, через пять дней они вернулись с маленькой сморщенной старушонкой, - Васькиной сестрой.
Теперь настойчивый требовательный писк и ночные брожения матери (Баю-баюшки-баю) стали делом нормальным и привычным.

В пятницу как обычно в половине седьмого вечера собрались на тренировку. Однако вместо Вадика появился его ближайший друг и сэмпай, то бишь старший ученик, Паша: - Ну что мафия, готовы к тренировке? – Паша был явно чем-то расстроен, - а её и не будет. Кто-то нас сдал, прикрываем конторку. Вчера директриса так и сказала, - баста карапузики, кончилися танцы…

В расстроенных чувствах расходились молодые люди. Васька шёл и ломал голову, чем занять себя в последующие выходные? Как вдруг его догнали трое: - Эй, каратюга, подожди, - конечно, заводила опять же Серега. Вот человеку неймётся.
- Чё опять удумал? – Васька с интересом посмотрел на троицу.
- Пошли с нами старшина, не пожалеешь, - Серега с хитрой мордой посмотрел на друга, - вон у Валерки баня топится, сейчас возьмём к бане что положено, посидим, попаримся?

Посидим-попаримся, затянулось до трёх часов ночи. Как водится взятого не хватило, и бегали в синдикат. Валеркин дом находился на угоре, возле самого пруда. Парились и по дощатым мосткам разгорячённые сбегали к пруду. С разгону падали в холодную воду. Потом Валерка принёс из дому гитару. Пиле водку с пивом, базланили песни. Кто-то пытался их урезонивать. Этим кто-то оказался Валеркин сосед, напоили и его, да так, что через час орал громче всех, а родную жену не узнал и послал по известному адресу.

Вырубались, кого, где настигло. Серёга, как самый хитрый спал в предбаннике на широкой лавке. Остальные в летней деревянной беседке прямо на дощатом полу. Васька проснулся от утреннего холода поднимающегося с пруда. Глянул на часы, полпятого утра. Комары зверели, воздух гудел и раскачивался от их мерзкого писка.

Васька нашёл непочатую бутылку «Жигулёвского», открыл её о край скамьи и с удовольствием высосал в одного. Потом на непослушных ногах осторожно спустился к пруду и обалдел. В каких-то трёх метрах прямо перед ним из воды выходила совершенно голая девка!

Высокая, наверное, под метр восемьдесят. Развитые плечи не то пловчихи, не то баскетболистки. Крупная, чуть зависающая грудь вызывающе оттягивалась при ходьбе и подпрыгивала обратно. Соски от прохладной воды отвердели и нагло взирали на утренний мир. Капельки воды, собираясь в ручеек, стекали вниз и оставляли пробор на светлых волосиках. Красивая? Скорее да, чем нет.

Васька увидел девчонку, а девчонка увидела его. Секундное замешательство, а затем голос. Волнующий, с хрипотцой: - Ну, что, так и будешь пялиться или дашь выйти из воды и одеться? Отвернись хоть…
Васька быстро отвернулся, сзади него послышался плеск воды и через мгновение тот же голос произнёс: - Можно уже…

- Чего можно? – Васька пребывал в лёгкой прострации.
Звонкий смех и пригоршня ледяной воды на спину привели его в чувство. Васька подпрыгнул и обернулся. Девчонка уже накинула на себя лёгкий халат, который старательно прилип к влажному телу, не скрывая, но подчёркивая все выпуклости и впуклости. При желании Васька мог видеть всё что хотел, и видел, провались оно пропадом.

- Ну и морда у вас товарищ, - девчонка расхохоталась, - хоть бы умылся. Всю ночь хулиганили, людям спать не дали.
Васька послушно шагнул в воду, тело обожгло холодом. Он пересилил себя и нырнул. Когда воздух в лёгких закончился, он вынырнул и, отдышавшись, поплыл. Через пару минут он вышел на берег, девчонка не ушла.

- Ну, как полегчало? – её глаза смеялись.
- Терпимо, видимо жить буду, разве что не долго, - улыбаясь, ответил Васька.
- Меня Ириной звать, - не дожидаясь расспросов, сказала девчонка.
- А меня Васькой, Василием, поправился парень.
- Ну, этот секрет известен всей округе, - девчонка расхохоталась, - ты так громко орал об этом ночью, что глухонемые во сне ворочались…

Удивительно, но Ваське с новой знакомой было так легко и свободно, словно он знал её всю жизнь. Ни какой тебе скованности, только желание, пусть дольше не уходит. Оно и понятно, природа не терпит пустоты, и при удобном случае тут же заполняет вакантную нишу. Так случилось и в данном конкретном случае.

- А пошли сегодня вечером в кино? – Васька притих в ожидании ответа.
- А пошли, - точно так же легко согласилась Ирина.
- Тогда где и во сколько встречаемся?
- А ты сюда же и приходи, часиков в восемь, - Ирина выжидательно посмотрела на Ваську.
- Годится!

Не прощаясь со спящими друзьями, Васька быстро оделся и пошёл домой отсыпаться. На душе было легко и радостно. Жизнь сулила новые горизонты и потрясения. Впереди были долгие годы-вёрсты становления. Впереди было одиннадцатое ноября, где смерть бессменного бровеносца ознаменует начало новой эпохи, а страна рухнет в незабываемый и самый великолепный хаос. Впереди была жизнь.

От сада Свердлова, пугая звонком, утренний воздух отошёл первый трамвай, проехала поливальная машина, где-то брякнула дверь. Субботнее Отечество, потягиваясь, зевая и задорно попёрдывая, просыпалось к жизни.   

08 ноября, 2009г.