Степнов погасил свет в гостиничном номере. Высокие арочные окна, наполовину закрытые тяжёлыми портьерами, сразу стали прозрачными. Сквозь них проглядывала балтийская даль. «Гранд отель» стоял на берегу моря, отделяемый от воды узкой полоской песчаного пляжа. Когда-то здесь в жаркие летние дни резвились в воде и нежились под солнцем отдыхающие, но море потеряло безопасную чистоту, и сегодня купаться было запрещено. Справа от отеля, далеко в море, на несколько сотен метров, уходил пассажирский причал. Море в этих местах не глубокое и пологое песчаное дно не позволяло кораблям подходить близко к берегу.
«Гранд отель», в котором Александр Скробач поселил гостя, был похож на огромный старинный аристократический английский дом. Просторные гостиничные номера с высоченными потолками, массивными люстрами и огромными окнами, антикварной мебелью и ковром на полу навевали мысль о призраках, бродивших по старинным замкам.
«Скробач решил удивить русского парня, - усмехнулся Степнов. – Надо сказать, ему это удалось. Гостиницы в России – дрянь, рассчитаны на массового туриста из глубинки. Номера похожи на комнаты в коммунальных квартирах с дешёвой мебелью, изготовленной заключенными в цехах ГУИН».
Степнов пошёл в туалетную комнату, принял душ и хотел было приземлиться на кровать, но решил пройтись перед сном по вечернему Сопоту. Выйдя из гостиницы, он направился к причалу, где прогуливались или стояли праздные люди. Они пришли к морю посмотреть на лунную дорожку, протянувшуюся от берега до самой Луны, вынырнувшей из моря, чтобы почувствовать себя в связи с космическими силами.
Чем дальше в море по причалу уходил Степнов, тем больше крепчал прохладный ветер. Степнов, одетый в лёгкую летнюю рубашку, зябко поёжился и, не пройдя по причалу и половины его длинны, повернул назад.
Сопот, один из трёх городов поморского трёхместья Гданьск-Гдыня-Сопот, развивался, как развлекательный центр. Здесь, в Лесной опере проходили ежегодные международные конкурсы песни социалистических стран. По дороге из аэропорта в отель Скробач остановил автомобиль возле Лесной оперы с намерением поразить воображение русского гостя. На Степнова театр под открытым небом не произвел особого впечатления. Что-то подобное он видел на Певческом поле в Таллинне и в курортных городках российского побережья Чёрного моря. Похвалив для порядка местоположение Лесной оперы, удачно вписанной в сосняк на склоне песчаного холма, Степнов хорошо отозвался и о польской певице Анне Герман, популярной в России, а недавно подарившей российскому зрителю очередной шлягер «Светит незнакомая звезда..»
- Она из Польши? Не слышал про такую, - отозвался Скробач, чем не мало удивил Степнова.
Ночной Сопот бурлил. С намёком на сомнительные удовольствия подмигивали огнями кафе, казино, рестораны и бары. Музыка, вырываясь из открытых дверей и окон увеселительных заведений, металась по ярко освещённым улицам курортного городка. Пьяные на удивление не встречались. Обойдя центр городка, Степнов направился в сторону отеля напрямик и заблудился. Он оказался на тихой улочке, вдоль которой тянулись небольшие одно- и двухэтажные дома, обвитые плющом. Окна домов слабо светились, излучая уют и покой. В конце улицы Степнов обратил внимание на яркие окна полуподвального помещения серого невзрачного дома. За стеклом в танце беззвучно кружились пары. Сначала Степнов не понял, что необычного было в этих танцующих парах, и вдруг до него дошло – пары были мужские. Внутри заметили любопытствующего мужчину. Один из танцующих, толстенький, в чёрном костюме и голубой рубашке в розовый горошек махнул Степнову рукой – входи! Подчиняясь бессознательному влечению, Степнов спустился по ступенькам к входу и вошёл в бар. Ему показалось странным отсутствие охранника и вывески на входе. В помещении удушливо пахло сигаретным дымом, алкоголем, духами и едва уловимо – мужским потом. Из музыкального ящика лились звуки медленного фокстрота. На вошедшего с улицы никто не обратил внимания. Постояв пару минут у входа, Степнов хотел было уйти, но к нему стремительно подбежал толстенький мужчина, недавно манивший его в бар. Он стал что-то быстро говорить по-польски:
- I am from Russia! – перебил говорливого поляка Степнов .
Толстенький рассмеялся и потянул его к барной стойке. Говорун вновь затараторил по-польски. Степнов различал лишь шипящие звуки. Наконец бармену надоело слушать говоруна. Он поставил стакан, который, как казалось, хотел протереть салфеткой до дыр, и обратился к новому посетителю:
- Добро пожаловать в Речь Посполиту! Что вас занесло в наш голубой клуб? Желания или простое любопытство? Вы профессионал или хотите попробовать «клубнички» в первый раз? У нас мальчик стоит сто долларов в час. Здесь на втором этаже есть комнаты. Если на выезд, то цена удваивается. Вы где поселились?
- В Гранд отеле! – автоматически ответил Степнов.
- О! Богатый человек! – с уважением произнёс бармен, пододвинул к собеседнику стакан и плеснул в него виски. – За счёт заведения!
Пока Степнов тянул из стакана виски, завязался разговор. Бармен оказался москвичом, несколько лет назад приехавшим в Гданьск по кооперативным делам и оставшимся здесь. В России ему надоело преследование общественности и властей за нетрадиционную ориентацию. Борцы за нравственность грозились отдать его под суд. Польские «голуби» помогли собрату решить проблемы с эмиграционной службой, местом жительства и работой. Голубое братство своих в беде не бросает.
- Говорят, в России началась перестройка. Неужели красные решили отдать власть? Что-то плохо верится. Перекраситься в другие цвета – это они могут. Измениться – никогда! Вот, когда я услышу, что в России признали голубых, только тогда поверю в перестройку, - звонил со своей колокольни бармен.
- Так нужен мальчик или нет? – спохватился он.
- Сегодня нет. Зайду завтра, - пообещал Степнов и покинул голубое заведение.
По дороге Степнов встретил группу молодых людей, с виду пьяных, так их пошатывало, но совершенно без запаха спиртного и пива. «Неужели, наркоманы на свободе?» - испугался он и шарахнулся в сторону, пропуская молодёжь.
Утром за Степновым приехал Скробач и повёз на приём к первому секретарю Гдыньского комитета ПОРП. Ещё вчера, проезжая через центр Гданьска возле костёла Святой Марии, Степнов обратил внимание на группы людей, бегающих по площади с плакатами, на которых он мог прочитать и понять только одну надпись «Солидарность».
В России лидер профсоюза Гданьской судоверфи «Солидарность» Лех Валенса был хорошо известен. Символ антикоммунизма, лауреат Нобелевской премии мира, прекрасный оратор, бесстрашный борец за свободу из рабочей среды, Лех Валенса вызывал симпатию кой у кого и в советской России.
- Что происходит? –поинтересовался Степнов.
- Я договорился на завтра о встрече с секретарём ПОРП, моим хорошим знакомым, там и поговорим о политике, - ушёл от ответа Скробач.
Партийный секретарь, худощавый мужчина средних лет, говорил по телефону, глядя в окно, словно ждал чьего-то появления. Увидев входящих гостей, он бросил трубку и поздоровался на хорошем русском языке.
- Замучили телефонными звонками старые коммунисты. Требуют раздать оружие, что бы уничтожить контрреволюционную сволочь, выползшую на улицы, - рассмеялся секретарь.- Как обстоят дела в России?
Степнов не понял весёлого настроения польского коммуниста. Народный бунт созрел и стал прорываться наружу. Чем это кончится, предсказать было не трудно – как всегда, кровью.
- Горбачёв провозгласил гласность. Теперь в России можно говорить всё, что угодно, и о ком угодно. Достаётся всем - и нашим, и вашим, - начал Степнов.
– Сегодня слово «Гласность» у нас, как у вас слово «Солидарность» - символы демократизации общественной жизни.
- Только разница между ними существенная: «Гласность» – слово, а «Солидарность» – дело! – вставил секретарь.
- В России слово часто производит больший эффект, чем дело, - отпарировал Степнов. – Русский человек больше живёт иллюзиями, чем реальностью.
- Значит, вас ждёт то же самое, что и нас, только попозже - реальная борьба за власть, кровь, разруха и возвращение в мир капитализма, где «человек человеку волк».
- Может быть, это лучше, чем стая волков, стерегущая овечье стадо? – неожиданно для себя самого задал вопрос Степнов.
– Люди не хотят быть овцами.
- Кого вы считаете волками? – удивлённо уставился на Степнова поляк.
- Сталина и неосталинистов!
На столе вновь зазвонил телефон. Секретарь взял трубку и, временами морщась, молча выслушивал абонента на другом конце провода, пока из трубки не раздались короткие гудки. Бросив трубку на телефонную подставку, секретарь извиняющимся тоном произнёс:
- К сожалению, не могу дальше продолжить нашу острую дискуссию. Надо срочно выехать в одно место, охладить горячие головы. Скажу честно, что меня удивила ваша идеологическая платформа.