Сижу на неровном грязном полу в угловатой съёмной квартире, заполненной чужими запахами и режущими звуками, въёбанная какой-то наркотой, которую принесла в наш «гостеприимный» дом очередная малознакомая девица. Из балконной щели сквозит, неприятно отдавая тягучим морозом декабря и наступающим Новым годом. Холодно. Я голая – был секс. Не чувствую собственных зубов, зато отлично чувствую, как болят глаза: красные, прикрытые, будто специально пытающиеся спрятать расширенные зрачки. Лихорадит невозможно, дышать становится сложнее, забывать становится легче. Где-то там, за окном, - Питер. Мрачный, огромный Питер. Не только вдохновляющий, но и дающий возможность закинуться всем тем, чем захочется: таблетки, порошки, гашиш, ЛСД, - всё за ваши деньги. Для любителей экстремального счастья есть что потяжелее: кто платит – тот и заказывает себе смерть. Закон, по которому живут некоторые вечно весёлые, странно улыбчивые жители больших городов. Кто-то шепчет мне: «Милая, добрая девочка, что с тобой стало?..» Я оглядываюсь на милую добрую девочку и натыкаюсь на обдолбанную наркотиками лесбиянку, существующую по каким-то искорёженным правилам, которые она установила сама для себя, будто в оправдание этих опущенных трясущихся рук, бездумных взглядов и страха сдохнуть в одиночестве в одной из миллиона таких нелепых неуютных квартир. Голова кружится, когда я закрываю глаза, и помимо моей воли мозг, накачанный галлюциногенами, вытаскивает их архивов давно похеренной души воспоминания из прошлого.
Мне 6 лет. Новый год. Я так ждала его! Читаю стихотворение в детском саду, на меня устремлены несколько десятков детских и взрослых глаз. Запинаюсь, Снегурочка услужливо подсовывает в маленькие ладони мандарин, и я, несколько ободрённая, рассказываю про «зайчиков-хлопушек», сидя на коленях у сказочного Деда Мороза. Получаю долгожданный подарок, и, уступая место следующему ребёнку, с нетерпением разрываю коробку с конфетами, вертя в руках «Белочек» и «Буревестников». Потом будет ёлка и валенки под ней, тёплый мамин голос и искренняя вера в то, что когда я наконец-то вырасту, всё будет очень, очень хорошо…
Мне 10 лет. Я не люблю математику и люблю играть со своими друзьями во дворе. Я прошу родителей взять щенка, но они отказываются, и я, расплакавшись от обиды, закрываюсь в комнате, чтобы доказать свою обиду всему миру. Мне кажется, что когда я стану взрослой, всё будет совсем по-другому: я заведу собаку и буду счастлива. Моё будущее – светлое и незамутнённое проблемами. Иначе просто не может быть.
Мне 13 лет. Я впервые в жизни влюблена – в своего одноклассника. По всем законам жанра он не отвечает мне взаимностью. Я пишу примитивные стихи с рифмой «целуешь-забудешь» и мучаюсь от неразделённой любви. Мне кажется, что это навсегда, что я уже никого не смогу так любить. Я читаю энциклопедии для девочек в надежде найти совет, который поможет мне добиться расположения одноклассника и рассказываю о своих чувствах лучшей подруге. Она понимает меня так, как могут понимать лучшие подруги только в 13 лет.
Мне 15 лет. Мой первый поцелуй случился на лестнице и не оправдал ожиданий: пока шестнадцатилетний подросток с усердием орудовал языком у меня во рту, я разглядывала ступеньки и думала о том, что, наверное, на ужин мама, как и обещала, сделает блины.
Мне 17 лет. Я узнала что такое «напиваться в хлам» дешёвым пивом и блевать в туалете, а затем приходить домой и делать вид, что всё нормально. Я уже научилась аккуратно убирать мужские руки, которые так и норовят расстегнуть ширинку на джинсах и снять с меня лифчик. Я уже знаю, что такое поцелуи с женщинами. У меня есть подруга. Которую я, по словам своей мамы, «люблю подозрительно не по-дружески», которую я, как выяснится впоследствии, действительно люблю. Так, как никого и никогда до сих пор. А ещё мне по-прежнему чудится, что впереди – целая жизнь, что я успею сделать всё и непременно достигну многого.
Мне 18 лет. Я учусь на филологическом факультете в педагогическом институте. Я курю и не понимаю, что делаю в маленьком забытом богом городке, который можно обойти за несколько часов. Мне тесно и скучно, я мечтаю о Питере и о Праге, как о далёком оплоте потенциальных возможностей и непокорённых горизонтов. Я почти уверена в том, что мегаполис ждёт меня и обязательно примет в свои многочисленные проспекты, разбавив моё провинциальное одиночество станциями метро.
Мне 19 лет. Я нахожусь в одном из закрытых питерских клубов. Под ритмы музыки я соприкасаюсь телами с абсолютно незнакомой девушкой и впускаю в эти прикосновения похоть жаждущей секса сучки, которой являюсь я сама. Вожделеющие взгляды танцуют бок о бок со мной, жадно впиваясь в её тонкие длинные пальцы и мимолётные улыбки. Утром, невыспавшаяся и уставшая, я еду в метро рядом с такими же безликими, ищущими радостной эйфории в клубах, тусовщиками. Укутываюсь в шерстяное одеяло, неосознанно желая отгородиться от тяжёлого багажа развлекательной индустрии секса. А когда я рассказываю об этой ночи своей умной и циничной приятельнице, она называет это модным нынче словом "****ство".
Мне 19 лет. Я сижу голая на полу, облокотившись о столь же голую стену и отхожу от наркотиков. Внутри зависло ощущение грязных женских пальцев и их уродства во мне. Перезагрузить это ощущение и избавиться от него не удаётся. Не удаётся даже плакать: моя тоска вытеснила слёзы. На столе лежит пачка тонких ментоловых сигарет, пустая бутылка и марка ЛСД. Я вспоминаю о ком-то, кого зовут Александра, и мне хочется кричать. Я вспоминаю маму и её нежную бескорыстную заботу обо мне, и мне хочется кричать. Но высушенное, разодранное дымом гашиша горло, молчит. Декабрь сквозняком вплетается в обжигающий дым и мне больше никого не надо. Декабрь зимой проникает в увядшие розы на окне, и я отказываюсь ото всех. Питер угрюмо нависает надо мной, будто собираясь изнасиловать, а после бросить загибаться от передоза нелюбимых женщин, посторонних людей, наркотиков и его самого.
Кто-то стирает мою жизнь, нажимая "DELЕTЕ" на клавиатуре. А когда этот кто-то оборачивается ко мне, чтобы окончательно удостовериться в том, что меня больше нет, я узнаю в его чертах свои. Я удаляю свою жизнь. DELЕTЕ.
2.12.08
23:21