«Когда человек употребляет просфору и святую воду,
тогда не приближается к нему нечистый дух, душа и тело освящаются,
мысли озаряются на угождение Богу,
и человек бывает склонен к посту, молитве и ко всякой добродетели».
Затворник Георгий Задонский.
«Сие есть Тело Мое»
(ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)
Просфора — это небольшой круглый квасной хлеб. Такой простой по форме, но значит он в жизни каждого христианина очень много. Все православные знают, что просфора состоит из двух частей, причем части изготовляются из теста отдельно одна от другой и лишь при выпечке соединяются вместе. Соединяются…, а могут и «не сойтись», если соединение это не освящается молитвой и не согрето душевным теплом. О таинстве изготовления просфор мы попытаемся узнать ниже, а теперь о том, что же такое просфора.
В Евангелии мы читаем: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте от нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26 – 28).
Так сам Иисус Христос на Тайной Вечери, в присутствии учеников Своих, установил таинство Евхаристии — Святого Причастия. Просфора (в переводе с греческого языка — «приношение») и есть тот особый хлеб, который употребляется для совершения Евхаристии.
В состав просфоры должны входить три вещества: мука, соль и вода, что по толкованию святого Симеона Солунского означает человеческую душу (мука), крещение (вода) и учение Христа (соль). Приготовленный из муки от зерен бесчисленного множества колосьев, этот хлеб означает и человеческое естество, состоящее из множества элементов природы, и человечество в целом, состоящее из множества людей.
Божественное присутствие и духовное начало пронизывают собою все естество человека и человечества, что при изготовлении просфор отображается добавлением святой воды и дрожжей в воду. Святая вода знаменует при этом благодать Божию, а дрожжи — животворящую силу Духа Святого, дающую жизнь всякому созданию. Это соответствует словам Спасителя о духовной жизни, стремящейся к Царству Небесному, которую Он уподобляет закваске, положенной в муку, благодаря чему постепенно поднимается все тесто.
Разделение просфоры на две части означает невидимое разделение естества человека на плоть (мука и вода) и душу (дрожжи и святая вода). Два естества человека находятся в неразрывном, но и не слитном единстве, вот почему верхняя и нижняя части просфоры изготовляются отдельно одна от другой, но затем соединяются так, что становятся одним целым.
Печать на верхней части просфоры, изображающая четырехконечный равносторонний крест с надписями над перекладиной креста «IС» и «ХС» (Иисус Христос), а под перекладиной — «НI» и «КА» (по-гречески победа), обозначает видимым образом невидимую печать образа Божьего, проникающего все естество человека и являющегося высшим началом в нем.
Пять просфор употребляется для проскомидии — так называется первая часть Литургии, совершаемая в Церкви. В том, что просфор пять — воспоминание о чудесном насыщении Христом пятью хлебами более пяти тысяч человек, каковое обстоятельство дало Иисусу Христу повод учить народ о духовном насыщении и о нетленной, духовной пище, подаваемой в Таинстве Святого Причащения (Иоан. 6, 22-58). Одна из пяти просфор в православной церкви имеет изображение Божьей Матери с Младенцем, и такая просфора именуется Панагия.
Во время проскомидии из первой просфоры вырезается хлеб кубической формы — Агнец, который позднее пресуществляется в Тело Христово, из второй вынимается частичка в память Богородицы, из третьей — девять частиц в честь девяти чинов святых, из четвертой просфоры вынимаются частицы за живых, из пятой — за умерших.
Но только одна просфора — та самая, из которой был вырезан Агнец — нужна для Святого Причащения, независимо от числа тех, кто совершает причастие, потому как, по слову апостола: «один хлеб, и мы многие — одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10, 17).
Итак, все мы причащаемся от одного хлеба, но далеко не всем дано выпекать просфоры. Изготавливают этот хлеб только женщины-просфорницы (обязательно монахини, не бывшие замужем или вдовы), совершающие тем самым особое служение пред Богом.
Таких немного. В Бобруйске — хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать. Причем, просфоры сразу для двух известных храмов города — Свято-Георгиевского и Свято-Николаевского — готовит только одна из них: Ольга Андреевна Симоненко.
«Мое тело хотели сжигать»
I
Живет Ольга Андреевна на улице Интернациональной. В квартире у нее множество книг: они стоят в шкафу, лежат стопкой на столе, у изголовья на диване, и в книги вставлены закладки. Каждый день она обязательно что-нибудь читает. Кроме Библии, разумеется. Светских газет она не признает, выписывает только «Церковное Слово». Ну а кроме «книжного духа» да икон, мерцающих позолотой от света зажженных лампад, дух хлебный в доме. Дух жизни.
Я сидел за круглым столом в гостиной и рассматривал фотографии. Пришел не вовремя. Ольга Андреевна несколько раз выходила из кухни спросить, не скучаю ли я, и снова спешила к духовке. Вдруг выглянула и позвала: «Пойдемте, я вам покажу, как пекутся просфоры».
На кухне была духота, а форточка закрыта. Потом я узнал, что просфоры не получатся, половинки распадутся, если есть сквозняк. Даже маленький сквозняк для просфор смертелен.
— …А секрета тут и нет никакого, — говорит Ольга Андреевна. — Главное, молится. Мука, вода, соль, дрожжи и святая вода — больше ничего.
— А сколько святой воды лить?..
(Ольга Андреевна вопроса не расслышала, доставая противень с горячими маленькими булочками и высыпая их в корзину).
Ольге Андреевне — 80 лет. Решаю спросить громче.
— Ольга Андреевна, а… почему у некоторых хозяек просфоры не получаются?
— И у меня, бывает, не получаются, — отвечает. — Значит, мало было молитвы.
Ну, вот они и готовы. Ольга Андреевна бережно накрывает корзину полотенцем.
Мы возвращаемся в гостиную.
— Это вам, в подарок — она вдруг кладет две просфоры на стол передо мной. Неожиданный сюрприз для меня. Беру в руки одну маленькую булочку, и она выскакивает — так горяча! Откатилась прямо к фотографии. На фото — девочка лет 15, в робе, слева видна нашивка: «OST». Я спрашиваю про фотографию.
— Вы не поверите, на этой фотографии мне 18 лет. 1943 год. Немцы меня фотографировали.
— Почему вас увезли в Германию?
— Сначала меня, как началась война, не забирали. Наш секретарь сельсовета был связан с партизанами, он изменил мне в метрике год рождения, с 1924 на 1926. А один полицай сдал. Он не любил моего отца, который до войны сопротивлялся, не хотел идти в колхоз. Этот полицай при советской власти создавал колхоз в нашей деревне.
— Где вы родились?
— Я родилась на Благовещенье в деревне Селище, в Паричском районе. До войны там была церковь, и в войну была, а после войны — сгорела.
— А школа была?
— В школе я училась только один класс…
— Почему?
— С детства я болела. Живот болел, голова болела. Жизнь моя была тяжелая. Когда везли нас в Германию, всех на границе вывели из вагона, разделили, чем-то смазали, а потом повели на весы, стали по очереди взвешивать. У меня двух килограммов не хватало, очень мало я весила. Один говорит, зачем ты такая худая здесь, таких сжигать будут. Очень страшно было, стояла и молилась, чтобы Боженька дал мне эти два киллограмма (плачет).
— Вы уже тогда верили в Бога?
— Я и в пять лет молилась Богу. Молитвы многие знала и молилась одна, очень любила одиночество. Читать научилась сама....
— Чем вас кормили в Германии?
— Нас отправили на завод, а кормили там плохо. Утром давали кружку кофе, в обед — суп из брюквы, а на ужин — буханку хлеба на четверых. Мы все боялись потерять вес, иначе увезут на сжигание, но жили дружно, Бог был между нами. А тем, кто работал в частных домах, было легче — их хорошо кормили.
— Кто вас освободил?
— Освободили нас американцы, и передали русским войскам. Я попала к майору Старикевичу. Он назвал меня дочкой и оставил в своей части. Я стала работать на кухне. Вернулась на Родину в 1946 году.
«Меня приютили евреи»
II
Пока еще не написана полная история Русской Православной Церкви ХХ века, пока еще много темных пятен в истории взаимоотношений Церкви и советского государства.
Удивительно то, как простые люди смогли в годы преследования и запустения сохранить нелицемерную веру в Бога, христианскую любовь к ближнему и снисходительность к врагу. Личный опыт таких людей, совершавших всей своей жизнью подвиг, да не ведававших о том, может куда больше рассказать о церковной жизни, чудом сохранившейся во времена гонений и запретов, чем концепции новоявленных «историков», готовых зачислить в ряды «верующих» даже Сталина. Бог, конечно, с ними всеми…
— Ольга Андреевна, я знаю, что всю жизнь вы были одна. Почему? И как вы оказались в Бобруйске?
— Никому я не была нужна кроме Бога. Церковь в деревне нашей сожгли, а жена брата кричала: «Что ты все молишься». Выгнали меня из дома. С пустыми руками приехала я в Бобруйск, было это в 1956 году. Жила на улице Московской, у евреев в домработницах, целых три года. Меня они не боялись. Уезжали на курорт, а меня одну оставляли. Я просила: «Заприте хоть шкаф на ключ». А хозяйка запрет шкаф, да ключ на шкаф сверху положит. Вот такое было ко мне отношение.
В 1959 году я, наконец, устроилась на работу — в столовую на фабрике Дзержинского, посудомойкой. Выполняла свою работу, и всегда молилась. С тех пор уже никогда не голодала. Собор такой большой был рядом. Я не была одинока.
— Долго вы работали на кухне?
— Когда начальницу столовой перевели в ресторан «Бобруйск», она и меня взяла с собой, говорила, что лучше меня никто посуду не вымоет. В ресторане я лишь сначала была посудомойкой, а потом там открылся кондитерский цех, и меня взяли туда подсобницей.
— Работали вместе с Модестом Сиротиным*?
— (улыбаясь) Его все у нас ценили. Только я его почти никогда не видела, ведь наш кондитерский цех был во дворе.
— Вы тогда, в 60-е, 70-е годы пробовали печь просфоры?
— Пробовала, только они у меня все никак не получались…
— А потом все-таки получились?
— Бог научил…
«Бог сам всему научит»
III
Рецепты не помогут. Да они и не нужны теперь Ольге Андреевне. Единственное, что понял я — старейшая и опытнейшая просфорница этого города действительно не знает секретов приготовления святого хлеба. Она печет их просто потому, что научил Бог, в возрасте 80-и каждый день выпекает их несколько сот штук для двух храмов города — и происходит это таинство в духовке старой советской газовой плиты. Никакими земными науками этого не объяснишь.
К слову, о науках. В 1972 году врачи поставили Ольге Андреевне диагноз: рак. Ей были предложены операции.
— Испугалась я, что после операции буду жить, но с трубкой… Я не хотела. Молилась: пусть мне неделя жить, пусть день, но без нее. А потом-то оказалось, врачи все напутали…
В жизни много всего запутанного. А ясно лишь одно — ответ на все ищи у Бога. Быть может, Он каждому шепчет на ушко ответ или подсказку, как и той 5-летней болезненной Олечке, что смотрела на дорогу, и видела, как в деревню Селище шли святые.
Хотя взрослые и объясняли ей, что это идут не святые, а худые — беженцы с юга. Это было начало 30-х. Это был голод на Украине.
Для нее это — как вчера. Она до сих пор помнит те глаза, и помнить будет всегда. Их было много. Заходили в хату их живые души и просили одного хлеба.
Апрель 2004.
* Модест Сиротин - хорошо известный в Беларуси и не только кулинар, автор многих ресторанных блюд.