Лисий Нос

Гордеев Роберт Алексеевич
            http://www.proza.ru/2017/05/31/2094 
               
        На лето 46-го мама устроилась работать врачом сразу в несколько детских садиков, выехавших на лето в посёлок со смешным названием Лисий Нос. Основной садик располагался в небольших дощато-фанерных довоенных дачках на берегу залива, а мы с мамой поселились в центре посёлка в каком-то дачном доме в небольшой комнате на втором этаже; туда вела довольно крутая лестница. Рядом с нами снимала комнату семья лётчика, старшего лейтенанта.

        Его лицо наискось пересекал ужасный шрам, проходивший через всё лицо, через изуродованный, но видящий глаз, мимо неповреждённого носа до края рта. К гимнастёрке лейтенанта было прикреплено пять иностранных орденов и медаль «За победу над Германией»; вместе с ним жила его некрасивая совершенно невзрачная жена и сынишка, больной полиомиелитом.
       Рядом с Лисьим Носом, в Горской располагался военный аэродром, и каждое утро старший лейтенант отправлялся из дома на службу.

        Как он там служил, я, конечно, не знал, но время от времени видел его на улицах посёлка то тут, то там днём или вечером с самыми разными женщинами. А однажды на пляже возле детского садика мамина медсестра при мне обратилась к маме:
        - Лидия Сергеевна, познакомьтесь: это - мой жених!
        И стройный широкоплечий мужчина в плавках и тем запоминающимся шрамом че5рез всё лицо дружелюбно протянул маме руку.

        Жена лейтенанта иногда вечерами приходила к нам в комнату и, плача, что-то говорила маме. Я тогда никак не мог понять - да и до сих пор не понимаю, - как это мама, понимая, что людям в военное время (да и в мирное тоже!) свойственны слабости, а порой  даже распущенность, как она не смогла разобраться в своих отношениях с отцом для блага всех нас. Ведь тогда-то была - война!…

        Это лето 46-го в моей памяти всё в лётчиках. В нём, очень солнечном и интересном, так и остались навсегда и тот волокита-лейтенант с иностранными орденами, и другие лётчики с аэродрома, и два чудесных фильма, вышедших один за другим: «Небесный тихоход» и «Беспокойное хозяйство». Сразу стала популярной фраза французского лётчика эскадрильи «Нормандия-Неман» из второго фильма (его играл Любимов, будущий режиссёр): «чучелё-чучелё, ты меня подвелё!»; её можно было услышать и от детей, и от взрослых по любому поводу. Например порванных штанов или опоздания на свидание.  Я не помню, был ли в Лисьем Носу (или Носе?) кинотеатр, или, может быть, я ходил в кино в городе, но каждый из этих фильмов все вокруг - и я в том числе - просмотрели их по нескольку раз, сами же фильмы шли по месяцу и более по 7-8 сеансов в день.

        Кроме того, во всех кинотеатрах показывали и довоенные фильмы, а также можно было увидеть появившиеся во время войны «Тётку Чарлея», «Джорджа из Динки-джаза» (этот я почему-то так и не увидел), «Серенаду Солнечной долины», «Багдадского вора », «Бемби»… «Тётку» я видел восемь раз, а «Бемби» целых двенадцать!

        Лисий Нос был нашпигован разными «военными остатками»:  во время войны он являлся тыловой базой Балтийского флота. Повсюду валялись каски наши и иногда, почему-то, немецкие. Там – пара гранат без запала, тут – противотанковая мина без взрывателя, повсюду – стреляные гильзы… В лесу, в кустах находили винтовки и револьверы, в болотце около моря лежала морская мина. О различном брошенном военном тряпье нечего и говорить.
 
        Однажды во время купания в заливе в одной группе детсадика поднялась тревога: воспитательница зацепилась ногой за что-то, лежащее на дне на дне и зашибла, поранила в воде ногу. Она наклонилась и подняла со дна алюминиевую модель самолёта; через неё насквозь была пропущена проволока, концы которой уходили глубоко в песок. Попробовали потянуть - они не поддавались. На всякий случай детей быстро выгнали на берег, а меня поставили в воде рядом с находкой. В качестве репера: чтобы не потерять место находки!
        Мокрый, я долго стоял и дрожал от холода. Просто стоял и скучал. Через час или больше прибыли сапёры. Они осмотрели всё вокруг, перерезали проволоку, самолёт отдали мне и сказали, что это – приманка от немецкой мины-ловушки, когда-то сброшенной с самолёта, а сама мина, мол, лежит на дне в песке, и они будут её взрывать. Вдалеке, на берегу мы долго ждали взрыва, не дождавшись, ушли. Не знаю, взрывали они там что-нибудь или нет...

        Зато мама и воспитательницы получили порядочный взрыв эмоций, когда на чердаке одной из дачек кем-то случайно был обнаружен целый склад вооружения, включая гранаты и противопехотную мину. Склад был, конечно же, делом моих рук: не мог же я тащить найденное военное добро через весь Лисий Нос к нам с мамой в комнату! А то, что внизу под чердаком располагалась целая группа детского садика, мне и в голову не приходило.

        И этим же летом 46-го я впервые услыхал о такой вещи, как футбол. Я слушал репортажи по радио, слышал возгласы болельщиков, вопли комментатора Синявского «гол!» и ещё «…и набежавший Марютин головой забивает мяч!», но что происходило там, на стадионе, понять из репортажей не мог. Уловил, что на футбольном поле где-то есть «аут», а где-то «корнер», но представлял себе конкретно какое-нибудь из этих мест не мог - ну, как воротики в крокете (в него ещё играли кое-где)!
        С сыном одной из воспитательниц Мишкой  мы начертили на земле большой прямоугольник, я объявил, что здесь вот будет «аут», а тут – «корнер». И стали пинать мячик. Было совершенно неинтересно...
        Вернее, слушать-то Синявского было, вроде бы, интересно, а понять и сакмому… Но этот зародившийся интерес к непоняиному «футболу» оказался полезен, и вскоре я познакомился с правилами.

        К маме в Лисий нос несколько раз приезжала тётя Нина, и всякий раз, не обращая внимания ни на меня, ни на мою реакцию, говорила  про отношения мамы с отцом. Мне однажды очень захотелось просто прогнать тётю Нину или сделать что-нибудь ужасное, когда она  в ответ на вопрос мамы, так что же, по её мнению, ответить Алексею (то есть, отцу), ведь он всё время стремится в семью, сказала (дословно!): «Зачем тебе надо стирать чьи-то грязные подштанники».
 
        (Позже в семье у тёти Нины произошла большая неприятность. В один из дней весны, когда тётя Нина была на работе, её второй супруг дядя Алёша попросил Серёжку, своего пасынка, проводить его на вокзал, помочь отвезти вещи. Вещи поднесли к вагону, а потои дядя Алёша вошёл в вагон и больше из него не показывался. Сергей же ждал его вплоть до отхода поезда, но так и не дождался... Таким вот образом дядя Алёша - тот, которого тётя Нина случайно обнаружила, раненного, у себя в госпитале и который, затем, служил в этом госпитале вместе с нею - ушёл из семьи, не сказавши никому ни слова.
        Мама, помню, усмехнулась: наверное, отдохнуть решил, а то и просто покобелировать. Тёте же Нине было, конечно не до смеха, и её тогдашнее состояние можно понять. Как сохранить семью, как общаться с супругом, когда семья разрушается, вопрос, наверняка, непростой, и тётя Нина тоже, как и моя мама, не смогла его разрешить).         

                http://www.proza.ru/2009/12/25/1159