Двор моего детства

Константин Небесный
     «Неужели уже прошло двадцать пять лет?» - почему-то  подумал я, выходя сегодня во двор погулять с дочерью. Всё те же окна, кирпичи дома, из подъездов выходят состарившиеся соседи. Кого-то уже не стало! Друзей тех дней разбросала жизнь по разным городам, лишь некоторых я изредка встречал в сетях интернета.
     «Привет! Как жизнь?», «Нормально…» - стандартный набор слов, которыми пользуются люди, пусть и знакомые, но давно друг друга потерявшие из виду. Многие обзавелись семьями, кто-то так и живёт один. Кого-то жизнь заставила познать дома с решётками на окнах; тогда стояли смутные для всех дворов времена.  Многие парни тех лет были втянуты в эти пресловутые группировки, доказывали превосходство. Но кому? Самим себе? Государство не могло проявить свою заботу в полной мере молодым людям, и свободная энергия пылких жарких голов выливалась в драках на улицах.
      Мне было тогда семь лет. Первоклассник. Я всё время думаю о том, что будь я постарше хоть на пару лет и эта волна мужских стай могла бы меня зацепить с головою. А так всё прошло мимо, почти не зацепив.
      У меня было несколько друзей, точно таких же, как и я сам. Мы с головою были увлечены сбором алюминиевых банок. Это было хобби всех! Помню вся «стенка», мой письменный стол и даже  кухня были  уставлены пустыми разноцветными банками. 196 банок – до сих пор помню это число. После школы я бежал домой, где слегка перекусив, тут же выбегал во двор с клюшкой в руках и с шайбой в кармане вместо того чтобы делать домашнее задание. Можно было не договариваться, многие ребята так поступали тоже. В то время хоккейных коробок в нашем районе не было и мы гоняли шайбу по утоптанному на асфальте снегу. Метали шайбу от одного подъезда до другого. Мест для подобных хоккейных эмоций хватало. Нагонявшись до безумно красных щёк шайбу, мы бежали к гаражам, забирались на них и что было дури прыгали в огромные сугробы. Испытав свободное падение, наше тело наполнялось новой энергией, которой хватало чтобы снова залезть на гараж и вновь слететь в земное тяготение. Вдоволь извалявшись в снегу и покрыв одежду сосульками, мы тихо плелись по домам к своим домашним заданиям. 
   
  От этих воспоминаний мне сделалось немного грустно. Посадив дочку на санки, я пошагал по двору, следя чтобы не задеть хоть одну из многочисленных припаркованных у подъездов машин. От былого простора не осталось даже намёка.
   
 В те дни, когда температура подходила к отметке около нуля, мы принимались строить снежные «крепости». Подъезд на подъезд! Половину дня мы возились со строительством своих укреплений, другую половину, перекидывали снег в виде скомканных шариков от одного укрепления к другому. Иногда в азарте схватки, комок снега вырывался из рук и попадал в одно из окон жильцов нижних этажей, хозяева которых выглядывали в окошки и грозили нам кулаком. В то время не было ничего такого, что могло бы нас удержать дома. Мы вырывались на улицы и расходовали себя без остатка. Иногда приходила «беда». Почти достроив снежную «крепость» или снежную бабу, появлялись те, кому были безразличны наши старания. Сломав наши труды, они неспешно удалялись к своим «крутым» разборкам. Нас они не трогали, или почти не трогали, если не считать подзатыльников и толчков. Всё-таки и мы, и они жили в одном дворе. Зато доставалось пришедшем извне! Милицейские патрули были частыми гостями нашего двора, которые приезжали по звонку кого-то из жильцов нашего дома. Тогда я думал: хорошо, что наша школа находится рядом с домом, и мы старались не пересекать подобных чужих границ.
     Новогодние каникулы – ещё один островок веселья в моём далёком детстве. Сладкий подарок от школы. Мандарины. Этот праздник всегда ассоциировался с чем-то сладким и вкусным. Кто-то из одноклассников успевал съесть содержимое подарка до того как принесёт его домой. Я же его только приоткрывал, вдыхал аромат сказочного волшебства, и каждый год доносил до дома. Показывал сладости всем домашним  и только после этого принимался их есть.
     На каждый новый год отец собирал для меня посылку всяких вкусностей и отправлял её мне. Как сейчас помню тот вечер. Мы гоняли шайбу во дворе. Мой одноклассник, Роман, метнул в меня шайбу, я как мог, увернулся, но она все же попала мне в  большой палец левой руки. Я выронил клюшку и моё лицо скривила гримаса боли. Схватившись за палец, я присел на металлическое загорождение, которое шло вдоль двора, и понял что сегодня я больше не «игрок». Ребята долго тужить по мне не стали и с головою снова окунулись в игру. Я смотрел на них, и какое-то глупое одиночество меня потихоньку забирало куда-то с собой. Вдруг вижу, из нашего подъезда выходит мой дедушка и направляется ко мне. «Пойдём», - говорит он, - «пришла посылка от папы». Я скинул свою грусть, словно крича ей – «я не твой!» и  держась за опухший палец, побежал за дедом. Уже дома, скинув крышку посылки, я вновь окунулся в ароматы апельсинов, жвачек и прочих лакомств. Мой вечер, несмотря на «боевую» рану был спасён. Но палец на руке до сих пор сгибается с небольшим хрустом.
      Ногам моим в те зимы тоже доставалось по полной. Особенно страдали коленки. В нашей школе было два входа, одним из которых не пользовались, поскольку он был предназначен для эвакуации. За зиму ступеньки покрывались плотным снегом, который мы дополнительно укатывали ледянками, после чего принимались играть на них в «царь горы». Хоть гора наша и не была высокой, но если тебя сталкивают с неё, и ты промокшими варежками безуспешно пытаешься схватиться хоть за что-нибудь, в это время твои коленки считают ступеньки родной школы. К концу зимы все мои ноги были усеяны синяками.

      Я довёз дочь на санках всё к тем же ступенькам. Они не были обкатаны ни чьими ледянками, снег рыхло лежал и не вспоминал меня. Дочка вытянула свою ручку и варежкой показала наверх. Я  улыбнулся, глядя на неё, и на меня снова нахлынула волна детства.

      В каждом времени года наш двор был по-своему прекрасен. После зимы солнце  растапливало снег и мы, отложив санки и клюшки, бежали пускать кораблики. Воздух наполнялся свежестью талого снега и берёзового сока. Чуть только успевали показываться проталины, как мы, не помню даже откуда, доставали свои «ножички» и шли к этим проталинам играть в «танчики», «гонки», «земли». Большую часть своего времени мы так и ковырялись в земле, пока чья-нибудь сердобольная мать не разгоняла нас по домам. Когда снег почти сходил на нет, мы «выносили» во двор игру «в пуговки». Я до сих пор считаю, что эту игру можно смело включать в олимпиады по летним видам спорта. Пяткой правой ноги, хотя если кто-то был левшой, делал это левой, крутился на одном месте. Крутился до тех пор, пока не образовывалась правильной формы лунка в земле. Края лунки обводились краем пуговицы, для большего эффекта центра. Местность, как правило, выбиралась утоптанная, без травы. Затем мы отмеряли приблизительно семь-восемь метров от лунки и чертили линию, от которой по очереди каждый из игроков кидал в сторону лунки свою пуговицу. У кого она падала ближе к лунке, или сразу попадала в неё, имел право щелчком по пуговице противника послать её в лунку. И если игрок метким и расчётливым щелбаном «забивал» пуговицу своего соперника – она оставалась принадлежать ему, но проигравший  имел возможность заменить проигранную пуговицу другой.
      В этой игре мне удалось достичь заметных результатов. За сезон, а это с мая по конец сентября, у меня скопился целый мешок подобных трофеев. Мама, даже посомневавшись в моих достижениях, подумала, что я их покупаю, а не выигрываю. Да откуда у меня тогда могли быть деньги? Но я их выигрывал, причём выигрывал честно. Хотя много попадалось соперников – жуликов, которые пока щёлкают другие, ухитрялись ногой слегка подъигрывать себе. В этой игре каждый подходил со своей игровой хваткой. Я научился выбирать для броска пуговицу по весу, форме, учитывать ветер и препятствия в виде травы. Научился синхронизировать свои ноги и левую руку в момент броска. И это почти всегда приводило меня к пополнению моей коллекции трофеями. Мне приходилось играть с теми, кто «проливал» кровь, будучи стоящим на посту нашего двора. Я выигрывал и у них. Они конечно же не спешили расставаться со своими пуговицами, да они мне были и не нужны. Ощущение превосходства над ними делало меня сильным в глазах моих друзей. Меня не трогали, но и не отпускали домой с выигрышами, пока я сам их не возвращал владельцу.   
       Помню, как-то, был сильный ветер. Я забил семь пуговиц из восьми участников. Оставался один соперник. Он нарочно щёлкнул свою пуговицу не в сторону лунки, а, наоборот, от неё и она, отлетев в траву, упала примерно в десяти метрах  от лунки. Я, порядком уже подуставший от игры, решил довериться случаю. Я знал, что формы пуговиц в этой игре тоже имеют очень важное значение. Я прицелился и щёлкнул пуговицу изо всех сил, да так, что почувствовал боль в пальце. Пуговица взмыла вверх, поскольку её пропорции больше напоминали футбольный мяч, нежели пуговицу, и её траектория описала весьма странную для меня дугу, направленную далеко от лунки. Остальное сделал ветер. Будто невидимая рука, подхватил он пущенный мною снаряд, плавно развернул и опустил пуговицу прямо в середину лунки, к всеобщему удивлению собравшихся. Все ахнули! Мой рейтинг в тот вечер просто зашкалил.

       Большую часть летнего периода я проводил на даче на берегу Волги, с бабушкой и дедушкой, но это другая история. Несколько раз за лето мы приезжали в город, чтобы вновь запастись продуктами. Выходя из электрички меня всегда охватывало волнение. Я представлял, как скоро войду в свой двор. Каким он стал здесь без меня? Подходя к дому, я обнаруживал, что всё вокруг просто усеяно бумажными «стрелами». Эта была ещё одна наша забава на летний период. Мы делали трубки из лыжных палок на подобие тех, которыми пользуются индейцы во время охоты. Нарезали тетрадные листы, из которых делали «стрелы», и палили по всем и по всему. Особенно мне нравилось стрелять с балкона.
Вокруг нашего двора росли каштаны, яблони и вишни – местные декорации нашего счастья. Когда плоды их поспевали до нашего интереса, мы занимались лазаньем по деревьям: добывали каштаны и  кидались друг в друга мелкими яблоками. А рано утром, меня вновь везли на дачу.

      Спустя несколько лет, я как будто бы остался за той начертанной линией, из-за которой мы кидали пуговицы. Новые поколения уже без интереса относились к этой игре. Мне хотелось выйти во двор и показать им как в неё играть. Вместо этого дети обменивались дисками от компьютерных игр.
      Однажды меня позвал к себе друг, который жил в том же подъезде, что и я. Его бабушка часто ездила в Польшу, откуда привозила разные интересные вещи. В тот вечер он мне показал игровую приставку «Денди». Восьмибитный виртуальный мир «стрекозок» и «бомберменов» завлёк меня с головой. Дни полетели незаметно.  Я то и дело ждал приглашения своего друга к себе, но иногда я оставался за дверью, поскольку у него уже играли девчонки. Я брал в руки клюшку и одиноко шёл на улицу метать в кирпичную стену шайбу. Метал до тех пор, пока однажды мне на день рождение мама не подарила эту самую «Денди» с картриджем «Contra». Времяпрепровождению на улице я стал предпочитать игру в приставку. Также стал  приглашать к себе друзей, обменивались картриджами, смеялись и развивал в себе умение быстрого реагирования на то или иное действие, проходившее по ту сторону экрана. Технический прогресс меняет окружающий нас мир, тот в свою очередь меняет нас – людей, мы становимся почти виртуальными!
   
      Помимо дочки, у меня есть ещё сын. Он старше. Ему через две недели исполниться пять лет. Один раз я посадил его за свой ноутбук и включил ему одну из своих  стратегий.  Он разобрался в игре за считанные минуты. На осваивание джойстика от «Денди» у меня ушло больше двух часов. Я это помню.
Откуда наши дети так хорошо осведомлены об этом прогрессе? Я не знаю ответ на этот вопрос. Мне хочется только одного! Чтобы мои дети были также счастливы в своём дворике детства, как когда-то был счастлив я, играя во дворе в пуговицы.