Примерно за неделю до октябрьских праздников погода совсем испортилась, повалил мокрый снег. Шёл он почти всю ночь. К утру заморосил дождь и на рассвете кончился. Было пасмурно.
Заведующему лосефермой Михаилу Вениаминовичу Кожухову сообщили из леспромхоза, что за аэродромом неподалёку от лесовозной дороги видели двух быков-лосей. Они там дрались. У лосей гон ещё продолжался, и дикие частенько приходили на лосеферму «в гости» к домашним гонным лосихам.
Место, о котором сказали Кожухову, было такое, где наши лосефермские быки вроде бы и не должны были в это время ходить. Разрешения на отстрел лосей мы уже к этому времени получили, и он предложил мне сходить проверить это место: «Если быки там дикие - отстреляем. К празднику будет мясо в посёлке».
Вот мы и пошли туда. Оба с карабинами. Пришли к тому повороту, где леспромхозовские видели быков. Точно, два следа. Один — очень крупный, а второй - поменьше. По ним было видно, как эти быки сражались, пихали друг друга рогами. Большой так напирал на меньшого, что тот ехал метра три-четыре задом, оставляя борозды от каждого копыта. Мы всё внимательно рассмотрели и увидели, что оба лося направились в сторону лосефермы огромной старой вырубкой по заброшенной лесовозной дороге.
Тишина - великая. Только за лесом глухо постукивает дизель леспромхозовской электростанции. В воздухе висит сырость, даль - словно в тумане, а снег - по щиколотку, мокрый. Он прикрыл и траву, и кустики, и старые сучки деревьев на земле. Всё вокруг отсырело так, что наших шагов не было слышно совершенно. Для скрадывания зверя лучше погоды не придумаешь.
Следы лосей тянулись рядом, метрах в трёх-четырёх друг от друга. Иногда видно было, как большой делал выпад в сторону меньшого, тот отскакивал, но потом они снова выравнивались и шли, как говорится, плечо в плечо.
Перед тем, как мы начали тропить этих зверей, Кожухов мне сказал, что надо быть повнимательнее, если мы этих лосей вытропим и придётся стрелять. Внимательнее потому, что можно застрелить домашнего быка. В то время на лосеферме был прекрасный бык-производитель по кличке Бурый, пяти лет от роду, большой и сильный. «Одним словом, - говорит Кожухов, - смотри на уши. Если ухо резаное наполовину, не стреляй». Ну, это все знали хорошо - у домашних лосей половину одного уха отрезали ещё в младенчестве, чтобы потом их отличить на расстоянии, когда домашние уходили на вольный выпас.
Идём по следам, которые ведут нас к островку оставленного лесорубами осинника прямо посреди этой самой вырубки. Я иду между следов лосей, а Кожухов - справа и немного впереди.
Мы уже поравнялись с осинником, а он начинался слева метрах в десяти, когда следы показали, что лоси потоптались на одном месте, большой пошёл вперёд, а меньшой свернул влево, пересёк след большого и ушёл в кусты. Я посмотрел на Кожухова, чтобы знаками объяснить ситуацию, и вдруг увидел, что он строит мне какие-то непонятные гримасы и показывает карабином, словно пальцем, на кусты.
Я осторожно скосил глаза влево и увидел такое, что меня бросило в жар! Всего в каком-то десятке шагов (потом мы посчитали - в двенадцати) почти на открытом месте, спиной к нам лежал огромный лось с широченными рогами и спокойно жевал жвачку! Я услышал даже, как у него заурчало в брюхе!
Секунды замешательства - чего он лежит? Домашний? А, может, всё же дикий? Стрелять? Или нет?
Я вскинул карабин - лось мгновенно вскочил и ломанулся в кусты. Рога! Какие рога!! И тут же крик Кожухова: «У-уши!» А уши-то прижаты! Как стрелять?! Когда лось уже скрывался в кустах, я увидел, наконец, что уши в порядке, нерезаные, и выстрелил. До сих пор не знаю, куда стрелял. Вероятно, пуля пошла выше головы зверя, потому что я высматривал его уши и непроизвольно поднял ствол карабина. Это сейчас я так долго всё описываю, а тогда это произошло за две-три секунды! Буквально мгновения!
После выстрела я рванул по лосиному следу сквозь кусты, осыпая на себя мокрый снег и перескакивая через пни и валежины. Надо было успеть выстрелить, пока лось будет на вырубке, на чистине. Я слышал, как Кожухов шёл где-то рядом и искусно имитировал голос лосихи в течке: «Э-е! Э-е-е! Э-е!» Было очень похоже, но моего лося это не привлекло и не остановило. Точно - это был дикий лось!
Когда я продрался через заросли, он шёл на махах у края вырубки метрах в трёхстах от меня. Я привалился к какой-то сушине и, пытаясь унять дыхание и колотящееся сердце, послал в его сторону четыре пули. Все мимо!
Лось скрылся за деревьями. Всё! Конец биатлону!
Как я себя ругал! Какими только словами не обзывал и себя и Кожухова за его «у-уши!» Хорошо, что он этого не слышал. Через пару минут мы сошлись и направились к тому самому месту роковому. И тут выяснилось ещё вот что.
Когда я рванул по чащобе за убегающим лосем, Кожухов пошёл моим следом, мемекая лосихой, и поднял второго лося, но не увидел его. Тот лежал рядом с большим, но полностью в кустах и, когда началась стрельба, сразу выскочил из них на чистое, сломал наши следы и умчался в противоположную от большого лося сторону. Кожухов его не только не видел, но даже и не услышал. Вот если бы он остался стоять там, где стоял и тыкал карабином в лежащего лося, если бы не потянулся за мной, то мог бы стрелять. Ну что теперь говорить! Облапошились оба, а я так вовсе!
Промазать по огроменному лосю в двенадцати шагах! Он мне тогда показался чуть ли не со слона ростом!
Стыдоба, одним словом! Кошмар! Никогда не забуду!