Bewahret einander
vor Herzleid…
(Rammstein. “Herzeleid”)
Ты плачешь и говоришь, что я стала тебе совсем чужой.
Это неправда.
Просто я больше не доверяю, хоть и люблю.
Знаешь, я бы очень хотела, чтобы ты могла почувствовать то же, что когда-то чувствовала я.
Помнишь, ты увидела в лифте «C., я люблю тебя», материнским сердцем поняла, кому и кем это написано, и так кричала на меня, помнишь?
Ты даже представить себе не можешь, какое это было счастье – ехать в лифте и читать, читать, заучивать наклон каждой буквы в этой фразе, чтобы даже если сотрут, помнить… У Неё в лифте было написано то же самое, только моей рукой и начиналось с «К.» В моем лифте эту надпись стерли намного раньше, чем в Её.
Теперь я живу так, чтобы тебе не было стыдно. Живу с мужчиной и за моими плечами есть даже неудачный брак. Ты хотела, чтобы всё было так, как положено, и всё стало. Теперь я боюсь, что ты снова будешь плакать, станешь кричать и ненавидеть меня, таскать по психологам – за то, что я всего лишь люблю. И мне надо будет почему-то объяснять кому-то то, что человечество не может объяснить уже тысячи лет, - почему я люблю.
Я не знаю, почему ты меня не понимаешь.
А ты не знаешь, как я несчастна.
Я больше никогда не была счастлива от любви с той самой поры, как мы с Ней в последний раз судорожно сплетали пальцы, понимая, что всё, конец, и никак не могли расстаться.
Помнишь, в 11 классе я несколько дней вместо школы ездила в Лениздат – делала газету? Я выходила из дома тогда, когда в школе начинался первый урок, и шла к метро сквозь полумрак – светать только-только начинало. Знаешь, на второй день я вышла и у подъезда встретила Её. Она прогуляла первый урок, получила замечание в дневник, - Она, отличница и золотая медалистка! Прогуляла урок, чтобы встретить меня, взять за руку и проводить до метро, хотя бы немножко побыть вместе...
Это была главная цель каждого дня – проснуться, чтобы снова увидеть Её.
Почему ты не хочешь услышать меня, когда я отчаянно пытаюсь объяснить тебе, что меня не тянет к мужчинам? Я не прошу понять, мне было бы достаточно, чтобы ты просто меня услышала.
Ты слышишь только себя – что это неправильно, что мне просто не повезло…
Интересно, что было бы, если я еще в 6 лет сказала тебе, что Тоня - помнишь, самая младшая девочка в моей детсадовской группе, за которую я всегда заступалась - заставляет мое сердце биться, как испуганная птица? Что я всё время стараюсь поставить свою раскладушку рядом с ее, чтобы весь тихий час слышать, как она дышит? Что именно ее я разглядывала в туалете детского сада, изучая строение тела интересующего меня пола? Мне никогда не было интересно, что там у мальчишек. Что бы ты сказала, узнав? Сдала бы меня на опыты?
Мы решались на первый поцелуй несколько месяцев. И возникали неловкие паузы, и позы, но решительности на последний шаг все время не хватало. А потом мы поехали на Невский, знаешь, там есть мостик с золотыми крылатыми львами, вроде через канал Грибоедова, так вот, был декабрь, шел снег, но было тепло. Мы шли по этому мостику и я сказала, что в Питере есть Поцелуев мост, считается, что если на нем поцеловаться, то не расстанетесь никогда, и, кажется, этот мост - он самый. Мы остановились на его середине, стали смотреть на черную воду, о чем-то разговаривать… А потом Она шагнула ко мне и поцеловала. И весь мир перестал существовать. Мимо ходили люди, а мы стояли и целовались, и было не оторваться друг от друга, и Её губы были созданы для моих, и мы были пьяны любовью.
Иногда ты рассказываешь мне всякие истории про материнскую любовь, высокопарно заявляешь, что вы меня примите любую. Я слушаю и знаю – врёшь.
Тогда, когда ты узнала о нас, ты дала понять достаточно ясно – такая я тебе не нужна.
Не понимаю только, зачем было врать.
И сейчас, когда я заговариваю об этом с тобой, я слышу в каждом твоем слове – и сейчас тоже не буду нужна.
Тогда я не боялась – у меня была Она и наша любовь, - и собиралась сбежать от тебя с Ней, а сейчас у меня никого нет, только собака. Но мне всё равно очень часто хочется сбежать от тебя, чтобы перестать бояться и снова найти счастье в любви. Чтобы ты не могла оплевать это, как когда-то, сломать, изуродовать… Изуродовать со всей силой материнской любви.
В школе о нас знали все. Мы все время были вместе, целовались на переменах и между нами проскакивали такие искры, что это чувствовали все. Первый раз мы поцеловались в декабре, еще месяц робко прятались по темным рекреациям, а к марту уже никого не боялись – были слишком счастливы для страха. Нас никто не трогал – конечно, одноклассницы шептались, придумывая за нашими спинами всякие истории, и самые развитые младшеклассники говорили своим, указывая на нас: «А это наши лесбиянки!» (а мы гордились), но учительницы только здоровались, улыбаясь, проходя мимо страстно обнимающихся нас и ни разу ничего не сказали. Это были самые счастливые дни в моей жизни. А потом ты узнала и превратила мою жизнь в ад.
Мне часто кажется, что тебе всё равно, кто будет рядом со мной, лишь бы это был мужчина. Даже если он будет бить меня, продавать мои органы или будет наркоманом. Для тебя главное, чтобы у него был член – чтобы это была не_она. А там хоть трава не расти.
Зачем тебе это, мам? По-твоему, важнее быть «как принято», чем счастливым?
Ты ошибаешься.
В 8 классе я захотела перейти в другой класс не только из-за математики. Мне хотелось к Ней. Я влюбилась.
Я завоевывала Её весь 9-тый класс и в 10-том мы уже были вместе.
Слышишь? В 10-том.
Песня «Я сошла с ума» появилась, когда я была в 11-том.
Так что ни черта это не было зомбированием.
Знаешь, мам, я вышла замуж, потому что устала искать. Поняла, что не найду больше ничего такого, чтобы пьянеть от одного прикосновения к руке. Поклялась выйти замуж за первого, кто позовёт. Вышла. Помнила, как ты кричала, что я могу считать себя лесбиянкой, только когда попробую мужчину.
Я честно пробовала, честно пыталась распробовать. Мам, ты когда-нибудь пробовала распробовать пенку от молока? Нет? А я вот пыталась – ради тебя и твоего спокойствия. Хорошо, что мне попались хорошие мужчины, с которыми было здорово дружить, к которым возникала любовь – не такая, как с Ней, а родственная какая-то, с примесью жалости и нежности. Жалко, что мужчины хотели больше, чем я могла дать. Я честно пытаюсь распробовать, мам. Не выходит.
В мае в 4 утра уже светает.
Свет пробивался сквозь шторы и заливал комнату сладким оранжевым светом.
В этом свете в моей постели лежали мы, уставшие, наконец доставшиеся друг другу.
От неги не было сил, мы только улыбались и прижимались друг к другу крепко-крепко, утыкаясь в ключицы, вдыхая аромат любимого тела, запоминая каждое мгновение, и осторожно гладили друг другу лица, и в полной тишине только сияющие глаза восхищенно спрашивали друг у друга: «Тебе было хорошо?» - «Да, очень!»
Позади была электическая ночь, когда от одного прикосновения пронзало насквозь, когда неумело раздевали друг друга и приходилось кусать губы, чтобы не кричать. Ночь, которую мы ждали почти 2 года.
Ты разлучила нас за год до нее, но она всё равно случилась.
Потому что когда любишь и правда-правда хочешь, ничто не может остановить.
Даже время.
После Неё у меня были другие женщины. Разные – хорошие и плохие, глупые и умные, красивые и обыкновенные. Женщины, к которым я всё равно убегала из дома, где был мужчина, потому что не могла терпеть, не могла жить без их прикосновений. Женщины, от которых не хотелось идти домой, с которыми хотелось уехать, только бы не возвращаться туда, где все было «как принято» и как хотела ты. Женщины, с некоторыми из которых даже удалось пожить вместе.
Тебе стало легче врать, когда я стала жить в другой части города. Мужчинам – сложнее. Когда никак не оторваться от женских губ, сложно придумать, почему сейчас 2 часа ночи и ты еще не дома.
Я не стала тебе чужой, мам, что ты.
Просто годы идут, а я трачу это время на то, чтобы быть несчастной, чтобы тебе было спокойно и ты больше не кричала, что это позор и хуже смерти, не рыдала так страшно, как тогда.
Тогда, когда ты разрушила мое счастье. Растоптала ту самую главную Любовь, которая не каждому дается хотя бы раз в жизни. Сломала всё.
Зачем ты сделала это, мама? Что могли противопоставить тебе 2 испуганные 16-тилетние девочки, как могли побороть тебя? Никак. Ты это знала. Ты использовала всё – угрозы, шантаж, слезы, домашние аресты, урезание и прослушивание телефонных разговоров…
Я пишу это сейчас и плачу – мне до сих пор больно, потому что благодаря тебе я потеряла то, ради чего мне хотелось жить.
С тех пор мне не хочется жить. Вообще. Я больше не вижу в этом смысла.
Я люблю тебя, но никогда не смогу простить.
P.S. Но знаешь, я всё равно иногда мечтаю, что когда-нибудь найду Ту Самую, наберусь храбрости и уеду далеко-далеко, чтобы ты уже ничего не смогла разрушить.
Прости меня за эту мечту.
-2013-