6. Агония «белой» Сибири, или
второе пришествие коммунизма
Свобода, в чем бы она ни заключалась,
теряется, как правило, постепенно.
Д. Юм.
1919 год запомнился жителям Тюмени суровой зимой, дождливым летом и огромным количеством крыс. Город до предела был набит бежен-цами из Поволжья, которые разместились в старых вагонах и наспех ско-лоченных бараках. Рост цен давно перестал удивлять горожан, еще туже затянувших свои пояса. Стоимость продуктов первой необходимости дос-тигла 5 руб. 50 копеек за фунт мяса, 2 руб. 50 копеек - за фунт темного хлеба и 3 руб. 20 копеек - за фунт светлого. Пара обуви стоила 200 - 250 рублей. Полушубок - 600 рублей. Денежная реформа сибирского «финан-сового гения» И. А. Михайлова привела к невероятной инфляции, цены ка-тастрофически росли. Даже официозный омский «Правительственный вестник» признавал, что далеко не всегда заработная плата поспевает за прожиточным минимумом. В апреле 1919 г. в городе установились сле-дующие цены:
Плата за квартиру (4 комнаты и кухня) – 70-80 рублей
Сажень дров – 35-60 рублей
Сено – 40-60 рублей
Пшеничная мука – 65-68 рублей за пуд
Яйца – 15-17 рублей за десяток
Масло – 6.80-7 рублей за фунт
Сыр – 4.80 рублей за фунт
Молоко – 2-2.50 рублей
Картофель – 4 рубля за ведро
Капуста – 5.60 рубля за ведро
Морковь – 2-2.50 рубля за ведро
Редька – 1.25 рубля за ведро
Муксун – 8 рублей за фунт
Стерлядь – 6 рублей за фунт
Окунь – 4 рубля за фунт
Копченая свинина и колбаса – 6-8 рублей за фунт .
По сравнению с 1914 г. минимальный рост цен пришелся на кварти-ры, остальные товары и услуги подорожали в 10 – 50 раз. Сахар, материя, книги исчезли даже с рынков. Колчаковское правительство по мере сил пыталось бороться с ростом цен, применяя репрессии в отношении наибо-лее злостных спекулянтов. «Рассмотрено дело ишимских коммерсантов Захарова и Бокарева за искусственно спекулятивное поднятие цен на мясо и муку. Захаров приговорен к каторжным работам на 4 года; Бокарев на 4 года отправлен в арестное исправительное отделение» . Во всех сферах существования человека наблюдалась минимализация комфорта, сокраще-ние требований, униформизм и архаизация жизни.
По подсчетам тюменской городской управы бюджет города в 1919 г. составлял:
Доход – 9 млн. 719 тыс. 072 рубля
Расход – 10 млн. 938 тыс. 110 рубля 06 копеек
Дефицит – 1 млн. 219 тыс. 038 рублей
Важной проблемой колчаковского правительства были отношения с местными думами, где меньшевики и эсеры проводили свою социальную и экономическую политику, которая во многом расходилась с политикой центрального правительства в Омске. В Тюмени такая политика привела к вооруженному выступлению призывников, спровоцированных приказом Р. Гайды явиться на призывные пункты со своей одеждой и запасом продук-тов питания. Парадоксально, но факт: большая часть тридцатитысячного офицерского корпуса находилась не на фронте, а в тыловых военных окру-гах. При этом военные округа, и в частности Тюменский, во главе которого стоял генерал-лейтенант В. В. Рычков, подчинялись военному командова-нию Сибирской армии Р. Гайды, требовавшего материального обеспечения фронтовиков. При этом «…вся суконная промышленность по Сибири и Уралу представляла собой одну фабрику в Екатеринбурге и несколько кус-тарных предприятий в Омске. Их совокупная мощность составляла 15 тыс. шинелей в месяц». Понятно, что одеть многомиллионную массу военных и гражданских не представлялось возможным.
Следует заметить, что сила большевистского подполья в городах Си-бири была незначительной, однако забастовки, восстания и гарнизонные бунты случались довольно часто, особенно на рубеже 1918 – 1919-х годов. Восстание призывников, произошедшее 13 марта 1919 г. в Тюмени, доста-точно подробно описано самим потерпевшим Н. Н. Авдеевым, а также ис-ториками П. И. Рощевским, В. В. Московкиным, Е. А. Бушаровым и дру-гими. Суть его вкратце такова: трое мобилизованных - Т. С. Вершинин, И. А. Морозов и А. В. Бессонов, наряду с другими, отправились на заводы и склоняли рабочих присоединиться к восставшим солдатам, чтобы помочь им в вооруженном сопротивлении правительственным войскам. Рабочие машаровского завода и верфей отказали в поддержке новобранцам, кото-рые пошли по Тобольской и Томской улицам в сторону Табора, чтобы привлечь на свою сторону военнопленных красноармейцев. «Из числа ог-ромного количества пленных красных, находящихся в лагере, желающих присоединиться к мятежникам, оказалось очень мало, но зато приняли это предложение в огромном большинстве пленные мадьяры» . Кроме того, часть новобранцев попыталась освободить заключенных из городской тюрьмы, но администрация оказала мятежникам сопротивление. Отряды офицеров и чехословаков вступили в бой с плохо вооруженными повстан-цами и оттеснили их за железнодорожную линию, тянувшуюся вдоль ны-нешней улицы Мориса Тореза к Копыловским Сараям. После чего нача-лось избиение и расстрелы бунтовщиков. Часть из них, видимо, погибла и похоронена в районе нынешней улицы Малыгина, но большая часть была выведена из тюрьмы и расстреляна в районе Табора на пересечении ны-нешних улиц Горького и Котельщиков. В тот же день были арестованы ре-дакторы меньшевистской газеты Н. Н. Авдеев и О. А. Дилевская. Вечером 13 марта, проходя с конвоем по Базарной площади, они подверглись рас-стрелу, якобы при попытке к бегству.
«Начальник конвоя подпоручик Константинов приказал стрелять по убе-гающим. На следующий день выяснилось, что один из пяти расстрелянных – Н. Н. Авдеев, оказался раненым. Придя в себя ночью, он добрался до квартиры главы го-рода А. С. Флоринского и все рассказал ему. Глава города скрыл раненого Авдеева, а 14 марта собрал экстренное заседание городской управы, на котором было пред-ложено поставить в известность управляющего уездом Бончковского, городского прокурора, главу городской Думы и других официальных лиц о происшедшем собы-тии. Военные в лице начальника гарнизона были крайне недовольны поступком главы города, укрывшего своего однопартийца, а также желанием гражданской власти довести информацию о событиях до командующего войсками Сибирской армии, министров юстиции и внутренних дел колчаковского правительства.
По мнению полковника Белицкого, арест Н. Н. Авдеева и О. А. Ди-левской был проведен правомерно, так как оба они играли значительную роль в период «так называемой советской власти», хотя члены городской управы характеризовали их как оппозиционеров по отношению к этой вла-сти. Более того, по сведениям директора коммерческого училища В. И. Колокольникова, Авдеев и Дилевская находились в родстве с Председате-лем ЦИК Я. М. Свердловым. В день военного мятежа 13 марта Н. Н. Авде-ев был арестован у типографского станка запрещенной правительством га-зеты «Наш путь», а О. А. Дилевская, по некоторым сведениям, принимала участие в организации толпы мобилизованных. В любом случае, авторитет военных властей был поставлен под сомнение. В подавлении восстания ак-тивную роль играли чехи. Таким образом, вооруженное выступление про-тив мобилизации завершилось поражением и репрессиями в отношении участников и потенциальной оппозиции. Причиной поражения мятежни-ков стали слабость подполья, отсутствие поддержки среди населения, ко-лебания в солдатской среде. Вообще, население Тюмени не спешило при-нять личное участие в боевых действиях. В глазах горожан, «красные» и «белые», пожалуй, мало чем отличались друг от друга, желая лишь извле-кать прибыль от пребывания в городах. Большинство горожан стремилось избежать мобилизации, чтобы не воевать против соотечественников.
Печальным следствием Гражданской войны был рост антисемитиз-ма. Давние еврейские поселенцы были неотъемлемой частью сибирского города. Во многих городах, в том числе и в Тюмени, евреи были активны-ми участниками торговли, представляли свободные профессии, в городе располагалась синагога и примыкавшее к Затюменскому еврейское клад-бище. Революция и Гражданская война подорвали присущую сибирякам терпимость к инородцам, вынеся на поверхность скрытые предрассудки, глубоко укоренившиеся в русской психике. Волна антисемитизма не обошла и Тюмень, хотя такого крупного погрома, какой устроили аннен-ковцы в Екатеринбурге в июле 1919 г., когда погибли более 200 человек, в городе не было . Однако многие тюменские евреи под предлогом их яко-бы участия в «большевистском эксперименте» арестовывались и препро-вождались в арестный дом. Так, одна из тюменок публично набросилась с кулаками на гражданку Гудович с криком «жидовская морда» и потребо-вала ее ареста, хотя последняя, как отмечалось в печати, не состояла в пар-тии коммунистов, а тем более в отряде Шебалдина . Милиция не только не вступилась за Гудович, но арестовала ее.
Страницы тюменских газет, напечатанных на желтой или серой бу-маге, зияли пустыми местами, к которым приложила свои руки военная цензура. Черным юмором казалась карикатура в тюменской газете за 1919 г. накануне «второго пришествия коммунизма».
Пермяков: Послушай, товарищ, взята Казань, Симбирск…
Дойдут наши до Тюмени?
Немцов: О, в этом я уверен… вот только тов. Ленин
мобилизует всех китайцев,
они народ воинственный.
Пермяков (в раздумье): Да-да, …а то в Тюмени у меня много
осталось нерасстрелянных буржуев.
Дело углубления революции, так сказать,
не окончено…
Восстановление органов городского самоуправления являлось одним из первых шагов Временного Сибирского правительства. Еще в августе 1918 г. оно подтвердило свою верность «идеям народоправства», заявив, что «правительство не будет насиловать народную волю, оно восстановит власть избранных народом земств и городских дум, но оно будет следить, чтобы земства и думы управляли по закону, и никому не позволит нару-шать его» . Правительство А. В. Колчака внесло свои коррективы во взаимоотношения с органами местного самоуправления. В начале 1919 г. российское правительство объявило о проведении выборов в городское самоуправление на территории освобожденной от власти Совета Народных комиссаров. Инструкция министерства внутренних дел «О производстве выборов гласных в городские думы» была опубликована 7 февраля 1919 г. в омской газете «Правительственный вестник». Потребность в проведении выборов для существующей власти имела вполне обоснованный характер. Во-первых, значительная часть гласных, избранных летом 1917 г., по раз-ным причинам выбыла из состава своих дум. Во-вторых, правительство надеялось обновить состав городского самоуправления, в котором эсеры и меньшевики имели преобладающее влияние. Новый закон о выборах уве-личивал избирательный возраст с 20 до 21 года и устанавливал ценз осед-лости – гражданин должен проживать на территории муниципального по-селения не менее одного года до дня голосования.
В Тюмени выборы в городскую Думу состоялись 1 июня 1919 г., причем местные политические деятели, ранее выдвигавшиеся от партий РСДРП, ПСР и ПНС, выставили свои кандидатуры от нейтральных обще-ственных структур – профсоюзов, союза квартиронанимателей и союза домовладельцев. В частности, от профсоюзов выступили Рогожников Ф. И., Моисеенко К. Е., Федоров Д. А., Баторгин А. М., Глузман М. Б., Китов А. А., Изместьев А. Р. и др . Выборы в муниципалитет не отличались вы-сокой явкой, к избирательным урнам пришло не более 30% внесенных в списки горожан.
В результате выборов демократические кандидаты от ПСР и РСДРП потерпели сокрушительное поражение, уступив свои места кандидатам от союза домовладельцев, а председателем городской Думы был избран быв-ший кадет Н. И. Беседных (31 «за», 10 «против»). Поражению умеренных социалистов способствовало и то, что омские кадеты убедили правитель-ство А. В. Колчака «временно» упразднить систему партийного пропор-ционального представительства и заменить ее системой мажоритарной, дающей отдельным кандидатам, пользующимся поддержкой партии либе-ралов, более высокий шанс победить на местных выборах. Таким образом, расцвет тюменской многопартийности в период революции и Гражданской войны в целом оказался мнимым, а после череды перманентных разгромов и самороспусков организации политических партий оказались не в состоя-нии провести муниципальную компанию 1919 г. по партийным спискам. Хотя в августе 1919 г. организации ПСР и РСДРП еще значились в Тюме-ни как легальные структуры, после 8 августа они оказались под присмот-ром ВЧК и заявили о своем окончательном самороспуске.
После многочисленных гонений, унижений и самораспада кадетская партия и организация домовладельцев возродились в марте 1919 г. в лице «Союза Возрождения», представленного в Тюмени А. В. Голицыным, В. Я. Дмитриевым, П. А. Рогозинским, Д. А. Миловидовым, Ф. М. Селянкиным, К. А. Плишкиным, Н. О. Сергеевым. Благодаря прибытию в город большо-го числа сторонников либеральных идей, бежавших от большевистской революции и Гражданской войны, новое политическое образование заяви-ло о безусловной поддержке адмирала А.В. Колчака. Впрочем, новая поли-тическая структура оказалась также недолговечной. Вместе с отступаю-щими частями войск Верховного правителя город покинули доктор А. В. Голицын, бывшие главы города К. А. Плишкин и А. С. Флоринский.
Пяти месяцев власти Временного Сибирского правительства и девя-ти месяцев правления адмирала оказалось достаточно, чтобы значительная часть тюменцев либо стала противником белых властей, либо начала отно-ситься к ним равнодушно. В сознании горожан все более откладывалась мысль, что «белые» не смогут обеспечить ни мира, ни порядка. Как пола-гает Н. Перейра, и с этим следует согласиться, колчаковское правительство совсем не управляло: его законы и указы мало затрагивали жизнь той ог-ромной территории, на какой адмирал объявил себя правителем. В Заура-лье строевые командиры делали все, что им заблагорассудится. Они были совершенно самостоятельны в своей военной и гражданской политике. Урал и Сибирь при Колчаке, по существу, превратились в конгломерат во-енных княжеств, лишь номинально подчиненных «Российскому прави-тельству». Их военных вождей заботило меньше всего управление зани-маемой ими территорией и, прежде всего, извлечение оттуда всего, что требуется для поддержания своей военной самостоятельности .
Летом 1919 г. на Восточном фронте Гражданской войны обозначился явный перелом в пользу Красной армии. Екатеринбург доживал свои по-следние дни в качестве неофициальной столицы белых на Восточном Ура-ле. 14 июля 1919 г. город был взят 3-й армией красных, после чего белая армия начала изнурительный отход в сторону Омска. По мере отступления в глубь Западной Сибири ее солдаты, состоявшие почти исключительно из сибирских крестьян, дезертировали в больших количествах, возвращаясь в деревни, из которых они были призваны зимой 1918 - 1919 гг. По Турин-скому и Московскому трактам, а также по проселочным дорогам тянулись под дождем на измученных лошадях многочисленные обозы беженцев. На зазевавшихся в пути, как на богатую наживу, нападали грабители и раз-бойники. В стороне от дорог находили немало убитых людей, павших ло-шадей . В Тюмени свирепствовал сыпной тиф. Сибирским правительст-вом были организованы тифозные палаты в городской больнице, Романов-ский, Андреевский и Потаскуевский госпитали. Больные лежали повсюду: в лечебницах и лазаретах, валялись вповалку в коридорах, в подъездах до-мов. Позднее каждый день умерших от тифа вывозили на Текутьевское кладбище. Иногда покойников сваливали на заранее подготовленную гру-ду валежника и поджигали. Мылись щелоком, приготовленным из золы. Соли и сахара не было уже полгода. Характерной деталью того времени были участившиеся потери личных документов горожан. Объявления о том стали повседневными в тюменских газетах. По-видимому, население стало задумываться, как себя вести перед новой властью.
Несмотря на бытовые трудности, по сообщению белогвардейских информаторов, накануне прихода большевиков настроение жителей Тю-мени, за исключением рабочих и чернорабочих (количество их около 5 тыс. человек), было отрицательным по отношению к большевикам. Из го-рода эвакуировано: служащих - 221, беженцев - 14761, арестантов и крас-ноармейцев - 9794, отправлено из Тюмени воинских чинов – 2428, раненых – 760, грузов – 196181 пудов, лошадей – 140, повозок – 75, быков – 47 . Видимо, не желая себя связывать с опасными попутчиками, белогвардейцы бросили на произвол судьбы около 1200 человек – инфекционных боль-ных. После прихода Красной армии в тюменских госпиталях были обна-ружены тысяча пленных красноармейцев, сто австрийских интернациона-листов и сто бывших военнослужащих Белой армии со всеми признаками возвратного, брюшного, сыпного тифа и дизентерии . Кроме того, только за десять суток через Тюмень прошло около 160 тыс. беженцев. «Положе-ние их отчаянное, и они страшно мешают войскам» . В официозном «Вестнике Тобольской губернии» отмечалось: «Тобольская губерния по-полняется беженцами. Их везут по железным дорогам, на пароходах, едут они на лошадях, идут пешком… Волна передвигающегося в Сибирь насе-ления по грунтовым дорогам настолько велика, что на участке от Тугулы-ма до Тюмени, по соседнему с железной дорогой пути, едущие на подво-дах и идущие пешком скапливаются в такие массы, что одних экипажей образовывается две сплошные линии, тянущиеся шагом, в сопровождении такой же беспрерывной струи пешеходов» . Белые увели практически все пароходы в Омск. При занятии города Красной армией были обнаружены два сломанных – «Спарта» и «Стефан». Ужас перед приходом красных был столь велик, что накануне наступления красноармейцев в городе была объ-явлена мобилизация польских войск и этнических поляков. Поляки в воз-расте от 17 до 40 лет должны были явиться 8 - 9 июля 1919 г. на сборные пункты для отправки в Омск.
Во время перевозки заключенных из Тюмени в Тобольск на баржах неоднократно вспыхивали бунты, в том числе венгерских интернациона-листов и уголовников. При подавлении одного из таких бунтов были рас-стреляны 60 человек. Тем ни менее Тюмени определенно повезло, город не стал укрепленным пунктом колчаковской обороны Восточного фрон-та, а робкие попытки белых задержать Красную армию на железнодо-рожных станциях Юшале, Тугулыме, Кармаке и Подъеме не увенчалась успехом. Обелиски с пятиконечными звездами на кладбищах этих стан-ций, в непосредственной близости к железнодорожному полотну, четко свидетельствуют об эшелонном характере боевых действий.
8 августа 1919 г. Красная армия вступила на улицы Тюмени. При этом до точности наоборот повторилась прошлогодняя ситуация, когда бе-логвардейцы из города отступили, а большевики еще не вошли. В течение суток город принадлежал грабителям и мародерам, лихо растаскивающим муниципальное имущество. На ауканье уголовников, звавших грабить, от-кликнулись тюменские пролетарии, которые потащили продукты, дрова, керосин, медь и чугун. Разворовывалось буквально все – оборудование во-енных мастерских, котлы, чайники, упряжь, одежда и прочее. По сути, во-ровство из уголовного преступления превратилось в средство поддержания жизни.
Так, испугавшись большевистских реквизиций, эконом тюменского мужского монастыря Герасим при помощи кухарки Христины Дубровиной отправил два воза монастырского имущества на ее родину в деревню Дуб-ровину Созоновской волости Тюменского уезда. Позднее отмечалось (со-хранен стиль оригинала):
«В мужском монастыре города Тюмени, который оставлен еще при белых в настоящее время полнейший разгром и хаос, например: эконом монастыря Гера-сим привез к себе сожительницу и много монастырского добра вывезено на ее роди-ну…. В монастыре в настоящее время есть много ценных вещей, которые растас-киваются монахами. Учета в монастыре никакого не было. Милиция до сих пор мер не принимает. Что в этом монастыре делается не известно. Известно толь-ко этой шайке монахов проживающей в числе 10 человек» .
С первого дня пребывания большевиков в городе началось формиро-вание новых органов власти. Как правило, основные кадры Тюменскому военно-революционному комитету поставлял политотдел 51-й дивизии 3 армии Восточного фронта. Активную роль в становлении советской власти в Тюмени сыграли С. Стариков, 9 августа 1919 г. возглавивший временный Тюменский ВРК, и некто Катаев, ставший председателем переходного ВРК. 18 августа 1919 г. был сформирован постоянный состав ВРК, предсе-дателем которого стал А. Д. Макаров , помощник военного комиссара 454 полка. Ему помогали Зерновский, И. И. Зыков, а также Лившиц и В. М. Кармашов, ставшие редакторами «Известий Тюменского ревкома» и руко-водителями городской организации РКП (б). Тюменской ГубЧК осенью 1919 г. руководил С. А. Комольцев , губвоенкомом стал латыш Ян Пе-че , а гарнизон города непродолжительное время возглавлял В. К. Блюхер .
В середине октября 1919 г. председатель губревкома А. Д. Макаров был отозван в распоряжение политотдела 3-й армии и направлен в То-больск. С 14 октября 1919 г. председателем Тюменского губревкома был назначен Б. З. Шумяцкий (Андрей Червонный) , который работал в этой должности до февраля 1920 года. 25 апреля 1920 г. его сменил уроженец Вятской губернии, С. А. Новоселов, возглавивший Тюменский губернский революционный комитет, а затем ставший председателем исполкома Тю-менского губернского Совета .
Тюменский Военно-революционный комитет состоял из 15 отделов, включавших в себя: революционный комитет, отдел управления, транс-порта, продовольствия, городского хозяйства, жилищный, здравоохране-ния, земельный, советской милиции, социального обеспечения, народного образования, отдел переработки кожи и отдел водного транспорта. С пер-вых дней восстановления власти большевиков ощущался острый дефицит кадров. Большинство отделов было укомплектовано некомпетентными управленцами, не имеющими практического опыта муниципальной и госу-дарственной службы. Как правило, основанием для утверждения в долж-ности служили пролетарское происхождение и активное участие в борьбе с врагами советской власти. Часто аппарат управления комплектовался за счет назначенцев, присланных из других губерний. Наладив работу ревко-ма и подобрав управленческие кадры, работники политотделов перебрасы-вались на новые места. ВРК задумывались как временные структуры, при удалении линии фронта они должны были быть заменены вновь организо-ванными Советами.
Тюменская организация РКП (б) была организована 11 августа 1919 года. На «случайное собрание пришла публика тоже случайная, вплоть до лиц с преступным прошлым» . После возвращения в город коммунистов, покинувших Тюмень в июле 1918 г., оргкомитет был распущен и назначе-ны перевыборы. 25 августа 1919 г. состоялось новое заседание восстанов-ленной Тюменской организации РКП (б). Ее возглавил В. М. Кармашов, в состав президиума вошли Проскуряков, Зыков и Волков. Всего на учете в городской организации было зарегистрировано 60 коммунистов . Одним из первых мероприятий новой власти было чествование жертв колчаков-ского террора. Так, 9 сентября 1919 г. состоялась большая демонстрация тюменских рабочих, организованная городским комитетом РКП (б). Де-монстранты отправились за город в район кургана холерного кладбища (видимо, находившегося в районе пересечения современных улиц Холо-дильной и 50 лет Октября), где тянулись две насыпи на 240 и 80 захороне-ний, в одном из которых покоилась О. А. Дилевская, и провели митинг па-мяти . Вообще практика посещений сакральных мест – братских могил, захоронений жертв колчаковского режима была характерна для первых го-дов советской власти и использовалась повсеместно. «Несмотря на воинст-вующий атеизм и афишируемую непримиримость к религиозной риторике, большевистский дискурс периода Гражданской войны отличала странная для материалистов духовная «некрофилия» (несомненно, латентное пере-воплощение христианского культа святых), доходившая порой до абсурда и достойная пера Ф. Арьеса. Не просто культ погибших товарищей, герои-зация их смерти, а любование ими в смерти. Именно братские могилы и памятники были главным конечным культовым пунктом всех советских демонстраций» .
При строительстве советского государства активно использовалась интернациональная составляющая большевистской революции. В частно-сти, уже в 1919 г. при Тюменской организации РКП (б) была вновь восста-новлена секция немецких интернационалистов, ее возглавили Фишер, Ян-даум и Гринберг. Куратором секции назначен А. Н. Никитин, знающий немецкий язык. Вообще, бывшие военнопленные весьма часто использова-лись в органах советской власти и управления. Например, некто Карл, бывший повар из Вены, ставший «полезным работником по делу розыска в тюменской милиции». Или один из руководителей Тюменской ЧК И. И. Пльчак . В начале 1920 г. в Красной армии насчитывалось около 268 тыс. иностранных пролетариев - интернационалистов. Они не образовывали от-дельных воинских частей, но почти в каждой части Красной армии было несколько интернационалистов. В большинстве своем они были членами партии иностранных коммунистов и оценивались военным командованием как наиболее сознательная часть армии, но, вместе с тем, они не забывали о своей главной цели – возвращении домой.
Первые мероприятия коммунистов были связаны с наведением эле-ментарного порядка. Был установлен комендантский час, организована пе-репись населения, ограничен въезд в город частных лиц как из Екатерин-бурга, так и Омска. 6 сентября 1919 г. в городе был ликвидирован ломбард, затем началось изъятие домов и квартир, принадлежавших ранее бежав-шим с белогвардейцами тюменским предпринимателям. Были конфиско-ваны все домашние телефоны, швейные машинки, началась регистрация лиц, не имеющих определенных занятий, буржуазных элементов, имею-щих свои предприятия. Мужчины и женщины, прибывшие до 1 октября со стороны Омска, под страхом предания суду ревтрибуналом были обязаны зарегистрироваться в 43 часа . Кроме того, были закрыты на учет все кооперативные лавки города. Последнее мероприятие коммунистов вызва-ло негативную реакцию самого В. И. Ульянова (Ленина). Узнав из газет о прекращении торговли в Тюмени, вождь большевиков разразился гневной отповедью в адрес работников ВРК.
«По полученным сведениям вы закрыли кооперативные лавки в Тюмени впредь до окончания учета. Отменяю это распоряжение как незаконное и бес-смысленное. Законной деятельности кооперации не должно чиниться никаких препятствий. Учитывать можно лишь монопольные товары, при этом ни в коем случае не закрывать лавок. Ленин» .
Попытки некоторых горожан, ранее покинувших Тюмень с колча-ковскими войсками, вернуть себе принадлежавшее им ранее имущество наталкивались на категорический отказ новых властей. Ситуация обостри-лась в связи с тем, что, столкнувшись с массовой эпидемией тифа и полной неразберихой в Омске , значительное количество вынужденных пересе-ленцев вернулось обратно. Среди тюменцев росла ненависть к бывшим зажиточным горожанам и «прислужникам колчаковского режима». Так, бывший начальник городской милиции в 1917 - 1919 гг. В. К. Островский именовался не иначе как «местный гробовщик, организатор черной сотни в 1905 г., помощник надзирателя и полицейский пристав».
Под угрозой расстрела Военно-революционный комитет предложил всем тюменцам, за исключением членов РКП (б), сдать оружие, патроны, боеприпасы. Вне закона объявлялось мародерство и спекуляция (т.е. ис-кусственное повышение цен и сокрытие товаров). Свободная торговля бы-ла пока разрешена, кроме продажи кожи, сахара и чая. Деньги Сибирского правительства достоинством 1000 руб. и выше были ликвидированы. Деньги достоинством 500 рублей и ниже должны быть проштампованы и стали ходить наряду с советскими деньгами. К штемпелеванию население и организации региона предъявили всего 10 млн. 650 тыс. рублей, явно очень небольшую часть сибирских денег, имеющихся в обращении . Позднее, в сентябре 1920 г., «на основании секретного приказа Наркомфи-на деньги старых образцов 1917 г. были изъяты из обращения с целью пре-кращения усиливающейся спекуляции ими» .
Некоторое время Тюмень оставалась прифронтовым городом. Белые войска находились на расстоянии не далее трехсот километров. Осеннее контрнаступление армии А. В. Колчака началось 1 сентября 1919 года. Хо-тя атака белых не достигла цели и Тюмень осталась в руках большевиков, пролетарскую часть населения города объял страх перед возможным воз-вращением войск адмирала . Так, в результате внезапной атаки белых на станцию Голышманово, находящуюся в двухстах километрах от Тюмени, 10 сентября 1919 г. погибли 395 красноармейцев восстановительной роты 1-го Уральского железнодорожного коммунистического батальона. Насту-пая вдоль железной дороги Ишим–Тюмень, колчаковцы при поддержке бронепоездов отбросили части 29-й дивизии большевиков и вышли в тыл 151-й бригады 51-й дивизии В. К. Блюхера. Однако резервы колчаковцев уже были исчерпаны, и после кровопролитных боев они ушли в Восточ-ную Сибирь.
Постоянная нехватка людей, обладающих опытом организаторской и пропагандистской работы в освобожденных от колчаковцев областях, при-вела к засорению советского и партийного аппарата случайными и неком-петентными людьми, основной целью которых стала проблема собствен-ной выживаемости. Будучи назначенными, эти «термидорианцы» не чув-ствовали никакой ответственности перед населением и отчитывались толь-ко перед вышестоящими инстанциями. Вследствие такого положения, многие тюменские властные органы: горком РКП (б), губернская ЧК, гу-бернский ревтрибунал, губернский уголовный розыск, городская органи-зация РКСМ–оказались разложившимися и коррумпированными структу-рами, нарушавшими даже неписаные правила революционного правосоз-нания. Тюменская городская организация РКП (б) 17 февраля 1920 г. была распущена . В нее проникли «шкурники, отдельные лица с уголовным прошлым, бывшие служащие царской полиции, а также мелкобуржуазные элементы, стремящиеся превратить РКП в обывательское собрание» .
«Некоторые тюменские ответственные работники в пьяном виде ночью позволили себе стрельбу на улице, врываясь в частные дома, не имея на то никаких мандатов и поручений соответствующих организаций. За свои деяния они понесут заслуженную кару. В случае повторения таких фактов от имени Сибирского рево-люционного комитета предупреждаю партийных и советских работников, что как малые, так и большие проступки и преступления не останутся без наказания.
Член Сибревкома Владимир Косарев» .
Ответственные работники Тюменского ВРК И. И. Зыков и Проску-ряков были отстранены от всех занимаемых должностей за пьянство и де-бош и исключены решением Военно-революционного трибунала из партии коммунистов.
Еще хуже было положение с другими органами власти – судом и ми-лицией. Губернские партийные и советские органы относились к суду с предубеждением, а при председателе горисполкома К. Г. Шмуклере даже ставился вопрос о «временном закрытии суда» . Низкий правовой уро-вень сотрудников административных органов, полуголодное существова-ние, задержки с выдачей продуктов определяли высокую текучесть кадров. Многие сотрудники, пригодные к работе в судебных органах, устраивались в другие учреждения, лучше обеспечивающие их существование. Положе-ние с милицейскими кадрами было еще более удручающим: к ним предъ-являлось меньше требований, а материальное обеспечение было хуже .
Так, назначенный в августе 1920 г. начальником городской милиции М. К. Лебедев указал свои оклады за 1919-1920 гг. В октябре 1919 г. оклад помощника начальника районного отделения милиции составлял 2100 руб.; оклад начальника районного отделения был на 70 руб. выше. В 1920 г. оклад помощника начальника городской милиции составлял 1860 руб.; оклад начальника городской милиции составлял 2625 руб. Кроме того, М. К. Лебедев был премирован 150 руб., 4 аршинами сукна и серебряным портсигаром . В 1919 г. были установлены следующие должностные ок-лады работникам уголовного розыска:
- начальник губернского уголовного розыска – 1860 руб.
- помощник начальника – 1800 руб.
- старший агент – 1440 руб.
- младший агент – 1164 руб.
- секретный агент – 1440 руб.
По сведениям И. К. Шабановой, «возглавивший Тюменский губерн-ский уголовный розыск 1 апреля 1921 г. Иван Брыляков, выходец из Вят-ской губернии, создал за короткий срок организованное преступное сооб-щество с широкими полномочиями, безнаказанно действовавшее в Тюме-ни и окрестностях до 9 марта 1922 г.». Любопытно, но И. Е. Брыляков еще в 1920 г. обвинялся в преступлениях по должности, дезертирстве из Крас-ной армии, хищениях денежных средств и пьянстве, был исключен из ря-дов РКП (б). В многочисленных анкетах, даваемых этому ловкому челове-ку 22 лет, Брыляков характеризовался исключительно самым негативным образом . Примкнув к коммунистам в 1918 г., участник Первой мировой войны, И. Е. Брыляков подвизался в вятской ЧК, затем похитил из сель-ской школы портрет тов. Троцкого, был осужден, в ноябре 1919 г. исклю-чен из партии за систематические пьянки, но в связи с острой нехваткой людей принят на должность адъютанта начальника конно-подвижного транспорта 3 Красной армии (затем I армии труда). Не справившись с обя-занностями адъютанта, И. Е. Брыляков был назначен командиром эшелона этой воинской части, но сбежал со службы, похитив 20 тыс. рублей из во-инской кассы, и объявился в должности … следователя Ялуторовского от-дела ГубЧК. Предоставив губернской комиссии по дезертирству кучу ли-повых справок о своей инвалидности и будучи арестованным, Брыляков самым удивительным образом вновь оказался на свободе и предстал в должности … начальника Тюменской уездной милиции, затем Туринской уездной милиции. А спустя полгода возглавил Тюменский губернский уголовный розыск.
Глава уголовного розыска окружил себя преимущественно молоды-ми и беспринципными людьми, прибывшими из разных губерний. Брыля-ков допускал разного рода преступления своих подчиненных и сам участ-вовал в них. Например, после ссоры его жены Таисии Брыляковой (также работницы уголовного розыска) с его любовницей Мякининой он поручил коменданту губрозыска Рыжову расстрелять последнюю. В итоге Тюмен-ский губернский уголовный розыск превратился из аппарата сыска в аппа-рат расправы, даже мести и расстрелов .
По сути дела, руководство тюменской милиции оказалось на содер-жании криминального мира, получало взятки, присваивало чужое имуще-ство, расстреливало «при побегах» опасных свидетелей.
«Сотрудники угрозыска В .М. Тресолобов и Г. С. Максимов зимним вечером забрали из камеры тюрьмы арестованных граждан Загуменных и Васильева, отве-ли их на Туру, расстреляли, а трупы спустили в прорубь. Возвратившись, они поде-лили между собой принадлежавшие убитому Васильеву отрез ткани, одежду и деньги на сумму 1500000 рублей, а затем Максимов написал рапорт, что Загумен-ных и Васильев бежали» .
Вместо защиты населения от разгула преступности, в уголовном ро-зыске процветало «воровство, хищения, беспросыпное пьянство, взяточни-чество, вымогательство, провокации, избиения арестованных, самочинные, ничем не оправданные расстрелы». Словно повторяя «подвиги» одиозного римского императора Гая Калигулы, работники угрозыска требовали от богатых горожан своего усыновления либо введения в состав совладельцев предприятий. Понятно, что спокойной жизни усыновителям в дальнейшем милиционеры не гарантировали. Часто мужчины и женщины, подследст-венные и осужденные, содержались неделями в одной камере.
Так, например, рецидивисты Кирилюк, Лукасик, Топилин, Корюхин были освобождены из-под стражи и устроены агентами Губрозыска. В их обязанности входило содержание притонов, снабжение ответственных ра-ботников алкоголем и женщинами. Постоянно подвергавшийся милицей-скому рэкету цыган Череповский был обязан снабжать преступное сооб-щество лошадьми, самогоном, деньгами, продуктами. На суде Черепов-ский с горечью признавал: «Доили, доили меня, мать иху… и с ними же сидеть пришлось». Среди преступлений, выявленных по делу уголовного розыска, были: расстрел 12 – летнего мальчика Гжибовского, обвиняемого в 56 кражах (!) и службе в Губрозыске (!). Он был расстрелян на Текутьев-ском кладбище. Были убиты сотрудница Губрозыска Мякинина и аресто-ванный по кличке «Молитва». Расстрел осуществили агенты Губрозыска Кондров, Красильченко, комендант Рыжов.
Агенты Ортчека Петров и Кузнецов были расстреляны якобы по приказу начальника губернской милиции К. Г. Желтовского, а главарь шайки воров действовших на железной дороге, Путинцев, не был расстре-лян, так как приказа не поступало, в связи с личным знакомством автори-тета с руководителями Губрозыска .
«Первый раз Брыляков выдал ордер на 10 человек и сказал «будет мокруха», подчеркнув 4-х, я выдал агентам приказ на их расстрел», - сви-детельствовал один из обвиняемых. Подсудимый, агент Ямщиков, служил в Губрозыске всего 18 дней и все время только пил. По делу привлекался также начальник губернской милиции К. Г. Желтовский, отделавшийся выговором «за бездействие власти».
В результате публичного суда, проведенного с максимальной откры-тостью, Иван Брыляков, зам. начальника губрозыска Александр Вискунов, начальники секретной части Кузьма Лыжин, Емельян Колесников, Григо-рий Максимов, инспектор Анимказист Брагин, начальник секретной аген-туры Петр Седов, старший агент Григорий Енин приговорены к расстрелу. Максимов, в связи с побегом – заочно. Гаврила Яковлев и Михаил Кра-сильченко – к 10 годам заключения. Остальные двадцать сотрудников Губрозыска получили меньшие сроки заключения .
Аналогичная ситуация сложилась в ГубЧК, которая превратилась в орган собирающий «барахло». Реквизициями в личную пользу занимались члены коллегии ЧК С. А. Комольцев, Б. В. Падерня, И. И. Добелас, К. Ф. Зернин, оперативные работники Ф. В. Залевин, Г. А. Васберг, А. И. Ратнек. По итогам проведенной в ноябре 1919 г. чистки 11 сотрудников первого состава Тюменской ГубЧК, образованной в сентябре 1919 г. были наказа-ны: 5 человек приговорены к пяти годам в исправительно-трудовых учре-ждениях, 6 человек - к двум годам, а 3 сотрудника ВЧК – братья Ян и Жан Фрейманы и Анна Швех – расстреляны за преступления по должности.
Часто арестованных передавали из одного советского правоохрани-тельного учреждения в другое без соответствующих документов, что при-водило к печальным последствиям. Вроде бы человек есть, и вроде бы его нет. Люди исчезали. 13 января 1920 г. совместным распоряжением губерн-ского революционного комитета и ГубЧК арестованные должны были дос-тавляться только с сопроводительными документами или должны освобо-ждаться из-под стражи. Распоряжение подписали А. Червонный и новый начальник ГубЧК Ф. Степной .
Вообще, Тюменской губернии явно не везло на начальников ГубЧК. Первый из них - С. А. Комольцев, всего через два месяца своей службы был признан разложившимся, погрязшим в поборах и злоупотреблениях элементом. От расстрела его спасла временная отмена смертной казни в советской республике. Сменивший его Ф. С. Степной возглавил ГубЧК в декабре 1919 г., а летом 1920 г. «его пришлось устранять с должности яко-бы по болезни». Как отмечал в своих статьях один из лидеров большеви-ков Тюмени Н. Анапский, Председатель ГубЧК оказался хроническим ал-коголиком. Часто брал из запасников виноградное вино, спирт, икру, масло и уезжал кутить в Тобольск к начальнику тамошней ЧК В. Шишкову. Председатель ГубЧК не стеснялся появляться перед подчиненными в пья-ном состоянии, требовал спирт – якобы подлечиться . Не отставали от своего начальника практически все работники губернской ЧК. Об этом красноречиво свидетельствуют приказы того же Ф. С. Степного (сохранен стиль оригинала).
«Следователя тов. Болдырева считать арестованным за пьянство в адми-нистративно-дисциплинарном порядке на один месяц, дело передать в партийный суд».
«Комендатуре, за упущения по службе, дошедшие до того, что в таковую врываются люди и командуют - руки вверх; кроме того за хранение в комендатуре самогонки привезенной с обысков, результатом чего стало пьянство и аресты, де-лаю строжайший выговор, лиц же позволивших пить самогонку арестовываю на один месяц с исполнением служебных обязанностей».
«Предупреждаю всех сотрудников ЧК, в последний раз. Замеченные в пьян-стве будут предаваться суду, и к ним будет применяться концентрационный ла-герь с принудительными работами до 3 – х лет» .
Кроме того, при Ф. С. Степном, как, впрочем, и до него, и после не-го, практиковались явно сфальсифицированные дела. Например, 25 – 28 августа 1920 г. в Тюмени состоялся процесс по делу организации монархи-стов, ставящих целью возрождение самодержавия во главе с царем Михаи-лом. Организаторов процесса – тюменских чекистов, не смутил тот факт, что претендент на престол был расстрелян их пермскими коллегами за два года до того. Военно-революционный трибунал I Трудовой армии (образо-ванной из 3 Красной армии Восточного фронта) приговорил 4 человек (Д.К. Белоглазова, Анну и Аполлона Беер, Анисимова) к расстрелу. Ос-тальные 10 участников тюменской монархической организации были осу-ждены на различные сроки исправительных работ. Значительный вклад в «разоблачение» монархистов внесли сотрудники особого отдела 51–й ди-визии, внедрив в их организацию под видом белогвардейца Лебедева сво-его сотрудника. Почему через три года после свержения самодержавия тюменские чекисты присвоили организации статус монархической – оста-лось неизвестно. Заговорщиков обвинили в убийстве члена временного Тюменского ВРК тов. Ляпина, распространении послания патриарха Тихо-на, сборе информации о красноармейских складах с оружием, участии в попойках и разврате. В итоге чекисты отчитались в очередном успехе .
Во взаимоотношениях партийных и чекистских структур часто на-блюдались конфликтные ситуации, склоки и продолжительные интриги. Председатель губревкома Б. З. Шумяцкий писал о Ф. С. Степном, что он «абсолютно безупречный работник и партиец», но сама губчека «не на вы-соте своего положения», поскольку «большинство работников губчека – и как раз виднейших – или уже поставлены за это время «к стенке», или на днях будут, несомненно, поставлены за вопиющие злоупотребления». Шу-мяцкий констатировал, что «боролся за реальный контроль партии над ра-ботой губчека и этого добился в полной мере», но Степной в этом усмат-ривал нарушение «прерогатив губчека» и ставил вопрос «о стеснительных условиях работы» . Б. З. Шумяцкий упомянул «проклятое наследие Ко-мольцева» и просил Сибревком подтвердить правильность своей позиции.
Он доложил об объединении следственного аппарата ГубЧК с аппа-ратом губревтребунала, которым руководил «некорыстолюбивый партиец» Н. И. Иванов, введении в коллегию ГубЧК представителя губревкома, а также о создании при госконтроле бюро жалоб из ответственных комму-нистов .
По информации следующего начальника ГубЧК П. И. Студитова с 1919 по 1921 гг. в производстве у тюменских чекистов находилось 835 дел, по которым вынесено 219 приговоров. Из них приговорено к расстрелу - 68 человек, к принудительным работам – 151, оправдано – 616 граждан. Власть, прибегавшая к методам террора, нуждалась в многочисленных врагах и заговорах, как для устрашения всех нелояльных, так и для под-держания в обществе атмосферы ненависти к врагам пролетариата. В свою очередь, карательные органы, исходя из ведомственных интересов и де-монстрируя свою эффективность, поставляли властям как можно более внушительные цифры разоблаченных врагов. Органы ВЧК вели интенсив-ную агентурно-оперативную работу против нелояльных лиц, периодически применяя против них репрессии. Например, чекистами была установлена преступная группа расхитителей, похищавших с производства кожу. В ре-зультате проведенного расследования в ночь с 18 на 19 декабря 1920 г. бы-ли расстреляны 9 воров. 2 декабря 1919 г. за преступления по должности за время работы в ЧК г. Тюмени были приговорены к расстрелу: Фрейман Жан, Фрейман Ян (Иван), Швех Анна; за контрреволюционные преступле-ния к расстрелу приговорены Аржиловский А. С., Салтановский А. М; за выдачу советских работников приговорен к расстрелу Романов Н. С. При-говор ГубЧК передан для утверждения Тюменскому ВРК.
Отрицательная селекция, характерная для победившей партии, с ее отбором послушных, серых и безынициативных в ущерб талантливым и самостоятельно мыслящим, в ВЧК была представлена в максимальной сте-пени. В органах госбезопасности оказывались люди не только с чистыми руками, но и приспособленцы, осознающие временность своего бытия. Они пытались обеспечить себе безбедное существование с таким разма-хом, как будто предчувствовали свою скорую гибель. Хищения, присвое-ние чужого имущества, повальное пьянство, расстрелы подозрительных и в соответствии с этим - явное нарушение психики отличало несколько по-колений чекистов Гражданской войны.
Не лучше была ситуация в другом административном ведомстве – губернском ревтрибунале. Возглавивший его в 1921 г. И. Н. Перетягин по-гряз в пьянстве с ответственными сотрудниками губернского розыска, вступил в конфликт с губернским отделом юстиции. Столь открытый пра-вовой беспредел подрывал доверие к советской власти. С новой силой воз-родились самосуды. Волна возмущений заставила власти спохватиться и начать исправлять ситуацию. Председатель ревтрибунала Перетягин был исключен из РКП (б) и отдан под суд. Фактически только переход к новой экономической политике положил конец столь открытому произволу. Во-одушевляющая идея и искусственное изменение механизма хозяйствова-ния привели к тому, что граждане нового государства совершали амораль-ные действия из преданности своему идеалу. Они субъекты обязанностей и объекты распоряжений. Все они по сути являлись либо фанатиками, либо носителями страха, либо симулянтами сочувственной лояльности.
Еще одним показателем сложной общественно-политической ситуа-ции как в городе, так и в регионе в целом являются данные, относящиеся к комсомолу. Впервые комсомольская организация в Тюмени под названием «Коммунистический Союз пролетарской молодежи» возникла 12 мая 1918 года. Тогда ее возглавлял А. А. Неверов – сын заместителя председателя губисполкома А. В. Неверова. После свержения так называемой «Первой советской власти» и разгрома Колчака комсомольская организация в Тю-мени была восстановлена 22 августа 1919 года. Длительное время новая организация авторитетом не пользовалась, а в период с 6 по 10 мая 1920 г. постановлением Губкома РКП (б) и Губревкома вообще была распуще-на . По мнению О. В. Палецких, причинами оттока юношей и девушек из комсомола и невступления в ряды околовластной структуры стала текущая обстановка. Историк пришла к выводу, что продолжающаяся Гражданская война (видимо, имелось в виду крестьянское восстание) делала принад-лежность к комсомолу рискованным, а кроме того, отъезд за пределы гу-бернии работающей на железной дороги молодежи, беженцев и переселен-цев привел к значительному сокращению количества комсомольцев .
Тем не менее не только текущая обстановка, но само поведение пер-вых комсомольцев вызывало неприятие к ним со стороны горожан. Это малограмотность членов РКСМ, агрессивное отношение их к церкви и ре-лигии, пьянство, сексуальная распущенность. Даже «сознательные бойцы» Красной армии – комсомольцы, агитационную литературу использовали на самокрутки либо откладывали в шкафы. Низкий уровень культуры комсо-мольцев снижал привлекательность новой организации в глазах молодежи и являлся значительным барьером в ее деятельности.
По мере вытеснения конкурентов с политической сцены большеви-стская партия превратилась в своеобразный трамплин для карьеристских побуждений. Поступление на государственную службу и вступление в большевистскую партию стало важным элементом приспособленчества. Искренняя преданность коммунистической партии, ее идеям, пожалуй, была характерна только для ее дореволюционных членов. Нельзя, безус-ловно, отрицать личный героизм отдельных членов РКП (б), но для боль-шинства коммунистов членство в правящей партии стало лишь одним из этапов «партийной карьеры». Чаще встречались случаи вступления в пар-тию в 1918 г., выход из нее и сотрудничество с антисоветскими режимами в 1919 г., а затем вновь вступление в ряды правящей партии. Так, зимой 1921 г. тюменская городская организация РКП (б) насчитывала 770 членов и кандидатов в члены партии , но партийная мобилизация и переход на казарменное положение в связи с крестьянским восстанием привели к мас-совому бегству людей из партии. В ходе проведения партийных чисток вскрывались вопиющие преступления, такие, как сотрудничество с бело-гвардейцами или преступления по должности. Причем речь идет не об единичных случаях, а о системе.
В 1918 – 1921 гг. на местах сформировались клановые партийные центры, отличительной чертой которых стала относительная автономность от ЦК РКП (б), собственное понимание текущего момента, своеобразная интерпретация партийных директив с учетом местной специфики и опыта. Значительное место в региональной политической жизни играли семейные, родственные и дружеские связи, а партийно-советский аппарат представ-лял исключительно коррумпированные учреждения. Во многом именно этим объяснялось стремление аппарата ЦК РКП (б) нивелировать местных партийно-советских лидеров, привести их к смирению и однообразию, ра-зобщить партийные кланы, перебрасывая руководящих работников воен-но-революционных комитетов в другие регионы. Учитывая стоящие перед ними задачи, эти региональные партийные активисты часто прибегали к казням и экзекуциям, использовали психологические рычаги, такие, как жажда власти, зависть, доля при разделе добычи. Преданность делу рево-люции (точнее, новому государству) зачастую сочеталась с неразвитым политическим и культурным сознанием, карьеризмом и такими традици-онными властными чертами поведения, как грубость с подчиненными, ал-коголизм, фаворитизм, сплочение в камарильи, создание семейных кланов. По сути, речь идет об экспансии домашних приватных форм культуры в публичную жизнь.
В итоге отбор сотрудников происходил на основе личного знакомст-ва либо родственных отношений. Профессиональные способности и ква-лификация имели вторичное значение. Выборы в Совет служили прикры-тием иных, частных по своему содержанию практик интеграции во власть. В политике господствовали приватные формы передела власти на основе клановых, семейно-родственных и дружеских связей. Властные позиции держались на определенных условиях и договоренностях, неизвестных общественности, а политические деятели были обязаны своим положением «сеньору» более высокого ранга. Социальной опорой нового правящего строя выступали социально слабые, экономически обездоленные группы городского населения, выбитые обстоятельствами из активной хозяйствен-ной жизни. Они формировали политическую городскую общность патер-налистски–авторитарного типа.
Показателем проблемных зон в конструкции новой власти служит «Отчет об обращениях жителей города в бюро жалоб при Тюменской гу-бернской рабоче–крестьянской инспекции». Их количество и претензии к конкретным властным структурам отражены в таблице :
Таблица 4
Суть жалобы, на кого подана, кем подана Декабрь 1919 г. Январь 1920 г. Февраль 1920 г.
Реквизиции и конфи-скации 11 18 19
Незаконные обыски и аресты 2 12 10
Грубое обращение властей 1 2 3
Продовольственное дело 1 0 3
Незаконное выселе-ние 1 1 2
Земельные отноше-ния 1 0 2
Жалобы поступили на: Военное ведомст-во 5 4 8
ЧК 4 18 29
Земельный отдел 1 0 0
Волостной исполком 5 22 10
Конфликтную комис-сию 2 14 12
Должностных лиц 5 10 16
Жалобы подавали: Красноармейцы 3 13 15
Крестьяне 2 18 30
Граждане без указа-ния социального по-ложения 13
58 42
В течение первых месяцев коммунистического правления наблюда-ется увеличение количества обращений горожан в бюро жалоб, причем яв-ным лидером этой критики выступают органы ВЧК. В дальнейшем, с 1 ян-варя по 1 июня 1920 г., в бюро поступило 324 жалобы, из них 22 - на на-рушение правил конфискации имущества агентами политической полиции. Претензий в свой адрес ВЧК не признает и на запросы не отвечает .
Важнейшим элементом в структуре новой власти должен был бы явиться городской Совет – орган, отвечающий за городское коммунальное хозяйство. Но сами большевики признавали, что за год работы Тюменско-го городского Совета это учреждение «было малоподвижно и оставалось все время в тени. Напряженность Гражданской войны на западе и юге Рос-сии, хозяйственная разруха в губернии и городе, голод и холод, продо-вольственные и лесные заготовки - все это невольно отвлекало наших то-варищей от непосредственной работы в горсовете» .
С целью реанимировать работу Совета, подменяемого ранее узкой группой ответственных товарищей, осенью 1920 г. в Тюмени была развер-нута агитационная кампания по выборам его нового состава. Она проводи-лась в трудовых коллективах под жестким прессингом РКП (б). Так лица, прибегающие к наемному труду, живущие не на трудовые доходы, на про-центы с капитала, на доход с предприятия, монахи и духовные служащие к выборам не допускались. В числе лишенных избирательных прав оказа-лись также бывшие полицейские, жандармы, служащие колчаковской ми-лиции, душевнобольные и умалишенные, осужденные за корыстные и по-рочные преступления, служащие, эвакуированные из Тюмени при отступ-лении колчаковской армии и возвратившиеся обратно . Всего к избира-тельным урнам было допущено 18575 горожан. 22 октября 1920 г. состоя-лись выборы в Тюменский горсовет. В условиях информационного кон-троля коммунистам удалось провести 75% своих кандидатов, 25% были представлены беспартийными. Впрочем, итоги избирательной компании 1920 г. оказались для большевиков далеко не утешительными. На профсо-юзном собрании кожевенных рабочих Тюмени список коммунистов был провален. За него проголосовали 40 рабочих, против - 90, остальные воз-держались. Провалив список коммунистов, группа кустарей своего списка не выставила. В печати заговорили о «кожевенной контрреволюции». Их стыдили и призывали переголосовать. Кустари-кожевенники оказались од-ной из немногих групп тюменцев, враждебно настроенных к экономиче-ским мероприятиям коммунистов. На бывшей фабрике Логинова сложи-лась такая же ситуация. Благодаря агитации лучшего коммунистического оратора Тюмени - Н. Анапского, большевики смогли получить голосов больше, чем их получил список профсоюза химиков. Естественно, больше-виков очень беспокоило настроение в рабочих коллективах. Там, где ком-мунисты уступали в своем влиянии, они объясняли это происками куста-рей-одиночек и других несознательных и неразвитых элементов. Постоян-ные митинги и пропагандистские спектакли, организуемые коммунистами, должны были отвлечь тюменских пролетариев от злободневных проблем и сделать их надежной опорой советской власти. На деле все эти мероприя-тия раскололи рабочий класс на «миропомазанных» и «менее развитых ра-бочих» , позволив большевикам утвердить свое господство.
Основное недовольство тюменцев по-прежнему было связано с тру-довой и гужевой повинностью, тяжким бременем распространенной на все трудоспособное население. Но, пожалуй, главной причиной «контррево-люционных разговоров, сплетен и домыслов» стали несогласованные дей-ствия органов самой советской власти. То, что вчера считалось буквой ре-волюционного закона, сегодня аннулировалось. То, что сегодня считалось «белым», завтра коммунистами называлось «черным». Узость кругозора руководителей, еще вчера сидевших на каторге или поселении, а сегодня вознесенных до руководства городом и губернией, отсутствие у них хоть какого опыта созидательной работы приводили к практике проб и ошибок. Бросающиеся в глаза ошибки коммунистических управленцев привели к появлению так называемых «желтых». Так, в отличие от «белых» и «зеле-ных» стали называть группы городских обывателей, со скептицизмом от-носящихся к мероприятиям советской власти. Учитывая, что все антисо-ветские партии в городе были ликвидированы, а «белые банды» рассеялись на просторах Восточной Сибири, тюменские коммунисты приклеили мест-ным маловерам, общественно инертным людям, представителям «старого мира», ярлык «желтые». Характеризуя «желтых», чекистские информато-ры отмечали, что «им свойственна черносотенная обывательская окраска, а побудительные импульсы их эксцессов связаны с религиозными вопроса-ми. Религиозный фетишизм, антисемитизм, противопоставление коммуни-стов и большевиков, темнота и неграмотность – вот отличительная черта желтых» .
Амбициозная попытка большевиков возвести новый мир в святыню с помощью привилегий, предоставляемых рабочим, стала источником ге-роического повествования о революционном настоящем, которое отражало новую социальную иерархию и формы власти и которое помогло приду-мать советские традиции. Так, советская власть отмечала победы над бе-лыми не как веселый праздник для масс, а как празднование победителей. Праздники были способами самосохранения горожан, средством психоте-рапии в борьбе с депрессиями. Экономическая разруха заставила больше-виков мобилизовать население на «экономический фронт». В результате все праздники начали сопровождаться субботниками. Отсутствие энтузи-азма у рабочих вынуждало партию применять силу, чтобы заставить их принимать участие в этих мероприятиях. Создавая собственную историю революции, коммунисты были уверены, что имеют право на террор. Осо-бенно очевидно действия коммунистов проявились при организации праздников, которые стали прикрытием страшной реальности. Они были призваны укрепить существующую систему посредством популистских приемов: организацией незамысловатых развлечений в сочетании с бес-платными угощениями, а то и с амнистией дезертиров и уголовников. Соб-ственно, и рабочий класс был поставлен в достаточно жесткие рамки. Ему адресовалось множество лекций, митингов, от него требовались участие в субботниках и другие демонстрации нового классового сознания. Иными словами, рабочему классу позволялось проявлять себя в общественной жизни, но только в рамках партийных предписаний.
Итак, в стране сформировался мощный бюрократический слой, во многом не связанный с массами. Занимаясь в условиях острой нехватки необходимых ресурсов и средств распределительными функциями, этот слой приобрел огромный вес и влияние. К концу Гражданской войны насе-ление воспринимало его как особую и независимую социальную силу. Партия коммунистов, существование которой уже не имело социальных оснований, опиралась исключительно на догму. Она полагала, что и под-держка пролетариата для нее уже не обязательна, а необходима и доста-точна лишь некоторая целеустремленность, способная в дальнейшей пер-спективе оправдать что угодно. В итоге общественно – политическая си-туация в городе была нестабильной, отягощенной нейтрально – враждеб-ным окружением сибирского крестьянства.
* * *
У пристрастного читателя может сложиться впечатление, что напи-санное мной в определенной мере можно отнести к сегодняшнему дню. Меняются времена, но нравы, увы, остаются прежними. Особенно это ка-сается вопросов власти, управления, распределения материальных благ, возможности реализовать свои способности. Конечно, власть является од-ним из наиболее консервативных институтов, созданных человечеством. Особенно власть в России. Необходима была смена целого поколения, чтобы появились люди, хотя бы внешне демонстрирующие лояльность и преданность новой Российской власти. Люди хотели жить, и люди жили. Серый колорит революционных будней на самом деле имел мало общего с героикой Гражданской войны и трудовых подвигов первых годов совет-ской власти. По сути дела, речь идет о мифологеме, созданной задним чис-лом. Безусловно, эта сентенция не отрицает личного героизма и самообла-дания борцов за идею – «красную» или «белую». Но большая часть совре-менников была далека от них. И если бы их жизнь рассматривалась не как самостоятельный объект исследования, то результаты были бы совсем дру-гими.
Прежде всего, внешней стороной отличий, явно бросающейся в гла-за, было полное безразличие к своему здоровью. Люди, наделенные вла-стью, но попавшие в экстраординарную ситуацию, поголовно злоупотреб-ляли алкоголем на работе, дома, на улице. Нынешнее поколение россий-ских руководителей практически не пьет, посещает фитнесс - центры и ак-тивно занимается спортом. То время было пронизано насилием, когда лю-бой человек был не застрахован от расстрелов, тюрьмы, исправительного дома. Сегодня же власть, отторгая людей, по крайней мере сохраняет им жизнь. Внешнее отличие не может скрыть внутреннее содержание эпохи. Основы традиционной повседневной жизни тогда были скомканы и слома-ны, а народ, озабоченный элементарным физическим выживанием, уже не был способен на борьбу за свои права и будущее своих детей.
Тем не менее полагаю, что любое человеческое общество, чтобы из-бежать застоя и деградации, нуждается в периодических переделах собст-венности, прав и обязанностей своих граждан и самой власти. В ходе об-щественного развития одни социальные группы набирают силу, другие, наоборот, приходят в упадок. Этот процесс может осуществляться естест-венным, органическим путем или с применением насилия. Все зависит от степени отлаженности механизмов социального регулирования, дистанции между властью и народом, их политической мудрости и культуры. Когда данные параметры выходят за пределы некой нормы, позволяющей избе-гать социальных потрясений, происходит взрыв, который мы привыкли на-зывать революцией.
Предвижу, что изложенное в книге может вызвать подозрение: не изыскивал ли автор целенаправленно самые мрачные факты, соответст-вующие ужасам насилия и «смуты», одиозно и односторонне подбирал ма-териалы, абсолютизировал пороки революции, аттестуя народ как дикую и темную толпу с дурными наклонностями к анархистскому бунту и бес-смысленному разрушению? Конечно, другой историк, при иной постанов-ке вопросов, добился бы других результатов. Но меня интересовала обыч-ная жизнь обычных людей, попавших в необычную ситуацию. С их горе-стями и радостями, счастливыми и трагическими моментами, бытовыми заботами. Все дело в том, что горестей и трагических моментов в период революции и Гражданской войны оказалось неизмеримо больше, чем ра-достей и праздников. А мое искреннее желание провести свое исследова-ние объективно было похоронено под тяжестью архивных материалов, где почему-то не нашлось материалов о праздниках, торжествах, белых пер-чатках и начищенных ботинках. И ни один из сменявших друг друга поли-тических режимов в 1917–1921 гг. не обеспечил комфорт и безопасность человеку и гражданину. Какое оправдание находил себе человек, как при-спосабливался к происходящему? Ответам на этот вопрос посвящен сле-дующий параграф.