В окрестностях той самой горы Пелион, где обитал Хирон, жило большое племя кентавров, состоявшее в дальнем родстве с царём лапифов Пирифоем. Вообще-то, по нашим понятиям, он был скорее не царём, а царьком, ибо слово "басилевс" в те архидревние времена означало скорее военного племенного вождя, чем абсолютного монарха, - но уж ладно, других царей тогда не было.
Согласно людским легендам, лапифы, как и кентавры, произошли от нечестивого Иксиона, - но не от его обманного союза с Нефелой, а от брака с земной женщиной по имени Дия. Поскольку в выдумку про Нефелу я верить не склонна, мне кажется, что скорее всего, прародитель лапифов, Иксион, ещё до своего брака с Дией, имел связь с какой-то кентавридой, - отсюда родство, признававшееся обоими народами. Кстати, невестой Пирифоя была Гипподамия ("Усмиряющая лошадей"), и её имя наводит на мысль о том, что она тоже могла состоять в родстве с двусущностными.
Правда, бытует и другое предание - не берусь судить о его достоверности. Согласно этому мифу, Кентавр и Лапиф были сыновьями самого Аполлона, а вовсе не Иксиона. Почему, однако, так вышло, непонятно: ни одна кентаврида не была в состоянии родить подобной двойни, а уж самка человека - тем более. Другое дело, что Аполлон мог зачать антропоморфных близнецов, а потом один из них сошёлся с кентавридой - такое, хоть и чрезвычайно редко, но случалось.
http://kentauris.livejournal.com/111904.html
(Луи Курте. Фонтан в Лионе. 1849).
Однако даже до окончательной порчи наших отношений греки никогда бы не признались в подобном мезальянсе (да и для кентавров в нём было мало лестного). А уж после разрыва говорить об этом вслух и вовсе никто бы не стал. Люди начали изощряться в фантастических вымыслах, а кентавры предали проклятию имя Пирифоя и отреклись от кровной связи с лапифами.
В общем, налицо как факт родства двух соседних народов, так и не слишком ясное происхождение этого родства.
...Далее я поначалу буду излагать ту версию событий, которую донесли до нас человеческие предания, а потом позволю себе осветить дело с несколько иной стороны…
Пирифой, одержимый честолюбием, захотел устроить себе свадьбу не менее пышную, чем некогда Пелей, - и пригласил на пир всех богов, всех известных ему земных царей и всех своих родственников, включая кентавров. Последние были рады, что их не забыли позвать, хотя тогдашний их вождь, Асбол, согласился с тяжёлым сердцем: он, подобно Хирону и Фолу, обладал пророческим даром и чувствовал, что идти бы не надо, поскольку всё это кончится сварой, а то и кровью. Убедить в своей правоте никого из сородичей он не смог - и отправился с ними, надеясь, что в нужный час сможет удержать кентавров от крайности.
Поскольку хоромы Пирифоя не могли вместить такое многолюдное торжество, то столы поставили под открытым небом. Из людей самым желанным гостем был Тесей, царь Афинский, - они с Пирифоем когда-то враждовали, но потом стали неразлучными приятелями.
Поначалу всё шло чинно и мирно: молебен и жертвоприношение благосклонным богам и праздничная трапеза - не столь изысканная, сколь обильная и сытная.
Но вот началась раздача вина, - естественно, началась с богов, - и кентавры почуяли неведомый им аромат (наши кентавры, в отличие от азиатских, вкуса вина долгое время не знали). Затем виночерпии стали угощать человеческих царей и родственников жениха. Кентавры волновались в ожидании, когда же очередь дойдёт до них, и почему их очередь - последняя. Пирифой же, по совету Хирона, вообще не собирался давать кентаврам вино, - и велел мальчикам-прислужникам сильно разбавить его, лишь чуть-чуть подкислив обычную воду.
Этого, полагаю я, кентавры стерпеть не смогли. Им показалось обидным, что их угощают не так, как других: чувство справедливости развито у нашего племени даже острее, чем у двуногих, и никакого неравенства, вызванного условностями, мы не признаём. А уж если сюда примешивается ощущение, будто неравенство вызвано пренебрежением к нашей природе, то остановить нарастающий гнев бывает почти невозможно.
Кентавры во главе с Эвритионом сами решили взять то, что, как они считали, должно им принадлежать наравне со всеми прочим гостями. Они захватили амфоры с вином и разлили напиток себе по кубкам, не трудясь разбавлять его хотя бы наполовину: им казалось, что так вкуснее.
Захмелели они довольно быстро.
И всё, что случилось потом, творилось, конечно же, в припадке всеобщего безумия.
Миф повествует о трагедии довольно скупо и лаконично: якобы, пьяный Эвритион решил похитить прекрасную Гипподамию прямо на глазах у жениха, его примеру последовали другие кентавры, набросившиеся на человеческих женщин - и началось сражение, в котором, известно, победили люди.
Эта "победа" якобы "разумных" людей над "дикими" кентаврами была с тех пор тысячекратно раздута и воспета в стихах, картинах, статуях и звуках, начиная от античности и кончая искусством наших дней.
Не знаю, почему художники и поэты впоследствии так полюбили этот страшный братоубийственный сюжет, - причём, за редчайшими исключениями, трактовали его исключительно со злорадной ненавистью по отношению к кентаврам.
http://kentauris.livejournal.com/77962.html
(Позднеантичная мозаика из Сан-Антонио)
Позволю себе добавить в эту картину некоторые психологические детали, пока ещё не оспаривая её истинности.
Итак, когда настала пора жениху и невесте идти в брачный покой, и прекрасную Гипподамию вывели к гостям, дабы те могли её проводить с шутливым и дружеским напутствиями, Эвритион громогласно потребовал, чтобы она его поцеловала - как родственника, ибо целовала же она только что отца, брата и дружку Перифоя - Тесея. Гипподамия с негодованием отказалась даже приблизиться к захмелевшему кентавру. Тогда он одним прыжком перескочил разделявшее их расстояние и набросился на неё, чтобы добиться своего силой. Поскольку Гипподамию окружали подруги и родственницы, то прочие кентавры, естественно, начали оттаскивать их прочь, а кое-кто, наверное, решил воспользоваться случаем и завладеть желанной добычей.
Конечно же, мужчины этого терпеть не стали, - да и кто бы стал?..
Началось побоище.
Боги, не желавшие осквернить себя зрелищем крови и смерти, немедленно удалились с печального пира.
Обе стороны потеряли остатки рассудка, безжалостно уничтожая друг друга; рьянее прочих неистовствовал великий герой Тесей, - однако тут я не рискнула бы заступаться за "наших", ибо кентавры действительно озверели от впервые выпитого неразбавленного вина и дрались с безрассудным ожесточением…
Пожалуй, наиболее честное и потрясающее своей правдивостью изображение этой катастрофической битвы принадлежит Пьеро ди Козимо, - великому художнику рубежа 15 и 16 веков, на картины которого я тут уже ссылалась, поскольку, как мне кажется, он сам был потомком кентавров и мог судить обо всём случившемся справедливо и с искренней болью за всех участников страшной трагедии…
Сперва я покажу всю панораму, а потом - отдельные сцены, в которых сочувствие художника, похоже, распределено поровну между всеми, - или же не принадлежит до конца никому.
http://kentauris.livejournal.com/34570.html
(Пьеро ди Козимо, Битва лапифов и кентавров, ок. 1521)
Мне (вместе с художником) особенно жаль изображённую на переднем плане молодую, красиво украшенную кентавриду, отчаянно оплакивающую на переднем плане своего смертельно раненого супруга. Даже не зная всех обстоятельств этой истории, нетрудно предположить, что она не надолго переживёт возлюбленного.
Собственно, так оно и вышло.
Имена этой четы известны: Киллар и Гилонома. Предания нашего народа хранили историю их любви, пока она не дошла до поэта Овидия и не вылилась в известные строки из 12-й книги его "Метаморфоз" (цитирую в переводе С.В.Шервинского):
…И Гилонома тотчас приняла полумертвое тело,
Руку на рану кладет, согревает его, приближает
Губы к губам и душе уходящей препятствовать тщится.
Но увидав, что он мертв, со словами, которых за криком
Слух мой не мог уловить, на копье, что торчало из тела,
Пала она и еще обнимала супруга, кончаясь.
Овидий не досказал некоторых подробностей.
Ведь не только кентавры покушались на лапифянок, а и лапифы пытались завладеть кентавридами, чтобы обесчестить их и превратить в своих рабынь.
Скульптор 19 века Франческо Бертос изобразил отвратительную сцену - "Укрощение Гилономы лапифами". Если не знать, что Гилонома ровно ни в чём не была виновата, и у неё только что убили любимого мужа, то можно, конечно, восхищаться тем, как несколько мужиков ловят юную кентавриду… Но мне эта статуя помогла понять, почему Гилонома там же, на месте, покончила с собой. Большинство кентавров со смирением принимают смерть близких, однако тут, помимо гибели Киллара, было, вероятно, и такое, после чего Гилонома действительно не могла больше жить…
В противовес, объективности ради, приведу изображение лапифянок, обороняющихся от кентавров - это скульптуры из святилища Зевса в Олимпии.
http://www.zwoje-scrolls.com/zwoje34/text19ap.htm
Кентавромахий в искусстве множество, от аттической классики (метопы Парфенона) до современности.
Великий Фидий, впрочем, старался соблюдать справедливость хотя бы в эстетическом отношении: фигуры противоборствующих у него равно прекрасны, словно бы не сражаются, а исполняют воинственный танец, - и по ним не скажешь, что побоище с обеих сторон было мерзким и отвратительным.
(Фидий, кентавр, похищающий лапифянку)
Но людей, изначально склонных к любованию смертоубийствами, привлекала, вероятно, именно жестокость зрелища и хаотическое буйство сражения всех против всех.
http://kentauris.livejournal.com/269651.html
А какое упоение победой звучит в сонете Жозе Марии де Эредиа (цитирую в переводе Владимира Кормана):
На свадебном пиру сто факелов горело.
Кто шевелюрою, кто шкурою блестит.
Красавцы, все пьяны, но храбрые на вид,
лапифы-воины и сыновья Нефелы.
Вдруг свалка... Громкий визг! Сдирая пурпур с тела
Невесту сжал кентавр. Та бьётся и кричит.
Трясётся вымостка под бронзою копыт.
Перевернулся стол. Посуда полетела.
Тогда поднялся Он - до балки голова
с надвинутой на лоб страшенной мордой льва.
Под гривой золотой узнали Геркулеса.
Горящий гневный взгляд пугал и усмирял.
Кентавры дрогнули. Пустел огромный зал.
Зафыркав, дикий сброд подался прочь, до леса.
Эредия ровно ничего про кентавров не знал, однако заранее ненавидел (уж не потомок ли он тех самых лапифов?)… "Дикий сброд"… Тогдашние люди отнюдь не обладали французской утонченностью обхождения, - впрочем, и та хвалёная утончённость всегда была лишь радужной мыльной плёнкой, скрывавшей под собой все те же самые кровожадные инстинкты первобытных двуногих.
Справедливость и здравомыслие требуют, чтобы в каждом споре была выслушана и другая сторона.
И теперь я попытаюсь взглянуть на те давние события с кентаврической точки зрения. А подспорьем мне будет опять же искусство, которое иной раз и хотело бы солгать, да не может - правда всё равно обнаружит себя в мелочах или в замысле целого.
Итак, audiatur et altera pars - "надо выслушать и другую сторону", - как говорили римляне.
Сам факт приглашения кентавров на свадьбу Пирифоя вызывает ряд вопросов: почему и с какой целью это было сделано. Ведь других таких случаев в истории вроде бы не значится, за одним исключением - свадьбы Фетиды и Пелея. Но там речь шла о бракосочетании великой богини, к тому же родственницы Хирона, и присутствие на пиру богов, кентавров и нимф подразумевалось само собой.
Пирифой считал, что он ничем не хуже Пелея? Это говорит о том, что его мотивом могло быть непомерное тщеславие, а вовсе не родственные чувства к кентаврам. Всё, что рассказывается в мифах о Пирифое, говорит о его крайней заносчивости и непомерном честолюбии, и у нас нет никаких оснований верить в овладевшие им вдруг дружеские чувства к лесным собратьям.
Может быть, он хотел показать всему миру свою власть над кентаврами: мол, позвал - и они пришли? Тогда понятно, почему не пришёл Хирон. Он был не из тех, кого можно было обмануть посулами или прельстить вкусной едой и выпивкой. Как бессмертное существо, он мог вообще обходиться без того и другого. А как провидец знал, что кончится вся эта затея плохо. Недаром он предупредил Пирифоя насчёт вина.
Пирифой, возможно, имел на кентавров дальние виды. Ведь они никогда никому не подчинялись, даже Хирону. И, если бы ему удалось привлечь их на свою сторону, превратив сперва в союзников, а потом и в подданных, он стал бы первым из земных владык, кому удалось бы то, что не вышло даже у Зевса: стать царём и людей, и кентавров.
Подчинить себе кентавров силой он не мог. Убедить их поступить к нему на службу - тоже: с какой стати кентавры должны были его слушаться? Но, узнав от Хирона про воздействие на кентавров винных паров, Пирифой, возможно, задумался - а не прибегнуть ли к вину как к приманке? Видимо, он решил, что поить их допьяна он не будет, но начнёт приучать к вакховой влаге постепенно, и во временем они ради неё не то что свободу - душу свою заложат…
Впрочем, не знаю, входило ли это в замыслы Пирифоя. Возможно, и нет. Хотя я почти уверена, что он должен был строить планы насчёт порабощения кентавров; имея таких слуг, он стал бы грозой для всех соседей. Вряд ли он собирался устраивать драку на пиру, но в бескорыстие его приглашения лично я не верю.
Были ли дурные умыслы у кентавров?
Тут я ответственно заявляю: нет, нет и ещё раз нет.
Эвритион поначалу вёл себя совершенно благопристойно. На одной из помпейских фресок изображено, как он почтительно целует руку Гипподамии. Это мало похоже на грубые повадки дикой копытной твари, не умеющей держаться в хорошем обществе.
http://kentauris.livejournal.com/65169.html
(Эвритион и Гипподамия. Фреска из Помпей)
И поскольку некоторые кентавры пришли семьями, они тоже вовсе не собирались ни на кого нападать. Мы знаем про Киллара и Гилоному, но ведь были и другие пары, возможно, даже с детьми - так что намерения кентавров были самыми мирными.
Правда, как я не раз тут упоминала, наше племя довольно легко вывести из себя. Достаточно небольшой провокации или оскорбления. И особенно кентавры ярятся, когда двуногие смотрят на них как на низших существ.
И что же, Пирифой этого не знал?..
Конечно, знал, да только и сам не отличался ни выдержкой, ни благодушием, ни чувством юмора, позволявшим обратить любую неловкость в шутку.
Я вполне допускаю, что стычка с Эвритионом возникла из чистого недоразумения. Не исключено, что он вовсе не думал похищать Гипподамию, а просто начал с нею спьяну заигрывать, изрекая весёлые непристойности, хватая за руки или требуя вернуть ему поцелуй, подаренный им невесте при встрече. Разве не человеческих свадьбах никогда такого не бывает?..
На одной из греческих ваз это показанно вполне отчётливо: одетый в нарядный плащ и притом безоружный Эвритион дурачится, пытаясь приобнять Гипподамию, а разъярённый Пирифой несётся на него с обнажённым мечом. Если взглянуть на эту картину непредвзято, то зачинщиком резни выглядит именно Пирифой, а не кентавр.
Но, когда оружие уже было пущено в ход (а вдобавок к нему, надо полагать, в кентавров полетели и грязные оскорбления), стычка превратилась в битву. И тут разобрать, кто был прав, а кто виноват, нет уже никакой возможности: озверели все, и люди, и двусущностные.
Но ведь и люди не щадили никого - ни кентавров, ни их жён и детей…
Кроме всего прочего, на греческих изображениях (практически на всех) чётко видно, что вооружённые мечами и копьями люди (некоторые - в доспехах и со щитами) сражались против кентавров, отбивавшихся чем попало - теми же стволами деревьев, камнями и обломками скал…
Cовершенно ясно, что свежесломанная ветка или даже деревце против остроконечного копья - оружие никудышное. Поэтому победа, одержанная Пирифоем и его друзьями, была закономерной, хоть и далеко не лёгкой. Однако приведённые античные изображения, особенно древнегреческие (а их, поверьте, множество, и на вазах, и в камне), недвусмысленно свидетельствуют: с оружием на свадебный пир пожаловали именно люди. Кентавры не имели при себе ни копий, ни луков, ни тем более мечей.
И стало быть, вовсе не собирались ни с кем сражаться.
А потому - проиграли.
Нет, я не собираюсь оправдывать Эвритиона и тех, кто творил бесчинства, но расцениваю случившееся как величайшую в нашей истории катастрофу, последствия которой оказались необратимыми.
Схватка лапифов с кентаврами не принесла ни чести, ни славы ни одной стороне. Итоги её были ужасными: многие погибли, некоторые - как Эвритион - оказались покалеченными: в схватке ему отрезали уши и кончик носа.
Кентавры бежали с поле боя, но поклялись отомстить, и с тех пор отношения между двусущностными и людьми непоправимо испортились.
Началась эпоха гонений.