Пожизненное освобождение

Иван Борщевский
Психотерапевтическая новелла
Жанр "романтическая наука" зародился в нашей стране с выхода двух небольших произведений основателя нейропсихологии Александра Лурии: "Маленькая книжка о большой памяти" и "Потерянный и возвращенный мир" рассказывали о двух людях с диаметрально противоположными судьбами. Один не мог забывать и помнил во всех подробностях каждое мгновенье своей жизни, другой не помнил ничего, забыл как есть, пить, забыл даже слова. Такое описание историй болезни было необычным, но сразу же привлекло к себе внимание.
Описанная ниже история - история реальная. Конечно, не одного человека, а нескольких. Из соображений врачебной этики, все имена и реальные факты изменены. Но  истории больных раком, с которыми мне довелось общаться, работать и дружить, научили меня одной важной вещи: надо любить жизнь и не сдаваться несмотря ни на что.
Кто-то из этих больных уже умер, кто-то продолжает борьбу.
Заканчивая предисловие к книге «Потерянный и возвращенный мир», Лурия написал: «Это история о борьбе, которая не знает победы, и победе, которая не прекратила борьбы».
По-моему, лучше не скажешь…
Светлой памяти Мартина

1.
- Через пять минут ко мне с отчетом, - то ли с угрозой, то ли с неприязнью, а может быть и равнодушно, бросил на ходу начальник.
- И тебе доброе утро, - сказал про себя Виктор.
Новый день, новое утро, новые клиенты, новые проблемы… Хотя на самом деле ничего нового – сразу после института, который теперь гордо именуется Академией районного центра, Виктор по знакомству пристроился в филиал московского банка с труднопроизносимым названием, и продолжал работать в качестве сотрудника кредитного отдела вот уже 8 лет. Поначалу работа увлекла его, и даже не столько работа, сколько самостоятельность и незнакомое доселе чувство ответственности. Он приходил на работу каждое утро, одетый в достаточно приличный костюм, важно здоровался с посетителями, многие из которых помнили его еще малышом (о чем они непременно и с гордостью сообщали всем окружающим), с некоторым заискиванием поглядывал на начальника отдела и с нескрываемым пиететом – на старших и более опытных коллег. Те же, поймав его восхищенные взгляды, перемигиваясь и посмеиваясь тайком, нарочно перебрасывались мудреными словечками, значение которых они давно забыли, потому как слышали их в последний (и в первый) раз еще в институте.
  Это была взрослая жизнь, в которую Виктор Иванович вступил полный надежд и желаний. За годы работы желаний стало больше, а надежд все меньше. Продвижения по службе не предвиделось, как и повышения зарплаты. А вместе с тем рухнули мечты о собственном жилье (нет, о доме он и не мечтал, хотя бы однокомнатную квартирку), поэтому тридцатилетний банкир был вынужден ютиться  на скудных квадратных метрах вместе с родителями, разведенным старшим братом, кошкой неизвестной породы, но повышенной лохматости, и пятнадцатью цветочными горшками с геранью, кактусом, золотым усом, китайской фасолью и репчатым луком.
Он не любил сайт «Одноклассники», боялся узнать о том, что кто-то из его бывших школьных товарищей стал более успешным, чем он сам. А ведь он почти окончил школу с золотой медалью, был лучшим в классе. «Почти» означает, что родители не дали вовремя взятку (иногда он вспоминал об этом с обидой, видя в этом причину своих дальнейших неудач). На него возлагали большие надежды, ему прочили обучение в крупном вузе, но он не любил рисковать, поступил не на тот факультет, о котором мечтал с пятого класса (его всегда манила астрономия), а на тот, где работала жена брата троюродной сестры его матери – так надежнее. В аспирантуру он даже и не пытался поступать, утешая себя отсутствием денег на взятки научному руководителю. Он боялся менять работу, так как боялся потерять ту, пусть и надоевшую, стабильность, которая давала ему хоть какую-то уверенность в себе.
С начальством он старался не ссориться, поэтому уже через три с половиной минуты стоял возле его кабинета. Голова слегка кружилась, он чувствовал себя не важно, но старался не ходить по врачам, леча тревожившие его симптомы рекламируемыми порошками, горячими питиями, нет, не горячительными, а именно горячими – чаем с малиной, средствами от гриппа и прочими нурофенами. У него сильно чесалась кожа, ему было трудно дышать, но он приписывал это обычному волнению перед шефом. Пот лился по спине, по ногам, стекал по лицу, волосы были такими мокрыми, будто он только что принял душ. Такого с ним раньше не было. Навалилась чудовищная слабость, захотелось закрыть глаза и никого и ничего не видеть, звуки, свет, люди – все раздражало. Как сквозь туман он слышал голоса сотрудников, из кабинета выбежал взволнованный шеф, а кто-то стал снимать с него пиджак и развязывать галстук.
2.
То, что в больницу лучше не попадать, знают все. Но что будет так плохо, Виктор и не предполагал. Многочисленные анализы, грязные стены, вздувшийся паркет, недружелюбные взгляды медсестер, какие-то капельницы, больничный суп подозрительно синего цвета, и снова анализы, врачи, уставшие от работы, кабинеты, очереди – движение по кругу, конца которому не предвиделось, но которое внезапно остановилось, когда очередной эскулап в смешных старомодных очках, скрывавших пол-лица, стараясь не смотреть в глаза, протянул направление в онкологический диспансер.
Казалось, диспансер был построен специально для того, чтобы пугать и без  того напуганных пациентов: узкая входная дверь, через которую даже худой человек протискивался с трудом, не менее узкие коридоры без окон, в которых сидели толпы пациентов, лабиринты коридоров, напоминавшие фильм «Чародеи». И, конечно же, лица пациентов, на которых читались все известные физиогномистам эмоции.
Сам Виктор был в тихом отчаянии. Он посмотрел сериал «Скорая помощь», порылся в Интернете и решил, что будет смело смотреть опасности в лицо. Но, как это часто с ним бывало, в очереди к врачу его уверенность постепенно сошла на нет, и входил он в кабинет онколога, едва сдерживая слезы.
Диагноз «опухоль лимфатических узлов» прозвучал как приговор. Это было так неожиданно, что Виктор, со страху, наверное, запомнил даже его научное название – лимфогранулематоз.
Когда же он вышел из кабинета врача, он вдруг подумал, что произошла ошибка.
Я просто переволновался и вспотел. Простыл и не долечился. Нужно просто отлежаться. У меня не может быть рака! Я даже не курю! Да, это банальная простуда… Нет, не банальная, какая-нибудь птичья или свиная, но простуда. Врачам лишь бы пугать… Лишь бы деньги…брать…Ничего, это не рак! У меня ничего не болит! А куда я иду? Это не рак! Я здоров! Куда идти? Господи! Как я хочу жить! У меня не рак! У меня не рак…
Он плакал и повторял про себя «У меня не рак…У меня не рак…», словно эта молитва, или аутотренинг, могла его исцелить. Он брел по улицам родного города, не разбирая дороги, и не мог поверить, что заболел. Неожиданно он обнаружил, что оказался у дверей родной школы. Неожиданно ему захотелось войти в нее, увидеть лица учителей, снова почувствовать себя ребенком, под защитой взрослых...
3.
Виктор шел по коридорам родной школы, ученик 11 класса, подающий надежды, отличник, спешил на любимый урок астрономии. Был апрель, приближался его день рожденья, приближались выпускные экзамены, вся жизнь была впереди. Ему улыбнулась соседка по парте, Юлька. Ее глаза были похожи на два маленьких солнышка в затмении: два черных зрачка, вокруг которых было серое прекрасное свечение, похожее на солнечную корону. Он любил ее давно, но все стеснялся признаться в своих чувствах.
Прозвенел звонок, вошел учитель. Витя открыл тетрадку, перевернул первую страницу, вторую. Неожиданно он вспотел и покраснел. Принялся перелистывать тетрадь – она была девственно чистой – ни единой записи.
«Как же я сдам экзамен? Я ничего не помню!» - испуганно подумал он.
«Как я оказался в школе? Ведь я ее закончил. Я работаю в банке…» И тут он проснулся.
Этот сон повторялся почти каждую ночь, с разными вариациями. Но сюжет был один и тот же. И каждый раз Виктор просыпался в поту. Сердце бешено колотилось, а Виктор старался прислушиваться к организму, пытаясь почувствовать  симптомы болезни.
Он остался один на один со своим горем. Родители растерянно молчали и не хотели обсуждать с ним его болезнь. Они то пытались бодро с ним говорить, то просто молчали, уставившись в какой-то очередной сериал.
Как они могут меня бросить один на один с моей бедой! Я могу умереть! Они никогда меня не любили! Так думал Виктор, злясь на родителей, на врачей, на себя. Злился он и на немногочисленных приятелей. Все его знакомые при встрече опускали глаза, им явно было неловко с ним разговаривать.
В конце концов, Виктор снял квартиру и сам отгородился от всех.
Страх смерти полностью завладел им. Завладел – мягко сказано. Виктор настолько боялся умереть, что не мог думать ни о чем другом. Он неожиданно стал замечать похоронные бюро, хотя раньше просто не обращал на них внимания. Ему попалась повесть Толстого «Смерть Ивана Ильича». Он прочитал ее со слезами, видя в ней свое будущее, и потом долго не мог спать.
Пытаясь как-то справиться с ужасом от мыслей о приближающейся смерти, он решил проконсультироваться с психологом. В психдиспансер идти не хотелось, поэтому, наведя справки, он отправился к одной женщине, Тамаре Михайловне, которая работала педагогом-психологом в школе. Многие родители были довольны тем, как она помогала их детям справляться с многочисленными школьными проблемами. Однако визит к психологу его разочаровал. Собравшись с силами, дрожащим голосом он поведал о своих страхах. Тамара Михайловна внимательно слушала, лицо ее выражало сочувствие, но она тут же попыталась перевести разговор на другую тему. Она много говорила о проекции, сублимации, либидо, каком-то ид, а затем предложила пройти тест. В результате выяснилось, что самочувствие у него плохое, активность ограничена и настроение снижено, а сам он представляет сенситивный вариант шизоидной акцентуации характера.
Действуя по принципу «помоги себе сам!», он попытался слушать классическую музыку (говорят, это помогает). Но смерть везде мерещилась ему: в «Рассвете на Москва-реке» Мусоргского он слышал вопли стрельцов, плач женщин, звон кандалов, а во «Временах года» Вивальди, особенно в «Лете», ему чудился стук молотков, забивающих гвозди в крышку гроба.
Он так боялся умереть, что стал подумывать о самоубийстве: уж лучше сразу, чем ждать … Он злился на окружающих за то, что они счастливы. Он злился на родителей. Он злился на бывших коллег (бывших, потому что пришлось уволиться из-за болезни). Он злился на весь мир. А еще эти сны…
Виктор шел по коридорам родной школы…
4.
С утра Виктора рвало несколько раз. Химиотерапию он переносил плохо. Не помогало даже сильное противорвотное средство.
Сначала Виктор попробовал лечиться «народными» средствами. Он пил водку с постным маслом, но потом ему пришло в голову, что половина России пьет водку, заедая салатом с подсолнечным маслом, и все равно люди болеют раком. В ветеринарной аптеке он купил какое-то вонючее средство, но даже не смог взять его в рот. Он попивал какие-то травы, ел мед с какими-то добавками, и все же решился пройти «официальный» курс лечения.
Жизнь Виктора теперь была расписана по циклам: химиотерапия - перерыв, снова химиотерапия – снова перерыв. Он прочитал все, что мог о лимфогранулематозе. Его немного утешил тот факт, что заболевание это хорошо лечится, многие выздоравливают. Он прочитал о Майе Кристалинской, о том, как с болезнью боролась она. И он решил бороться. Если я буду бороться, у меня есть шансы, а без борьбы я обязательно умру!
Страх еще остался, но он перестал панически бояться смерти. Его настроение заметно улучшилось. От химиотерапии его мутило, но он был этому даже рад: «Меня лечат. Раз меня тошнит, значит, лекарство действует!»
Из-за отсутствия друзей он попробовал вести дневник. Его хватило всего на одну запись, но, как ни странно, стало легче. Он выплеснул всю злость, все страхи, всю боль на страницы тетрадки, но не смог даже перечитать написанное. Ему было неловко, и он порвал тетрадь на мелкие кусочки. Но ему стало легче, он смог понять, что не все так плохо, и у него есть надежда.
Но, права народная мудрость: не понос, так золотуха! У Виктора неожиданно проснулось то самое либидо, о котором вещала психологиня. Каждый день он испытывал сильнейшее сексуальное возбуждение. Он пытался познакомиться с девушками, но из этого ничего не получилось. Лысый, худой, с черными кругами под глазами – уже это отталкивало всех возможных претенденток. Но портрет дополнялся еще и раздувшимися шейными лимфоузлами, так что он был похож на жабу с раздувшимися щеками.
Иногда по ночам, когда возбуждение становилось чересчур сильным, он неумело онанировал, пристально и стыдливо затем осматривая ладони, – не выросли ли на них волосы (да-да, детские страхи и слова родителей влияют на нас больше, чем мы думаем). Но ему было невыносимо стыдно, и он прекратил всякие попытки удовлетворить себя сексуально, хотя влечение было по-прежнему нестерпимо сильным.
5.
Неожиданно у Виктора проснулась тяга к творчеству. Он стал рисовать картины в китайском стиле: склонившийся бамбук, горы в тумане, луна, которую закрывают тонкие полоски облаков.
Однажды вечером, роясь в Интернете и наткнувшись на сайт поэзии, он вспомнил, как в детстве рифмовал всякую ерунду (типа: «В каменном веке, среди гор/ Жил мамонтенок по имени Джон…» или «Первоклассник, первоклассник, у тебя сегодня праздник/Ты стал нынче октябренком, а не маленьким ребенком») и решил попробовать себя в стихах.
Он не спал полночи и к утру выдал строки:

Расстоянье проложило время,
Дни и годы проложили версты,
И пространства, и  сроки не бремя –
Укрепляются чувства просто.

Ты не бойся лет и мгновений,
Ты не бойся метров и милей.
Ты не бойся, а только помни:
Для меня нет тебя любимей.

Только верь – сократятся сроки,
Только верь – и пространств не будет.
Только знай – еще будут встречи.
Я тебя никогда не забуду.

«Я вернусь!» - повторяет ветер.
«Я вернусь!» - тихо шепчут волны.
Даже если придется воскреснуть,
Я вернусь – твердо это помни!

«Буду умирать, подарю любимой девушке!» - решил он. И тут же рассмеялся: «А я, оказывается, романтик!»
Он начал строить планы на будущее. Он представлял, как встретит ту, которой он подарит открытку с сонетом. Он не мог представить ее внешность – только глаза, похожие на два солнышка в затмении.
Опубликовав стихотворение на сайте, он неожиданно для себя получил несколько положительных отзывов. Слова ободрения очень поддержали его.
В свою очередь, Виктор старался найти утешение в стихах других авторов. Особенно ему понравилось стихотворение Вячеслава Чебышева «Исповедь». Сначала Виктор долго размышлял над эпиграфом:
                Мы все умрем. Надежды нет.
                Но смерть потом прольёт публично
                На нашу жизнь обратный свет.
                И большинство умрет вторично.
                (Игорь Губерман)
Затем, медленно прочитал само стихотворение

Пройдут года… Бесследно не исчезнув,
Своей строкою в чьем-то сердце отзовусь.
Мои дела помогут мне воскреснуть,
Поэтому и Смерти не боюсь!
Пусть не святой, но не безбожный грешник.
А много ли в миру святых?
Немало было роз, но больше было терний -
Мне Бог не даровал дорог простых.
Перед Творцом, не покривив душою,
Скажу, что годы прожиты сполна.
Доволен, да доволен я Судьбою,
Той Чашей Жизни, выпитой до дна!

«Смерти не боюсь… смерти не боюсь… смерти не боюсь, - шептал он как молитву строчку из стихотворения. - А ведь правда, я могу продолжить жизнь в добрых делах!» - решил он, и, поддавшись внезапному порыву, нашел в сети адреса благотворительных организаций, помогающих детям, больным раком.
Теперь почти каждый день, получив свою дозу химии и пообнимавшись с унитазом положенное время, он надевал клоунский костюм и шел развлекать малышей, таких же лысых, как и он, и с такими же испуганными глазами.  Сначала коряво и неумело, затем все более «профессионально» он веселил детей, и его собственные тревоги отступали на второй план.
Виктор хорошо помнил первый день посещения онкодиспансера в качестве добровольца. Он чувствовал себя жутко неловко. Сам он не любил клоунов, даже в детстве, а теперь, когда ему самому пришлось веселить детей, Виктор вообще упал духом.
Он вошел в палату, робко и неуверенно поглядывая по сторонам. Он был очень нелеп в дурацком клоунском костюме, который только подчеркивал зеленоватую бледность его кожи. Дети и их родители с недоумением смотрели на это явления, недоумевая, что делает клоун в явно неподходящей обстановке и в неподходящее время. Сам же Виктор с трудом сдерживал слезы. Конечно, ему было жалко этих ребятишек, но, он больше жалел  себя, хотя и ненавидел себя за это.
Он попытался выкрикнуть какое-то приветствие, но голос изменил ему и он всего лишь громко крякнул. Как ни странно, это вызвало у детей бурю восторга. Детский смех слегка ободрил незадачливого клоуна, и Виктор быстро познакомился со всеми маленькими пациентами.
Увидев в углу швабру, он оседлал ее, вспомнив, как в детстве каждая палка служила ему верным скакуном. Скача по комнате верхом на швабре, он окончательно успокоился. Он словно оказался в детстве и почувствовал себя легко-легко.
Позже он разучил несколько фокусов. И хотя женщин он еще не распиливал, но с удовольствием гнул взглядом ложки, глотал шпаги, в его руках исчезали и вновь появлялись разнообразные предметы, разрезанные веревки вновь соединялись. За ним прочно закрепилась репутация волшебника.
Дети с удовольствием фотографировались с ним, на память, и вечерами, просматривая снимки, Виктор улыбался, думая, что сделал сегодня нечто полезное.
Он попытался читать Библию: когда-то ее подарил ему какой-то уличный проповедник. Открыв ее посредине, он наткнулся на шестой Псалом. Слова псалмопевца поразили его: «Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены; и душа моя сильно потрясена; Ты же, Господи, доколе? Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей, ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя? Утомлен я воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою. Иссохло от печали око мое, обветшало от всех врагов моих. Удалитесь от меня все, делающие беззаконие, ибо услышал Господь голос плача моего, услышал Господь моление мое; Господь примет молитву мою».
Виктор вдруг сделал неожиданное открытие: оказывается, не я один болею! Нет, он понимал это, но прочувствовал только сейчас. И три тысячи лет назад люди болели, боялись умереть, переживали, плакали из-за этого…
Он полистал Библию и увидел книгу Иова. Слова Иова напоминали его мысли и переживания: «Погибни день, в который я родился… Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье».
У Виктора словно открылось второе дыхание. Он захотел бороться и победить. Он захотел сделать что-то хорошее. Что-то необычное! Он понял, что и в страданиях есть смыл. «Может быть, я умру, (он мысленно улыбнулся: точнее, не может быть, а когда я умру…), но я хочу, чтобы обо мне помнили, и помнили меня как смелого человека! Пусть счастливая жизнь невозможна, но я могу прожить хоть короткую, но героическую жизнь!» Он представлял себя героем, смело глядящим в лицо смерти. Его рассуждения были по-детски наивны, но, как ни странно, они придали ему сил.
Виктор открыл для себя еще одну истину: нужно наслаждаться настоящим, а не бояться будущего или жалеть о прошлом. Причем нужно проживать каждый день не как последний, а как первый. Он с удивлением первооткрывателя, увидевшего новый незнакомый берег, обнаружил, в каком красивом городе он живет. Оказывается, возле его дома росли акации. Он, как в детстве, срывал великолепные белые цветы, вдыхал их запах, который еще пробивался сквозь запах пыли и дыма. И каждое утро он наблюдал, как листьев на деревьях становилось больше, и вместе с возрождением природы, казалось, возрождается и он сам. Нет, не физически (его по-прежнему рвало от химии, и он был по-прежнему слаб), а, скорее, эмоционально.   
Он перестал злиться на родителей. Он вдруг понял, чего они испугались: в его возможной смерти они увидели отражение смерти собственной. С его смертью кончалась и их жизнь, рушились их надежды продолжить существование во внуках и правнуках. И теперь, поняв это, он почувствовал жалость к своим родителям. Ведь как только мы осознаем, что смертны не только мы, но и все окружающие нас живые существа,  мы начинаем чувствовать жгучее, почти нестерпимое ощущение хрупкости и ценности каждого момента и каждого существа. А из этого вырастает глубокое, чистое, безграничное сострадание ко всему сущему. Когда-то Виктор вычитал эту мысль в какой-то книге,  и вот настало время убедиться в ее правоте. Теперь Виктор видел, что родители сильно постарели. Папа все чаще жаловался на боли в сердце, а лекарствами, которые принимала мама, можно было бы укомплектовать небольшую сельскую аптеку. Он захотел как-то утешить их. В первую очередь, он вернулся домой, к родителям. Он стал проводить с ними больше времени, даже смотрел ненавистную ему очередную мыльную оперу. Он с удовольствием слушал их разговоры, и его перестало раздражать, что они почти не говорили о его болезни. И их отношения постепенно стали теплее.
6.
Незаметно, курс лечения подошел к концу. Виктор снова поправился, волосы топорщились коротким ежиком. Лимфоузлы на шее больше не выделялись уродливыми буграми. Но рак еще не ушел. Доктор равнодушным голосом предупредил его, что через какое-то время рак вернется. Внутри у Виктора все оборвалось… Через какое время? Никто не знает: несколько месяцев или лет.
Краски вновь померкли. «Мне подписали смертный приговор. Но я не знаю даты его приведения в исполнение. Это как пожизненное заключение… Да что там, теперь уже все равно. Моя жизнь закончилась!».
Но все эти месяцы болезни не прошли для него даром. У него появился бесценный опыт.
«Но не все потеряно, - уговаривал он себя, - я победил болезнь один раз и победю…побежду… тьфу, одолею ее еще раз. Это не пожизненное заключение, это пожизненное освобождение. Освобождение от страха, от злости… Жизнь не кончена! И я теперь знаю, как ее надо и прожить!»
Он увидел с необычной четкостью зелень деревьев, яркие краски цветов, услышал пение какой-то пичуги, два солнышка в затмении… И, обалдев от собственной смелости, услышал свой голос: «Девушка, вы любите поэзию?»