- Явилась, не запылилась, - открыв входную дверь, поприветствовала Аленка старшую сестру. Равнодушно скользнув по ней взглядом, собиралась вернуться в комнату, но удивленно остановилась. Нинель была не похожа на себя. Куда делась ее высокомерие красавицы, заносчивость амбициозной журналистки, лоск столичной жительницы? Поникшая, усталая, с глазами полными слез, Нинель заискивающе смотрела на сестру. Та ли это Нинель с ее снисходительным отношением к глупенькой сестре?
– Нин, ты чего? Заболела? Случилось что? – забеспокоилась младшая Поппель, и переполненная жалостью впервые за последние годы обняла сестру. Слезы потекли по щекам Нинель, она всхлипнула, и потрясенная Аленка, которая никогда не видела сестру плачущей, обняла ее еще крепче, пытаясь успокоить, укачивала и уговаривала ласковыми, добрыми словами. Нинель вдруг разревелась, по-бабьи всхлипывая и причитая, сбивчиво она пыталась рассказать свою историю путешествия в Долбилово. Аленка слушала внимательно, удивляясь все больше и больше. Оказывается, ее сестра ничем от нее не отличается, она такая же беззащитная перед силой, беспомощная в критической ситуации, но самое главное Нинель может любить. Вот ведь влюбилась в какого-то Гарика.
Нинель выплакалась, подробный рассказ успокоил, многое поставил на свои места. Сестренка, самое родное в этом мире существо, сочувствует ей, переживает вместе с ней. Именно этого понимания, тепла родного человека ей не хватало последние дни, и как она раньше не заметила, что Аленка давно уже не ребенок, в свои семнадцать добрая, отзывчивая, красивая девушка. Вот только учиться дальше не хочет, выбрала себе профессию парикмахер, и все с места не сдвинешь.
Аленка поверила Нинель, ее не удивили НЛО, зеленые человечки, омоновцы, база. Все в этом мире может быть, но ее сильно заинтересовал Женя. Раз за разом она просила сестру описать его, повторить все ее рассказы с ним связанные. Он стал для нее героем, который борется с инопланетянами. Сейчас его захватили в плен, ему одиноко в застенках чужих планет, а он такой сильный, такой хороший, и ему так не хватает любви, ее любви. Аленка влюбилась в придуманного ею героя. Теперь она долго не могла заснуть, мечтая об их встрече, о том, как они поймут, что жить друг без друга не могут. Как он признается ей в любви, и обязательно будет защищать от коварных инопланетян. Как же преданно она будет любить его, готовая всеми своими женскими силами помогать в его борьбе.
Окрыленная своими мечтами Аленка смотрела на мир ясными полными любви глазами, Нинель стала мягче, терпеливее и добрее. И если сестры начинали разговор о будущем, то никто из них не сомневался в счастье другой с ее любимым.
Обе сестры объединились, в надежде достигнуть своей цели. Нинель увидеть и объясниться с Гариком, а спасенный ими Женя не устоит перед очарованием любящей его Аленки.
Говорят в Интернете можно найти все, но найти информацию о семье Карпушиных из деревни Долбилово, оказалось не возможным. Российская глубинка, не только удаленное по расстоянию место от столицы, это места где все достижения прогресса становятся бесполезными из-за отсутствия света, связи, дорог. Столица, бюрократия, скорости, проблемы, но кто не бывал в глубинке, тот не знаком с бюрократией и проблемами.
Ранней осенью сестры поехали на поиски. Неделя в поезде, потом автобус до областного центра, но все сходилось на городе районного значения Ново-Александровке.
Трех, пяти этажные дома вдоль перекрестка двух дорог заасфальтированных в центе города, тут же двухэтажный универмаг и гостиница, вокзальная площадь она же базар. Неширокие дороги, деревянные тротуары, большие зеленые деревья никогда не знавшие стрижки, заросли акации, клумбы с анютиными глазками и маргаритками, обложенные битым кирпичом. Неторопливые люди, беззаботно бегающие дети, ленивые собаки, сонные воробьи, аккуратно и медленно проезжающие редкие машины. От местного хлебозавода по городу шел сладкий запах свежеиспеченного хлеба, а маленький пивной завод добавлял запах дрожжей. Слабый мелодичный перезвон стеклянных бутылок регулярно оповещал городок о новой партии свежего пива. От всей атмосферы города веяло спокойствием и умилением, теплом и уютом, «именно такой должна быть родина».
Их встретили в гостинице как родных, все объясняли, рассказывали, показали. Но оказалось, воды в номере нет, надо спускаться на первый этаж в общий душ. Ресторан работает только вечером, но ходить туда двум молоденьким девушкам не рекомендовали, местные привяжутся, не отстанут. Готовить можно самим, но электроплитку в номере держать нельзя.
Поужинав остатками печенья, сестры легли спать, в полной уверенности, что завтра в паспортном столе узнают, где живут Карпушины.
- А вам зачем? Вы кто? А кто вас послал? Справка у вас есть? – множество вопросов и ни одного ответа. До обеда они проходила по замкнутому циклу четырех кабинетов, так ничего и не узнав. После обеда паспортный стол не открылся, все ушли на день рождение к начальнику. Второй день начался с одиннадцати вместо девяти, и закончился в двенадцать словами: «Приходите завтра». А завтра была суббота…
Сестры разделились, Нинель отправилась в местную газету, искать помощи у коллег, а Аленка на базар, любовь любовью, а есть хочется каждый день.
Несколько деревянных рядов с навесами, времен царя гороха, человек десять продавцов. Выбирать было не из чего, у двоих молоко, у троих зелень, остальные чтобы не отрываться от коллектива выложили старые валенки, тарелки, пластинки.
«Молоко, так молоко» - решила Аленка и подошла к понравившейся ей женщине. Взгляд привлекла литровая банка кремового цвета с коричневой корочкой на верху.
- А это что? – неуверенно спросила она.
- Варенец, - усмехнулась тетка. - Ты, барышня, откуда будешь?
- Из столицы. А варенец, это кефир такой?
- Милая барышня, варенец – это варенец. На сметане жирной заквашен, в русской печи томлен, - женщина заулыбалась, а остальные продавцы уже окружили редкого покупателя, удивленно разглядывая как диковинку какую, Аленку. «В столице живет, а про варенец не знает».
- А это вкусно? – нерешительно поинтересовалась девушка. Ей очень нравилась эта банка, продавщица так аппетитно чмокала губами, говоря о варенце, что не хватало какой-то капли, чтобы купить.
- Ладно, - засмеялась женщина, - привет столице, - и в неизвестно откуда взявшийся сияющий чистотой граненый стакан булькнула варенца. Тягучий, крутой массой он медленно стекал, создавая ступенчатую горку, которая под весом вновь прибывающего варенца, укладывалась соблазнительной кремовой вкуснятиной. – Пробуй!
Аленка осторожно приложилась к стакану, но нужно было время, чтобы варенец дотек. Нехотя, осознавая всю важность момента этот старинный молочный напиток, мягкой волной коснулся губ, языка, обволакивал зубы, рот. Не кислый, не сладкий, не пресный, но Аленка не оторвалась от стакана, не перевела дыхание, пока последняя капля не стекала к ней на язык. Она с сожалением смотрела на стенки стакана, где густым соблазняющим осадком остался варенец, пальцем бы слизала, так при людях неудобно.
- Ну как? – уверенная в результате спросила женщина. – Понравилось?
- Можно я всю банку возьму? – Аленка уже сообразила, что если Нинель откажется, то она будет есть его ложками весь вечер, как мороженное.
- Да, на здоровье, - засмеялись продавцы, странные эти столичные. – Ты по каким делам сюда приехала? – теперь все считали Аленку своей. Нет в ней той заносчивости, как у многих областных заезжих наблюдали, а тут из столицы, но девчонка хорошая, вежливая.
- Мы с сестрой семью Карпушиных ищем, - замялась девушка. Она не знала, можно ли первому встречному говорить об их поисках. Может это тайна.
- Они на Владивостокской живут, дом не помню, но на Владивостокской точно. Да, там вам подскажут, - уверенно заявил один из продавцов. – Только у людей сама спрашивай, сестра у тебя больно гордая.
- Нет, она хорошая, - Аленка была согласна, что раньше Нинель была невыносимой, но не теперь.
- Ты сестра, тебе виднее. Только если с тобой здороваются, отвечать надо, а не смотреть так, как будто денег просят.
Пообещав завтра прийти опять за варенцом, и сразу получив скидку для постоянного покупателя, Аленка полетела в гостиницу. Настроение чудесное, горячий хлеб, варенец, пара банок рыбных консервов, и самое главное почти нашла Карпушиных.
Нинель в номере была не одна. Высокий, сильно худой, лысеющий мужчина рассказывал сестре, как они будут искать Карпушиных, что начнут с архива, потом он обещал поднять свои связи в области, и к концу недели «все будет тип-топ». При появлении Аленки он явно огорчился, и отсел от Нинель, которую уже пытался обнять.
Радостная, что ей не пришлось отбиваться от ухажера, Нинель подскочила к сестре. – Вот привязался, местный редактор, то проводить, то в ресторан приглашает, но может и правда поможет найти Карпушиных.
- Гони его, - решительно заявила Аленка, - я знаю улицу, дом не знаю, но язык до Киева доведет.
- Чудо ты мое! – Нинель чмокнула сестру в щеку. – Дом мы найдем, а то он мне так надоел. Да и Гарику это может не понравится.
- Он что здесь? – не поняла Аленка.
- Нет, но вдруг приедет, - Нинель смутилась, покраснела, но глаза засияли таким не поддельным счастьем от одной мысли об их встрече.
Владивостокская оказалось не очень длинной улицей. Начиналась она у чугунной колонки, откуда все набирали воду, и заканчивалась на пригорке, упираясь в дорогу, ведущую в лес к реке. Дома стоят внутри дворов за высокими, сплошными заборами, лай собак, кудахтанье кур, и ни одного прохожего. В нерешительности сестры ходили туда сюда вдоль улицы, в надежде, что кто-нибудь выйдет. Можно постучаться и спросить, а вдруг попадешь сразу к Карпушиным, и объясняйся тогда, зачем пришли, зачем искали.
- Девчонки, а вы чьи? - Сестры оглянулись. Расстегнутый китель, фуражка на бок, чемоданчик в руках, и улыбка на все ровных, белых, тридцать два зуба. – Дембель я, девчонки, домой приехал – он приобнял их за талии, и тут же помчался дальше, приглашая – В гости заходите, красавицы, сегодня гулять будем. Вон он дом с голубыми ставнями. Мой дом. Карпушин я, Павел, приходите.
Проследив, куда зашел солдат, Нинель увидела уже смытый дождями номер, двадцать шесть. Настроение сразу куда-то пропало. Пока была цель, была и надежда. А тут знают улицу, знают дом, но ничего не произошло. Не появился Гарик, не прилетели НЛО, даже полковника рядом нет, чтобы что-то скомандовать.
На следующий день Павел нашел сестер в гостинице, принес кастрюлю вареной картошки, малосоленых огурцов, вкуснейших пирожков, все с праздничного стола. Он упорно ухаживал за Аленкой, она не возражала, хотя и продолжала лелеять в себе любовь к Жене, ведь она ему так необходима. Еще, благодаря Павлу и его друзьям, от них отстал нудный, привязчивый редактор Кобылкин. Который не скрывал своих намерений соблазнить одну из сестер, и переехать в столицу, где его так не хватает.
Аленке нравился Павел, может, потому что правильно сказали продавцы на базаре, она была больше провинциалкой, чем столичной штучкой. Среднего роста, крепкий, загорелый, у него такая искренняя улыбка, хоть и голливудская, и еще он такой добрый.
Неделю еще сестры прожили в городе, они теперь точно знали, что это те самые Карпушины из Долбилово. Отец Николай Игнатович, мать Вера Ивановна, старшая дочь Антонина, и Павел. Старшего брата Павел упоминал с неподдельной грустью, говорил, что возможно все бы у них по-другому сложилось, если бы Женя не пропал. Сестры поняли, что Карпушины, за десять лет привыкли к мысли, что сына нет с ними, но он остался для них живым, ведь тела так и не нашли.
Как же хотелось девушкам сказать, хотя бы намекнуть, что Женя жив, но теперь они не знали, правда ли это. Ведь Нинель только видела, как его в саркофаге погрузили на летающую тарелку.
Тень кратера давно накрыла густой тьмой Женю, уже не один час смотрящего на заходящую землю. Прошло несколько недель, как его в саркофаге вернули на Луну. Время идет, выхода из ситуации никакого. Одиночество невыносимо, приходится изображать ссору с Феликсом, в надежде, что зевран это собьет с толку, и если Женю лишат свободы, то Феликс сможет ему помочь. Зевране ничего от него не требуют, работать на них Женя не рвется, но интуитивно чувствует, что зевране уже что-то задумали.
Возвращаться на базу в комнату, где провел большую часть своей жизни, нет ни сил, ни желания. Что он видел за свои двадцать четыре года? Первую половину мечтал о дальних странах, приключениях, подвигах, вторую половину просидел над справочниками и учебниками. Кто-то нажился на его работах, возможно, путешествовал, увидел мир, а он землянин Евгений Карпушин стал обычным чернорабочим науки, с проживанием на Луне.
Жизнь штука сложная и одновременно очень простая. С одной стороны, никогда не знаешь, как надо поступить, чтобы получилось задуманное, чтобы исполнились мечты. Преодолеваешь препятствия, пробиваешь лбом стены, решаешь проблемы, а с другой стороны? Все проходит само собой и с высоты пережитого оно не такое важное, как казалось. Исполнившаяся мечта не приносит удовлетворения, намеченная цель оказывается очередным километром дороги, который не стоил стольких усилий.
В комнате, его ждал Академик: «Евгений, а у меня для вас сюрприз». «Все, дождался!» - Женя молча последовал за зевранином. Сзади плотной толпой шагают биотики, сопротивляться бесполезно, задавят массой.
Лифт остановился на нижнем уровне, где-то у самого центра Луны. Тонны породы над головой давят на сознание, сумрак громадного зала угнетает волю, и только Феликс висящий под потолком, успокаивает своим присутствием. Пустоту зала нарушает полулежащее кресло, все рассчитано под рост землянина: крепление для рук, ног, тела, даже зажим для головы.
- Как я понял, это для меня, - Женя сам садится в кресло, любое насилие для него не выносимо. Его тошнит от мысли, что на этом все для него закончилось, и еще усугублять это прикосновениями холодных рук биотиков, нет никакого желания. – Сделай одолжение, упакуй свой подарок сам, - обращается он к Академику.
План зевран прост. Лишенный притока энергии Феликс будет затухать, чтобы спастись он спалит в своей плазме атрофированное тело Жени, заодно и его мозг послужит усовершенствованию искусственного разума. Землянин в последние годы стал болезненным, слабым, и проблем от него много. Женьке грозит умереть в адском пламени, или собственной смертью от истощения. В любом случае зевране избавляются от опасного свидетеля, которого ищут долинцы, и получают идеального Феликса.
- Скажи честно, - Женя еще свободной рукой хватает зевранина за плечо, и удерживает так, чтобы видеть его глаза. – Ты чего-нибудь боишься?
Долю секунды Академик смотрит на землянина, надменная улыбка превосходства выдает его мысли: - Мы боги, Евгений. У нас нет изъянов или больных мест, мы совершенны. Мы всегда были над вами. Вы молитесь нам, приносите жертвы нам, прося в замен мелочи которые вам кажутся важными. Вдумайся, во что вы верите? В загробную жизнь, чтобы стать счастливым после смерти. Во всепрощение покупаемое за деньги. Или не верите ни во что, кроме силы денег. В любом случае вы верите в нас, мы боги. Чего может бояться живой бог! – последние крепление громко щелкнуло в тишине зала. Ответ зевранина поверг Женю в уныние, это кресло, как жертвенный камень, его приносят в жертву ради будущей прибыли.
- Нет, Академик, и боги боятся, - он уже не видит зевранина, который уходит.
- Евгений, не смеши...
- Боги бояться неверия! – крикнул Женя, чтобы Академик услышал, чтобы задумался. Хотя для самого землянина это было красивой фразой, театрально сказанной под занавес. Что и кому он ею доказал?