«Тайна сия велика есть» - нельзя не присоединиться к этим знаменитым словам апостола Павла. В самом деле, существенным свойством исследуемого феномена является непознаваемость, неопределенность признаков, так что возможно провести только его феноменологический анализ, анализ того, что видится и кажется, собственных или чужих представлений о любви, и конституировать феномен из этих представлений, субъективно и, может быть, произвольно, приписав ему те или иные свойства, кажущиеся существенными исследователю. Феноменологический же анализ в качестве основания непременно включает в себя первоначальные естественные установки, то есть, опирается на данные опыта, чувственного и сверхчувственного, отраженного в бесчисленном множестве описаний любви.
Словари дают неудовлетворительные определения, например: «Любовь – эмоциональное чувство, свойственное человеку, глубокая, самоотверженная и интимная привязанность к другому человеку или объекту». Но даже из этого неудовлетворительного определения извлекается важная информация: предметом любви может быть все, что угодно, от всего мира, до малейшей его части, детали, явления, процесса или даже стратегии. И среди прочего - сама любовь. Значимость любви для человека, желание иметь ее сравнимы лишь с ее таинственностью, и не испытавший ее несчастен: "Если я говорю языками человеческими, и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто" (Ап. Павел, Второе послание к коринфянам)
I. Онтология любви
Онтология любви, ее бытие, пребывание, способы существования в мире, равно как ее природа, генезис загадочны. Онтологическая неопределенность любви настолько велика, что нет однозначного ответа даже на вопрос, существует ли она в принципе. Поэтому ее существование вслед за многими другими мы выносим в качестве постулата, и рассмотрим различные онтологические позиции, поддерживающие этот постулат.
1. Первая – материалистическая. Следуя логике «любовь – это контакт кожных покровов и совпадение гормональных фонов», натуралистические, биологические или физиологические, концепции описывают любовь как возбуждение конкретных участков мозга, производство организмом некоторых веществ, определенную скорость проходящих в мозге биохимических реакций и распространения электрических импульсов, хотя сами признают такое описание недостаточным. Утверждается даже, что выделен ген любви, имея в виду при этом ген, отвечающий за сексуальную возбудимость. При подобном описании любовь мыслится результатом биологической или социальной эволюции, направленным на оптимальное продолжение рода. Эта точка зрения представляется нам совершенно ущербной, и мы присоединяемся к В.Соловьеву в том, что «видеть смысл (половой) любви в целесообразном деторождении - значит признавать этот смысл там, где самой любви вовсе нет, а где она есть – отнимать у нее всякий смысл и всякое оправдание». Удивительно, но даже некоторые христианские богословы, считают, что целью физической любви является не деторождение, а совершенное и полное соединение с другим во исполнение заповеди «… оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к другому… и будут двое одна плоть». Вставая на путь натуралистической же аргументации, отметим, что для продолжения рода существование любви оказывается излишним, чрезмерным и даже вредным, поскольку привязывает мужчину к единственной женщине, уменьшает вероятность и частоту деторождения. С этой же точки зрения оптимальное продолжение рода предполагает любовь исключительно к красивым как здоровым и физически полноценным. Но любят и иных, предпочитая, например, болезненных дурнушек красавицам, имеющим идеальные пропорции, которые демонстрируют природную способность рожать здоровых и сильных детей. И этой аргументацией мы закончим критику натуралистических взглядов на любовь как чрезмерно упрощающих действительность.
2. Если придерживаться социокультурной концепции, то любовь можно рассматривать как ментальный, свойственный лишь человеческой деятельности и рожденный человеческими же представлениями интерсубъективный феномен. Если это так, то он отсутствует в физической и биологической реальности, во всяком случае, в том виде, в котором существует в ментальном, идеальном пространстве, по сути, является симулякром, причем симулякром невиданной силы. Это образ несуществующего, но такого несуществующего, которое способно заметным образом изменить реальность. В этом случае следует признать, что любовь сотворена словом, именно воображение определяет способность любить, отличая ее от полового инстинкта и сосредотачивая ее в сознании более чем в органах размножения или где-то еще в биологической действительности. Легко принять эту точку зрения, ответив на следующий вопрос: «Была бы любовь такой же, какой она мыслится сейчас, если бы отсутствовали «Песнь песней», «Илиада», «Ромео и Джульетта», «Кармен», «Идиот», «Анна Каренина» и т.д.?». Существование обратной связи между описаниями и восхвалениями любви и ее реальными проявлениями очевидно, и литературные парадигмы побуждают все новые и новые поколения на очередные безрассудства, которые, в свою очередь, пополняют идеальные представления о любви. А эти идеальные представления инициируют любящих саму любовь актуализировать все более и более изощренные внеприродные формы любви, сублимированные в письма Цветаевой или сонеты Петрарки, являющие себя удивительным и даже невероятным образом.
3.Третья позиция – объективно-идеалистическая. Любовь Божественна, так или иначе. И в мифологии любого народа присутствуют боги (иногда даже несколько) любви. Существование бога или богини любви – непременный атрибут любого языческого пантеона, Лада - у славян, Астарта, Исида , Хатхор - у семитских племен, Фрейя – у скандинавов. И в Греции любовь множится своими богами. Афродита, родившаяся из розовой (о ее цвете позже) морской пены, символ капризной, кокетливой, чувственной и нарушающей все планы любви. И Эрот – противоречивый, как сама любовь, древнейший из Богов, Вселенская Сила. По гесиодовской космогонии - одно из четырех (наряду с Хаосом. Тартаром и Геей) космических начал возникший из Хаоса и творящий все сущее, соединяющий богов, богов и людей, мужчин и женщин, юношей и мужчин, женщин, бог, господствующий над природой, людьми и даже богами.
Позднее, в монотеистических религиях, представления о Божественности любви поднимается до универсального тезиса: «Бог есть Любовь» (Евангелие от Иоанна, гл. 4). Это представление отражается и в светской литературе. По Данте, любовь - космогоническое начало, вращающее Вселенную, наполняющее весь мир от Небесного Престола Троицы до седьмого круга ада.
Именно с любовью как умалением себя связано даже творение мира, как, например, в Каббале: «И велика сила любви настолько, что даже Всемогущего Бога иудеев, которого они полагают невидимым, заставила она ограничиться, освободить пространство от заполненности собой. И Он стянулся в первоначальную точку для того, чтобы было где поместиться всему прочему миру, который можно было бы любить. И если даже Господь умалил себя для возлюбленного мира Своего, то сильнее любовь всего на свете». Любовь Господа к произведенному им миру абсолютна, максимальна и ни с чем не сравнима. Человеческая любовь к чему угодно – лишь слабый отблеск Божественной Любви, крохотная ее капля, достающаяся достойным.
Высшим же проявлением человеческой любви в этом случае, несомненно, оказывается любовь к Богу: «Люби Превечного Бога твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоею».
II. Неоднозначность феномена. Виды любви
Любовь множественна и многолика, не существует единых представлений о любви, она традиционно делится на типы, виды, формы. Предполагая сложность, но целостность любви как феномена, ее единственность следует признать, по-видимому, разные виды любви всего лишь частными, конкретными ее проявлениями, воплощениями, определяемыми возможностями реальности.
В различного рода типологиях выделяют как несущественные признаки любви, ее качества по отношению к внешнему: первая, единственная, истинная, неистинная, верная, плодотворная и неплодотворная, разрушительная, плотская, платоническая - так и существенные, касающиеся самой любви, ее «тела», ее особенностей, источников, причин и «механизмов».
В Греции - это деление на эрот, филию, агапэ, сторгэ. Эрот – страсть, желание, жажда обладать. Филия (от филион – сближать) - любовь-дружба, обусловленная личной симпатией и социальными связями, дружеское расположение, душевная близость. В самом деле, дружба может рассматриваться как вид, проявление любви, именно так ее описывал Герцен: «Дружба - единственный вид любви, уподобляющий нас богам или ангелам. Первая любовь, которая именно потому так благоуханна, что забывает различие полов…». Сторгэ – спокойная семейная любовь, нежность, приятная привычка. Агапэ – мягкая, жертвенная, снисходящая к ближнему любовь, с забвением собственных интересов в заботах во имя любимого, бескорыстная самоотдача, пиршество любви. Ей соответствует иудейская агава. Именно про такую любовь написал Апостол Павел: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»
В Индии выделяли пять ступеней любви: слуги к хозяину, супружеская (сторгэ), родительская (агапэ), любовь дружеская (филиа), любовь страстная, тайная и запретная (эрот). Соответственно свойствам любви, выделяются и ее источники, так, в трактате «Ветка персика» их три: душа, ум, тело. Первый порождает дружбу, второй уважение, третий – страсть. А соединение всех трех есть полная и всеобъемлющая любовь.
А в Талмуде написано: знай, что любовь бывает троякого рода: 1) любовь, основанная на корысти (мы любим то, что нам полезно или необходимо); 2) любовь из склонности к товариществу и общественности (те самые филиа и сторгэ); 3) любовь, имеющая своими основаниями великие достоинства любимого (эрот), связанная именно с умалением себя. Последняя – самая истинная и настоящая, она никогда не изменяется, поскольку не изменяется причина, ее вызвавшая. А это определяет важность знания: знание необходимо для любящего, потому что без знания предмета любви человек не понимает превосходных качеств возлюбленного. Непонимание же, препятствующее знанию, мешает любить, поэтому любовь непонимающего – не любовь вовсе. Только знание сообщает любви полноту и законченность. Любовь – это продукт здравого ума и чистого сердца. И когда человек обладает хоть в некоторой степени этими качествами, он склонен любить всякого, имеющего такие же качества, ибо всякому свойственно тяготеть к себе подобному и удаляться от противного. Сила же любви проистекает от тех добрых качеств любимого, малая толика которых есть и в любящем, поэтому последний и тяготеет к первому. Отсюда и та добровольная покорность, с которой любящий исполняет волю любимого, поскольку осознает превосходство любимого над собой. И страх, ибо любящий боится любимого. Итак, любовь связана со страхом и знанием, они неразрывны в любви и служат дополнению друг к другу
Если говорить о силе любви, то мы полагаем, что эрот, страсть – сильнейший из видов любви, проявляющийся во всех остальных. И в дружбе: по Бердяеву, «в подлинной дружбе есть элемент эротический, если не прямая, то косвенная связь с полом…», а «дружба есть частичный брак …» (Шпигель).
И в родительской любви: согласно представлениям зороастризма перволюди, прародители человечества так любили своих детей, что проглатывали их, и любовь их была уменьшена в сотни раз, чтобы человеческий род продолжался. Кровосмешение, плотская страсть к матери, отцу, сыну, дочери, составляют знаковые сюжеты любой мифологии и нынешней психологии. Но и невинная любовь матери к ребенку может быть страстной. Связь младенца с матерью носит эротический характер, поскольку представляет собой конститутивный элемент жизни.
Страсть присутствует даже в любви к миру и Богу, в агапэ. Особенно ярко это положение проявляется в мистических учениях. Так, в исламе Сатана интепретируется как ангел, возлюбивший Бога настолько, что выразил протест против предписанного всем ангелам поклонения человеку, то есть кому-либо, кроме Господа, за что и был изгнан. И силу Сатане дают именно те муки, те утонченные душевные страдания, который испытывает он, пылко любящий Бога, но отвергнутый им.
Исламский мистик Халладж, утверждавший свое Единство с возлюбленным свои Богом и распятый за ересь, уподоблял себя мотыльку, в порыве желания летящему к божественному огню, не боящемуся смерти и предчувствующему ее, но жаждущему наслаждения. Но и в святоотеческой традиции используются образы страсти: «Пусть телесная любовь станет для тебя образом вожделения к Богу» и «Блажен вожделеющий к Богу с той же силой, с какой безумно влюбленный вожделеет к своей возлюбленной» (Иоанн Лествичник).
Сам Бог в Своей внутри-Троичной сокровенной жизни определяется как «всеполнота Эроса», нерасторжимого эротического единства (Максим Исповедник). Этот эрос проявляется как экстаз, в нем находит выражение эротический Божественный порыв, конституирующий внеположенные Богу сущности: «Он, Творец всех вещей… от преизобилия любовной благости изливается из себя… и таким образом любит и вожделеет. И нисходит с недосягаемой высоты к тому, что пребывает во всем» (Дионисий Ареопагит).
Итак, страх и страсть – именно в любви эти сильнейшие чувства проявляют себя и соединяются, демонстрируя свою эмоциональную близость.
III.Любовь и плоть
Предполагая любовь разумной и оценочной или Божественной, следовало бы считать плотскую любовь оксюмороном, отдавая плоть сексу. Однако человек не есть лишь бесплотный дух, а существо телесное, любит не телом, но проявляет свою любовь в том числе и телесно. Страсть как основание любви связана с чувственностью, а значит – и с телесностью. Человеческое тело, движимое умом и страстью, может любить все, что угодно и кого угодно, в том числе и чужую плоть, именно в ней усматривая превосходные качества любимого. Но привлекательная телесность может вызывать и духовную любовь, в этом случае красота и совершенство тела лишь инициируют интерес к предмету любви, стимулируют процесс познавания, позволяющий усмотреть не только плотские превосходные качества любимого.
Плотское может служить и образом любви к Богу. У того же Иоанна Лествичника: «Пусть телесная любовь станет для тебя образом вожделения к Богу». Но Бога можно даже любить посредством тела: «Возлюби Бога и душой, и сердцем, и всем достоянием твоим», то есть и телом тоже. Великий рабби Акива понял, что означают эти слова только перед самой своей смертью Испытывающий чудовищные муки от римских пыток, он вознес хвалу Всевышнему за то, что Тот дал ему телесное испытание, позволившее ему ощутить всю полноту любви к Господу.
Если же вернуться к любви человеческой, то следует констатировать, что любовь как знание и понимание исключает значимость пола. Любить следует не лицо противоположного пола, а того, кого ценит твой ум и кто дорог твоему сердцу.
IV. Существенные свойства любви
На наш взгляд, самым существенным свойством любви является ее противоречивость, полярность, двойственность, дихотомичность, проявляющаяся в огромном числе противоположных признаков, особенностей, свойств, деталей. Любовь есть единство бесчисленного числа противоположностей.
Эрот – самый древний и одновременно самый юный из богов. Любовь связана со слиянием и разделением. Любовь дает невероятные наслаждения и непереносимые страдания. Она в равной степени созидательна и разрушительна: можно построить висячие сады для возлюбленной Семирамиды, а можно разрушить Трою. Она рождает страх и желание, опасение и намерение, силу и слабость. Принимает самые прекрасные, одухотворенные, и самые ужасные, отвратительные, связанные с надругательствами, муками и извращениями формы. И что бы и кого бы не любил человек, только она способна дать почувствовать жизнь, подлинное ее ощущение, истинную экзистенцию, неповторимость и значимость собственного бытия в мире, и даже (в разных смыслах) бессмертие. Но она с необходимостью подразумевает, включает в себя смерть, невозможна без смерти. Именно в любви жизнь и смерть соединяются самым причудливым образом.
1. Слияние и разделение
Их символизирует сильный и прекрасный первочеловек, андро-гин, осмелившийся напасть на самих богов. Наказанием послужило разделение, до сих пор побуждающее людей к поиску своей половины. И именно Эрос, согласно мифу, соединил половинки андрогинов. Любовь – это двуполое двуединство с непременным последующим разделением, временная пульсация двуполого и разнополого. Двуполой, бородатой и с фаллосом, изображалась Афродита, так же, как и ее сын Гермафродит, почти двуполой представляется в своих описаниях Афина. В ведийском пантеоне присутствует божественная Адити, отец и мать всех богов, коров-бык. Согласно «Упанишадам», предначальное существо, безформенная и безымянная сила разделилось, создав мужчины и женщину. Сам с собой совокупляется Ра, рождающий все существующее. Зороастрические первородители появляются как сросшиеся, и лишь впоследствии разделенные, тростинки. Едины Адам и Ева, у них одно лицо, Ева сотворена из ребра Адама, первоначально присутствует в нем. По Каббале, Божественная любовь интегрирует в себе «северную сторону», силу зла, Сатану, Противника. По Шопенгауэру, о чем он пишет в своих «Основах морали», в основании любви лежит стремление к преодолению обособленности, к слиянию с другим. А по В. Соловьеву, смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма, разделение через его отрицание.
Но всегда поиск себе подобного, стремление слиться с ним непременно заканчивается окончательным и бесповоротным разделением. Приобретая, неизбежно утрачиваешь, сливаясь рано или поздно разделяешься, идет ли речь о душе или о теле. И только разделившись, вновь приобретаешь возможность любить другого.
2. Прекрасное и ужасное
Любовь позволяет открыться всему лучшему в этом мире, но и всему худшему. Любовь лежит в основе всего самого прекрасного, созданного человечеством – и этот тезис не нуждается в доказательствах. Но она же заставляет нарушать все заповеди, разрушать запреты, попирать все нормы морали, совершать самые чудовищные преступления. Влюбленный Давид посылает на смерть мужа Вирсавии. Кришна играет на флейте, и юные жены, забыв мужей, убегают ночью к юному божеству. Каббалисты познавали Божественную любовь, участвуя в отвратительных оргиях. И литературные образцы появляются как парадоксальные, вызывающие зависть всего мира восхваления самых известных прелюбодеев: Париса и Елены, Соломона и Суламифи, Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты.
3.Чувство и сочувствие, Эго и его отрицание, приобретение и жертва
Любящий сочетает в себе несочетаемое: ощущая всю полноту собственного бытия, будучи до краев переполненным своим чувствами, собственным существованием, оказывается способным вместить в себя и другого; берет и дает одновременно; испытывает экзистенцию и готов отдать все, даже принять смерть.
4. Универсальность и конкретность
Любовь универсальна, всеобъемлюща и одновременно с этим разборчива, избирательна, индивидуальна и конкретна. Эта очередная любовная полярность иллюстрируется дилеммой христианской «любви к ближнему своему», то есть ко всем и воспетого средневековыми трубадурами «путь к любви через глаза», избирающие, отбирающие, выделяющие вполне конкретный и неповторимый, частный, особый, специфический, становящийся сингулярностью, центром мира, «пупом Земли» предмет любви, Полюбив кого-то или что-то конкретное, начинаешь любить и весь мир, И напротив, конкретный предмет любви сосредотачивает весь мир в себе самом, единственном и неповторимом.
V.Любовь и жизнь
Любовь дает жизнь всем, всему и во всех смыслах: позволяет ощутить ее полноту, почувствовать к ней интерес, возродиться. Обуславливает рождение принципиально нового: детей, свойств человеческой натуры, произведений искусства, социальных, политических, культурных, научных. Технических феноменов. Говорить об этом можно бесконечно. И почти все уже сказано.
VI.Любовь и смерть, amor и mоrt, смерть и наслаждение, наслаждение смертью, смертельная радость и радостная смерть
Эти связи интуитивно постигаются, но далеко не так очевидны, как коннотации любви и жизни.
Любовь начинается с крови и заканчивается смертью. Цивилизация же принимает участие в романтическом заговоре, согласно которому мир живет исключительно под эгидой всепобеждающего Эроса. Но отчаянность попыток поддержать эту иллюзию указывает на существование противоположного полюса - Смерти. Вот почему тень смерти всегда лежит на восторгах любви… Замечательно написал об этом Абрахам Маслоу: «…смерть и вечно присутствующая ее возможность делают любовь, страстную любовь возможной. Мы не могли бы страстно любить, испытывать экстаз, если бы не знали, что умрем». Неизбежность смерти вызывает готовность любить, любовь обостряет предчувствие смерти.
Афродита рождается из розовой пены, но розовой от пролившейся в Океан крови Урана, оскопленного своим сыном Кроносом. Связана со смертью, кровава и опасна любовь Астарты (Иштар), омрачена смертью и полита кровью любимого Озириса любовь Исиды. Эрос вооружен стрелами, причем ядовитыми… и, по Гесиоду, «лишает члены силы». Экстаз мистика есть одновременно любовь и предчувствие смерти. В мистическом эротизме востока – именно женщина помогает пережить бездонные глубины, но глубины просветления. Безумцы из многочисленных литературных произведений готовы умереть за счастье провести ночь с женщиной.
Вся мировая литература развивается под эгидой единства любви и смерти. Смерть – непременная и верная спутница и соратница любви, и в осмыслении их связи скрывается несколько пластов, несколько уровней понимания.
Первый, почти физиологический, обыденный связан с сулящим смерть матери и/или ребенка, деторождением, непременной смертью любимых и любящих родителей, возлюбленного, всеобщей непременной естественной смертью, рано или поздно забирающей любой объект любой любви.
Второй, чувственный, психологический и даже психоделический, определяется реальными опасностями, таящимися в любви: связан с непременными страхами и потерями, сопровождающими любовь, с нежеланием ее утратить. Мы живем в эпоху холодных отношений, где ни один человек не должен привязываться к другому так, чтобы не оставить его в любой момент, а сильная любовь разрушает привычный, налаженный мир (иногда заставляет отдать за нее семью, близких, карьеру, статус, родину, даже царство), но не предоставляет никаких гарантий, что хоть какой-то приемлемый мир будет отстроен заново. Любовь – это пронизанная страхом радость, связанная с риском потерять все. Умереть, исчезнуть может все, чем реально обладал полюбивший.
Парадоксально, но именно в ответной любви этот страх может усиливаться, ибо потерять может только имеющий. Эрот лишает члены силы – и важно это только в момент любви… прочие защищены от подобного лишения, от немощи и беспомощности страсти. Этот страх потери сил от любви, иногда смертельную потерю сил, заставляет бежать ее, искать заменители, суррогаты. И, компенсируя этот страх, Эрос налагает на человека обязательство перед самим собой: постоянно доказывать свою состоятельность и силу в соитиях с нелюбимыми. В результате секс становится стратегией снятия беспокойства перед любовными утратами. При этом вечный страх импотенции оказывается слабым отголоском страха абсолютной импотенции, смерти
В сильной любви, в любви страстной смерть имеет лицо любимого, отвергающего или уходящего. Об этом написал И. Бродский:
«Это абсурд, вранье:
Череп, скелет, коса,
Смерть придет, у нее,
Будут твои глаза».
Третий уровень, метафизический, открывает сущностную связь любви и смерти, их онтологическое сквожение, их несуществование друг без друга. Любовь смертельна по своей природе, по своему естеству она рождена для преодоления смерти, ее попрания, а значит - подобна ей и содержит ее в себе, имеет ее в виду, приближает ее. Только смертью, жертвой всего, чем обладаешь, можно определить или доказать подлинность любви. И только смерть спасает любовь от увядания, умаления, исчезновения. Ища именно такого спасения, смертельно влюбленные сознательно идут на парное самоубийство или взаимное убийство. Именно поэтому страстно любимый, но предчувствующий неизбежное охлаждение, провоцирует любящего на убийство (Кармен). Смерть выступает Тенью, позволяющей оценить интенсивность любовного Света.
Напротив, отсутствие смерти на дне любовных отношений, лишает любовь глубины, «уплощает» ее. Именно в невозможности смерти, в бессмертии таилась причина скуки и вялости олимпийских богов, и они спускались к смертным женщинам и мужчинам, чтобы испытать страх возможной потери, чтобы почувствовать смерть.
Смерти подобно состояние любого экстаза, и наслаждение, достигаемое в соитии, подобно смерти. Это отражает известная метафора: «Половой акт – всякий раз маленькая смерть». Смерть и потеря, потеря, ведущая к непременной от невыносимой боли и невыносимого счастья смерти составляет интригу страсти, ее движущую силу, ее драйв, ее основной механизм. Невозможность смерти как величайшей потери или величайшего сохранения любви делает последнюю в принципе иной, ненастоящей, неподлинной, неинтересной, лишенной самого сильного ее качества.
Именно в смерти и только в ней таятся величайшие проявления любви. Об этом писал еще Пьер Абеляр: «Сын Божий снисходит на землю и умирает во имя любви». Готовность к смерти – непременное условие подлинной любви, будь то любовь христианина к Богу, матери к ребенку, мужчины к женщине. И отсюда же - еретическое утверждение великого мистика Эйкхарта: «Христос не страдал, потому что муки во имя любви не являются муками и плодотворны перед Господом».
Готфриб Страсбургский, лучший из поэтов, воспевших Тристана и Изольду, писал, что создал это произведение из любви к миру, но не к обыденному, где живут те, кто не хочет терпеть боль и хочет купаться в блаженстве, а к «тому миру, который сводит в одном сердце и горькую усладу, и радостную печаль, душевную сладость и мучительную тоску, милую жизнь и скорбную смерть, отрадную гибель и горестное существование. Это мир мой, будь он проклят и благословен».
Итак, любовь включает в себя в качестве существенных свойств, казалось бы взаимоисключающие знание, страх и страсть, обуславливает постижение полноты жизни и неизбежность смерти.
Итогом проведенного анализа может служить авторское определение любви, не менее мифическое, чем все сказанное о ней прежде:
«Любовь – самое противоречивое человеческое чувство, связанное с осознаваемыми и предельными по силе переживаниями себя и другого, счастья и горя, наслаждения и боли, познанием глубин бытия и высот смерти»