- Здорово, друг мой Коха, - говорю, плюхаясь на пассажирское сидение.
- Здоров, - водитель протягивает руку и ради меня делает звук колонок тише.
- Случаем, не знаешь, где Протопоповский переулок находится?
Он пожимает плечами. В восьмерке орёт Рамштайн.
- В центре где-то, а что?
- Работа, - вру я.
- А… - не верит Коха, но кивает. - Ты к Дмитричу на кафедру загляни, у него там интернет халявный.
- Не могу, - вздыхаю. – Он меня выгнал.
- За что? – удивляется Коха.
- Я его по сетке в Дума сделал.
Коха ухмыляется, сам недавно таким же образом в опалу попал.
- Непредусмотрительно, - цыкает языком. – Беги за полулитрой.
- Ну, его, - машу рукой. - К тому же, он мне одиннадцатое сентября все никак простить не может.
Я тогда изрядно навеселе зашел в какой-то чат и всего за час поставил всех там на уши. Причем настолько, что отдельные личности звонили в институт и интересовались, кто у нас такой амерофоб. Ну, не люблю я соплей по поводу в теракте убиенных, а уж когда крокодиловы слёзы льют люди никаким боком не в теме,… завожусь. Дмитрич тогда меня не выдал, спасибо, кстати.
А вообще, я славный. Мне об этом все говорят, а не только девушки. И, между прочим, еще тот интернационалист: для меня, что американец, что казах – один хрен, у меня даже друг-китаец есть.
А Дмитрич у нас завкафедрой. Замечательный дядька лет пятидесяти. Работал на Камчатке, и за полярным кругом. На Алтае в земле ковырялся, а на Сахалине медведей добывал. Как рассказывать начинал – заслушаешься, никакой лекции не надо. Всё говорил: «Вот настанет лето, уеду в Тайгу».
С компьютером у него были отношения натянуто-полюбовные. То есть, имея единственный стабильный выход в сеть, он умудрялся периодически что-нибудь не то нажать или случайно провод не заметить. По институту с год ходил анекдот, запущенный с кохиной лёгкой руки про то, как Дмитрич вынул вилку из розетки и благополучно об этом забыл.
Была у него и страсть – к играм стреляистого типа. Любил пару-тройку часов на Херетик убить. И все бы хорошо, да какой-то очень нехороший человек показал ему, что по сетке играть можно. Теперь первым, что говорил Дмитрич, увидев меня или Кохалева, было: «А давай-ка мы с тобой…»
Играл он соответственно человеку, компьютер впервые год назад увидевшему и до сих пор печатающему указательными пальцами. А потому, игра с ним сводилась к насилию над собственными инстинктами. При проигрыше Дмитрич приходил в неистовство, правда, через денёк-другой отходил, а уж если у него что-нибудь ломалось…
- Посмотри в бардачке.
Я тянусь к ручке, и на колени сыплются презервативы, салфетки, солнечные очки и куча барахла на все оставшиеся случаи жизни.
- Ой, - говорит Коха, выуживая с заднего сидения атлас. - Пашка письмо прислал, знаешь?
Богуч уехал с полгода назад. Взял академку и исчез где-то на малой родине. Сказал, что не знает как быть, и станет усиленно искать свое место в этом мире. Честно, я думал, что он никогда больше не вернётся.
- Он к нам присылает своего младшего брата. Просит, чтобы мозги ему вправили.
- Да?
Памятуя о том, что Паша не просто потомственный казак, а ещё и колдун, довольно странно, что он сам не в состоянии с кем-то справиться. На первом курсе ощутив в себе «великую шаманистскую силу», на втором обозвался «мудрым Хорьком», а до третьего так и не добрался. Чем ему не угодил младший, я уж и не знаю.
- Представь себе. Пишет, возомнил себя мальчишка магом, выбейте дурь. Сейчас три пары отсижу, и на вокзал.
Ох, и не нравится мне этот приезд…
- И я с тобой.
- А Протопоповский?
Качаю головой: ничего архиважного там все равно не предвиделось.
***
Я бесцельно опускаю руку и нащупываю бутылку пива.
- Давай-ка её сюда, - не отрывая взгляда от дороги, требует Коха.
- Ага, щаз.
Мы не пили за рулем. Нам было чуть больше двадцати, и хватало собственной дури, чтобы, например, вылетать с третьего транспортного на сто пятьдесят, сворачивая на площадь Гагарина в область (там поворот в девяносто градусов, если кто не знает). Правда, при этом маневре на заднем сидении весьма очаровательные девчонки визжали, а я едва удерживался от смеха, потому что на душе было просто здорово.
Проходило от силы два часа, и я уходил с самой очаровательной пассажиркой. Почему-то так обычно случалось.
Кохе я доверяю: он машину любит и знает до последней гаечки. А еще фанат скорости и в гонках на выживание участвовал. Единожды, правда. Его и сейчас зовут, но Коха отказывается: слишком машины любит, чтобы сознательно их калечить.
- Вон, смотри, - Коха тыкает пальцем в длинноволосого паренька лет семнадцати. С кожаным обручем на голове, в черном пальто и поношенных джинсах.
- А что Пашка про него писал? – на всякий случай уточняю я.
- Что не ошибёмся.
В окно всовывается физиономия:
- Здравствуйте.
Я уже готовлюсь ее отшить - ну, не занимаемся мы сегодня извозом, и, вообще, вчера стипендия была, недельку как-нибудь перекантуемся – и застываю. Передо мной уменьшенная модель Паши, именно таким мы его на первом курсе приметили. Никаких лохм или черных пальто. Обычная куртка, джинсы и говнодавы.
Толкаю Коху под локоть.
- Петя, - представляется пацан.
- Саша, - кивает друг.
- Олег, - щёлкаю кнопкой, впуская младшего на заднее сидение.
Некоторое время едем молча. Коха следит за дорогой, я тупо смотрю вперёд, Петя любуется городом.
У маркета тормозим. Мы не маги, мы любим пить, а иногда и есть. Коха отлучается в магазин, а я оборачиваюсь к новому знакомцу:
- Чего в Москву-то?
- Из-за него.
Кидаю взгляд в сторону маркета. Вроде, не холодно, но по спине словно холодок прошелся.
- Видение, - заявляет парень так, будто это может что-то объяснить.
Впрочем, я и не особо в эту чушь верю. Пашка со своим бредом, наверняка, не последний человек, оказавший на младшего влияние.
- Твоему другу угрожает опасность. Она реальна и способна свести его в могилу.
- И что? – я перебираю в памяти все возможные доводы, вспоминаю, как реагировал на шутки Паша, поэтому невообразимо туплю.
Пробовали когда-нибудь убеждать верующего в том, что бога нет? А, наоборот, атеиста в его существовании? Лучше и не пытаться. Шаманство и колдовство – из той же оперы. Если уж засело в мировоззрении, то не вытравить.
- Я как Александра во сне увидал к братку подошел, тогда-то и выяснил, что это его друг. Павя ему жизнь должен, вот я и приехал долг вернуть, - Петя сверкнул тёмно-карими, почти чёрными глазами.
Инцидент с Пашкой, действительно был. Пырнули его ножом однажды в общаге. На Новый год туда много народу заявилось: предостаточно и чужих было. Слово за слово – сцепились – горячие парни с Юга против русского богатыря Паши Богуча. На мой взгляд, шансов у них почти не было до момента, пока ножи не вытащили.
И пошла полная неразбериха: девчонки визжат, гости орут, что всех порежут. Посмотрел на это дело Паша и дал первому по репе, а нож второго – поймал. Видел, куда остриё направлено и понял, что блокировать не успеет, ну, в кулак и зажал. Убийца неудавшийся на него смотрит ошарашено, а сделать ничего не может – запал ушел. А потом и ребята подвалили, благо недалеко бежать было.
Я в той потасовке неудачно ударился о чей-то кулак и в себя пришёл только когда участники разбежались: кто-то восвояси, несколько наших – гадов догонять, а пара первокурсников – за водкой. Паша стоит посреди комнаты в неопределённости и пальцы разжать не может. Коха его – за шкирку и в машину, наверное, за десять минут до первой градской домчал. Вот, с тех пор Пашка считает себя Кохалеву обязанным. Он, наверное, Петьку и прислал на всякий случай: вдруг действительно видел. Великий хорёк всё-таки, что с него взять?
- И… - повторяю я, - что видел?
- Охота на него идёт. Через астрал тянутся и выше – в ноосфере…
Для меня слово «астрал» в последнее время стало синонимом «глупости». Уж слишком много россказней вокруг о всяких астралах было. Пашка, кстати, тоже руку приложил, когда попытался однажды меня в него засунуть. А со мной просто-таки ничегошеньки не было: сидел на стуле с закрытыми глазами, пока он травками помещение окуривал, а потом уснул и упал.
А вообще, подумаешь, кто, что пытается сотворить. Вон, бывшая, всё грозилась порчу на меня навести, и что? Живу себе в удовольствие, не парюсь.
- И во что это может вылиться? – интересуюсь я, просто так, для очистки совести.
- В случайности разные: ногу подвернёт, хулиганы пристанут, ну и дальше по мелочи, - наверное, на моём лице застыло совсем уж несчастное выражение, - но каждая случайность за собой смерть вести станет.
Передёрнул плечами. В машине стало душно.
- Перекурю, - вздыхаю я и выхожу в прохладный московский вечер.
С неба падает колкая мерзость, многочисленные фонари окружает туман. Не бывает у нас в последнее время нормальных зим. Конец декабря, а снегом и не пахнет. Климат меняется и единственный плюс – что не холодно.
Чтобы не стоять столбом, решаю пройтись к магазину. Коха как раз должен выйти. Заодно и о нашем юном друге поболтаем.
В поле зрения Кохалев появляется минуты через три. Ему всего-то нужно миновать небольшую дорожку, отделяющую маркет от основной трассы, но мне вдруг становится не по себе. Взявшийся неизвестно откуда ветер проникает под куртку, а в лицо пыхтит смрадом с ближайшей помойки.
Я неосознанно делаю шаг вперёд, потом и вовсе бегу. Всё быстрее и быстрее, чтобы успеть.
Справа появляются фары. Красному Хамеру плевать, что здесь ограничение, он под семьдесят чешет.
Коха почти минует опасный участок, когда внезапно охает и припадает на ногу. Я ни о чем в этот момент не думаю, просто бегу. Успеваю услышать визг тормозов и зафиксировать огромные серые глаза крашеной блонды. Ухватываю друга за плечи и вытаскиваю к себе – на безопасный тротуар.
- Пьянь чертова! - кричит блондинка, её забивает муси-пусями вырывающаяся из динамиков Лель.
- Сучка драная, – отзываюсь я, - ездить научись!
- Бутылку разбил, - Коха моргает, словно спросонья. – В колено, словно раскаленную иглу вогнали.
- Да, хрен бы с ней, с бутылкой, - кричу я.
Сердце бьётся, как ненормальное, кровь приливает к ушам и руки трясутся. Хорошо же меня младший накрутил. Хотя, если бы не он, я и думать боюсь, что могло случиться.
- Ну, я же вижу, что тебе надо, – Коха снова прежний улыбающийся вагант, которому океан по щиколотку, а всевозможные жизненные ситуации вообще по фиг. – Слушай, если число друзей, спасающих мне жизнь в последнее время, станет расти такими темпами, то очень скоро, всем окружающим буду должен.
- В последнее время? – меня уже не трясёт, просто страшно.
- Сегодня утром едва не убил собственный чайник, - смеётся Кохалев. – Хорошо, Шень подсуетился, иначе мы б с тобой не разговаривали.
Я сглатываю ком, а он, зараза, остается торчать поперек горла.
- Там провод оголился, да так неудачно, что и не заметить, и кто-то умный весь стол водой залил.
***
- Локов…
От неожиданности я вздрагиваю, а оборачиваюсь так совсем с несчастным видом. Плохо мне, не хочу никого видеть.
Дмитрич смотрит на меня с полминуты, потом кивает:
- Вы не посмотрите?
- Конечно, - киваю, стараясь дышать в сторону, - что-то случилось?
Я едва не прибавил «опять», но вовремя удержался.
- Экран внезапно погас, - смущенно улыбается Дмитрич, а я вздыхаю и отправляюсь к лестничному пролету, в голове крутится: «как всегда».
Того, что творилось на кафедре я не ожидал увидеть никогда. Если только в кошмарных снах, и то с жуткого пересыпа и головной боли. Неизвестный умелец так ловко соединил проводки, что в случае включения питания самым меньшим злом было бы возгорание.
Останавливаюсь в нерешимости, испуганно глядя на Дмитрича.
- Понимаете, Олег, - спешит он, - я до вас Сашу нашел, он все починил, но, видите ли, незадача, у меня какое-то стойкое ощущение, что компьютер работать не будет. Поэтому, я пригласил вас… так, на всякий случай. И Кохалеву запретил проверять.
Уже легче. А Дмитрич молодец, оказывается. Или даже не он, а его интуиция.
Пробегаюсь взглядом по проводу и замечаю то, что Коха и в нетрезвом уме и нездоровой памяти проглядеть не мог.
- А зачем вы отдали ему машину, у вас же просто прогрыз, признавайтесь, так и не вытравили грызунов?
- Так живые же, жалко.
- А если СЭС? – впрочем, это не мое дело.
Углубляюсь в раскуроченные внутренности машины. Он бы еще бомбу с часовым механизмом сюда приспособил!
- Странный он какой-то, - вторит моим мыслям Дмитрич. – Вы у себя в общежитии что, вообще сутками не спите?
- Всяко бывает, - пожимаю плечами.
- Глаза стеклянные, и ходит как лунатик. Мне бы у него вены проверить, да, не додумался.
- Василий Дмитриевич, - я даже от компьютера отрываюсь. – Ну, как вы можете про нас такое?
- Не про вас, а про Кохалева. Потому что, если это не переутомление или наркотики, то я уж и не знаю. Куктумбул какой-то.
- Кто?!
- Шаманистский злой дух, - смеется Дмитрич. – Вы бы его консерватором обозвали. Носится по свету и выискивает людей, могущих сотворить что-нибудь в этой жизни важное. И пока этой гадине на хвост не плюнешь… Олег, вы чего?
Я отдергиваю руку. Хотел воткнуть вилку, а чуть не запитал пальцы. Вот вам и случайности.
- Так, может, он за вами гоняется? Вон, Сашка вас чуть не спалил, а я чуть сам не спалился.
- Нее, дух этот слабенький, только через одного человека действовать может. Кстати, с каких это пор вы начали мифами древней Чукотии увлекаться?
Я усмехаюсь и возвращаюсь к ремонту: Дмитричу только членовредительства за мой счет не хватало.
***
Конечно, три случая – это еще ничего не значит, - уговаривал я себя, стучась в комнату Шеня.
Кстати, это и был китайский друг, приехавший к нам по обмену, и знаменитый тем, что в канун весеннего праздника восьмого марта ломился к Надюшке на третий этаж по пожарной лестнице с грозными воплями: «Впусти, это мы, твои пьяные русские студенты! Мы хорошие соседи, просто ключ где-то потеряли».
Наш человек, и не скажешь, что сын министра и вообще китаец. А уж мы за него двадцать первого апреля всегда заступиться готовы были, благо, нацболов из нашего района еще предыдущий курс выгнал.
- Привиет, Алек, - улыбается Шень и отступает в сторону, пропуская нас с Петей в свое уютное жилище. – Похотите.
Кстати, действительно, уютное и чистое. У нас в комнате стоит обычный хаосообразный порядок. То есть все, вроде, под рукой, но на самом деле бардак. Иначе не получается. А здесь ни соринки, фонарики по углам, четки на столике лежат, книги – на полках и только одна на подушке.
«Энциклопедия суеверий» - вероятно хозяин читал, когда мы его побеспокоили.
- Это Петя, - ткнул за спину. – Брат Паши, если ещё такого помнишь.
- Ак не помнить? Фы тут ис-са нехо?
- В какой-то степени.
Мы вошли, заняли кресла, хозяин за неимением ничего другого, присел на край кровати.
Сашку мы оставили дома. Не знаю, какую настойку, они там с Петей пили, но уснул он очень быстро, что, в общем-то, в связи с происходящим, только радовало.
- Мы о Кохе поговорить хотели. Ты, говорят, его вчера спас?
Шень качает головой:
- Не спас, нет, отсочил. Кохта за топой хасный тахон хонится, не уперехешься. Хухи шелофеха посто тах не отпустит, аз утащил.
Про тварь по имени Куки всего десять минут назад втолковывал Петя, а я ему не верил.
- Ты знал?
- Хитайсхая сифилисация дефняя, - кивает Шень. – Я моху отохнать хаснохо тахона, но не похнать ехо.
Что-то многое совпадает, да и страшно. Лучше уж надо мной весь институт хохочет, чем…
- Может, его предупредить?
- Куки он не просто так, - замечает Петя, - он к человеку присасывается и ядом травит. Уберегут от несчастья, человек сам себя…
- Это же повелитель случайностей, - кивает Шень, неожиданно теряя акцент. – Он успеет уфитать, кохта ти мохнёшь.
В потолок, что-то грохает, и я опрометью мчу к двери. Над Шенем располагается наша комната, и падать в ней почти некому.
Дверь я выношу, не озабочиваясь доставанием ключа, и только спустя некоторое время, лупя друга по щекам, приводя в чувства, потихоньку начинаю осознавать, что произошло.
Коха во сне встал. Опрокинул табуретку, не проснулся и направился к окну. А я очень испугался, когда, ворвавшись в дверь, увидел его на подоконнике, освещенным светом Луны, бледного, почти синего.
Да, я его убить готов был за такие выкрутасы, а Коха хлопал глазами, и удивленно осматривался:
- Ты за что мне лицо правишь?
Он не помнил. Ничего. И, уверял, что никогда не страдал лунатизмом (в последние четыре года точно, не водилось за ним такого).
Шень за моей спиной сокрушенно качал головой, Петя периодически с ним переглядывался. Коху мы напоили и уложили спать, на всякий случай, оставив свет.
- Почему это вообще случилось? Какая тварь могла кинуть эту лярву на Сашку?!
Оба мистика только пожимали плечами.
- Что делать?
- Помощник нужен, - снова перестает коверкать слова китайский друг. - Человек, готовый выкупить обратно душу. Только опасно это, сам понимаешь, что запросить Красный дракон много чего может.
- Ну, допустим, нашли, - без колебаний соглашаюсь я.
Возможно, будь я взрослее, задумался чуть дольше. Но тогда мне было немногим больше двадцати и слово «дружба» было сильнее, а «жизнь» незначительней.
- Я обеспечу канал, - улыбается Шень.
- А я стану держать тебя здесь, в этом мире, - соглашается Петя. – Ты только запомни, что, в крайнем случае, я тебя всегда вытащу.
***
- Блин, Богуч, твою мать, - я ходил по комнате, пытаясь хоть немного успокоиться. – Если Пашка предполагал всю эту хренотень, неужели, не мог сам приехать?!
- Он говорил, что ты справишься, - настаивал Петя.
Посреди комнаты стояли стулья: один напротив другого. На одном сидел младший. Очень серьёзный и собранный.
- А он рассказывал, как я на его сеансе уснул?
- Ты тогда был один, а сейчас нас двое.
С железобетонной уверенностью семнадцатилетнего колдуна спорить было бесполезно. Он твёрдо решил загнать меня в астрал, погрузить в гипноз – или как еще у них называется измененное состояние – от меня, похоже, здесь мало что зависело.
Я сел напротив. Поставил левую руку ладонью вниз правую – вверх.
- Чтоб вас всех…
Сначала ничего не происходило, а потом я, действительно, ощутил тепло одной ладонью и холод другой. Слегка закружилась голова, и тело показалось ватным и чужим, а потом потерял сознание, чтобы очнуться уже в другом мире – почти во сне.
- Что, пришёл? - я не слышу оттенков голоса, я их выдумываю и могу менять.
Отчетливо вижу бледный силуэт Кохи. А вот то, что к нему присосалось, драконом назвать язык не поворачивается. Скорее, огромный черно-бордовый котище с золочеными усами. Один глаз у него серый, другой – бурый и косит. Зрелище убийственное и совершенно нестрашное, если, конечно, не учитывать того, что по размеру зараза не уступает трехэтажке, а я для нее помельче мыши буду.
- Умеешь говорить?
Не представляю, как с такой пастью нормально разговаривает.
- Уээшь хофоить, - очень знакомо коверкает слова котище.
А действительно, умею ли? Смешно будет придти лишь затем, чтобы друг на друга поглазеть. И почистить физиономию этому уроду сложно, он, скорее, меня лапой размажет:
- Забавно, значит, это ты меня сюда затащил?
А говорить здесь удобно и приятно, я просто думаю немного громче, чем обычно. Кстати, своего голоса тоже не слышу – одна информационная составляющая и никаких эмоций.
- Когда наполовину в вашем мире, я могу на краткое время подчинять какое-нибудь человеческое тело… в моей компетенции. Приятель твой чтит традиции и предков, еще и суеверен, вот и подставился.
- Ну, и с какой стати?
Я, конечно, много чего могу представить, но не то, что котище вселился в Шеня и затащил сюда.
Кто же тебя натравил? Маринка? Танька? Дина?
Кошачья морда туманится. Левая щека обрастает серебристыми шерстинками, левая – наоборот, линяет. Ну, урод уродом!
- Меня никто не призывает, я сам по себе, - отвечает Куки.
Я представляю, будто он обиделся, хотя на самом деле, кошара мог негодовать, злиться или отвечать предельно мягко. И, похоже, я могу изменять действительность под себя – как вздумается. Вот, например, сейчас, отрастил коту рога, а под глазом нарисовал синячище – пусть хоть выглядит так, будто я ему врезал.
Чувствует ли что-то Куки, не знаю. Но уродуя его, таким образом, я хотя бы лишнее напряжение стряхиваю.
- Красный дракон. Повелитель случайностей и король суеверий. Люди надо мной не властны. Наоборот, это я властен над ними!
Да, какой ты дракон? Кот ты облезлый, а захочу, так вообще попугаем сделаю.
А что? Логично. Чем больше случайностей, тем чаще возникают суеверия. А Кохе, вероятно, на роду написано что-то такое создать, чтобы поколебать человеческую веру в этого разноглазого гада. Что? А черт его знает, может быть, в космосе на инопланетян нарвется и первый контакт осуществит. Ага, и часть суеверий сразу исчезнет.
– Ну, и чего ты хочешь?
- Возможность.
Мою, зачем? Или я чего-то не понимаю?
- Или… - кот выпускает когти, тело Кохи четче проступает в этом мире, а значит, в нашем оно умирает.
- А ну, стой! – возможно, я ошибаюсь, но, скорее, все делаю правильно.
Если дрянь может убить Коху, то ей и звать никого не надо. А значит, покусится на территорию Красного попугая суждено не Кохалеву. И сделать эта зараза мне ничего сама не может, а лишь уговорить «отдать возможность».
Я очень хотел дотянуться до друга, и я это сделал. Вырвал из лап чудовища и с удовлетворением заметил, как тело вначале побледнело, а потом и вовсе исчезло из этого мира. Правда радость моя была недолгой, потому что в ответ я так огреб полбу, что покатился кубарем под ноги твари.
Сознания не потерял. Наверное, здесь невозможно отключиться по определению. А когда кое-как пришел в себя, понял, что проиграл.
Лежу на спине. Руки зафиксированы над головой одной лапой, ноги – другой. Надомной – огроменная морда, периодически роняющая слюни. Противно. Мерзко. И немного обидно.
- Я никогда не дам обещания, - говорю. – И сделать ты мне ничего не сможешь!
- Ошибаешься. Там я могу воздействовать только через близких тебе людей, но здесь ты у меня в гостях. К тому же я уже взял то, что хотел.
Голова исчезает, на ее месте появляется длинный панцерный хвост с жалом на конце наподобие скорпионьего, и как я не стараюсь, превратить его во что-нибудь менее убойное, не могу.
Кто там меня вытаскивать грозился? Петя, ты где?!
Давление на руки возрастает, а во рту становится солоно от крови.
- Да, тьфу на тебя! – заорал я и плюнул...
***
Что я знаю о террасах? Ничего. Хотя, нет, наверное, что-то все-таки знаю.
Я полулежу на столе и сплю с открытыми глазами.
- Васильев, - экзаменатор, кажется, ждёт ответа.
Дмитрича я вижу, как в тумане, и доходит до меня сложно. Мир вокруг реальный, а я, будто в замедленной съемке.
- Васильев, что с вами?
- Террасы… да-да, сейчас. На земной поверхности террасы бывают речными, озёрными и морскими. Их образование связано с геологической...
- Олег, на вас же лица нет, идите, отдохните?
Киваю и с трудом встаю.
- Пять я вам поставлю, - шепчет Дмитрич. – Я же в курсе, что знаете, да, к тому ж, и написали все.
Я скашиваю глаза на листок, исписанный мелким разборчивым и не моим почерком.
-Кохалеву передайте спасибо и идите. А как выспитесь, заходите, мне студенты такую заразу принесли, пальчики оближете. «Месть Красного дракона» называется.
Я киваю. На то, чтобы удивляться не остается сил. А ведь именно Дмитрич помог мне как нельзя лучше. Если бы не он, я сам никогда не проснулся бы, и Петька не разорвал круг, воспользовавшись кратким замешательством Шеня.
***
Телефонный звонок вырывает меня из сна. Довольно странного, надо бы сказать. По крайней мере, не привык я к тому, чтобы снились не люди или ситуации, а двери.
- Здравствуй, - говорит трубка голосом Богуча.
Я выдавливаю что-то вроде «привет», подозрительно косясь на часы, указывающие без четверти три.
- Ты извини, что так вышло, ладно?
- Проехали.
- Может, и надо было все оставить, как есть, только, пойми, через Шеня он бы все равно до тебя докопался, а если бы Петьки рядом не оказалось…
Я понимаю. Честно.
- Да ты чего? У меня и так никаких шансов не только для полета, но и для обычного выхода на орбиту. Я же тяжелый, и Гагарина на две головы перерос. К тому же, не стремлюсь, знаешь ли. И вообще, мне друг дороже высшего образования.
Помолчали. С моей стороны была чистая неправда: в Космос я всегда хотел. Но что уж теперь?
Я не мог находиться в институте: голова начинала раскалываться. И сосредоточиться не получалось. Задачки, которые раньше решал, почти не задумываясь, теперь давались с трудом. Такое ощущение, что из меня вырвали способность к математическим наукам. И, самое противное, что никому ведь не объяснишь из-за чего.
- Все нормально?
- Конечно. Петька собрался на журфак поступать.
- Ну, он всегда туда рвался, - улыбается в трубку Богуч (не могу этого видеть, но уверен, что улыбается). – К тому же, что никогда особых способностей не проявлял. Но я спрашивал не о нем.
Вздыхаю.
- Если бы позвонил вам напрямую, то, непременно, был бы послан, - замечает Паша. – Хотя сам виноват: чудно себя вел, пока в полную силу входил.
- А теперь типа Супер Хорь? – не удерживаюсь я.
- Нет, теперь я Большой змей.
- Послушай, Чингачгук, - и осёкся, вспомнив прерванный сон, почему-то подумалось, что не просто так сквозь ночь прозвонился Пашка.
- Способность изменить существующее положение вещей отобрать невозможно, ты с ней родился. Пусть не в этой области, так в другой, но проявишься, - голос становится приглушенным, заставляет вслушиваться. – Впрочем, ты уже понемногу отвоевываешь территорию, просто не замечаешь пока. А вот с дверьми будь поосторожней, мало ли, куда завести могут.
Я вздрагиваю, но ничего не говорю.
- И меня зови, когда очередную дверь увидишь.
***
Петя с лёгкостью поступил на журфак. Сейчас работает в «Вестнике» редактором. Презентабельный стал, важный. Не то, что мы, обалдуи, в его возрасте.
Шень уехал на родину, высокопоставленный папа пропихнул его в министерство.
Дмитрич дождался лета и рванул в Тайгу, где и пропал безвести.
Вчера видел Коху по телевизору в составе отряда космонавтов. Скоро – на МКС. Мысль о том, что я должен быть на его месте, шевельнулась и затихла, оставив только грусть. Ему никогда не осуществить контакта, в отличие от меня, но разве имеет это хоть какое-то значение?
Только через месяц после случившегося я узнал о смерти Пашки. Случайной и нелепой. Мы, конечно, напились по этому случаю с Петькой, и я рассказал ему о ночном телефонном разговоре, когда Паша, по идее, говорить уже не мог. А он только отмахнулся и бросил: «бывает». Может, и не было у младшего особых способностей, но знал он многое.
Когда с трудом дотянув до четвертого курса, я оставил институт и ушел за Петькой в журналистику, на меня обиделись все. Пожалуй, только Коха принял мое решение с пониманием. «Мы ещё увидим звёзды», - улыбнулся он. А я взял с него обещание, что увидит за меня.
Впрочем, я их все равно вижу - крупные, четкие, незамутнённые атмосферой – в сновидении, которое вовсе не сон. У меня отняли возможность летать, но оставили мечту и подарили путь к ее осуществлению. И я, действительно, делаю все, чтобы снова и снова наступать Красному дракону на хвост.
Кстати, когда мне снится дурной сон, зову Богуча, и любой страх развеивается сам собой. И, все чаще мне кажется, знаю, что будет дальше: со мной, близкими… со всеми.
- Ты скоро? – Ника приоткрывает дверь, смотрит требовательно. – Все за столом, скоро часы бить начнут.
- Сейчас-сейчас, - киваю.
У меня на сегодня намечен один телефонный звонок из тех, которые не пропускают.
- Ты лучше посмотри, какая красота!
За окном идёт снег. Первый и последний в уходящем году. Крупные белые хлопья. Они устилают дороги и землю, запорашивают ряды безмолвных машин.
Я тянусь к трубке, звон опережает меня лишь на секунду.
- С Новым годом! – говорит Паша.